11. Что вы говорите после того, как сказали «здравствуйте»?

Этот детский вопрос, столь, казалось бы, наивный и лишенный присущей исследовательской проблеме глубины, содержит все фундаментальные вопросы общественных наук и человеческого бытия вообще. Младенец спрашивает самого себя; ребенок постарше – родителей, которые навязывают ему свое искаженное восприятие мира; подростки задают вопросы друг другу и тем, кого они считают авторитетами; взрослые вообще стараются не задавать вопросов, довольствуясь ответами, полученными от родителей и от общества; наконец, философы пишут целые тома, пытаясь разрешить основополагающие проблемы бытия, но безуспешно. В вопросе ребенка заключен главный вопрос социальной психологии «Почему люди разговаривают друг с другом?» и главный вопрос социальной психиатрии «Почему нам нравится то, что нас любят?». Ответ на них одновременно является ответом на вопросы Апокалипсиса: война или мир, голод или изобилие, здоровье или болезнь, жизнь или смерть? Неудивительно, что лишь немногие могут решить эту проблему, ведь большинство людей, прожив жизнь, не нашли ответа даже на предваряющий их вопрос «Как вы говорите “здравствуйте”?».

КАК ВЫ ГОВОРИТЕ «ЗДРАВСТВУЙТЕ»?

В этом заключается секрет буддизма и христианства, иудаизма и платонизма, а также атеизма, и в первую очередь гуманизма. Знаменитый хлопок одной ладонью в дзэн – это приветствие, которым один человек обменивается с другим. Кроме того, это знаменитое Золотое правило, составляющее основу нравственности во всех религиях. Правильно поприветствовать другого означает увидеть его как личность, как феномен, сбыться для него и быть готовым к тому, что он сбудется для вас. Пожалуй, лучше всего это умеют делать жители Фиджи, чья искренняя улыбка является одним из величайших сокровищ, которые еще остались на планете. Она начинается неторопливо, а затем озаряет все лицо и остается достаточно долго для того, чтобы ее заметили, а потом медленно затухает и наконец исчезает. На нее похожи лишь улыбки, которыми некоторые матери способны обмениваться со своими детьми, а также улыбки, присущие некоторым открытым и искренним людям.

В этой книге обсуждаются четыре вопроса: как вы говорите «здравствуйте»; как вы отвечаете на приветствие; что вы говорите после того, как поздоровались; и, наконец, самый грустный вопрос: чем все занимаются вместо того, чтобы говорить «здравствуйте»? Здесь мы дадим краткий ответ на каждый из них. Объяснению ответов будет посвящена остальная часть книги, которая адресована в первую очередь психотерапевтам и, во вторую очередь, их пациентам. Интересна также она будет и тем, кто не подходит ни под первую, ни под вторую категорию.

1. Для того чтобы сказать «здравствуйте», вы прежде всего должны избавиться от того мусора, который скопился в вашей голове с тех пор, как вы появились на свет. Тогда вы поймете, что это конкретное «здравствуйте» никогда больше не повторится. Могут пройти годы, прежде чем вы этому научитесь.

2. Чтобы ответить на приветствие, вам нужно выбросить из головы весь мусор и увидеть, что перед вами стоит человек, который ждет ответа на свое приветствие. Могут пройти годы, прежде чем вы научитесь делать это.

3. Сказав «здравствуйте», вы избавляетесь от мусора, который пытается вернуться обратно. Вы выбрасываете золу, оставшуюся от разочарований и обид, которые вы когда-либо испытывали, и гасите искры всех неприятностей, в которые планируете попасть. Так вы станете безмолвны, вам не придется что-либо говорить. После долгих лет практики, возможно, вы найдете слова, которые стоят того, чтобы их произнести.

4. В этой книге речь будет идти в основном о мусоре: вещах, которыми все занимаются вместо того, чтобы сказать «здравствуйте». Она написана в надежде на то, что люди, имеющие достаточно знаний и талант для работы с подобными вещами, помогут себе и другим распознать то, что я называю (в философском смысле) мусором. Ведь для того, чтобы ответить на три оставшиеся вопроса, нужно знать, что им является, а что нет. Язык, используемый людьми, которые хотят научиться говорить «здравствуйте», называется марсианским. Мы назвали этот язык так, чтобы показать его отличие от обычного, «земного» языка, который со времен Древнего Египта и Вавилона приводил людей к войнам, голоду, болезням и смерти, а тех, кто в результате этого оставался в живых, – к особого рода помрачению ума. Есть надежда, что когда-нибудь марсианский язык, если люди освоят его должным образом, поможет им избавиться от этих несчастий. Марсианский, к примеру, является языком наших снов, которые показывают вещи такими, какие они на самом деле.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ

Чтобы проиллюстрировать возможную ценность данного подхода, давайте поговорим об одном пациенте. Он страдал неизлечимой болезнью, и дни его были сочтены. У Морта, тридцатилетнего мужчины, обнаружили медленно развивающийся рак, не поддающийся лечению на текущем этапе развития медицины. Ему дали два года жизни, от силы пять. Психиатрической жалобой Морта были тики – головы и стоп, – о происхождении которых он не имел ни малейшего понятия. Сеансы групповой терапии довольно скоро пролили свет на их этиологию: у него в голове все время звучала какая-нибудь музыка, за которой, как за каменной стеной, прятались его страхи. Тики же представляли собой телодвижения в такт музыке. Тщательное наблюдение показало, что все было именно так, а не иначе: не тики были причиной музыки, а наоборот. В этот момент все, включая Морта, поняли, что если психотерапия поможет ему избавиться от музыки, то в его сознании освободится место для множества других вещей. Но если Морт прежде не избавится от своих страхов, то последствия могут оказаться самыми неблагоприятными. Что же делать?

Вскоре стало ясно, что все без исключения члены группы знали: рано или поздно им предстоит умереть, и они, как могли, подавляли связанные с этим негативные эмоции. Каждый из них, подобно Морту, тратил время и силы на это подавление, пытаясь тем самым откупиться от смерти, вместо того чтобы жить полной жизнью. Конечно, если бы по-другому жить было нельзя, то тогда одногруппники Морта за оставшиеся двадцать-сорок лет жизни «успели бы» больше, чем он за свои два или даже пять. Но первостепенное значение имеет не продолжительность жизни, а ее качество – такое открытие сделали для себя все члены группы. Каждый из них и раньше об этом слышал, но теперь, благодаря присутствию рядом с ними умирающего человека, данное утверждение прозвучало совершенно по-новому.

Члены группы (а они понимали марсианский язык и с удовольствием обучали ему Морта, который с таким же удовольствием брал у них уроки) признали, что жить – это значит смотреть на деревья, слушать пение птиц и говорить людям «здравствуйте». Жизнь – это опыт осознанности и спонтанности без драм и лицемерия, это немногословность и уважение к другим. Также они согласились, что для того чтобы этому научиться, все они, включая Морта, должны без сожаления расстаться с мусором в своих головах. Когда члены группы увидели, что его ситуация, в каком-то смысле, не намного хуже их собственной, грусть и неловкость, вызываемые его присутствием, исчезли. Теперь они могли радоваться, не испытывая угрызений совести, и Морт тоже мог радоваться. Отныне общение происходило на равных. Члены группы больше не боялись сурово обращаться с тем мусором, которым была полна его голова, потому что теперь Морт знал ценность и причины такого обращения. Он же, со своей стороны, получил возможность выбрасывать мусор, который сидел в их головах. Морт перестал относиться к себе как к смертельно больному и вернулся в ряды человеческого сообщества, хотя, конечно, все, включая его самого, понимали: их ситуация менее острая, нежели его.

Данный пример более наглядно, чем многие другие, иллюстрирует всю остроту и глубину проблемы приветствия, которая в случае Морта имела три стадии. Когда он только вошел в состав группы, другие ее члены не знали, что Морт приговорен. Поэтому сначала они обращались с ним в привычной для себя манере, в основе которой лежали привитые родителями и приобретенные впоследствии навыки общения, а также определенное уважение и искренность, характерные для психотерапевтических сеансов в принципе. Морт, будучи новичком, отвечал им так, как привык это делать, изображая из себя амбициозного и энергичного американца, каким его хотели видеть родители. Но когда во время третьего сеанса он сказал, что болен раком и скоро умрет, остальные члены группы почувствовали себя смущенными и где-то даже преданными. Они начали вспоминать, сказали ли что-то такое, что заставило бы психотерапевта плохо о них подумать. Казалось, что они рассержены и на Морта, и на врача за то, что ни один из них не сказал обо всем заранее. Все чувствовали себя обманутыми. Дело в том, что они поприветствовали Морта самым банальным образом, не зная, с кем общаются на самом деле. Теперь, когда они узнали, что Морт особенный, им захотелось все перечеркнуть и начать заново. Ведь если бы они знали, кто он, то, уж конечно, вели бы себя иначе.

Итак, члены группы действительно начали все заново. Вместо того чтобы открыто обсуждать с Мортом его проблемы, как они делали это раньше, они стали обращаться с ним бережнее и мягче, как бы говоря своей новой манерой общения: «Смотри, как внимательно я к тебе отношусь. Я искренне сочувствую тебе». Никто не хотел рисковать своим честным именем, говоря неприятные вещи в лицо умирающему человеку. Но это было нечестно, поскольку ставило Морта в привилегированное положение. В частности, в его присутствии никто не смел слишком долго или слишком громко смеяться. Но после того как решение проблемы Морта было найдено, ситуация вернулась в нормальное русло: напряжение спало, и члены группы вновь смогли общаться с Мортом как с представителем человеческой расы, не чувствуя стеснения. Три стадии представляли собой поверхностное приветствие, затем напряженное, сочувственное приветствие и, наконец, расслабленное, настоящее приветствие.

Зоя не может поздороваться с Мортом, пока не узнает, кто он, причем каждый день или даже час она будет узнавать о нем что-то новое. Когда Зоя встретит Морта в следующий раз, она будет знать о нем чуточку больше, чем раньше, поэтому должна сказать ему «привет» немного иначе, чтобы ее интонация соответствовала новому этапу в их отношениях. Но Зоя никогда не сможет узнать Морта до конца, равно как предвидеть все изменения, поэтому ее приветствие никогда не станет совершенным – оно будет лишь приближаться к совершенству.

РУКОПОЖАТИЕ

Многие пациенты, которые приходят к психиатру в первый раз, получив приглашение войти в кабинет, представляются и обмениваются рукопожатиями. Действительно, некоторые психотерапевты протягивают руку первыми. Но у меня другой взгляд на рукопожатия. Если пациент предлагает свою руку сердечно, я пожимаю ее, чтобы не показаться невежливым. Впрочем, я делаю это довольно осторожно, поскольку недоумеваю, чем вызвана такая сердечность. Если же он предлагает руку чисто из соображений этикета, я протяну свою в ответ точно таким же образом, и мы с ним поймем друг друга: этот приятный ритуал не имеет никакого отношения к работе, которую нам предстоит проделать. Если манера, в которой пациент протягивает руку, дает понять, что он находится в подавленном состоянии, тогда я пожму ее крепко, чтобы подбодрить человека и заверить, что понимаю его проблемы. Но выражение моего лица и положение моих рук, когда я вхожу в приемную, дают пациентам, пришедшим ко мне впервые, ясно понять, что эта любезность будет опущена, если только они на ней не настоят. Тем самым я как бы сообщаю им – и большинство это улавливает, – что мы здесь совсем не для того, чтобы показать, какие у нас хорошие манеры и какие мы хорошие. По сути, я не жму пациентам руку потому, что не знаю их, и не жду рукопожатия от них потому, что они не знают меня. Кроме того, некоторые люди, приходящие на прием к психиатру, просто хотят, чтобы их вообще не трогали, поэтому воздержание от рукопожатия будет проявлением уважения к их желаниям.

Окончание встречи – это совсем другое дело. К этому времени мне уже известно о пациенте достаточно много, а ему кое-что известно обо мне. Поэтому, когда он уходит, я придаю обмену рукопожатиями особое внимание; теперь я знаю об этом человеке достаточно, чтобы протянуть ему руку так, как нужно. Такое рукопожатие имеет для пациента большое значение: оно дает понять, что я принимаю его даже после того, как он рассказал о себе все эти «ужасные» вещи. Если человек нуждается в утешении, я пожму руку так, чтобы его утешить. Если ему нужно получить подтверждение того, что он мужчина, а не сопляк, мое рукопожатие вызовет у него соответствующие чувства. Это не тонкий расчет с целью расположить к себе пациента, а спонтанное и бескорыстное выражение признания по отношению к человеку, с которым я целый час беседовал о том, что его больше всего волнует. Если он говорил неправду (причем не из чувства стыда либо злого умысла), пытался эксплуатировать меня или угрожать мне, я не пожму ему руку. Тем самым я дам понять, что он должен вести себя иначе, если хочет, чтобы я был его союзником.

С женщинами все немного по-другому. Если кому-то из них нужен ощутимый знак принятия, я пожму руку так, как ей это нужно. Если же пациентка избегает контактов с мужчинами (и если я в курсе этого), то я просто попрощаюсь с ней, не подавая руки. Последний пример наиболее четко демонстрирует, почему не стоит пожимать руку при встрече: если бы я, увидев ее впервые и не зная, кто она и чего боится, пожал ей руку, мои поспешные действия вызвали бы у нее неприязнь. Я оскорбил бы женщину и показался ей крайне навязчивым еще до начала беседы, если бы заставил ее из соображений вежливости прикоснуться ко мне и позволить мне дотронуться до нее, пусть это и было бы в высшей мере учтиво.

В терапевтических группах я провожу ту же политику. Входя в кабинет, я не говорю «здравствуйте» потому, что не видел пациентов целую неделю и не знаю, с кем здороваюсь. Веселое и радушное приветствие может оказаться неуместным в силу каких-то событий, которые произошли с ними за неделю. Но я уделяю большое значение прощанию с каждым пациентом, когда встреча подходит к концу, потому что знаю, с кем прощаюсь и как это правильнее всего сделать. Предположим, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, мать одной из пациенток умерла. Радушное приветствие может показаться ей неуместным. Возможно, она простит меня, однако нет нужды возлагать на нее такие обязательства. Но когда сеанс закончен, я уже знаю, как на прощанье поддержать человека, который попсе тяжелую утрату.

ДРУЗЬЯ

С друзьями дело обстоит иначе, здесь взаимные поглаживания не нужны. В данном случае «привет» и «пока» могут принимать форму как крепкого рукопожатия, так и теплых объятий, в зависимости от того, к чему они готовы или чего ожидают. Но иногда, когда при встрече хочется «подколоть» своего друга, лучше просто улыбнуться: «Мол, я знаю, что там у тебя стряслось». Одно можно сказать совершенно определенно: чем быстрее вы приобретаете новых друзей, тем скорее они становятся старыми.

ТЕОРИЯ

Все сказанное нами относилось к приветствию и прощанию. Все, что происходит после приветствия и до прощания, находится в компетенции особой теории личности и групповой динамики, которая также является терапевтическим методом и носит название трансактного анализа. Чтобы понять то, о чем речь будет идти дальше, необходимо ознакомиться с принципами данного подхода.

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СУДЬБА

Трудно поверить, что судьба каждого человека, со всеми ее взлетами и падениями, находится в руках ребенка, которому не более шести лет от роду, а иногда и вовсе три. Но именно это и утверждает теория сценариев: мы определяем свою судьбу, будучи еще детьми. Нам будет немного легче в это поверить, если мы поговорим с ребенком. И наконец, у нас отпадут последние возражения против теории сценариев, если мы посмотрим, что происходит в мире сегодня, что происходило вчера и что может произойти завтра. Историю человеческих сценариев мы увидим на античных памятниках, в залах суда и моргах, в игорных домах и письмах к редактору, а также в политических дебатах, участники которых пытаются проверить, подойдут ли те советы, которые дали им родители, когда они еще ходили на горшок, для целого мира или, по крайней мере, для отдельно взятой страны. Но, к счастью, сценарии отдельных личностей носят позитивный характер, а кто-то вообще выкидывает сценарий в урну и начинает жизнь заново.

Человеческая судьба показывает нам, что, используя различные средства, люди достигали одних и тех же целей, и что, используя одинаковые средства, они достигали различных целей. Сценарии живут в их головах в виде Родительских голосов, указывающих, что они должны, а чего не должны делать. Стремления людей облечены в форму детских картинок, на которых изображена та жизнь, которой они когда-то желали. Следуя этим голосам и желаниям, люди превращают мир в сцену для своих представлений. Они запутываются в сетях сценариев других людей: сперва своих родителей, потом супругов и, конечно, тех, в чьих руках находится власть над тем местом, в котором они живут. Также здоровье людей подвержено опасности со стороны инфекционных заболеваний и со стороны физических объектов, соприкосновение с которыми разрушительно для тела.

Сценарий – это то, что индивид планировал сделать, будучи еще ребенком, а то, что происходит на самом деле, называется жизнью. На жизнь человека оказывают влияние гены, детский опыт родителей и внешние обстоятельства. Гены могут вызывать умственную отсталость, физические дефекты или раннюю смерть от рака или диабета. Носителям таких генов будет очень трудно принимать собственные жизненные решения или реализовывать их. Наследственность (или, возможно, родовая травма) наложит на их жизнь неизгладимый отпечаток. Если родители страдали от физической или эмоциональной депривации в младенческом возрасте, это может лишить их детей шансов на воплощение или даже на само формирование сценариев. Велика вероятность, что такие родители убьют своих отпрысков пренебрежительным отношением, жестоким обращением или отдадут их на попечение государства. Болезнь, несчастный случай, порабощение и война могут воспрепятствовать реализации даже хорошо продуманного плана. Такие же последствия будет иметь и попадание в сценарий убийцы, грабителя или того, кому суждено умереть в автокатастрофе. Комбинация перечисленных факторов (например, болезни и порабощение) может закрыть для индивида почти все пути и до минимума урезать число возможных вариантов развития событий, поэтому выбор трагического сценария почти неизбежен.

Но даже при наличии жестких ограничений у индивида всегда есть как минимум несколько возможностей. Авиабомба, эпидемия или массовая резня могут не оставить ему ни единой альтернативы, но на следующем уровне индивид способен выбирать между тем, быть ли ему убийцей, самоубийцей или пасть от руки другого. Здесь выбор будет зависеть от его сценария, то есть от того решения, которое он принял в раннем детстве.

Разницу между жизненным планом и самой жизнью можно прояснить на примере двух крыс, использованных в одном эксперименте. Целью исследования было показать, как ранний опыт матери способен влиять на поведение ее отпрысков. Первое животное звали Виктор Пурдью-Вистар III, или, для краткости, Виктор. (Пурдью-Вистар – это фамилия всех крыс, задействованных в эксперименте, а Виктор и Артур – имена их дедов, или экспериментаторов). В роду Виктора было много лабораторных крыс, так что его гены как нельзя лучше подходили для этих целей. Его мать, Викторию, холили и лелеяли с тех пор, как она появилась на свет. Его дальний родственник, Артур Пурдью-Вистар III, тоже неплохо подходил для проведения экспериментов. Артурию, мать Артура, с самого рождения оставили в клетке одну и не уделяли ей никакого внимания. Когда оба животных подросли, обнаружилось, что Виктор больше весил, проявлял меньший интерес к исследованию окружающего мира и чаще, чем Артур, выделял экскременты. Что с ними произошло дальше, после того, как эксперимент подошел к концу, неизвестно, но их участь наверняка зависела от внешних факторов, например от дальнейших задач, которые ставили исследователи. Таким образом, на жизнь крыс определяющее влияние оказали гены, ранний опыт матери и намерения внешних сил, над которыми они не имели никакой власти и которые невозможно было просить о пощаде. Это накладывало существенные ограничения на «сценарии», или «планы», которые животные, как индивиды, хотели осуществить. Виктор, которому нравилось бездействовать, мог себе это позволить, тогда как Артур, желавший исследовать мир, вынужден был оставить свои мечты, ибо его не выпускали из клетки. И оба, как бы сильно они того ни хотели, не имели возможности обрести бессмертие путем порождения потомства.

Приключения Тома, Дика и Гарри, дальних родственников Виктора и Артура, носили иной характер. Том был запрограммирован нажимать на рычаг для того, чтобы избегать электрического разряда; в качестве награды ему давали немного пищи. Дик получил ту же программу, только его наградой была порция алкоголя. Гарри тоже научили избегать неприятного шока, а в награду он получал приятный электрический разряд. Затем каждого из них обучили программам своих товарищей по эксперименту и поместили в клетку с тремя рычагами: один для еды, второй для алкоголя и третий для получения приятного электрического разряда. Каждому дали право самостоятельно «принимать решение» о том, как он хочет провести остаток жизни: поглощая пищу, находясь под воздействием алкоголя или получая электростимуляцию, а возможно, комбинируя два или три вида удовольствия. Позже в клетке смонтировали «беговую дорожку», поэтому каждый теперь мог решать, хочет ли он заняться бегом в дополнение к остальным наградам.

Это точь-в-точь походило на сценарное решение, поскольку у животных был выбор: пища, алкоголь, острые ощущения, спорт или все понемножку. Каждый мог следовать своему сценарному решению и нести ответственность за собственный выбор, пока продолжался эксперимент. Но их жизнь находилась в сильной зависимости от форс-мажорных обстоятельств, так как исследователь мог в любой момент прекратить эксперимент и оборвать сценарий. Итак, жизнь крыс полностью зависела от жизненных планов, навязанных извне. Причем ассортимент был невелик: животные могли выбирать только из тех программ, которые были предоставлены им «родителями», то есть экспериментаторами. И даже на этот выбор сильно влиял их прошлый опыт.

Хоть люди и не лабораторные крысы, часто они ведут себя аналогичным образом. Иногда людей помещают в клетки и обращаются с ними, как с крысами, заставляя делать то, что угодно хозяевам. Но очень часто дверца клетки открыта, поэтому, если человек хочет выбраться на свободу, ему достаточно сделать всего один шаг. Однако многие не хотят сделать его, потому что их удерживает сценарий. Ведь мир за пределами клетки наполнен незнакомыми удовольствиями и опасными ситуациями, а сценарий предлагает с детства знакомый способ получения удовлетворения. Так не лучше ли всю жизнь оставаться в клетке с ее кнопками и рычагами? Индивид знает, что если он будет нажимать нужную кнопку в нужное время, то будет получать еду, выпивку и иногда даже острые ощущения. Но такой человек, обрекший себя на вечную неволю, в глубине души всегда надеется или боится, что какая-то сила, более великая, чем он сам, Великий Экспериментатор или Великий Компьютер, изменит его жизнь или положит ей конец.

Человеческой судьбой управляет четверка весьма грозных сил. Деструктивное родительское программирование, стимулируемое внутренним голосом, получило название «демон». Конструктивное родительское программирование, внушающее позитивный взгляд на жизнь, издревле называлось «фюзисом». Внешние силы по-прежнему называются судьбой. И наконец, существует четвертая сила – независимые стремления личности, которой древние не дали человеческого имени, поскольку имена в то время были лишь у царей и богов.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР

Психиатр, клинический психолог или клиницист проявляют интерес ко всему, что оказывает влияние на поведение пациента. Далее мы не предпринимали попыток обозначить факторы, которые воздействуют на ход жизни индивида, а рассматривали лишь те, которые влияют на его жизненный план.

Но прежде чем мы начнем разбирать, как осуществляются выбор, подкрепление и реализация сценариев, а также исследовать элементы, из которых они состоят, следует отметить, что наша идея не является чем-то совершенно новым. В классической и современной литературе существует немало указаний на то, что жизнь – это игра и люди в ней актеры, но простые аллюзии – это далеко не то же самое, что основательное изучение данного вопроса. Некоторые психиатры и их ученики посвятили этому немало времени, но они не могли существенно продвинуться в своих исследованиях, поскольку не владели мощными средствами структурного (построение схем и классификация трансакций), игрового (обнаружение приманки, зацепки, переключателя и выигрыша) и сценарного анализа (сценарная матрица, которая включает сновидения, «футболки», «купоны» и производные от них элементы).

Идея о том, что человеческая жизнь следует образцам, которые можно найти в сказках, мифах и легендах, наиболее стройное изложение получила в книге Джозефа Кэмпбелла «Герой с тысячью лицами». В своем исследовании он опирается в основном на воззрения Фрейда и Юнга. Самыми известными понятиями психологии Юнга, которые имеют отношение к нашему вопросу, являются архетип (соответствующий волшебным персонажам сценария) и персона (примерно соответствует роли). Остальные идеи Юнга нелегко понять или соотнести с реальностью, если предварительно не пройти довольно своеобразного обучения, причем даже после этого они подвержены разным интерпретациям. В целом же Юнг придавал большое значение изучению мифов и сказаний, чем в немалой степени обусловлено его влияние на умы ученых мужей.

Фрейд связывает многие аспекты человеческой жизни с одной-единственной драмой – мифом об Эдипе. На языке психоанализа пациент – это Эдип, «персонаж», который проявляет «реакции». Миф об Эдипе – это то, что происходит в голове пациента. В сценарном анализе так можно назвать драму, которая разворачивается в данный момент и которую можно разделить на акты и картины. Она имеет завязку, кульминацию и развязку. Важно, чтобы каждый хорошо играл свою роль, поэтому пациент внимательно подбирает актерский состав. Он знает, что сказать, только тем, чей сценарий согласуется с его собственным. Если сценарий пациента требует, чтобы он убил царя и женился на царице, он должен искать царя, сценарий которого содержит насильственную смерть, и царицу, которой по сценарию положено быть настолько глупой, что она согласится выйти за него замуж. Некоторые из последователей Фрейда, такие как Гловер, признают, что миф об Эдипе – это настоящая драма, а не просто последовательность «реакций». Отто Ранк, главный предшественник Кэмпбелла, показал, что самые важные мифы и сказки созданы на основе одного сюжета, который постоянно присутствует в снах и в жизни большого числа людей.

Фрейд говорил о навязчивых повторениях и навязчивой судьбе, но его последователи не решались заходить слишком далеко и не прилагали эти идеи ко всему ходу жизни пациентов. Эриксон активнее остальных психоаналитиков занимался систематическим изучением жизненного цикла человека от рождения до смерти. Многие из его открытий нашли поддержку в лице сценарного анализа. Если говорить в общем, то сценарный анализ можно назвать фрейдистским, но нельзя назвать психоаналитическим.

Но ближе всех к сценарному анализу подошел Альфред Адлер. Его язык нередко напоминал язык сценарного аналитика.

Если мне известна цель человека, то я могу в общих чертах предсказать, что с ним произойдет. Моя задача – расставить в правильном порядке каждое из совершаемых им движений… Мы должны помнить, что пациент, с которым мы работаем, не знал бы, что ему с собой делать, если бы не стремился к какой-то цели… которая определяет его жизненный путь… Психическая жизнь человека идеально подходит для того, чтобы вписаться в пятый акт, словно персонаж, вышедший из-под пера хорошего драматурга… Любое психическое явление, без которого портрет личности был бы неполным, может быть адекватно понято лишь в том случае, если будет рассматриваться как подготовка к определенной цели… как попытка реализовать (секретный) жизненный план и приблизить расплату… Жизненный план остается в бессознательном, поэтому пациент может возлагать ответственность за все, что с ним происходит, на беспощадную судьбу, а не на свой собственный план, который он так тщательно продумывал и так осторожно реализует… Такой человек подводит итог прожитой жизни и примиряется с судьбой, прибегая к помощи сослагательного наклонения: «Если бы условия были другими…»

Слова Адлера могут быть приняты сценарным аналитиком с тремя оговорками: 1) обычно жизненный план не является неосознанным; 2) нельзя возлагать всю ответственность на носителя плана; и 3) цель и средства ее достижения возможно определить с куда большей точностью, чем утверждал Адлер (трансакции можно предсказать слово в слово).

Британский психиатр Р. Лейнг изложил воззрение на жизнь, которое удивительно похоже на теорию, обсуждаемую в этой книге, причем имеется даже сходство в терминологии. Например, он использует слово «запрещение» для обозначения категорического родительского программирования. Так как его идеи еще не были опубликованы, мы затрудняемся дать им адекватную оценку.

Самыми первыми сценарными аналитиками были древние индийцы, которые основывали свои прогнозы в основном на астрологии. Вот что говорит «Панчатантра» (около 200 г. до н. э) о жизненном пути человека:

 

Еще до того, как появится на свет человек,

Пять вещей предсказать нам под силу:

Как сложится судьба, долгим ли будет век,

Богат ли будет, образован ли и как уйдет в могилу.

Мы внесем в эти слова лишь небольшое дополнение:

Нашим предкам, пусть их давно уже нет,

Пять вещей предуготовить под силу:

Как сложится наша судьба, какой отмерен нам век,

Богаты ли будем, образованны ли и как уйдем мы в могилу.