Из-за ошибочных представлений о длительности войны никто даже не думал о том, какую важную роль в этом гигантском противостоянии играла промышленность. Лишь необходимость в неслыханном ранее масштабе ее привлечения к пополнению израсходованных запасов, производства появившихся новых боевых средств и расширения уже существующих предприятий, а также создания новых и перевода огромного числа заводов и фабрик на военные рельсы постепенно заставила осознать, что промышленность является одним из важнейших элементов военного дела.
То же относилось и к торговле, значение которой по мере усиления блокады со стороны Антанты все возрастало. Особенно это касалось материалов, необходимых для военного производства, обычно целиком или по большей части завозимых из-за границы, запасы которых быстро истощались.
Не менее важной являлась и необходимость пополнения продовольственных ресурсов, расходовавшихся войсками в начале войны нерационально. Их припасов скоро стало не хватать и вследствие необходимости уничтожения складов при отступлении армии, а также временной потери важных источников сырья, особенно высокоурожайных районов Галиции. Сказалось и общее ослабление сельского хозяйства из-за изъятия из него людских ресурсов и тягловых животных, недостатка удобрений и снижения поголовья рогатого скота. В результате Австро-Венгрия, и в мирное время ввозившая из-за границы часть необходимого ей продовольствия, оказалась в тяжелом положении. При этом быстро падавший импорт негативно повлиял также на столь важную в военном отношении текстильную и швейную промышленность.
Однако все это было осознано не сразу, и мы слишком поздно перешли к централизованному распределению имевшихся и пока поступавших из-за границы запасов и ресурсов, а также к дифференциации потребностей по степени их важности. При этом мало значения придавалось такому вопросу, как поиск заменителей для необходимых материалов из числа тех, которым ранее придавалось второстепенное значение.
Что же касалось противников центральных держав, поставщиком которых, несмотря на подводную войну, являлся весь мир, то они находились в несравненно лучших условиях. Естественно, эти страны были весьма заинтересованы в том, чтобы определить состояние нашей военной индустрии и тем самым выяснить возможности обороноспособности Австро-Венгрии. Одновременно они стремились вскрыть и те потайные пути, которыми мы пользовались, чтобы покрыть настоятельные потребности австро-венгерской промышленности за счет торговли с нейтральными государствами. После же выяснения этих путей Антанта намеревалась использовать все свое мощное влияние, чтобы их перекрыть и тем самым приблизить свою цель – взять нас измором.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что страны Антанты заметно активизировали свою деятельность по организации промышленного и торгового шпионажа в отношении центральных держав, тогда как наши разведывательные службы ограничивались лишь выявлением технических новинок неприятельской военной индустрии.
Однако наша контрразведка, у которой едва хватало сил для решения традиционных задач, не могла уделить должного внимания борьбе с торговым и промышленным шпионажем. Этому недостатку способствовало и привычное, выработанное еще в мирное время мнение о том, что для охраны секретов производства оружия и боеприпасов достаточно тех мер, которые применялись до начала войны. К тому же органы контрразведки просто не могли охватить своим вниманием все быстро развивавшиеся отрасли военной промышленности.
Такое положение дел усугублялось беспечностью самих торгово-промышленных кругов. Коммерсанты неосознанно содействовали шпионажу, помещая в своей переписке с нейтральными странами такие данные, которые легко могли быть использованы неприятельской разведкой для получения соответствующих выводов. В связи с этим мне припоминается один случай, когда в техническом бюро Юлиуса Оверхофа в Вене мы конфисковали список заказчиков и поставщиков, среди которых фигурировали почти исключительно оборонные предприятия и военные учреждения, в том числе и новые, возникшие во время войны, о существовании которых противник знать еще не мог. Этот список данное бюро собиралось отправить в Цюрих, то есть в Швейцарию, кишевшую шпионами обеих сторон. Причем в своей деятельности агенты настолько обнаглели, что, как свидетельствует Эмиль Тило в своей книге «Репрессии против шпионов в Швейцарии», только в 1916 году швейцарские власти вынуждены были арестовать двадцать одного лазутчика.
Следует также отметить, что работу вражеских разведок значительно облегчали имевшиеся на предприятиях враждебные государству элементы, без всякого сомнения использовавшие, чтобы обойти цензуру, тайные каналы связи с нейтральными странами. Надо признать, что такой шпионаж фактически укрылся от нашего внимания, и только имевшиеся в Швейцарии источники напали на след, говоривший о его существовании. Они обратили внимание на живой интерес, который испытывали агенты противника к различным заменителям материалов, потребляемых центральными державами. Причем особое внимание они уделяли производству синтетического каучука.
С нашей же стороны большее внимание неприятельской военной промышленности стало уделяться лишь после того, как в разведуправлении армейского Верховного командования была создана «внутренняя разведывательная служба». В результате выяснилось, что систематическая обработка иностранной прессы и агентурных донесений позволяла по крупицам собирать такие ценные материалы, о каких мы раньше даже не подозревали. Кроме того, несмотря на войну, экономические связи воюющих держав с враждебной заграницей продолжали существовать, что тоже позволяло узнать много интересного.
В качестве примера можно привести случай, когда начальник «внутренней разведывательной службы» Прайслер выявил пребывание одного нейтрального подданного, являвшегося ответственным сотрудником крупной австрийской промышленной фирмы, в качестве ее представителя в Париже. Он вряд ли занимался шпионажем, да и ожидать от него согласия на сотрудничество с нами тоже не стоило. Тем не менее нам удалось убедить главу фирмы вызвать этого представителя, находившегося за границей, в Вену под предлогом переговоров о поставках. Его путешествие через Швейцарию показало пути, которыми он пользовался, а присутствие во время проводившейся по заранее составленной программе беседы Прайслера под видом скромно сидевшего в углу секретаря дало массу ценного материала как об отдельных предприятиях, так и об общем состоянии французской авиапромышленности.
Наряду с промышленным шпионажем противник пытался также организовывать различные диверсионные акты, причем особенно широко они практиковались Францией в отношении Германии. Общее руководство ими осуществлялось французским военным министерством в Париже. Кроме того, в Гааге самое энергичное участие в их организации принимали генерал Букабейль, а также русский военный атташе полковник де Миер, в Берне – посланник капитан Распайл, а в Копенгагене и Роттердаме – английская диверсионная служба во главе с Тинсли. В Амстердаме же находилась организация, специализировавшаяся на проведении диверсий и прикрывавшаяся флагом анархизма и антимилитаризма.
В условиях постоянного дефицита в самых элементарных вещах для диверсий открывалось очень широкое поле деятельности. Это и нарушение производства путем порчи машин и трубопроводов. Это и поджоги заводов и складов, взрывы железнодорожных сооружений и повреждения паровозов. Это и причинение ущерба сельскому хозяйству, в частности путем распространения эпидемий среди коров. Короче говоря, точек приложения усилий для проведения диверсий было много. Однако обязательным условием их успешного осуществления всегда являлась необходимость точного знания особенностей того или иного объекта. Поэтому лучшим средством защиты от диверсий служило проявление бдительности в отношении шпионов.
Еще в самом начале войны нам удалось избежать диверсионных актов путем ареста, интернирования и изоляции всех подозрительных австро-венгерских граждан и иностранцев. И именно этим мероприятиям, по моему глубокому убеждению, мы обязаны тем, что на протяжении всей войны нашим противникам, несмотря на хорошую организацию, так и не удалось осуществить ни одного крупного диверсионного акта. К тому же при высокой бдительности органов контрразведки отправка агентов на территорию Австро-Венгрии для проведения диверсии была задачей далеко не легкой.
Что же касается военнопленных, которых во всех странах привлекают в качестве рабочей силы, то им для проведения диверсий необходимо было сначала доставить с их родины соответствующие средства. Но тут в дело вступали наши органы цензуры, внимательно следившие за содержанием писем и посылок. Они просматривали даже внутреннее содержимое колбас, пирожных, сыров, следя, нет ли там спрятанных ножей, подрывных шнуров, трубок с легковоспламеняющимися или едкими жидкостями и т. п. Неплохо работал и цензурный отдел центрального бюро Красного Креста, который регулярно вскрывал шифрованные указания о производстве диверсий.
Верховное командование, военное министерство и министерство внутренних дел издали распоряжение о предупреждении диверсий. В частности, на стенах домов были расклеены обращения, призывавшие всех сообщать о замеченных признаках подготовки диверсионных актов. Устрашающе действовали также суровые наказания за вредительство – обвиняемые, как военнослужащие, так и гражданские лица, предавались военному трибуналу, и при отсутствии смягчающих обстоятельств карались смертной казнью через повешение.
Следует сразу отметить, что принятие жестких мер по борьбе с диверсиями требовалось лишь в тылу нашего русского фронта, ведь русский полковник Терехов организовал в Минске, Риге, Киеве, Смоленске и других городах специальные школы подрывного дела. Однако его агентам явно не везло. Значительная их часть, в том числе отряд поручика Исакова, была захвачена и казнена. А вот русские диверсионные центры в Румынии (в городах Турну-Северин, Джурджу и Галац) особого беспокойства нам не доставляли и вскоре в ходе нашего наступления были вовсе ликвидированы.
Летом 1918 года возле города Рагуза был арестован человек, десантировавшийся с итальянского аэроплана. В ходе допроса он показал, что Италия намеревалась с помощью авиации наводнить Австро-Венгрию шпионами и диверсантами. Другими словами, возникла опасность, которую, учитывая враждебные настроения южнославянского населения, недооценивать было нельзя.
Поэтому мною было подготовлено специальное всеобщее предостережение, переданное в том числе и гражданским инстанциям. И действительно, в оккупированной венецианской области, где итальянцы при своем отходе и без того оставили немало агентов и переодетых в гражданское платье офицеров, общими усилиями удалось обнаружить шпионов, высаженных с самолетов. Тем не менее наводнить ими Австро-Венгрию Италии не удалось.
В целом можно сделать вывод о том, что органы контрразведки вполне справились со своим важнейшим предназначением – предотвращать диверсии противника.