Платяная и головная вошь известны человечеству с античных времен и описаны были еще за четыреста лет до Рождества Христова. Вши переносят на себе различные и крайне опасные инфекции, такие как сыпной и возвратный тиф, а также волынскую лихорадку и прочие.
Ученые из марсельского Средиземноморского университета исследовали пульпу 72 зубов из найденных останков 35 солдат, у 7 из них была обнаружена окопная лихорадка, у остальных же присутствовал возбудитель эпидемического тифа. Оба недуга распространяются вшами.
Когда «Великая Армия» Наполеона Бонапарта форсировала Неман и вторглась в Россию, в ее рядах уже были тифозные больные. Эпидемией тифа к тому времени была охвачена половина Польши, и император французов издал строгий приказ следовать точно по маршруту, избегая контактов с местными. Но армии нужна была еда, а подвоз иногда запаздывал, так что солдаты часто отнимали продукты и фураж у местных, заодно цепляя заразу.
Сначала довольно редкие, очаги болезни быстро распространились на все войско. Один из участников событий писал: «Тиф, порожденный в Отечественную нашу войну в 1812 г., по огромности и разнородности армий и по стечению и высокой степени всех бедствий войны, едва ли не превосходит все военные тифы, бывшие до сего времени. Он начался в октябре месяце: от Москвы до самого Парижа по всем дорогам бежавших французов появлялся тиф, особенно убийственный по этапам и госпиталям, и отсюда распространялся в сторону от дорог между обывателями».
Французская армия фактически превратилась в огромного разносчика инфекции, от чего страдали и жители поселений, через которые она проходила. Об этом пишет доктор Генрих Роос: «Занесли эту болезнь мы, пленные, так как у нас я наблюдал отдельные случаи заболевания еще в Польше и развитие этой болезни во время отступления от Москвы. Здесь я имел возможность более внимательно проследить течение этой болезни, сопровождавшейся, в большинстве случаев, смертью».
В одном из госпиталей, в котором лечили как русских, так и французов, за три месяца погибло более полутора тысяч человек. Позднее эпидемия распространилась и на русскую армию. Французы потеряли от тифа до 300 000 человек, русские же – около 80 000. Мирные жители иногда вымирали целыми деревнями… Фельдмаршал М.И. Кутузов издал приказ: «…Предписываю корпусным начальникам строжайше подтвердить, чтоб нижние чины ни под каким видом не были допущаемы пить грязную воду, которая, как и из опытов дознано, служит последствием к болезням…»
Вот что написал главный хирург армии Бонапарта Ларрей об организации русских госпиталей: «Привлекшие мое особенное внимание больницы сделали бы честь самой цивилизованной науке… Четыре главные из них это: Шереметьевская, Голицынская, Александровская и Воспитательный дом. Воспитательный дом расположен на берегу Москвы-реки под охраной кремлевских пушек, и это, без сомнения, лучшее из учреждений подобного рода во всей Европе». Он же дает противоположную оценку французской санитарной службе: «Ни один враждебный генерал не мог выбить из строя столько французов, сколько Дарю, начальник интендантского управления французской армии, которому была подчинена санитарная служба».
Русские солдаты старались выбирать вшей из одежды, удаляя их и отбрасывая в сторону или швыряя в угли костра на биваке. В германских же частях Великой Армии, состоявшей наполовину из немцев, были приняты деревянные валки, на которых прокатывали одежду, раздавливая вшей, что вело к повторному заражению. Фридрих Принциг в своей книге «Эпидемии во время войн» писал: «Французы бросили в Москве тысячи больных тифом солдат, которые все умерли…». Отступая из России, французы разнесли тиф по Европе, потерявшей за время эпидемии более 3 000 000 человеческих жизней.
Что же касается Великой Армия Наполеона, с которой он собирался покорить весь мир, то в начале войны она насчитывала 600 тысяч человек, по окончанию войны выжило только около 30 тысяч, а остались в строю меньше тысячи.
В Одессе, портовом городе, неоднократно случались эпидемии чумы. Так было в 1792, 1797, 1803, 1812, 1829, 1837 и в 1902 годах.
Самая сильная эпидемия вспыхнула в 1812 году. Она началась в августе, вскоре после заключения мирного договора между Российской и Османской империями. Торговля сделалась свободной, и множество коммерческих судов из турецких портов хлынули в Одесский порт.
2 августа одесский полицмейстер Мавромихали собрал всех медиков на совещание по случаю заболевания, начавшегося в театральном доме (гостиница для актеров), в котором в тот момент жила гастролирующая в Одессе итальянская оперная труппа. Врачи на месте установили, что 3 актрисы уже умерли, а у служанки и дочери одной из актрис также были обнаружены все симптомы чумы. Больные с такими же симптомами были найдены на Вольном рынке и в домах близ Александровского проспекта. За 3 дня умерло 8 человек. Везде признаки были одинаковы: горячка с пятнами, легкая передаваемость и невероятно быстрое протекание болезни. Главный доктор карантина Ризенко первый решился произнести слово «чума», поскольку к тому моменту болезнь уже свирепствовала за Дунаем, на Кавказе и в Константинополе.
30 августа умерших было уже 30. Генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии герцог де Ришелье объявил город в сомнительном положении и собрал Медицинский Совет, который решил: 1) разделить город на 5 частей, поручив каждую особому врачу; 2) тщательно осмотреть все дома для отделения больных от здоровых; 3) уменьшить общение между народом; 4) очистить город от грязи в канавах, колодцах и пр. В крепости и городской больнице был учрежден особый карантин (обсерват) для сомнительных лиц. Но эти меры не помогли – с 1 по 12 сентября каждые сутки умирало до 20 человек с явными признаками чумы.
Тогда Ришелье объявил всю забугскую часть Херсонской губернии карантином: линии карантинной стражи проходили по рекам Буг, Днестр, Кодыме и по сухопутной части Подольской губернии. Там останавливали всякого и отправляли в ближайшие карантины, числом 4, в которых любой должен был провести 30-дневную обсервацию. Морское сношение, а также всякая рыбная ловля были запрещены.
Однако люди внутри карантинной линии продолжали вести прежний образ жизни: собирались на похороны большими толпами и провожали умерших по пыльным улицам до кладбища, купцы продолжали торговать и пр. Для уменьшения опасности заражения жители города купались в море и стирали там одежду; деньги передавали из рук в руки, только вымочив их в сосуде с уксусом; для обеззараживания воздуха разжигали костры; дома жертв эпидемии отмечались красными крестами.
Эпидемия нарастала, Ришелье 12 сентября издал приказ, запрещавший нотариусам, маклерам и купеческим конторам заключать любые торговые сделки; с 13 сентября город был окружен карантинной цепью с запретом выпускать оттуда любого под любым предлогом.
К 16 ноября умерших было уже 1720 человек, и никаких знаков, что число заболевших уменьшается, не было. И Ришелье решился на всеобщий карантин. По его приказу были сожжены все подозрительные и подвергшиеся болезни землянки, особенно наполнявшие Карантинную и Военную балки; он позволил высшим классам выехать на поселение на пригородные хутора, находящиеся внутри оцепления; затем 22 ноября были объявлены условия строгого карантина: все собрания запрещены, все присутственные места и даже храмы на время карантина закрываются. Все население должно было оставаться в своих домах, покидать дома было запрещено кому бы то ни было, посещать жителей могли только комиссары, священники, врачи и повивальные бабки.
Строгий карантин продолжался 46 дней. По городу могли передвигаться только патрули, наблюдавшие за соблюдением карантина, и повозки с красными (перевозившие больных) или черными (перевозившие умерших) флагами, сопровождаемые мортусами (сборщиками трупов), одетыми в кожаное высмоленное платье (для предотвращения заражения одежду смолили) с масками на лице. Носы масок были вытянуты, туда клали измельченный чеснок для обеззараживания вдыхаемого воздуха. Мортусы были вооружены длинными шестами с крючьями на конце или арканами, при помощи которых они выволакивали из домов тела умерших. Каторжники, закованные в кандалы и в таких же черных просмоленных одеждах, как у мортусов, по истечении двадцати дней после выноса из домов мертвых входили в них и производили дезинфекцию.
Каждое утро в 9 часов у ограды Соборной церкви Ришелье принимал доклады медиков и комиссаров. Поскольку три четверти населения города, находясь в карантине, не имело никаких средств к существованию, то Ришелье принял решение конфисковать для нужд города пшеницу, находившуюся в купеческих складах.
К 31 декабря 1812 года в городе заболели чумой 4038 человека, умерли 2632, то есть умерли 11 % населения.
Сила следующих эпидемий была меньше. В 1829 году в городе умерло 213 человек, в 1837 – 108. Последний случай чумы в Одессе был зафиксирован в 1911 году.