Большое наступление против Италии
Еще в августе 1917 года, когда в одиннадцатом сражении на Изонцо Италия добилась определенных успехов, командование объединенных союзных войск для ликвидации угрозы Триесту решило мощным ударом отбросить итальянцев за линию реки Тальяменто. С этой целью было намечено прорвать в сентябре северный фланг фронта на Изонцо в долине реки Соча возле городов Бовец и Кобарид. При этом немцы согласились выделить семь пехотных дивизий, из которых вместе с 1-м австро-венгерским корпусом 2-й армии, действовавшей на севере Изонского фронта, намечалось образовать 14-ю немецкую армию.
Это объединение, а также обе армии генерал-полковника фон Бороевича поступали в подчинение фельдмаршала эрцгерцога Евгения, тогда как Тирольский и Каринтский фронты были сведены в одну армейскую группу под командованием фельдмаршала барона Конрада фон Хетцендорфа. После переброски шести австро-венгерских пехотных дивизий с Восточного театра военных действий и одной дивизии из Тироля ударная группа эрцгерцога Евгения стала составлять тридцать шесть пехотных дивизий, которым противостояло пятьдесят две итальянские дивизии.
Мероприятия по проведению разведки мы вместе с майором Николаи обсудили 12 сентября в Бадене и немного позднее в ставке германского Главного командования в Кройцнахе. В результате для обеспечения скрытности проводимых мероприятий с 20 сентября и до начала наступления была приостановлена почтово-телеграфная связь с заграницей в районе юго-западнее линии Зальцбург – Брук, из которого время от времени ходили поезда по единственной железнодорожной ветке. А для введения итальянцев в заблуждение один из германских корпусов сначала перебросили в Тироль. Причем немецким солдатам мы поставили задачу как можно чаще показываться на передовых линиях траншей. Кроме того, германские квартирьеры были отправлены в Триест. Принятые меры сработали, и наша хитрость удалась – Кадорна усилил группировку на этом участке фронта еще семью пехотными бригадами.
Конечно, наша разведка прилагала максимум усилий, чтобы прояснить осведомленность противника о наших намерениях и о принятых им контрмерах. Во время же самого сражения огромная ответственность ложилась на плечи радиоразведки. Поэтому мы выделили в распоряжение штаба 14-й армии одну «Пенкалу» с очень опытными сотрудниками – ее работой руководил гауптман Ковацевич, а вопросами дешифровки занимался лейтенант Лева. Здесь уместно отметить, что его величество кайзер Карл весьма живо интересовался всеми вопросами работы разведки и 7 октября вызвал меня к себе с докладом.
К сожалению, нам не удалось предотвратить случаи перехода солдат на сторону противника, и 22 октября перебежчики предупредили неприятеля об опасности, угрожавшей его 2-й армии. Однако итальянцы к ним особо не прислушались – уверенные в силе своих укреплений и располагая достаточно большими резервами, они не сомневались в том, что смогут успешно отразить любое наступление на этом участке фронта. Кроме того, задержка в подвозе боеприпасов и прочего военного имущества вынудила нас отложить наступление до 24 октября, вследствие чего у итальянцев возникли сомнения в правильности утверждений новых перебежчиков, прибывших к ним 23-го числа.
Как бы то ни было, наша разведывательная служба установила лишь усиление противником артиллерии в долине реки Соча возле города Бовец. Имелись также некоторые, правда не совсем точные, сведения о том, что Кадорна сосредоточил крупные армейские резервы, образовавшие новую 6-ю армию, в районе города Тревизо, а может быть, и Виченца.
После решения необходимых вопросов 22 октября я покинул главную ставку в Бадене и отправился на фронт, чтобы проверить возможности радиоразведки непосредственно в ходе сражения, но предварительно заехал в город Филлах. Там располагался разведотдел 10-й армии, которым практически с первого дня войны руководил знаток своего дела майор Кеппл.
24 октября, то есть в день начала наступления, я поехал в Каведель-Предиль, рядом с которым находилась наша станция радиоперехвата, а затем, вернувшись в Филлах через Тарвизио, в семь часов утра 25 октября приехал на немецкую станцию. Ее сотрудники добросовестно старались включиться в работу разработанной нами и великолепно функционировавшей службы радиоперехвата, но у них не получалось, и мне пришлось прийти им на помощь.
Моей дальнейшей поездке из города Грахово помешала авиационная бомба, угодившая в здание вокзала именно в тот момент, когда я пристроился в вагоне товарняка, и дальше нам с моим фотографом пришлось идти пешком под бомбами до Толмина. А вот для сотрудников станции «Пенкала» выдался удачный день – итальянские радиостанции одна за другой подавали весьма приятный для нас сигнал: «Свертываемся!» Он стал распространяться как лесной пожар и вскоре достиг синих вод Адриатики, а потом перепрыгнул и на Каринтийский фронт.
26 октября я присоединился к штабу 1-й пехотной дивизии, который, перебравшись через реку Селе, выдвинулся в район боевых действий Вольтшах. В песчаной яме мы устроились на обед, обильно приправленный песком от разорвавшегося неподалеку снаряда. Между тем отчаянное положение итальянцев отчетливо отражалось в осуществляемом ими радиообмене – не успевала радиостанция развернуться, как ей снова приходилось сворачиваться. Выходя в эфир, они пытались установить связь со своим командованием, а затем замолкали и начинали двигаться назад, едва поспевая за своими панически отступавшими войсками.
К сожалению, служебные дела не позволили мне задержаться на фронте подольше, и я, убедившись, что служба «Пенкала» работает в штатном режиме, с чувством исполненного долга вернулся 30 октября назад в Баден. На следующий день наши войска вышли к реке Тальяменто – ближайшей цели наступления, и вскоре форсировали ее. Конечно, такая быстрота продвижения чрезвычайно затрудняла работу радиоразведки, и это было горячее и тяжелое время для наших «Пенкал».
Полученные из разных источников 3 ноября сведения позволили прийти к выводу о том, что итальянцы собираются закрепиться вдоль реки Пьяве, восточный берег которой к 10 ноября наши войска заняли от ее истока в горах до устья в Венецианском заливе.
За два дня до этого сообщения итальянской пресс-службы стали выходить уже не за подписью Кадорны, а начали подписываться новым начальником Генерального штаба Главного командования генералом Диасом. По донесениям наших агентов оказалось, что Кадорна и новый премьер-министр Орландо вместе с английским премьером Ллойд Джорджем и французским коллегой Полем Пенлеве собрались в городке Нерви на военный совет. На нем было принято решение усилить закрепившихся на Пьяве итальянцев французскими и английскими войсками общей численностью в 350 000 человек. При этом генерал Фош назначался главнокомандующим и на итальянском фронте.
О переброске войск Антанты по железным и автомобильным дорогам стали поступать многочисленные донесения от наших агентов из Франции, Испании и Швейцарии. Об этом же шли разговоры и у итальянцев, причем как среди командиров высшего, так и низшего звена. Между тем австровенгерский разведывательный пункт в Женеве сообщил о беспорядках в отдельных французских частях, не желавших отправляться в Италию. А вот «Пенкалы» на время пришлось отключить, так как итальянский Генеральный штаб ввел новый шифр, раскрытие которого потребовало очень кропотливой работы. Тем временем 21 ноября наша радиоразведка перехватила несколько радиограмм, позволивших сделать вывод о прибытии 46-й французской пехотной дивизии.
23 ноября в город Удине прибыл подполковник Фигль, и там его поджидал приятный сюрприз. Еще накануне ночью по приказу итальянского начальника радиосвязи все радиостанции сообщили центральной станции о своем местонахождении и о расположении соответствующих штабов, если они находились от них отдельно. Благодаря этому мы быстро установили дислокацию всех итальянских войск, включая находившиеся поблизости в резерве соединения, а также расположение артиллерии среднего и крупного калибра.
Достигнув реки Пьяве, наше наступление остановилось, поскольку дальнейшее продвижение войск на столь большую глубину не было, да и не могло быть подготовлено. К тому же начала сказываться большая нехватка лошадей – недостаток в фураже и чрезмерное напряжение сил привело к падежу животных. А кроме того, немецкие части стали готовиться к отправке на театр военных действий во Франции.
Тем временем мы перехватили радиограмму руководителя итальянской военной миссии в Румынии генерала Ромеи своему Главному командованию о положении дел у румын и русских. Это произошло как раз тогда, когда русские радиостанции замолчали, а поскольку доклад генерала оказался весьма подробным, то нас такое после расшифровки его депеши порадовало вдвойне.
Между тем прибытие английских и французских войск в Италию поставило перед нашими мастерами радиоразведки и дешифровки совершенно новые задачи. Поэтому для ознакомления с английскими методами работы ротмистр фон Бухер на две недели был командирован в немецкий дешифровальный центр, находившийся в бельгийском городе Спа. Первый же радиообмен между английскими военными инстанциями мы засекли 23 декабря 1917 года.
К началу декабря 1917 года все полученные нами сведения говорили о том, что в первое время противники ограничатся обороной, причем сосредоточение их войск на участке между реками Брента и Пьяве показывало, что именно его они считают наиболее опасным. Позднее, когда нами была захвачена сводка начальника разведотдела 4-й итальянской армии за май 1918 года, стало понятно, почему противник придавал такое большое значение этому участку фронта и в особенности главной его твердыне – Монте-Граппа.
Как ни странно, тяжелое поражение итальянцев привело к серьезным позитивным последствиям внутри самой Италии, а именно к достижению единства между различными политическими движениями и установлению всеобщего гражданского мира. В то же время в отношениях между социал-демократами ничего не изменилось, а разногласия между их различными течениями только усилились.
Среди беднейших слоев населения итальянское правительство начало распространять слухи о том, что коварные австрияки собираются в случае достижения перемирия использовать его для внезапного нападения на итальянские войска и уже захватили таким способом Венецию. Как говорится, цель оправдывает средства. Но примечательным здесь является то, что буквально всего лишь год спустя такое действительно произошло, только не с австрийской, а с итальянской стороны.
Стоит также отметить, что Кадорна предпринял репрессивные меры в отношении своего заместителя Порро и командующего 2-й армией Капелло, которые, судя по записям в дневнике одного плененного нами итальянского генерала, были настоящими профессионалами. В то же время Капелло, будучи масоном, отличался неоспоримым талантом красиво говорить, а вот в моральном отношении был человеком весьма сомнительным. Он походил на отчаянного игрока и слишком часто ставил все на карту, лишний раз бросая вызов судьбе. Безразличие этого человека к морю крови, пролитому в том числе под хорватским городом Водице и на горных вершинах Святой горы, а также Монте-Сан-Габриэле, вошло в солдатские притчи. Еще в ходе триполитанского военного похода в Ливии, где он командовал крепостью Дерна, военное кладбище стали называть «виллой Капелло».
Между тем моральное состояние итальянских войск, которые были быстро пополнены свежими силами, после поражения и под влиянием русской революции, естественно, было не самым лучшим. Не случайно в перехваченном нами приказе командира 56-й итальянской пехотной дивизии содержалось указание по отслеживанию настроений солдат и о принятии строжайших мер в случае обнаружения непатриотических действий.
Довольно напряженным было отношение итальянцев и к войскам Антанты – нередко между солдатами происходили стычки, вызванные, как правило, пренебрежительным поведением англичан и французов, которые насмехались над итальянскими горе-вояками, давшими себя легко разбить.
Высшей и отнюдь не преувеличенной похвалы заслужили наши «Пенкалы» в докладе итальянского следственного комитета по итогам разбирательства причин поражения итальянских войск в битве в долине реки Соча под Кобаридом, опубликованном в газете «Вечерний курьер» от 19 августа 1918 года. В нем, в частности, отмечалось: «Достаточно указать на высокоразвитую службу радиоперехвата, дополненную великолепно поставленной организацией дешифрирования, которая, в частности, точно определяла месторасположение наших радиостанций и путем дешифрирования текстов телеграмм командования выявляла пути отхода войск. Захваченные после прекращения огня документы свидетельствуют, что противник раскрыл практически все применяемые нами шифры, в том числе самые секретные и сложные».
Если в самом начале войны мы добровольно позволили итальянцам занять 2240 квадратных километров нашей территории, а затем захватить еще 335 квадратных километров в течение двадцати семи месяцев, каждый из которых в среднем стоил им потерь в 5400 человек, то в ходе предпринятого нами совместно с немцами победоносного наступления наши войска только за три недели завоевали 12 000 квадратных километров венецианской земли с большими запасами продовольствия. Последнее в условиях нехватки в стране продуктов питания имело немаловажное значение. К тому же богатая военная и иная добыча дополнялась огромным количеством трофейных документов, к которым у нашей разведывательной службы был особый интерес.
Поскольку немцы не имели опыта борьбы с ирредентизмом, я откомандировал в германское Главное командование знатока в этих вопросах майора барона фон Сильватици, а в город Удине, где ранее располагалась ставка итальянского Главного командования, направил ротмистра барона фон Паскотини. В остальных завоеванных населенных пунктах под руководством офицеров разведки были тоже развернуты тщательные поиски документов, в чем нам в основном помогала жандармерия. Здесь стоит отметить, что особенно много материала было найдено в сборном пункте информации 6-го итальянского корпуса в замке Спесса возле населенного пункта Кормонс.
Обработка в «Эвиденцбюро» захваченных документов заняла много месяцев и значительно обогатила наши знания о деятельности ирредентистов. При этом мы, конечно, понимали, что ожидать раболепия от бургомистров и советов общин в отношении противника в оккупированных пограничных с Австрией территориях не стоило. К тому же итальянцы держали своих соотечественников в довольно жестких рукавицах. Так, например, сразу после начала войны майор Читарелли в местечке Виллезе насильно призвал под ружье сто сорок мужчин и, разбив их на группы по двадцать человек, отправил в подмогу своим людям на баррикады, возведенные на восточной окраине населенного пункта. Правда, не исключено, что таким образом он решил обезопасить себя от разного рода неожиданностей. В полночь что-то встревожило нервных защитников, и они открыли огонь, убив пятерых и тяжело ранив двух своих односельчан. Когда же сын убитого секретаря общины воспринял такое не с должным терпением, то его наградили оплеухами, вывели на местное кладбище и расстреляли как шпиона. И такие расправы над невинными людьми отмечались в других местах.
Из документов было видно, что преклонявшиеся перед Италией функционеры-ирредентисты, как, например, бургомистр Кормонса Антенор Марни, в предвоенные годы зачастую занимались шпионажем в ее интересах. Этого Марни во всем поддерживал член совета общины врач доктор Йозеф Фабрович родом из Зары. Последний отправил даже обоих своих сыновей служить в итальянскую армию, а его дневник так и пестрел высказываниями ненависти по отношению к Австрии.
Кроме того, в пограничных с Италией районах были найдены приписные свидетельства более чем 600 наших дезертиров и призывников, вступивших в итальянскую армию или занимавшихся агитацией в интересах итальянцев. И хотя здание местной масонской ложи было разрушено, среди развалин зала заседаний были найдены гербы наших провинций, которые масонами-ирредентистами считались «неосвобожденными». Однако основная масса населения этих провинций отнюдь не стремилась к такому «освобождению», сопряженному к тому же с многолетними стычками на своей земле.
Как бы то ни было, захваченные нами в городе Пальманово документы штаба 5-го итальянского корпуса оказались роковыми для целого ряда ирредентистов Южного Тироля. Перед судом предстало около 110 человек, передававших перед началом войны разведывательному отделу в Вероне сведения о проводимых нами оборонительных работах, вооружении, дислокации и состоянии снабжения наших войск, а также о настроениях населения. Однако многим ирредентистам удалось бежать в Верону, откуда они продолжили заниматься шпионажем с помощью своих сообщников, специально оставшихся на месте для сбора разведывательных сведений. Среди последних был и интернированный, а затем отпущенный на свободу по амнистии бывший депутат рейхсрата Август Аванчини. Здесь уместно будет сказать, что произведенные аресты произвели в Тироле сильное впечатление. В марте 1918 года дело было передано для рассмотрения в земельный суд Инсбрука, но вследствие обрушения империи оно так и не вышло из стадии расследования.
Определенный интерес представляли также документы, найденные на квартире итальянского комиссара полиции города Удине Этторе Ренцаниго, организовавшего в Швейцарии разветвленную шпионскую сеть. Они свидетельствовали о существовании в Инсбруке итальянского центра шпионажа, но более конкретных данных обнаружить не удалось. В то же время на конвертах писем со шпионскими донесениями стояли штампы с надписью: «Опера Бономелли, офис секретаря, Милан», которые укрепили нашу уверенность в том, что эта организация тоже занималась шпионажем.
Найденные документы высветили также печальную картину предательства наших перебежчиков. Слишком много и безответственно болтали также пленные. Среди последних особо отличился обер-лейтенант Ленарчич из 19-й летной эскадрильи, который вместе с пилотировавшим бомбардировщик командиром звена Оттом был сбит над населенным пунктом Казарса-делла-Делиция. А вот протокол допроса австро-венгерского солдата Хайдучука, поляка по происхождению, нас порадовал. Офицер итальянской разведки задал ему вопрос, знает ли он, что Австрия по-прежнему является заклятым врагом польской независимости. На это бравый поляк ответил, что благодарен австро-венгерской монархии за те хорошие условия жизни, которые создала для крестьян Австро-Венгрия в Галиции. И итальянец не смог ему возразить, что так и было зафиксировано в протоколе, правда, с пометкой, что «Хайдучук произвел впечатление болезненного и несколько эксцентричного человека».
В отличие от этого поляка далматинские пленные офицеры и унтер-офицеры в своих показаниях, наоборот, превозносили Италию. Однако итальянские офицеры разведки относились к подобным высказываниям с осторожностью, поскольку знали, что воинские формирования, состоявшие из далматов, в прошедших сражениях всегда оказывали ожесточенное сопротивление.
Меньший интерес, чем можно было ожидать, представляло собой трофейное «Наставление по опросу военнопленных», в котором чересчур большое внимание уделялось вопросам психологии, национальной и религиозной принадлежности допрашиваемых как факторам, определяющим готовность пленного сообщать интересующие разведку сведения и их достоверность. При этом итальянцы исходили из следующих оценок народов, входивших в состав Австро-Венгерской империи:
«Чехи, как наиболее развитый и образованный славянский народ монархии, наряду с чувством национального достоинства отличаются стремлением к самостоятельности и независимости. Они нередко выражают открытую враждебность Австрии и считают, что передаваемые ими сведения являются их личным вкладом в достижение победы над австрийскими вооруженными силами. В целом чехи в силу своей порядочности готовы предоставлять достоверную информацию.
Словаки, в большинстве своем люди недалекие и простые, могут быть использованы, если соответствующим образом надавить на их неприязнь по отношению к венграм.
Поляки, в основном высказывающие враждебность к Антанте, тем не менее отвечают уклончиво или таким образом, чтобы их ответы вводили допрашивающего в заблуждение.
Среди русин следует отличать грекокатоликов от православных, к которым относятся украинцы, а среди украинцев – истинных национальных патриотов от русофилов. Первые сохраняют верность Австрии, тогда как вторые питают дружеские чувства по отношению к Антанте.
Из югославов словенцы и хорваты, если они не относятся к далматам, являются врагами Италии. Сербы же легко склоняются к дезертирству. При этом последние обладают хорошими знаниями и обычно готовы к даче показаний.
От немцев, за редким исключением, ожидать раскрытия интересующих сведений не приходится. Их следует отдавать для обработки в руки доверенных лиц. Причем наиболее успешными в этом вопросе являются венцы, если им удается вовлечь пленных в дискуссию.
Венгры вообще не питают симпатии к Антанте, поэтому их допросы, как правило, ничего не дают. Иногда они могут изобразить симпатию, но делают это лишь для введения допрашивающего в заблуждение.
Оценка итальянцев их соотечественниками, проживающими на территории Австро-Венгрии, зависит от того, являются ли они жителями сельской местности или городов. И хотя среди крестьян отмечается достаточно большое число лиц, восхищающихся Италией, тем не менее даже они склонны высказывать недовольство отношением к ним их соотечественников.
Ладины, не обладая собственной индивидуальностью, по большей части характеризуются менталитетом немцев, проживающих на альпийских территориях.
Румыны, как правило, являются индифферентными и плохо ориентирующимися в обстановке людьми, среди которых образованные индивидуумы встречаются довольно редко. Поэтому для допроса годятся только офицеры.
Евреи в Австрии и особенно в Галиции расценивают себя как отдельный народ. Сражающиеся армии не пользуются у них уважением. В своем большинстве являются либо чиновниками, либо служащими. По натуре они недоверчивы, а также трусливы и поэтому стараются в своих ответах угодить допрашивающему, чтобы произвести хорошее впечатление. Обращаться с ними следует осторожно, а к их показаниям необходимо подходить с недоверием».
