11
Ханна не верила своим глазам. Заметив ближе к вечеру дым, она быстро схватила бинокль – в полной уверенности, что это всего лишь игра света или, может, разведенный каким-то туристом костер, ничего более. Раньше она уже засекла один такой костер и обнаружила тех самых мальчишек, которые время от времени попадались ей на глаза в разных точках гор на протяжении примерно недели. Наверное, скауты или вроде того. Когда она увидела огонь еще раз, то ожидала увидеть в бинокль ту же самую группу, но, рассматривая сквозь линзы склон над краем леса, увидела устойчивый столб дыма, растущий и сгущающийся, явно слишком большой для обычного костра.
И все же Ханна не стала сразу объявлять тревогу. Опустила бинокль, поморгала, помотала головой. День за днем она наблюдала за безлюдным горным массивом в поисках признаков лесного пожара и ничего такого не замечала, причем не было ни штормового ветра, ни молний – ничего такого, что могло бы стать поводом для подозрений.
И все же вот оно…
Ханна опять подняла бинокль к глазам, словно вторая попытка могла доказать, что она ошибалась, – и ощутила себя матросом с какого-то древнего корабля, долгие месяцы высматривающим землю с верхушки мачты и опасающимся, что это не более чем мираж.
Но это было не так. Дым был, и он распространялся, и у Ханны появился первый шанс принести пользу.
Подходя к радиостанции, она порядком нервничала; простые правила радиообмена разом вылетели из головы.
«Соберись, Ханна. Возьми себя в руки. Это, блин, твоя работа, остальное на них; все, что тебе надо сделать, – сообщить, где это, черт возьми».
И только тут она осознала, что не знает, где это, что она бросилась к радио, даже не определив координаты возгорания. Ханна вернулась к Осборну, повернула подвижное кольцо, приникла к прицелу и совместила прорези с дымом. Глянула на карту, получила место. Это оказалось совсем недалеко, милях в пяти от вышки.
«Слишком близко, слишком близко, надо сваливать на хрен отсюда!»
Она вновь помотала головой, проклиная себя. Это просто первичное возгорание, и они быстро возьмут его под контроль. Огонь досюда не доберется.
Легко сказать – трудно поверить. Надо срочно эвакуироваться! Надо убраться подальше от огня! Надо…
– Надо выполнять свои обязанности, черт возьми! – рявкнула она вслух, после чего подошла к радио и нажала тангенту. – Вызывает наблюдательный пункт «Рысь». Как слышите, прием?
– Слышим тебя, «Рысь».
– Наблюдаю дым!
Ей казалось, что после такого заявления должен разверзнуться ад кромешный, но голос в динамике звучал плоско и незаинтересованно.
– Принял. Координаты?
Ханна отчетливо зачитала координаты и пеленг, сообщила, что интенсивность небольшая, дым прозрачный, но густеет, цвет серый.
– Принял. Спасибо, «Рысь». Сейчас примем меры.
– Удачи. Я продолжу наблюдение.
Продолжу наблюдение… До чего же беспомощно это прозвучало, под стать ее нынешнему занятию! Раньше Ханна сразу стала бы натягивать огнестойкий костюм и пожарные сапоги «Уайтс»; некогда она была сильной и закаленной и в любой момент готовой ринуться в бой – загорись хоть весь мир целиком, это бы ее не испугало. А теперь…
Продолжу наблюдение.
– Поспешите, ребята, – прошептала она, глядя, как растут серые перья, как в мутной мешанине внизу проглядывают первые оранжевые языки, и гадая, из-за чего все началось. Это на гребне горы совсем недалеко от дороги – из-за чего?
Ник сказал бы, что из-за костра. Не было никаких молний – она высматривала их каждую ночь и не видела ни одной; так что источником был явно человеческий фактор. Хотя странное место для костра и опасное. Ханна посмотрела на карту, проследила контурные линии и увидела, к чему это могло привести. Увлекаемый ветром огонь мог сойти с гребня, выбраться на открытую поляну, заросшую подсохшей травой, быстро пронестись через нее и ударить в высокий лес. Если такое произойдет, то дальше он уткнется в скалу и в поисках топлива свернет вбок, где найдет ожидающее его узкое ущелье, заросшее сухим лесом. А тогда они будут тушить его в низине. Внутри впадины, запертой между крутыми склонами.
Кое-кто из ее лучших друзей расстался с жизнью, пытаясь убежать от пылающего ветра как раз в точно такой же впадине.
Контуры на карте ей решительно не нравились. В ущелье под тем участком, на котором произошло возгорание, полным-полно топлива, сухого при этой ранней засухе, и пламя будет перемещаться быстро.
Первое подразделение пожарных появилось на месте уже через тридцать минут, и ситуация явно оказалась серьезней, чем они рассчитывали. Ветер гнал огонь вверх по склону, в сторону скопления сухих сосен, и доклады по радио были мрачными и удивленными.
– Можем подогнать пожарную машину к подножию, но не выше. Он уже здорово поднялся.
– Так окопайте его и тушите из ранцев! – невольно вырвалось у Ханны. Она не была в эфире, они ее не слышали, но Ханна надеялась, что они как-то почувствуют ее совет и примут его. Если они поднимутся достаточно высоко, то смогут обуздать огонь. С пожарной машиной, орошающей водой подножие холма, и должным образом прокопанными траншеями, не дающими пламени взобраться вверх по склону, за которым ожидало большое количество топлива, все будет нормуль. Хотя предстоит жаркая, грязная работа, а солнце скоро сядет, и тогда пожарные останутся наедине со светом пламени и ветром. Ветер – великий враг, наиболее грозный и наиболее загадочный. Это Ханна знала столь же хорошо, как свое собственное имя.
Они не слышали ее совета, но все равно ему последовали, и теперь она слушала, как они посылают команду землекопов на полмили дальше вверх по склону – им надо было отрезать очаг возгорания от следующей полоски леса и при удаче оставить его догорать на голых скалах.
– Он двинет по склону вбок, ребята! У него не будет выбора, да и ветер поможет, и тогда вам останется потушить его в самом низу!
Да, наверняка именно таков и был план. Пожар запрут между ручьями, дорогой и скалами, и можно будет считать, что он локализован. Если только у ветра не возникнут другие планы…
Ее первый пожар с Ником особо не отличался от этого. Заросший лесом, обдуваемый ветром склон. Тогда Ханна работала всего лишь второй сезон и отличалась той самонадеянностью, которая свойственна студентам-второкурсникам в отличие от полных новичков: мол, плавали, знаем и не такое видали – хотя, конечно, это нисколько не соответствовало действительности. Бравада «чайника», самонадеянность второкурсника и мудрость ветерана – вот три стадии, которые ей предстояло пройти. Только вот по какому такому закону мудрость всегда неотделима от утраты? Почему мудрость и утрата обязательно идут рука об руку?
Она полюбила Ника с самого начала. Так, как это не должно было произойти, так, что произошедшему нельзя было доверять. Любовь с первого взгляда – это сказочка. Крутые девчонки только закатят глаза при таких словах. И Ханна тоже намеревалась лишь презрительно пофыркать по этому поводу, абсолютно точно намеревалась; но главная особенность настоящей любви в том, что она лишь смеется над вашими попытками ее контролировать. И это здорово. Но не всегда.
Правило номер один для женщины на «линии огня»: ты должна превзойти в своем деле всех без исключения.
Правило номер два: когда ты в этом преуспеешь, как раз по этой причине тебя будут меньше воспринимать как женщину.
В первое лето это жутко бесило. Борьба с пожарами всегда была областью, в которой безраздельно доминировали мужчины – а разве не все миры такие? – однако Ханна не была здесь единственной женщиной. В команду входили еще три, но только она была совершеннейшим новичком. Шутки посыпались сразу и часто; впрочем, это ее особо не задевало, поскольку, честно говоря, именно так все обычно и происходит. Мальчики есть мальчики. Не давали друг другу спуску за малейшее проявление слабости, кружили волками, устанавливая иерархию в стае, а ее слабость, как они это видели, заключалась уже хотя бы в том, что у нее имелась дополнительная Х-хромосома. Так что принимаешь шуточки, отшучиваешься в ответ, а потом выходишь на работу, и вот здесь-то становится ясно – будешь ли ты жить с личностью, которую создали такие вот шутники, или же выкуешь себе новую? Здесь уже нельзя оставаться объектом снисходительных насмешек, пусть даже и дружеских, уважения к тебе это не прибавит, не жди поблажек от членов команды, для которых усталость часто была лишь отправной точкой и никогда финишной линией. Хотя когда ты стираешь повод для шуточек, когда работаешь с парнями на равных или даже в чем-то их превосходишь, происходит удивительная вещь: очевидно, ты утрачиваешь какую-то часть своей женской сути. Шуточки теперь звучат уважительно, а тон совершенно другой. Некогда тебя прозывали «Принцессой» – теперь ты «Рэмбо».
Все это вовсе не для того, чтобы сказать, будто у нее с парнями в команде сложились такие уж плохие отношения. Совсем наоборот – они были в числе лучших друзей, которые у нее когда-либо были или когда-либо появятся: если в окопах не бывает атеистов, тогда и не бывает врагов среди тех, кто борется с огнем. Но встречаться с кем-то из команды – это совершенно другое дело. Это все равно как отдавать назад то, что с таким трудом приобрела. Перед вторым сезоном она установила для себя правило, правило второкурсника, твердейшее правило из тех, которые нарушаешь в ту же минуту, как только их устанавливаешь: линия огня – это работа. Разговор закончен.
Точно так же вышло и с Ником. И, естественно, он не был просто членом команды – он был начальником.
Это было лето, когда Ханна даже траншеи выходила копать полностью накрашенной, лето шуточек по этому поводу, лето счастливейших дней и ночей во всей ее жизни. Она убедилась в недействительности своего собственного правила – это была не только работа. Ты можешь работать с тем, кого любишь, даже на самой опасной работе.
Но больше Ханна так не считала. На свидетельской трибуне, указывая на топографическую карту и фотографии и объясняя, как все произошло, она знала, что ее правило более недействительно. Вы боретесь с огнем как одна команда. Живете и умираете как одна команда. А если ты влюблена в кого-то в этой команде, всего в кого-то одного? Все твои лучшие намерения летят ко всем чертям. Любовь всегда смеется над твоими попытками ее контролировать.
И вот теперь она как на иголках сидела в кабине вышки, не сводя глаз с тонкого дыма над горами, и говорила в микрофон, не нажимая тангенту, говорила, словно сама находилась сейчас там вместе с ними. Просто не могла остановиться. Она как раз предостерегала их, чтобы присматривали за «делателями вдов» – пылающими ветками, которые могли свалиться сверху без всякого предупреждения, – когда экипаж пожарной машины доложил об обнаружении жертвы.
Ханна поднесла руки к лицу и прижала к глазам. Только не сейчас! Только не во время первого же пожара в сезоне, первого, тревогу по которому объявила именно она! Она чувствовала, будто каким-то образом сама несет с собой смерть, словно та следует за ней по пятам. Какой-то ветер преследует Ханну, и этот ветер убивает все вокруг…
Через пятнадцать минут после того, как поступило сообщение о погибшем, последовали подробности.
«По-моему, мы нашли источник – костер. Кострище было обложено камнями, и, видно, огонь перескочил через них и добрался до поваленных деревьев. Распилы, похоже, свежие. Погибший, судя по всему, только один. Пока непонятно, мужчина или женщина. Очень сильно обгорел. Мы огородили тело и то, что осталось, от квадроцикла. Еще тут вроде бензопила валяется».
– Вот урод, – прошептала Ханна, думая о тех, кто входит сейчас в самое пламя из-за чьего-то разгильдяйства, думая обо всем, что может быть потеряно лишь из-за того, что кому-то приспичило поджарить сосиску.
Однако все это было странно. Что-то тут не складывалось. Дым она заметила около четырех часов, солнце было еще высоко и жарило на всю катушку – жарче, чем за все лето. Кому может понадобиться костер? Погреться – отпадает; для обеда уже поздно, для ужина рано, и по-любому не похоже, чтобы погибший останавливался там с палаткой – тем более с квадроциклом и бензопилой. Наверняка все-таки работал. А кому, работающему в поте лица в жаркий день, может понадобиться костер?
Что-то все-таки не так с этим очагом возгорания, тут и думать нечего. Но первейшая задача сейчас в том, чтобы как можно быстрей потушить его – только тогда можно будет определить, что там на самом деле произошло. Пока пламя не погаснет, никто не станет заморачиваться с поиском его источника.
По мере того, как садилось солнце, вышка все ощутимей покачивалась – ветер к закату свежел.