– Где ты был? – Девушка была взволнована более обычного, что неудивительно.

– Гулял. – Даниил чувствовал себя виноватым. Он оставил любимую в состоянии смятения, одну. Но после разговора с Мэем Даниил ощущал потребность прогуляться, подумать, прояснить мысли. Нет, он ни мгновения не жалел о своем решении. Чуть ли не впервые в жизни он знал, что поступает правильно. Он делает это ради любимой, ради их будущего! И эта любимая вот, рядом, помимо его жертвы нуждается еще и в его утешении, участии, словах любви, в конце концов.

– Я искала тебя! – Лиз поймала его в коридоре, который вел к их покоям. – Пошли! – С неожиданной силой она потянула его в свою комнату.

Внутри она испуганно огляделась по сторонам, словно их могли подслушать.

– Ты виделся с Мэем, скажи, ты говорил с ним? – настойчиво зашептала она.

– Ну-у… э-э-э… да.

– Ты должен бежать! Сейчас, да, прямо сейчас! Вот, возьми. – Она вложила ему в руки тяжелый сверток с чем-то звенящим. Даниил развернул, внутри лежали столовые приборы: вилки, ложки, пара ножей. – Серебро! – последовало пояснение. – Разжилась на кухне, продашь, на первое время хватит.

Она ради него украла серебро, он ради нее жертвовал собой… ситуация напоминала старую притчу «Дары волхвов», не совсем, но близко. Девушка ничего не знала о его решении… или знала? Она спросила, виделся ли он с Мэем… пузан ей все рассказал? Он же просил хранить молчание! Даниил положил звенящий сверток на кровать, обнял Лиз.

– Все хорошо, все будет хорошо, тебе не придется оставлять этот мир, становиться Смотрителем.

– Знаю я! Ты решил пойти вместо меня! Это… это… Да, рассказал. Верь после этого людям!

– Это не опасно, Мэй сказал, я подхожу, так что побуду какое-то время…

– Ты ничего не понимаешь! – Лиз вырвалась из его объятий, рухнула на кровать, уткнула лицо в ладони. – Ничего не понимаешь… Это все из-за тебя, ради тебя. Я… я должна была… специально… моя роль… а ты вместо меня… – доносилось из-за рук сдавленное и малопонятное.

Даниил присел рядом, зазвенело серебро, он в раздражении сбросил сверток на пол. Обнял девушку.

– Я действительно ничего не понимаю, ты хочешь становиться этим вашим Смотрителем или не хочешь?

– Да при чем здесь я! – Лиз наконец отняла руки от лица, которое все было в слезах. – Ты, с самого начала это был ты! Наша встреча, там, в Вароссе, в таверне, была не случайна! Уж не знаю, как Мэй и настоятельницы прознали, но именно ты, Даниил Кабалин, должен был стать Смотрителем. Ни я, ни сэр Уилфред не подходим для этого. Мы должны были отыскать тебя и любыми средствами привести в Амалорм, по дороге я должна была сделать так, чтобы ты влюбился в меня, чтобы потом ты сам, добровольно пошел в Смотрители. Не знаю, почему так важно, но ты должен был пойти на это по доброй воле. Крысы всегда охотились за тобой, Даниил, ты защищал не нас, но себя. И мы защищали тебя по мере сил.

– Что ты такое… – Даниил вспомнил нападение крыс во дворце больного короля Вриля. Ведь, действительно, Лиз тогда с ними не было. Потом он бежал через ночной город, чтобы спасти девушку, хотя на самом деле ей в этот момент ничего не угрожало… Бред! Она не в себе, она не понимает, что говорит. – Выходит, я что-то вроде избранного, – попытался он шуткой разрядить обстановку. Однако отчего-то после этих слов стало совсем не весело.

– Я не знаю, по каким критериям выбирают очередного Смотрителя. Возможно, в этом Мэй не соврал и действительно важна совместимость. Кроме тебя мы нашли еще дюжину человек. Кого-то сразу убили крысы, оставшихся вели в Амалорм группы, как наша, хоть один должен был дойти. Когда… когда я поняла, что влюбилась в тебя, я молилась всем богам, которых знала, чтобы дошли еще другие, чтобы Смотрителем стал кто угодно, лишь бы не ты. Но… добрались только мы. Две группы, ты видел их, потеряли своих кандидатов, другие просто не появились… – Лиз снова уткнула лицо в ладони. – Теперь ты ненавидишь меня! Но лучше так. Беги, я прошу тебя, беги!

Даниил отнял ее руки от лица, покрыл соленые от слез глаза и щеки поцелуями.

– Я не ненавижу тебя, как ты можешь даже подумать такое, но вот кое с кем у меня будет серьезный разговор!

Он поднялся, нога зацепила злополучный сверток, тот снова зазвенел.

– Ты куда?

– Скоро вернусь. – Даниил машинально проверил, на месте ли меч и пистоль.

Инспектор Владимиров осмотрел себя – похудел, определенно похудел, и одышка стала мучить реже. Не так редко, как хотелось бы, но все же.

Итак, тайна раскрыта, кто бы мог подумать, что убийство портного в далеком Вароссе приведет его сюда. Это было не первое его раскрытое убийство, если позволят Атомные боги – не последнее. Почему же нет того чувства удовлетворенности, которое ощущаешь всякий раз, как закончишь сложное дело? Откуда внутри пустота? Последний раз он ощущал себя похоже, будучи ребенком, на свой восьмой день рождения. Он был уверен, что ему подарят самодвижущуюся тележку. Такая красовалась в витрине магазина игрушек. Отец спрашивал его, что он хочет, и Всеволод повел его к витрине и показал игрушку. Отец ничего не сказал, лишь кивнул и загадочно улыбнулся. Восьмилетний Сева считал дни до заветного утра. Вечером накануне долго не мог заснуть, а когда проснулся… нашел возле кровати расписной имбирный пряник, большой. С той поры он ненавидел имбирное печенье. И навсегда запомнил чувство опустошенности, испытанное тогда. Когда тебя обманули в самом светлом, самом сокровенном! Вот и сейчас он раскрыл дело, хотя «раскрыл» не совсем то слово – получил разгадку, объяснение, а ощущает себя как тогда, в восьмилетнем возрасте, когда его обманули в лучших ожиданиях.

Как там Варосс? Комиссар Карелла, Ульрике, Крысиный Король, Марта… давно не вспоминал бывшую, а тут – вспомнилась…

– Ты обманул меня!

В проклятом лабиринте покои Мэя удалось отыскать не без труда. Еще и слуги, как назло, все запропастились, однако злость вела Даниила лучше любой путеводной нити.

Толстяк сидел на том же месте, свитка на этот раз перед ним не было, но стоял небольшой чайничек и чашка. Мэй окинул Даниила внимательным взглядом, кряхтя поднялся, прошел в угол комнаты, вернулся, неся вторую чашку, поставил, указал Даниилу на противоположный конец стола. Даниил демонстративно вытянул магнитный пистоль, со стуком положил на стол дулом к Мэю, сел.

– Ты обманул меня, – произнес немного спокойнее.

Перед тем как ответить, Мэй сделал глоток из своей чашки.

– Да, но разве это что-то меняет.

– В каком смысле? – опешил Даниил.

– Мир по-прежнему на пороге катастрофы, если кто-то в ближайшее время не займет место Смотрителя, он погибнет. Из-за того, что тебе известна правда, ничего не изменилось. Если погибнет мир…

– Так уж и погибнет! – грубо перебил Даниил.

– Мы не знаем, – согласился Мэй, – но не останется прежним – точно. А в процессе изменений мало кто поручится, что не пострадают близкие, даже родные тебе люди, как, например, Лиз.

– Это угроза?

– Это факт, и ты сам знаешь об этом. Еще, кроме Лиз, есть тысячи, миллионы людей – знакомых и незнакомых, которые нуждаются в тебе, как бы пафосно это ни звучало. Матери потеряют своих детей, дети – матерей, мужья – жен и так далее. Возможно, мир скатится в варварство, и во всем этом будешь виноват ты – Даниил Кабалин. Как бы ни храбрился, насколько бы толстая корка ни покрывала твою душу, ты не сможешь жить с этим, Даниил. В конце концов ты возненавидишь себя, свой выбор, но изменить что-либо будет уже поздно. – Не дожидаясь, пока Даниил обслужит себя, Мэй налил чай гостю, остаток плеснул себе.

– Но… почему, зачем это притворство – влюбить, потом моя жертва? – спросил Даниил уже спокойнее.

– Потому что Смотритель должен занять свое место добровольно. Не знаю почему, но это обязательное условие. Потому что в мире, том, остальном мире, должен остаться кто-то, кто дорог Смотрителю, кого он должен беречь, о ком заботиться. Ваше путешествие тоже часть большого плана. Помимо того, что сопровождающая должна влюбить в себя будущего Смотрителя, тот должен посмотреть страны, преодолеть трудности, и только после этого он становится готов.

– Трудностей у меня в жизни и без вас хватало.

Мэй пожал плечами, мол, не он придумывает правила.

– А в том, что я смогу… – гнев, который переполнял Даниила по дороге сюда, потихоньку улетучивался, – выйти… потом, ты тоже соврал?

– Если доберутся другие кандидаты и если кто-то из них согласится стать Смотрителем, ты сможешь уйти. Как и позже, если мы отыщем и вырастим нового кандидата. При условии, что он согласится заменить тебя добровольно.

– Честно?

Мэй развел руки: хочешь верь, хочешь нет.

– Про что вы еще соврали? Крысы, опасности в пути? Это тоже часть испытаний и плана?

– Крысы действительно порождение части разума настоящего Смотрителя, и он действительно пытался убить вас, не понимая, что отсрочка мало что изменит. Другая часть его же разума оберегала вас.

– Поэтому измененные не нападают на нас здесь?

– В Амалорме у Смотрителя нет власти, так установлено испокон веков. Собственно, поэтому он пытался остановить вас на подходах…

Он – Жан Элиасен – запишет, да, запишет все, услышанное здесь! Эти зазнайки из Академии лопнут от зависти, подавятся своими теориями, заплесневелыми, как и их мозги. Как они сами! А он по праву займет положенное место. Лучший среди лучших!

Его труд будут изучать, на него станут ссылаться. Имя Жана Элиасена станет в ряд с виднейшими умами прошлого: Герундусом, Полонием Младшим, Роуэлом, Миклахом. Да что в ряд! Над ними! Он, а не кто другой познал устройство всего сущего, и его долг, как ученого, поведать об этом остальным! Слава! Деньги! Почет! Он долго шел, и он достоин этого!

Когда Даниил покинул комнату, одна из полупрозрачных стен тихо отъехала в сторону, из ниши выступил смущенный ученик:

– Извини, учитель, она рассказала ему все, я не успел. Когда вернулся, кандидат уже был у тебя.

Мэй посмотрел на так и не тронутый Даниилом чай.

– Не вини себя, злость вела его. К тому же я был готов к визиту.

– Готов? – удивился ученик.

– Так всегда происходит, почти всегда. Чувства берут верх над разумом, девушки и парни влюбляют в себя кандидатов, но и влюбляются сами. Не удивлюсь, если те, кто не дошел, не погибли, а решили просто не продлевать путь.

– Но ведь это… глупо. Мир гибнет!

Мэй подумал, придвинул чашку Даниила к себе, отпил.

– Человеческая природа полна загадок и противоречий. Может, глупы наши потуги оставить все как есть, может, действительно, из руин, хаоса старого родилось бы что-то новое. По счастью или на горе, мы этого не узнаем, ибо сейчас у нас есть кандидат.