Где-то в 1970-х не то в Ирландии, не то в Шотландии происходил финальный поединок профессиональных боксеров-тяжеловесов.
За первое место полагался необыкновенной красоты почетный позолоченный кубок, а за второе – всего лишь десять тысяч фунтов стерлингов.
Естественно, каждый из боксеров из чистого человеколюбия и благородства хотел оставить первый приз сопернику, и на этой почве у них разгорелся странный поединок.
В первом раунде боксеры продемонстрировали великолепную работу ног, так сказать, бой с тенью, и поразили зрителей шикарными хуками и апперкотами, но каждый в своем углу, так как подойти друг к другу ближе, чем на три метра, они боялись по вышеобозначенным причинам.
Зрители быстро «въехали» в ситуацию и наградили смельчаков в перерыве свистом и топотом. Во втором раунде более слабонервный боксер, выведенный из себя протестующими и улюлюкающими зрителями, сделал все-таки небольшой шаг вперед, чем поверг противника в глубокий нокаут.
Похоже, судьба кубка была решена. Рефери медленно считал до десяти, прекрасно понимая, что считай он хоть целый час – поверженный боксер в себя не придет, а «победитель» в отчаянии рвал на себе короткие боксерские волосы, будучи уверен, что ни на одном базаре больше ста пятидесяти фунтов за кубок не получишь.
Наконец в последнем припадке безысходного горя он пнул ногой нахально подсматривающего из «нокаута» более удачливого конкурента, за что был моментально дисквалифицирован строгим судьей, присудившим ему за неспортивное поведение второе место.
Вскочивший на ноги при этом известии второй спортсмен, считавший, что десять тысяч у него уже в кармане, пытаясь хоть как-то поправить ситуацию, красивым ударом положил судью в настоящий нокаут, но все было тщетно.
На улице Бен-Иегуда в Тель-Авиве днем очень интенсивное движение. Мелькают «Мерседесы» последних марок, «Тойоты» и даже полуразложившиеся «Жигули». Как во всех жарких странах, в Израиле правила дорожного движения соблюдаются чисто формально; вот и сейчас потертый «Фиат» въехал в лакированный бок какой-то американской «красавицы», движение остановилось, пешеходы и остальные повылезавшие водители окружили место происшествия.
Владельцы столкнувшихся машин, находящиеся в разных углах этого импровизированного ринга, размахивали руками, доказывая свою правоту, и поливали друг друга такими словами и выражениями, что я, хотя и не понимал ни слова, все же стал озираться по сторонам в поисках потенциальных секундантов для, казалось бы, неминуемого поединка.
Словесная перепалка продолжалась минут десять, но в рукоприкладство так и не перешла. Противники очень профессионально сохраняли дистанцию, и если один из них делал шаг вперед, то второй тут же делал шаг назад, а вместе с ним дисциплинированно отодвигались и зрители.
Со стороны все это напоминало хорошо отрепетированный спектакль.
Наконец Максим Леонидов, бывший лидер питерской группы «Секрет», а в тот момент – популярный израильский певец и наш добровольный гид в Тель-Авиве, объяснил, в чем тут дело.
Оказывается, по местным законам, человек, ударивший кого-либо на улице или в любой другой драке, подвергается автоматическому штрафу в тысячу шекелей (400 долларов), а если этот кто-либо при этом упадет, то штраф удваивается. Деньги за незначительным вычетом налогов доставались потерпевшему, и вполне понятно было, что любой гражданин, умеющий умножать на два, от простого щелчка по носу тут же падал наземь и в конвульсиях валялся там до прибытия блюстителей порядка.
Ну как тут было не вспомнить ту потрясающую боксерскую ирландско-шотландскую историю.
Наши бывшие соотечественники, по эсэнгэшной привычке дающие в «табло» ближнему по любому поводу, переехав в Израиль, быстро от этого обычая избавлялись, а некоторые, пока еще не нашедшие работу по душе, с удовольствием подставляли свою «вывеску» неопытным вновь прибывшим, обзывая их нехорошими словами. Ведь правда приятно объяснить человеку, что ты о нем думаешь, и получить вместе с легкой пощечиной (конечно, сбивающей тебя с ног) 800 баксов.
Рассказывали, что один бывший харьковчанин, решивший таким образом подработать, приехал в аэропорт и напоролся там на бывшего одессита, промышлявшего тем же способом. Не будучи знакомы, они сначала долго и изощренно ругались, а потом расколотили друг другу морды, причем совершенно бесплатно.
После африкано-мозамбикской жары знойное солнце Израиля не показалось таким уж страшным, правда, в это время года существовала опасность обезвоживания организма, поэтому нам объяснили, что, находясь под солнцем, положено пить как можно больше жидкости. А то какие-то два солдата не пили и засохли насмерть.
Что ж, пить так пить. Жаль, что не уточнили – что именно. Ну, неважно, главное, что никто из нас не засох.
Принимали «Машину» на концертах очень хорошо, ведь в Израиле к этому моменту скопилось уже довольно большое количество понимающих по-русски граждан. Не совсем, правда, задалось с рекламой, но это не наша вина была, а принимающей стороны.
Для того чтобы расклеить на афишных тумбах рекламные плакаты, надо было немного заплатить, а организаторами концертов были наши бывшие соотечественники, не избавившиеся пока еще от своих чудных киевских привычек. Они рассудили так: зачем платить за афишные тумбы, когда можно на стенах бесплатно развесить. А в стране специальная служба существовала, которая ночью всю лишнюю бумагу, размещенную в неположенных местах, срывала. Вот и вышел казус.
Мы с Директором сидим на пляже и этот животрепещущий рекламный вопрос обсуждаем, я говорю:
– Неужели как-то заранее проконтролировать это дело с рекламой нельзя было?
– А как тут проконтролируешь, – он отвечает, – мы – там, они – здесь. Вот скоро София Ротару должна приехать, у нее, наверно, тоже так будет. Ведь настоящая, сильная реклама знаешь каких денег стоит?!
В это время на горизонте над морем показался крошечный самолет. На длиннющем тросе он тащил циклопических размеров плакат, на котором было что-то написано, но из-за дальности не разобрать – что.
– Вон они как изощряются, – сказал Директор, – небось «Кока-кола» какая-нибудь. Тысяч пятьдесят долларов ухлопали, не меньше.
Самолет, как нарочно, сделал небольшой вираж, чтобы протащить рекламу прямо мимо нас.
Уже издали можно было прочить четырехметровые буквы «ROTARY».
Мы с ним разинули рты, смотрим друг на друга, он меня щиплет, я – его: не спим ли.
Казалось, прошла целая вечность, пока самолет не приблизился еще ближе, и я с неимоверным облегчением прочитал маленькие буковки «club». Боже мой! Всего-навсего «РОТАРИ клуб», а мы-то напугались. Надо всегда надеяться на лучшее.
Но, конечно, самое потрясающее в Израиле – это достопримечательности, святые места.
Приятные, знающие, хорошо говорящие по-русски экскурсоводы – естественно, бывшие ленинградцы и москвичи – показывали в Иерусалиме памятные места, связанные, по преданию, с житием и деяниями Христа.
Вот улочка, по которой жарким полднем 33-го года Иисус нес на Голгофу крест. Она размечена специальными плитками: именно в этих местах земля обагрилась кровью Спасителя.
Вот Гефсиманский сад, где Он был арестован стражниками Пилата, а вон там – Голгофа, место распятия.
Даже не религиозных людей, но людей с воображением при виде Гроба Господня начинало трясти. А что говорить о тысячах верующих, прибывающих сюда со всего мира поклониться святыням!
Наши артисты, которые стали все чаще посещать Святую землю, тоже с большим интересом осматривали храмы разных религий, соседствующие друг с другом, знаменитую Стену Плача и, наконец, сам Гроб Господень, за обладание которым воевали несколько поколений крестоносцев.
Экскурсоводы подробно останавливались на исторических подробностях, на датах Крестовых походов, а наши тоже в грязь лицом не ударяли и на радость экскурсоводам задавали разные вопросы, показывающие нашу твердую позицию если не в религиозной, то в исторической культуре. Так, например, один наш молодой популярный певец, кстати, недавно женившийся на королеве советской эстрады, проявил к Гробу неподдельный интерес, сбив гида с ног вопросом: «А что, правда, ОН до сих пор том лежит?»
У нас, как всегда, к сожалению, времени не хватало, чтобы все осмотреть. Пробежались по-быстренькому по основным местам, и осталось около часа – побывать у Стены Плача.
Уже на подходе стали попадаться солдаты с оружием, и вскоре выяснилось, что к Стене не пройти, так как на площади должно было состояться принятие присяги молодыми израильскими воинами.
Человек восемьсот новобранцев в аккуратной форме расположились строем перед трибуной, на которую вскоре должны были подняться старшие офицеры; говорили, что ожидают министра обороны.
Играла торжественная музыка, толпились с цветами взволнованные родители.
Надо сказать, что в Израиле отношение к армии особенное. Военная служба считается почетной не на словах, а на деле. Часто на улице можно видеть «голосующих» солдатиков (кстати, ходят они с оружием), и больше минуты, как правило, им ждать не приходится: первая попавшаяся машина останавливается, любой почитает за честь подвезти своего защитника.
Солдаты и офицеры в Израиле питаются одинаково и носят одну и ту же форму – красивую и практичную. Разница только в знаках различия. И еще: устав израильской армии не предусматривает сохранение тайны. Военнослужащий, попавший в плен, имеет право рассказать все военные секреты, если от этого зависит его жизнь. Главная его обязанность – сохранить себя для страны. С нашей точки зрения постулат просто поразительный.
Кстати, о точке зрения – есть такая изящная притча:
Приходит на прием к врачу человек. В высоком колпаке. Доктор спрашивает: «Ну-с, какие у нас проблемы? Что беспокоит?»
Больной печально снимает колпак, и доктор видит, что на его абсолютном лысом черепе сидит большая лягушка. Причем, она как будто приросла к коже головы пациента.
– Боже мой! Как же это произошло? – спрашивает пораженный врач. – С чего началось?
– Сначала у меня появилась небольшая бородавка на задней лапке, – вежливо поясняет лягушка.
Церемония принятия присяги обещала быть очень интересной, жаль, что времени у нас не было, но все-таки протолкались поближе, в первый ряд.
Я стоял и, глядя на солдат, думал: «Вот они – «ястребы Тель-Авива».
С детства меня пугали Америкой, Бундесвером, а уж слово «Израиль» имело прямо-таки неприличный оттенок. Что-то вроде черта или страшного дядьки с мешком, но сейчас, конечно, время другое, поэтому я не очень-то и забоялся.
Пора было уходить. В этот момент раздался сигнал трубы, призывающий к вниманию, и на трибуну поднялись офицеры.
Строй замер, но все-таки сразу было видно, что солдаты эти – молодые, необученные, потому что многие из них продолжали еще вертеться, разговаривать и озираться на вытирающих слезы умиления родителей, а когда несколько «ястребов» заорали: «Эй, «Машина времени»! Макаревич, эй!» – стало ясно, что до настоящей дисциплины им еще далековато.
А так, вообще, ничего себе страна.