Часть четвертая

Стать самим собой

 

Но из декабря

Брошусь к Вам, живущим

Вне календаря,

Наравне с грядущим

 

Арсений Тарковский

 

И во всех зеркалах отразился…

 

Анна Ахматова

Состояние творчества есть состояние сновидения, когда ты вдруг, повинуясь неизвестной необходимости, поджигаешь свой дом…

Марина Цветаева

I

«Состояние творчества есть состояние наваждения. Что-то, кто-то в тебя вселяется, твоя рука исполнитель – не тебя, а того. Кто он? То, что через тебя хочет быть».

Они оба были поэтами, отец и сын. Отец писал стихи. Сын создал поэтическую форму в кинематографе. Его фильмы бессмысленно пересказывать, и, подобно поэзии, они всякий раз выстраиваются в нас заново.

В серой бесцветной жути утра ли, вечера ли кружились в воздухе и падали на мокрый асфальт, перемешиваясь с каким-то строительным мусором, листы бумаги. Кружился, оседая где попало, бывший когда-то связным, а теперь утративший смысл текст. Все обесценивалось. Люди метались, плакали, застывали соляными столпами. Наступала немота. Такой мы увидели с экранов ТВ картину трагедии в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. И вспомнился точно такой же эпизод трансового состояния Александра в «Жертвоприношении». Обе картинки совпали. Тарковский мог бы сказать, подобно булгаковскому Мастеру, «угадал. Как я угадал». Только в эпизоде «Жертвы» была лестница, подобная той, что написана в картине Леонардо «Поклонение волхвов», и тоже ведущая «в никуда». Эрланд Йозефсон (исполнитель роли Александра) в беседе 13 декабря 1989 года вспоминал:

Наконец он нашел место… но это был не мост, а лестница… Самое удивительное, что камеру на съемках этой сцены поставили в десяти метрах от того места, где впоследствии убили Улофа Пальме. Такая удивительная вещь… А тогда я спросил Тарковского: «Почему мы снимаем именно здесь?» Он ответил: «Потому что именно здесь рано или поздно произойдет какая-нибудь катастрофа».

Нет нужды логически обосновывать феноменальность художника. Это память-знание, пра-память с пред-знанием.

 

И не надо мне летать на ТУ,

чтобы где угодно очутиться -

одолеть любую высоту…

 

А. Ахматова

При поступлении во ВГИК (1954) Андрей написал автобиографию. Это первое письменное, официальное осмысление своей биографии как творческой.

Отец мой – Тарковский Арсений Александрович, поэт, переводчик, член Союза советских писателей, инвалид Отечественной войны, орденоносец…

…Музыке я учился в районной музыкальной школе Ленинского района г. Москвы, живописи – в Художественной школе 1905 г…

…В течение учебы я участвовал в школьной самодеятельности (затем и в институтской). Играл роли Нецветаева в пьесе Барянова «На той стороне», графа Ламперти в пьесе Петрова «Остров мира», Левко в «Майской ночи» и другие менее значительные. В 1951 г. я поступил в Институт востоковедения, где проучился полтора года. Однако во время обучения я часто думал о том, что несколько поспешно сделал выбор своей профессии. Я недостаточно знал еще жизнь.

И, заметьте, ни слова о вступлении в комсомол или общественной работе, т. е. все то, что принято было писать в автобиографиях в начале 50-х годов. Много позднее в Берлине, в 1973 году, в беседе с Германом Херлинхаузом Тарковский объяснил свой уход из института:

В тысяча девятьсот пятьдесят втором, кажется… Поступил в Институт востоковедения, полтора года там проучился и ушел – в ужасе от той профессии. Я понял, что не буду заниматься этим никогда в жизни. Дело в том, что занятие арабским языком было настолько мучительным, лишенным какого бы то ни было чувства для меня. Поскольку странный язык очень. Там грамматические формы образуются математическим путем.

Занятие, лишенное чувства, «математический путь»… Его путь лежал в прямо противоположном направлении. Но ничего из упомянутого в той автобиографии не потерялось в дальнейшем пути. Ни музыка, ни живопись, ни восток, ни поиски «другого языка».

Меня сильно увлек кинематограф, литература, а главное – люди нашей страны, ее природа и жизнь.

Завершается этот удивительный документ такими словами:

Сейчас мною овладела мечта стать хорошим режиссером советского кино.

Мечта его исполнилась, и цену заплатил, соответственно, с лихвой.

После ухода в 1953 году из Института востоковедения Андрей по настоянию Марии Ивановны (чтоб не болтался) зачислился коллектором на работу в институт «Нигризолото» и уехал на год в экспедицию в Туруханский край.

Год я работал в экспедиции в тайге, прошел сотни километров. Экспедиции я обязан многими интересными впечатлениями. Все это укрепило меня в желании стать кинорежиссером.

В экспедиции Андрей вел записи, делал зарисовки сибирских пейзажей и не подозревал, что восьмьюдесятью годами раньше его дед Александр Карлович Тарковский, ссыльный народоволец, тоже в этих местах вел записи своих наблюдений.

В эту же экспедицию старшим техником-дозиметристом поехал сотрудник института Анатолий Александрович Белкин. Он вел дневник экспедиции, в которой работали двадцать два человека. Андрей, «щупленький и очень подвижный молодой человек», привлекал внимание неординарностью. Кроме того, он был совершенно бесстрашен, образован, играл на гитаре, притом замкнут и дистанцирован.

Мы – Андрей, Леонид и я – решили втроем осмотреть все красоты этого необыкновенного заповедника. Это было как в сказке. Не доходя до первой горы Слон, начинался подъем, заросший лесом, в основном лиственницей. Кругом нагромождения огромных гранитных валунов. На одном из таких валунов, на который мы с большим усилием взобрались, мы сфотографировались (у Андрея был свой фотоаппарат). Наконец мы дошли до первой ступени для восхождения на гору Слон. Конечно, экипировка у нас не альпинистская, только у Андрея на ногах здоровые ботинки на толстой подошве (заграничного производства). Дошли до половины подъема, и тут первое препятствие. Надо пройти метра три на безопасный подъем, прижавшись животом и обхватив руками выступ, по маленькому карнизу. Мы с Леонидом отказываемся от этой опасной затеи. Андрей снял свои модные ботинки и сумел пройти этот опасный участок. Через несколько минут он был уже на вершине.

К слову сказать, в это время была объявлена амнистия после смерти Сталина. В крае было неспокойно. У Андрея украли все его вещи, включая фотоаппарат и легендарные «заграничные ботинки».

Записки об Андрее фрагментарны, т. к. они работали в разных группах.

С Андреем я встретился 10 сентября уже в Туруханске. Он со своей группой прибыл в Туруханск немного раньше. После работы в тайге мы все мечтали сходить в баню и хорошенько отмыться. После бани мы с Андреем решили посмотреть, как проходят выборы в местные Советы. Выборы проводились в небольшом деревянном доме. В помещении небольшая сцена, на сцене пианино, на противоположной стороне сцены за ширмой был устроен буфет. Под руководством массовика-затейника были танцы под радиолу. Мы после работы в тайге выглядели не лучшим образом: рваные телогрейки, резиновые сапоги, заросшие щеки. Андрей невозмутимо подошел к массовику и прошептал что-то на ушко. После чего массовик поднялся на сцену, выключил радиолу и объявил, что сейчас выступит гость из Москвы Андрей Тарковский. Для меня это было очень неожиданно и в то же время интересно, с чем он выступит, в каком жанре. Андрей взошел на сцену, снял свою телогрейку, небрежно бросил ее в угол сцены, подошел к пианино, пальчиками пробежал по всей клавиатуре, как бы проверяя ее, сел на стул и стал играть. Я не могу оценить его профессионализм как музыканта, но я понял, что Андрей разносторонне образованный человек. Андрей исполнял попурри из мелодий Лещенко, Утесова, современные танцевальные мелодии тех лет. Никто не танцевал. Все слушали с интересом и вниманием гостя из Москвы Андрея Тарковского. Импровизированный концерт длился минут тридцать, когда Андрей кончил, раздались горячие аплодисменты. Вот так закончилось знакомство с местными выборами.

Позже по впечатлениям туруханской экспедиции была написана вступительная работа во ВГИК «Концентрат», которую он потом переделал и ставил на сценической площадке.

В июле 1954 года Андрей сдал экзамены и был принят в институт кинематографии на режиссерский факультет в мастерскую Михаила Ильича Ромма. Среди пятнадцати зачисленных абитуриентов были Василий Шукшин, Юлий Файт, Дина Мусатова (впоследствии она сняла документальный фильм «Три Андрея»), Владимир Китайский, политэмигрантка из Греции Мария Бейку, Александр Гордон, Ирма Рауш. На втором курсе в группу пришел Александр Митта. В разных вариантах ходил анекдот о том, что приемная комиссия, горячо поздравив Ромма с удачным набором, просила двоих не зачислять: бандита и пижона. Не трудно догадаться, что первым был Шукшин, вторым – Тарковский. Ромм потом напишет:

Опытный педагог всегда знает, что если в мастерской два-три очень ярких, талантливых человека, мастерская в порядке.

Невозможно переоценить значение личности Ромма для тех, кто пришел во ВГИК в послевоенные годы в военных шинелях. Его авторитет был абсолютным. Автор фильмов «Пышка», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» был наделен особой витальной силой, обаянием, способностью живо воспринимать все новые веяния. Он был современником для любого поколения своих учеников. И в 1962 году снял «Девять дней одного года» и «Обыкновенный фашизм» в 1966 году. Как режиссер, он шел от классики к дерзанию, т. е. не обычным, а обратным путем. Ромм учил их не столько профессии, сколько человеческому достоинству, порядочности. Он выручал их в житейской нужде и отстаивал, закрывал бесстрашно в иных непогодах. Для Андрея же был надежной защитой, хорошо понимая его талантливость и сложный нрав.

Годы учения во ВГИКе совпали с большими переменами в советском кинематографе. Бывшие фронтовики стали режиссерами: Василий Ордынский, Станислав Ростоцкий, Теодор Вульфович, Григорий Чухрай, Марлен Хуциев. Всего за два года, 1955-1956-й, было снято около пятидесяти фильмов, а в 1957 году Михаил Калатозов с Сергеем Урусевским сняли «Летят журавли», а Я. Сегель с Л. Кулиджановым «Дом, в котором я живу». Триумф в Каннах ленты «Летят журавли» был всемирным. Сергей Урусевский назван лучшим оператором мира. Приходило новое поколение художников, театральных режиссеров, поэтов. И среди них были фронтовики. Например, Эрнст Неизвестный и Булат Окуджава. Началась смена поколений, смена вех. Новые идеи – новый язык. Еще начало «оттепели». Еще только-только… начала оживать творческая жизнь в стране после долгой отделенности, обделенности и абсолютного незнания того, что происходит вокруг. Так что Андрей вопреки мнению многих не появился гомункулусом из реторты алхимика. Но на первых курсах был тем, кто сам себя еще до конца не знал, но о нем уже давно знали боги.

Студенческая жизнь шла своим чередом, и по-разному складывались судьбы однокурсников. Многие вспоминают талантливого, нежного поэта, человека будто с содранной кожей, Владимира Китайского. Он работал с Геной Шпаликовым и так же, как и Шпаликов, покончил с собой. Гречанка Мария Бейку в соавторстве с Александром Гордоном и Андреем снимала первый курсовой фильм по рассказу Хемингуэя «Убийцы». Супермен с бородой и в свитере толстой вязки. Он был кумиром, легендой целого поколения. Но после «Убийц» Мария как режиссер больше не работала. Она уехала на родину и стала тем первым человеком, который связал греческую и русскую культуры через новый Театр на Таганке, «Современник» и многие другие. Неоднократно устраивала в Афинах просмотры фильмов Андрея. По сей день она свято чтит Андрея, Ирму, всех друзей своей молодости.

После «Убийц» Александр Гордон с Андреем Тарковским снимали картину о курских подрывниках «Сегодня увольнения не будет», именно в той картине впервые снялся в кино ленинградский актер Олег Борисов.

В 1957 году Андрей женился на однокурснице – строгой, немногословной, талантливой, красивой Ирме Рауш. В 1962 году у них родился сын Арсений, названный именем деда. По стопам родителей он предусмотрительно не пошел, а стал ученым, врачом-хирургом.

Еще с первых появлений в доме «на Щипке» Мария Ивановна отметила свое сходство с Ирмой. Это сходство обсуждается в фильме «Зеркало», и не случайно Маргарита Терехова играет две роли: Матери и Натальи (жены героя). Игра зеркал. Любовь к обеим, похожим и разным, и невозможность обрести гармонию отношений. Сейчас, когда Ирма Яковлевна стала старше, она еще больше похожа на Марию Ивановну.

Ирма Рауш-Тарковская – режиссер детского кино, писатель, актриса. У Андрея она снялась дважды: в роли Матери в «Ивановом детстве» и в роли Дурочки в «Андрее Рублеве». Она единственная из плеяды актеров Тарковского, кто был удостоен высокой международной награды «Хрустальная звезда» французской Академии театра и киноискусств. Тарковский назвал ее своей идеальной актрисой.

Поженившись, Андрей с Ирмой стали жить самостоятельно, то снимая комнаты, то ненадолго возвращаясь. Но период жизни «на Щипке» закончился. А через некоторое время в дом переехал Саша Гордон, который стал мужем сестры Андрея – Марины.

Учебную практику Андрей с молодой женой проходил на Одесской киностудии вместе с Василием Шукшиным. Вася особенно дружил с Ирмой. Они хорошо понимали друг друга, что для обоих было редкостью. Актерский талант Шукшина был к тому времени широко признан ВГИКом. Впервые Шукшин появился на экране в «Убийцах» по Хемингуэю, где герой, лежа на кровати в ожидании убийц, курит и гасит о стену окурки. Тем временем в Одессе готовился к съемкам фильма «Два Федора» Марлена Мартыновича Хуциева. Компания подружилась с уже известным режиссером. Все дружно переживали кинопробы Шукшина на роль Федора-старшего. Он снялся в фильме, и это была его первая большая актерская работа.

Жизнь меж тем становилась судьбой. Тарковский познакомился со студентом следующего набора курса Ромма Андроном Кончаловским. В 1959 году они стали соавторами, единомышленниками, творческим тандемом. Совместно написали сценарий дипломной работы Андрея «Каток и скрипка», который был снят на «Мосфильме» в 1960 году. Память сохранила телефонный разговор с моей подругой Аней Мартинсон, работавшей на фильме художником. Она сказала, что будет работать с Тарковским на фильме «Каток и скрипка». Имя мы уже знали. «Кино Тарковского» еще не было, но была широкая известность: личность, поведение, пижонство, собственный стиль. Ясно было, он – настоящее и будущее и на самом острие времени. Она регулярно информировала меня о ходе съемок. Оператором был Вадим Юсов. Это уникальный триумвират. На первом просмотре поразило необычное световое пространство, раскрепощенность, распахнутость, ощущение свободы. Каток покрывал новым асфальтом улицы, поднимались вверх небоскребы. Здравствуй, новая жизнь! Но особенно врезались в память фрагменты, не связанные с развитием сюжета. Помноженное на самое себя изображение в витрине в осколках зеркал и зеркало, отражающее лицо маленького мальчика, внимательно изучающего себя. Некий лишний «элемент», без которого фильм теряет загадочность, тайну, глубину. «По мне, в поэзии все быть должно некстати – не так, как у людей».

Года три тому назад в Дрездене во время выставки устроители просили показать «Каток и скрипку». Обсуждение после просмотра возникло спонтанно, и речь шла только о человеческой драме. Финал – не-встреча юного скрипача и водителя катка. Неожиданный трагический, ибо непоправимый, финал эмоционально поразил закаленный во всех современных зрительских баталиях зал, и никто не говорил о зеркалах, дроблении, свете… В первом, вовсе не наивном фильме уже был Тарковский. Он не любил фильм «Каток и скрипка», но таков факт. Появился режиссер Тарковский вместе с поклонниками и недоброжелателями.