Девочка для бригады

Антон пришёл внезапно ночью, когда я уже крепко спала. Он был взволнован и вёл себя довольно странно. Следом за ним зашли ещё люди, я их увидела не сразу, но когда их головы замаячили за его спиной, я сразу же напряглась.

Зачем они пришли? Что им надо? Может что-то случилось? Я ещё раз взглянула, словно не веря своим глазам, и сразу же открыла рот от изумления. С ним действительно было несколько человек. Они так сильно напугали меня, что я спросонок долго не могла сообразить, где я и что происходит.

– А это та самая новенькая красавица, которая забралась к нам в лагерь? – Весело произнёс один из гостей и подмигнул мне.

Я не понимающе посмотрела на Антона, надеясь, что он объяснит мне, что происходит, но он вообще не смотрел мою сторону. Определённо точно, что он очень злился на меня. А впрочем, пошёл бы он к черту со своей обидой!

Если я что-то сделала не так, мог бы сразу сказать! Однако, этот ночной визит очень сильно напугал меня, и я с ужасом ждала дальнейшего развития событий. И оно не заставило себя ждать.

Гости прошли в комнату прямо в одежде и сели на мою постель, совершенно выводя меня этим действием из равновесия. Больше всего меня взбесило, что я так тщательно стирала бельё вручную, и мне было важно, чтобы оно всегда оставалось чистым.

Я никогда не любила стирать вручную, но я это делала, потому что эти козлы постоянно экономили электричество. И вот, дружки Антона прямо в уличной одежде и с ботинками полезли в мою чистую постель.

С возмущением и обидой я смотрела на них, даже не испытывая страха, уж не знаю почему. В тот момент я даже не предполагала, что Антон способен на предательство.

– Что вы себе позволяете? – удивилась я, – Встаньте с постели, я её должна сначала заправить покрывалом!

Мне так не хватало цивилизации, чистого постельного белья, и я сама себе никогда не позволяла сидеть в грязной одежде на чистых простынях, подушках или пододеяльнике, а эти наглые люди просто пришли, буквально ворвавшись в мою комнату, разбудили, перепугали, а теперь ещё вели себя так бесцеремонно!

Не обращая внимания на мои замечания, они с интересом разглядывали меня. Внезапно мне стало не по себе, и я поёжилась.

Один из них дотронулся до меня, пытаясь пощупать волосы. Я резко отшвырнула его руку и с возмущением посмотрела на Антона:

– Что происходит?

– Почему ты кричишь, красавица, я же ничего плохого тебе ещё не сделал, – засмеялся гость и все четверо его дружков тоже засмеялись, хотя шутка была совершенно не смешная.

Антон по-прежнему стоял, отвернувшись от меня. Он не смеялся. Видимо его мучила совесть за то, что они собирались со мной сделать.

– Антон, что происходит? – Снова закричала я, начиная дрожать, страх сковал меня, а конечности вмиг покрылись липким по́том.

– Хватит разговоров, пожалуй начнём, – сказал кто-то сзади и все пятеро мужчин начали быстро раздеваться.

Моё сердце ушло в пятки, я уже много раз испытывала это чувство. И в этот момент я понимала, сейчас, произойдёт то, чего я боюсь больше всего на свете: когда толпа тупых мужиков насилует меня!

Несколько сильных рук замесили меня между телами, я уже совершенно не различала кто, где и зачем. Мужчины окружили меня и сквозь их мельтешащие лица, и руки, трогающие моё тело, я видела только ЕГО глаза.

Он стоял и смотрел на меня. Уже не отводит взгляда. И его взгляд отражал разочарование. Больше ничего. Он осуждал меня за то, что не смогла забеременеть от него.

В этот момент я поняла всю обреченность своего нового положения. Судя по всему, теперь я перехожу в разряд общих рабынь, которые живут в этом лагере, чтобы удовлетворять местных солдафонов.

Я глотала горькие слёзы, но продолжала смотреть в глаза Антону, пытаясь передать взглядом ему все, что я думаю о нём.

Когда первый солдат трахал у меня, остальные щипами и хлопали меня, причиняя не только физическую боль, но и душевную. Но самую страшную боль причиняли мне глаза Антона, такие холодные и жестокие.

В тот день он трахал меня последним. Мне уже не было больно, после всех его дружков, я просто не чувствовала своё тело. Но моя душа просто разрывалось на части. И напрасно я рассчитывала, что в нём проснётся человечность. Мне кажется, тут дело не только в зомбации, сам по себе этот человек и превратился в жестокого монстра. Я его недооценивала.

Ещё совсем недавно я видела в нём в что-то большее, но он оказался простым солдафоном, да ещё и с мерзким характером. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить его, виноват ли он в том, какой он есть? Думаю, что да. Но почему-то не держу на него зла, может быть потому, что он просто продукт этого нового проклятого мира.

Все мы теперь жертвы нового мира, и те кто сверху и те кто снизу. Каждый выживает по-своему. Возможно, Антон это делал лучше всех.

Не знаю, сколько по времени он трахал меня. Казалось, в этот раз всё было дольше обычного. Я ощущала его дыхание, которое сводило меня с ума, когда я была влюблена в него.

Получается, всё это время он был жестоким и бессердечным типом, удачно притворялся, хотя порой у него это плохо получалось.

То что сделали его солдаты со мной – это ничто, по сравнению с тем, что он оставил мне неизгладимую дыру в душе.

– Что теперь будет со мной? – Тихо спросила я, когда он уже одевал трусы.

– Не знаю, твою судьбу буду решать уже не я, и меня это уже не касается.

– Как же быстро ты изменил ко мне отношение! Неужели ты совершенно ничего ко мне не чувствуешь? – Я не выдержала и расплакалась.

– Нет, извини, ты мне не подходишь. – Вот так вот сухо и хлёстко. Не понимаю, как я могла так ошибаться в нём?

– Если будешь паинькой, то кроме нас шестерых, тебе не придётся больше никого обслуживать. Я договорился с врачом, он написал, что можно ещё подождать месяц, но он заверил меня, что ты абсолютно бесполезна для продолжения рода. – Печально добавил Антон.

– Но ведь я не виновата в этом! Ты ведёшь себя так, словно я сама пожелала быть бесплодной!

Слёзы снова градом покатились из глаз, мне так захотелось чтобы меня кто-нибудь обнял и сказал, что всё будет хорошо, но я была совершенно одна в тылу врага. Кто знает, может быть все эти небылицы, которые рассказывают об этих мутантах – правда? Мне казалось, что я уже готова в это поверить!

Я не сразу поняла, что на самом деле мне очень повезло: мне дали эту отсрочку в месяц. Если бы меня отправили работать в качестве секс-работницы, то я не долго бы протянула там. Голодные солдаты с такой жестокостью накидывались на несчастных девушек, которых списывали как бесплодных, что многие бедняжки не выживали после многочисленных разрывов и переломов костей.

Теперь моя жизнь была совершенно иной, каждый день ко мне наведывалась бригада парней. Они могли приходить как все вместе, так и по одному, а я должна была безропотно обслуживать их.

Несколько раз я пыталась сопротивляться, за что была жестоко избита. Один из бугаёв-шестёрок Антона подбил меня глаз. Адская боль, но этого хватило, чтобы заставить меня полностью перестать сопротивляться и принимать свою судьбу такой, какая она есть.

Каждый новый день превращался в пытку. Если в начале голодные самцы приходили, чтобы просто быстро трахнуть и уйти, то со временем, их аппетиты начинали расти.

Самым страшным было то, когда они приходили все вместе. Парни начинали подзадоривать друг друга, заставляя меня делать всевозможные нелепые вещи.

Всего неделя и мне казалось, что моя жизнь в этом режиме длиться более трёх месяцев. Теперь мне некогда было скучать, они могли приходить утром, днём, вечером и даже ночью. Кому как вздумается.

Антон приходил всё также – исключительно раз неделю. Позже я узнала, что кроме меня у него были другие девочки. Впрочем, как я поняла, ему вообще было плевать кого трахать. Он настолько сильно был увлечён политикой, что всё остальное его мало интересовало. Женщины нужны были, чтобы сбросить пар. Освободить свои яйца от тяжести.

Но я уже окончательно разочаровалась в нём. Мне было досадно, что я сразу не разглядела в нём подонка. Хотя его дружки – не далеко от него ушли.

Один из подонков приходил чаще других. В начале его требования были минимальные, как у всех, но его фантазии можно было только позавидовать, к моему несчастью. С ним я испытала вновь весь спектр унижений и боли. Он связывал меня, бил всевозможными предметами, жёстко трахал в рот и заставлял пить мочу.

Собственно, благодаря этому гаду, его практику постепенно переняли и все остальные насильники. Я начинала понимать, что так продолжаться не может, нужно что-то делать, и срочно. Но я была совершенно обессилена. Да и как я теперь могла сбежать, когда в любой момент ко мне могли наведаться гости?

Каждый из них был потенциальной угрозой и моим злейшим врагом. Они медленно убивали моё тело и душу, отнимая у меня последнюю надежду и силы на спасение. Просыпаясь каждое утро я давала себе обещание, что сегодня попытаюсь сбежать, но уже после первого гостя я падала без сил с элементарным желанием просто сдохнуть.

Всего неделя и на моём теле стали появляться язвы от постоянной порки всевозможными предметами. Для этих целей они использовали все подручные средства: ремень, прутья, шнуры от старых электроприборов, которые уже давно вышли из строя. И мне казалось, что хуже уже быть не может, но каждый новый день доказывал, что оказывается ещё как может!

Этого злобного садиста звали Митяй, никогда не забуду этого ублюдка. Именно он подначивал всех остальных издеваться надо мной. Не знаю, может быть без него они тоже со временем пришли бы к пыткам, но этот козёл постоянно подавал новые и новые идеи.

Каждый раз, когда я видела его, моё сердце останавливалось и кровь застывала в жилах.

На восьмой день я просто не смогла встать с постели, накануне Митяй очень долго бил меня сперва ремнём, потом различными шнурами от старой техники, затем в довершение, прошелся ещё и полицейской дубинкой, и у меня было ощущение, что он переломал мне каждую кость, которая имелась в моём теле. Я даже не могла нормально дышать, сильная боль в груди с шипящими звуками давала явно понять, что со мной что-то не так.

Именно тогда и пришёл Антон, и можно сказать, спас мне жизнь. Он долго смотрел на меня, затем он дал приказ, чтобы неделю ко мне никто больше не смел прикасаться, Митяю и он сделал особое замечание и обещал с ним серьёзно поговорить.

Мне было не до радости, я просто чувствовала, что умираю. И мне хотелось умереть, клянусь! Давно я не испытывала такой жуткой боли и отчаяния!

Через час ко мне пришли две женщины и уже знакомый мне врач-гинеколог. Уж не знаю, зачем Антон позвал именно его, видимо испугался, что кто-нибудь из его руководство узнает, чем он тут со своей командой занимается во внеслужебное время. Вместе с врачом был молодой парень по имени Сергей. Я так и не поняла, кто он такой, но подумала, раз он пришёл из поликлиники, значит тоже какой-то врач. Он мельком осмотрел меня и сделал какое-то заключение.

Меня тщательно осматривали. Поставили капельницу. Врач-гинеколог прощупал всё тело и сказал, что кости целы, но рекомендовал постельный режим. Мне показалось странным, насколько хорошо у них гинекологи разбираются в травматологии.

Одна женщина должна была остаться со мной на всю неделю, чтобы ухаживать, и этот факт меня очень обрадовал. Мне она показалась очень доброй и отзывчивой. Она выхаживала меня, словно родную дочь. Когда все ушли, она мне рассказала, как оказалось в этом гадюшнике и через что ей пришлось пройти.

Мария, несмотря на возраст, оказалась достаточно плодовитой, и её взял в жены один из руководителей. Сразу же в первый год она родила ему двойню, и сейчас снова была беременна.

Муж с неё сдувал пылинки, был вежлив и учтив, по её рассказам, но всё это было не искренне. Он заботился больше конечно же о будущем потомстве, а не о ней. Когда он не знал, что она была беременна двойней, он бесконечно бил и насиловал её, устраивал жуткие бдсм пытки и принуждал к всевозможным извращениям.

Быстрая первая беременность спасла Марии жизнь, но тем самым ограничила её возможность сбежать. Куда она могла бежать с двумя младенцами на руках? А бросить их здесь она никак не могла.

Медсестрой она стала уже здесь. Медицинского образования у неё не было, но это было и не важно. Многих женщин, которые являлись жёнами офицеров, заставляли работать медсестрами, при этом их не спрашивали, хотят они этого или нет, есть у них вообще к этому способности. Работай и всё!

И Мария работала, и пока она мне рассказывала о своей жизни в этом жутком городишке, для меня словно открывалась новая картина бытия. Раньше я не представляла, как живут люди в этом посёлке, но теперь становилось многое понятнее.

Я долгое время не знала как поговорить с ней о побеге. Были моменты, когда она рассказывала мне, как пыталась сбежать, будучи беременной, и я слушала её затаив дыхание. Мне хотелось спросить у неё, есть ли вообще шанс выйти за периметр, но не решалась.

Она сама заговорила со мной об этом.

–Ты знаешь, что с тобой будет после медицинского заключения Сергея о том, что ты можешь «вернуться к прежнему образу жизни»?

– Да.

Это означает верный путь к насильственной смерти через пару недель.

– Ты хорошая девушка, здоровая. У тебя может быть долгая жизнь, семья и дети. Но тебе нужно выбраться из лагеря до конца недели, в ином случае я тебе не завидую.

Она так легко заговорила об этом, будто в заборе была дыра, и нужно было лишь помахать ручкой и уйти. Серьёзно? Каждый день так все делают?

– Но разве отсюда возможно выбраться?

– Странно звучит, правда? Но не все тут поддерживают местную власть. Среди военных тоже есть адекватные люди. Мы уже смогли помочь двум девочкам. Только двум – из десяти тысяч за несколько лет.

– Сколько??? – мои глаза округлились. Перехватило дыхание, и защемило сердце. Цифра казалась катастрофической.

– В лагерь каждую неделю привозят новеньких в брезентовых грузовиках, и теми же машинами увозят трупы, чтобы их сжигать в крематориях. Женщин, мужчин, стариков и больных детей; не только мёртвых, но и почти мёртвых – у которых якобы нет шансов, чтобы не тратить на них время. Я знаю, что ты будешь гораздо дольше восстанавливаться, а пока они снова будут пускать тебя по кругу, ты помрёшь быстрее, что ускорит твой путь в печь… Что ты так странно смотришь?

– Крематории?

Я не могла поверить в это. В общем, я и не думала раньше, как здесь избавляются от мёртвых, тем более что иногда с ними был перебор – но сжигать…

Хотя раньше я вообще считала, что они едят трупы. Ну да, в нашем мире теперь много баек. Причём в эту байку верят почти все!

Когда я столкнулась с ними, то перестала там считать. Увидела, что они не такие тупые и одноклеточные, чтобы есть людей. Но в любом случае, они жестокие люди и этот факт нельзя было отрицать.

– Да. Выкапывать могилы, уж тем более братские, здесь никто не станет. Один из заводов в паре часов езды переоборудовали, выстроив огромные печи. Я видела его своими глазами.

Она встала и подошла к окну, будто что-то разглядывая.

Всё становилось более чем понятно. Поэтому в лагере нет стариков. Женщин мало, и в основном они молодые. Строго до сорока лет, а дальше… Что с ними происходит дальше? Я сразу же отогнала назойливые мысли. Лучше не думать об этом, иначе становится страшно.

– Я попала сюда вместе с сестрой. Нас распределили в разные бараки, но была возможность видеться несколько раз в месяц – тогда не существовало ещё обязательных патрулей и медицинских сестёр, режим был мягче. В воздухе теплилась жизнь, только в людях её уже не было.

Меня выбрал Григорий – нынешний муж, а вот имени приставного «дружка» Сони я не знала, но издалека он казался не самым приятным человеком.

Мы старались не разговаривать о том, что происходило за дверью квартир, но было ясно, что её положение гораздо хуже. Она менялась, таяла на глазах, появились синяки под глазами, на запястьях чернели непонятные пятна. В нашу последнюю встречу она обмолвилась, что врачи после обследований сделали вывод о её бесплодии. Тогда я поняла: нужно бежать.

Я придумала ночью украсть форму своего мужа, ключи от машины, и вместе с Соней проехать через КПП – достаточно удостоверения, маски на лице и уверенности – тогда всё будет хорошо, тогда всё получится. Утром мы уже будем за перевалом.

План на самом деле был неплохой, для того времени, и я смогла реализовать его первую часть: украсть форму, вскрыть машину и спрятать Соню на заднем сидении, когда меня ослепил свет фонаря.

Когда мы шли вдоль дома до стоянки машин, нас заметил «друг» Сони, который решил её в это время навестить, и был очень удивлён, увидев её вместе со мной. Он решил проследить за нами, и когда понял, что мы собираемся делать… Шум поднялся страшный.

Я видела, как Соню вытащили и увели в камеры заключения. Сразу же появилась охрана, приехал муж. Он что-то кричал, уверял в долгой и мучительной смерти, но всё уже было как в тумане. Всё провалилось. Мы погибли.

Я сползла вдоль двери, вдруг меня стошнило, и я упала в обморок. В следующий раз я открыла глаза в больнице, где меня обследовал врач и выдал заключение – беременность, 8 недель.

Это был пропуск в жизнь. Тогда мне казалось, что я вытянула счастливый билет, выиграла в лотерею. А значит, шанс спасти Соню, маленький, и всё же…

Муж смотрел на меня с удивлением. Ещё час назад он меня ненавидел, был готов повесить на ближайшем столбе – и вот, сейчас я для него карьерная лестница, которая нарожает детей, и они откроют ему путь наверх, к элите главнокомандующих лагерей. Ценный товар.

Я только поднялась и хотела заговорить, но он прервал меня в тот момент, сказав, что сестру свою я увижу завтра.

И я увидела.

Днём он усадил меня в свою машину, в которой ещё лежало покрывало Сони. Мы проехали посты, за нами ехал грузовик. Тот, на котором нас сюда привезли четыре месяца назад.

Мне было страшно, я не совсем понимала, почему мы едем куда-то из лагеря. Новость о беременности должна была повлиять на ход событий. Я размышляла, готовилась к худшему. Там, где привыкли выбирать мучение вместо смерти, ничего хорошего ждать не приходится.

Мы подъехали к ещё одному лагерю, который оказался совсем небольшим, и там было гораздо меньше людей. Стояли несколько кирпичных зданий, из которых люди выходили с противогазами. Из больших печей шёл дым, разносился странный запах.

– Мы заходить не будем. Ты только издалека посмотришь.

Грузовик, который тогда ехал за нами, остановился прямо у ленты конвейера большого здания. Этот конвейер огибал его по всему периметру, и уходил прямо внутрь одной из комнат, которые располагались внутри здания.

С грузовика сорвали брезент, и я увидела трупы. Десятки людей безобразно свалены на пол, кто-то без одежды… Как меня тогда это поразило! Мы всё же люди, зачем так?!

Я обернулась к мужу, и на мой взгляд он сказал: «Смотри, твоя сестра»

Моя голова медленно повернулась в сторону здания, и среди этих людей я разглядела Соню. Она была жива. Руки и ноги связаны, но Соня вряд ли бы приняла попытки к бегству даже со свободными руками. То, что с ней сделали… Она попробовала осмотреться, пытаясь понять что происходит, были даже заметны движения головой…

Я кричала, пыталась выбежать, била человека рядом со мной – без толку. Двери были закрыты, Гриша отвесил мне пощёчину.

Конвейер с грохотом двинулся, и лента понесла полуживых и мёртвых людей внутрь здания. Через минуту Соня исчезла.

«Это послужит тебе уроком. Если решишь бежать снова – сможешь увидеть ещё кого-нибудь».

Когда мы вернулись, моя жизнь разве что не буквально – оборвалась. Всё, что было до этого дня, провалилось в крематорий. Мне до сих пор снится дым из этой трубы.

Мария подошла к окну. Я могла представлять сколько угодно жестокость местных, но это… Я поняла, что наверное никогда не перестану удивляться человеческой природе.

– Только после рождения ребёнка я смогла прийти в себя. Странно, у многих начинается послеродовая депрессия, а у меня она кончилась. Сначала я каждую неделю смотрела на эти грузовики, и сама хотела там оказаться. Потом я поняла, что не смогу оставить детей, они моя единственная радость, у меня есть шанс воспитать их хорошими людьми.

Только с чувством вины мне было не справиться. Я переживала ту ночь так часто, что в какой-то момент спала только днём, прокручивая в остальное время варианты событий. И я увидела единственный возможный выход.

Она посмотрела на меня. Мария видела, что мне осталось жить от силы две недели здесь, и велика вероятность, что меня отправят на конвейер гораздо раньше.

– Я хорошо запомнила дорогу до крематория, и, пока думала о побеге, подмечала особенные места. Это мне пригодилось. Но спасти двух предыдущих женщин мне помог Сергей, которых мы оформили как мёртвых. Трупы он оформляет как отходы, но тех, кто находится между жизнью и смертью – списывает. Для этого он проводит анализы и делает заключение о нежизнеспособности человека, и его вместе с остальными увозят. Среди большинства таких людей были те, кому требовалось лишь время на лечение – но лагерь не будет тратить свои ресурсы. Проще найти свежее и здоровое мясо.

– Почему он помог тебе? Ты доверяешь ему?

– Да. Он отец моих детей. Муж оказался бесплоден, но не знает об этом. У Сергея идеальная репутация, он сумел прекрасно скрыть свои убеждения. И я верю ему.

Мария многозначительно посмотрела на меня, и я не стала больше задавать вопросы на эту тему. Если всё так, значит, я обязана рискнуть.

– Что мне нужно делать?

– У нас осталось два дня до отправки машины. За это время я помогу тебе превратиться в пациента с инфекцией, твоё лицо приобретёт необходимую желтизну. Сергей при обходе озвучит диагноз – и останется только ждать. Тебя нельзя трогать, заходить в помещение можно будет только в масках – на тебе она тоже будет. Меня сюда уже не пустят, поскольку я беременна, но я уже и не понадоблюсь. Ты справишься?

– Вероятно. У меня есть другой выход?

В назначенный день пришёл Сергей и Антон, позади них стояли Мария и её муж, – все были в масках. Врач рассказал моему почти бывшему мужу давно заученное медицинское заключение, с некоторыми вставками из моего анамнеза. Итог: «списать» сейчас.

На удивление, Антон легко согласился, но меня это почти не волновало. Мои глаза были прикрыты, дышала я редко и с хрипотцой – как показывала Мария, но если бы Антон решил прикоснуться ко мне, наверняка бы он почувствовал, как бешено колотится моё сердце.

Они вышли. Осталось ждать следующего дня.

Всю ночь я провела в тишине. Ко мне впервые за долгое время никто не пришёл, и это понятно: заражённых женщин здесь боялись как огня, скорее всего Антону придётся несладко. Но и заснуть я не могла – напряжение было очень сильным, я прокручивала все возможные исходы событий.

Уже рассвело, я слушала, как идёт мелкий дождь. Вдруг раздались тяжёлые шаги – вошли «носильщики». Я видела их довольно часто, но не могла предположить, чем они занимаются. Эти мужики знали, что я жива. Они помогали многим ещё живым добраться до машины смерти, и привыкли к этому. Они накрыли меня чёрной простынёй, погрузили в телегу и повезли. Главное, полностью расслабить тело, отключить всё напряжение – и тогда игра получится.

«Чёрной простынёй, – рассказывала Мария, – Накрывают опасно заражённых». А это означало, что никто сквозь перчатки здесь не почувствует предательское тепло моих ног. Слишком странный факт для полуживого человека. Так и случилось – в кузов меня клали в последний момент, используя перчатки.

«Главное, не смотри вглубь. Там могут быть живые – тебе их не спасти. Спасай себя, милая».

С этими словами Мария попрощалась тогда со мной и вышла.

Маска на моём лице не сильно помогала от трупного запаха. Меня положили где-то сбоку – я не особо видела, и к счастью, это был конец погрузки. Грузовик накрыли брезентом, завязали, и мы поехали.

Я старалась не шевелиться и не думать о том, что вокруг. Только прислушивалась, как мы проезжали посты. Как разговаривали люди вокруг, как проходил мимо патруль. Как нас накрывала тишина.

Спустя три проверки мы поехали быстрее.

«Когда посты кончатся, начнётся лес, но прыгать нельзя – минут 40 нужно будет ждать. Скорость большая, да и тебя точно заметят. Наблюдай через брезент, сигналом будет начало озера. После него есть участок, где растут высокие кусты. Но спрыгнуть тебе нужно именно тогда, когда грузовик поедет через заросли – в этом случае тебя не заметят через боковые зеркала»

Я не знаю, сколько прошло времени – может 20 минут, может час – мы уже ехали без остановок. Я медленно проползла к краю и отодвинула часть ткани от опоры кузова – и увидела лес. Почувствовала свежий воздух, аромат леса после дождя, увидела зелёные деревья…

Озеро вдруг раскрылось гладким полотном, отражающим небо. Я отвязала край брезента так, чтобы пролезть. Руки не слушались, в ушах гудело, казалось, что меня сейчас услышат, заметят, достанут, и всё кончится…

Грузовик ехал медленно по расхлябанной дороге. Я, наконец, развязала брезент и, ухватившись за опоры, вылезла и зависла в метре от земли. Ветки уже хлестали моё тело, заросли облепили машину, как вдруг я разжала пальцы и шлёпнулась на землю.

Быстро откатившись в сторону за высокую траву, я глянула на грузовик – предательски болтался угол брезента, но они удалялись от меня как ни в чём не бывало, зеркало закрывали ветви деревьев.

«Если всё пройдёт удачно, беги в сторону озера. Его окружают высокие заросли тростника – в них ты можешь укрыться и идти дальше, вплоть до железнодорожного моста. Раз в день его медленно проходит товарный поезд. Да, ты поняла верно – нужно на него забраться и спрятаться в одном из вагонов. Поезд пройдёт вечером и отправится на юг, там дружественные для нас и вражеские для мародёров поселения. Тебе помогут»

Я опустила глаза на землю и увидела муравья. Солнце отражалось на его брюшке, за ним семенили ещё трое. Я смотрела на них, прижавшись к земле, с маской на лице, босая и в одном холщовом комбинезоне – и плакала. Слёзы сами лились ручьём, падая на землю, задевая недовольных муравьёв. А я плакала и смеялась.

Я могу идти. Я могу бежать. Пора.