Новый политический строй

И всё-таки, мысли о моей сестрёнке не давали покоя. Во мне таилась надежда на то, что с ней всё хорошо, но осознавая собственную беспомощность, я могла только разрыдаться. К моим глазам снова подступили слёзы.

Синяки и переломы никуда не делись, они всё так же продолжали ныть. Разговор с Антоном на время отвлёк меня, но теперь последствия падения вновь давали о себе знать. Эти переживания будто бы выкачали из меня все силы и я не заметила, как уснула.

Через несколько часов меня разбудила всё так же женщина в чёрном платке и халате, которая принесла воду и хлеб. Очевидно, это и есть медсестра и жена кого-то из мутировавших. Так же силой захваченная и наспех ставшая «матерью». Может быть мне удастся поговорить с ней и выяснить подробности местного быта?

Это была не слишком молодая женщина, на вид около 35-40 лет. В её глазах была какая-то отстранённость и ощущение пустоты. Хотя, может быть, мне просто так показалось. Решив завести разговор, я спросила:

– Вас тоже выкрали? Вы тоже попали в плен и стали женой кого-то из местных?

В ответ она недоумённо посмотрела на меня, но видимо быстро опомнившись, ответила:

– Не бойся… Мы здесь живём очень хорошо и спокойно. Ты ко всему привыкнешь. Выпей воды и поешь.

После чего она так же удалилась, закрыв за собой дверь. Мне показалось её поведение довольно странным, но я была жутко голодна и преодолевая боль, позабыв обо всём принялась есть.

В какой-то момент мне даже удалось расслабиться и убедить себя в том, что всё не так страшно. И на самом деле, если подумать, то я вообще могла погибнуть в ту ночь. А сейчас со мной всё в относительном порядке. Есть еда и уход. Но как же без меня Иришка… Боже, надеюсь, с ней тоже всё хорошо. Во всяком случае, она не одна и это вселяет хоть какую-то надежду. Я вспомнила и Алексея. Интересно, где он сейчас?

Милый, если бы ты только знал, куда я попала… Думаю, ты бы был в ярости… Прости меня, я совершенно этого не желала.

Тишина, царящая здесь, постепенно угнетала. Звуки с улицы уже совсем не отвлекали и стали каким-то фоновым шумом. Зато мысли о моём настоящем и будущем, по аналогии с дьяволом и ангелом, сидящими на плечах, буквально разрывали меня на части.

Одна моя часть буквально ревела и кричала о том, что мне ни в коем случае нельзя оставаться здесь и стоит как можно скорее бежать, при первой же возможности. Обратно, к моей родной сестрёнке и моему возлюбленному.

Вторая же часть, зерно которой взрастили слова Антона, говорила о том, что не стоит делать поспешных выводов об их расе, а для начала надо бы увидеть всё своими глазами. Она говорила мне о том, что нужно всего лишь плыть по течению судьбы, потому что сейчас от меня мало что зависит и сопротивляться ей бесполезно.

За окном послышался звук мотора. Кто-то, хлопнув дверью, вышел из машины и через минуту в комнату вошёл Антон. Он подошёл ко мне, и осторожно подняв с постели, взвалил к себе на плечо. От боли хотелось кричать, но я понимала, что это бесполезно.

– Куда ты меня тащишь? Мне больно! – через силу вскрикнула я, но он ничего не ответив понёс меня через коридор и вынес на улицу. Хотя я и наблюдала всё окружающее меня вниз головой, на улице мне удалось разглядеть тех, кого я слышала за окном.

Это были женщины в серых обносках или даже робах, которые находясь за сеткой колючей проволоки, вскапывали отведённый им сектор у обочины.

Наконец, он опустил меня на землю и я смогла оглядеться. Вокруг был довольно ухоженный по меркам пандемии и общей разрухи, городок. В глаза бросались разве что мешки с песком, уложенные в укрытие и придорожные столбы с громкоговорителями.

У дороги нас ожидал чёрный «Тигр», с медицинским значком на двери. Антон, открыв заднюю дверь, осторожно усадил меня на сидение, а сам сел через другую дверь слева. В салоне я заметила водителя, в такой же чёрной униформе, как и у Антона.

Мы подъехали к каким-то дворам, по всей видимости, брошенным во время общей эвакуации, и заново обжитым «мутировавшими», в ходе войны. Это были остатки микрорайонов с 7-этажными домами, компактно стоявшими друг возле друга. Стоит отметить, что в окнах имелись стёкла, а стены были заново облицованы подручными материалами. Мы остановились у одного из таких домов.

– Спасибо – сказал Антон.

– Помочь или сам? – поинтересовался водитель, но Антон ответил, что справится сам. Он вытащил меня из автомобиля, который тут же скрылся за углом многоэтажки, взвалил к себе на плечо и понёс в дом. Судя по тому, что он был немного растерян, Антон сам был здесь во второй или третий раз:

– Где же эта чёртова дверь…

Наконец, найдя нужную квартиру, он занёс меня и уложил на кровать, которая состояла из одних только ножек, опор и сетчатого основания. Обстановка, судя по интерьеру, была довольно благополучная. По сравнению с палаткой в лагере – уж наверняка.

Хотя стены и были абсолютно пустыми, но они хотя бы имелись. В двухкомнатной «квартире», если её так можно назвать, была даже примитивная мебель и, о чудо – телевизор. Я так давно не видела всего этого, что подобная обстановка теперь казалась мне настоящей роскошью.

В следующие несколько дней, я постепенно шла на поправку. Периодически приезжал Антон и привозил еду. Это был хлеб, какие-то овощи, которые ему удавалось раздобыть и вода.

Синяки постепенно исчезали, а самочувствие становилось лучше. Как сказал мне Антон, через пару недель гипс можно будет снять и я уже смогу ходить.

А пока что, я проводила дни в одиночестве, в пустой квартире. Раз в сутки, на несколько часов давали электричество и можно было наблюдать пропагандистские сюжеты, транслируемые местной телестанцией.

По всей видимости, им каким-то образом удалось частично восстановить её работоспособность. И хотя изображение не отличалось высоким качеством, сквозь помехи проходили пылкие речи какого-то бородатого мужчины в очках.

«Во всём виноваты учёные-колдуны! Лжецы, из-за которых мир погрузился в хаос и разруху! Дьявольское отребье, которому мы обязаны отомстить. Но мы – единственная сила, способная к созиданию и построению прогрессивного общества. Именно поэтому наш освободительный поход окончится сокрушительным для наших врагов поражением!»

Изо дня в день он рассказывал о победах, о превосходстве «постчеловеческой» расы и о каком-то «освободительном походе». После его речей, под музыку начинали транслировать ужасные кадры боевых действий.

Они были по-настоящему ужасны, потому что за победной бравадой, периодически мелькали сожжённые лагеря, остатки городов, убитые и пленённые. Каждый раз при этом, я вспоминала об Иришке и мне становилось невыносимо больно. Я начинала винить себя во всём произошедшем и не могла простить себе того, что по своей глупости бросила её там, с совершенно незнакомой мне женщиной.

* * *

Так прошла неделя. Обстановка, в которой я оказалась, постепенно стала привычной. Привыкала я и к Антону.

Теперь я стала ждать его возвращения каждый день. Не только из-за того, что он привозил продукты, но ещё и потому, что одиночество в этом доме казалось пыткой и мучением. Да, он воспользовался моей беспомощностью и перевёз сюда. Но, так или иначе, он спас мне жизнь… И с ним было довольно интересно поговорить, чтобы отвлечься от угнетающих мыслей.

Несмотря на то, что их правительство заботливо выделяло ресурсы новым «семьям», он мог побыть со мной только вечером.

В один такой вечер, он согласился выйти вместе на прогулку. Взяв меня на руки, он вышел на улицу и донёс меня до небольшого пригорка, на вершине которого мы сели.

С этого склона было видно уходящие вдаль поля и далёкие лесополосы, за которыми скрывалось уходящее солнце.

Я вспомнила тот день, когда я вышла из лагеря и точно так же наблюдала за закатом. Теперь это такое редкое явление из-за сильного смога.

Могла ли я тогда хотя бы представить, где я окажусь в итоге? Вряд ли. Хотя и прошло около недели, всё это казалось чем-то иным. Будто бы эпизодами чужой жизни. Теперь я здесь.

– Чем ты занималась у себя в лагере? – спросил Антон.

– Ничем особенным. Я пробыла там сравнительно недолго. Только однажды пришлось мыть посуду… Вот и всё.

– Ну и как тебе, понравилось в палатках жить? Живёте как свиньи там, а ещё нас «мутантами» обзываете. Хотя… Вы сами всего лишь пешки и разменные монеты в руках тех, кто захватил власть. И именно они заставляют вас жить в таких условиях. Как в зоопарке. Ничего. Поверь, придёт время. Мы возьмём штурмом Москву и на штыках вынесем оттуда всю эту кукарекающую мразь…

Я уже совершенно не слушала, что он говорил. Я тонула в его глазах и мне нравилось наблюдать, как он с усердием и тщательно подобранными выражениями что-то эмоционально доказывал. Он будто бы был заражён идеей. В его мимике прослеживалась какая-то животная злость. Это было сильнее меня и почему-то сильно привлекало. Думаю, он даже не заметил, как я любуюсь им, потому как в порыве своей речи он смотрел куда-то вдаль и совершенно не обращал на меня внимания.

Я подвинулась поближе и осторожно положила голову ему на плечо. Мне захотелось, чтобы он обнял меня как можно крепче. Потому что теперь кроме него у меня никого здесь нет.

Он посмотрел мне в глаза, и заметив как я недвусмысленно улыбаюсь, взял за руки и медленно уложил на траву. А потом начал целовать шею, все ближе и ближе подбираясь к груди. Сердце стало стучать быстрее и быстрее, дыхание постепенно переходило в стон. Осторожно раздвинув ноги, я почувствовала, как он вошёл в меня…

День за днём я шла на поправку и уже могла ходить самостоятельно, без посторонней помощи. Все эти несколько недель я посвятила чтению книг, стопку которых по моей просьбе откуда-то притащил Антон.

Больше всего мне нравились эротические романы, которые чудом сохранились в этой куче книжной макулатуры. Порой доходило до курьёзов – я нашла амурный роман с сюжетом, похожим на моё сегодняшнее бытие, где на фоне разрухи постапокалипсиса разворачиваются бурные страсти. – Интересно, и кому всё это приходило в голову?

Во всяком случае, они напоминали мне о нашем общем прошлом. О том далёком и теперь уже загадочном мире спокойствия, до всех этих проклятых событий. Будто бы я снова оказалась в своём детстве и смотрю зарубежные фильмы о красивой жизни. Дорогие авто, красивые девушки, богатые ухажёры… Теперь становится смешно и немного грустно, когда читая подобное, пытаешься представить все эти образы.

Однажды утром внезапно дали электричество. Удивительно, как им удалось восстановить электрификацию, потому как всё что я наблюдала вокруг – пустые вышки ЛЭП. Хотя, вполне возможно, часть из них они всё-таки отремонтировали.

Антона уже не было, обычно он встаёт очень рано и очень быстро собравшись, уходит в какой-то «штаб», о котором он очень мало рассказывает.

С характерным треском включился ламповый телевизор. Через обильный «снег» радиопомех проступила тёмно-синяя заставка, а потом что-то щёлкнуло, и на экране возникла уже знакомая мне эмблема «мутантов», которую я до этого видела только на пропагандистских плакатах.

Затем кадр снова сменился и какой-то мужчина, сидя за столом и взяв бумажку в руки, стал зачитывать:

«Внимание жителям Секторов 7/3, /4 и /8. Сегодня, начиная с 12 часов дня и заканчивая 18:00, в вашем, и соседних секторах будет производиться экстренная зачистка паразитов. Распоряжение секториальной администрации – на время проведения зачистки, всем находящимся в жилых блоках оставаться в зданиях, и по возможности заложить оконные проёмы. В районе будут распылены отравляющие вещества».

После этого начались какие-то сюрреалистические кадры, где солдат в балаклаве и чёрной униформе поднимает в правой руке какой-то факел, а на фоне всего этого развивается флаг с эмблемой мутировавших.

Я недоумевала, о каких паразитах идёт речь и касается ли это сообщение сектора, в котором я нахожусь. Потому что Антон никогда не называл никаких адресов. Да и вообще, какие могут быть адреса в этой обстановке извечного хаоса.

Впрочем, я решила не испытывать судьбу и забить все щели в окнах подручными материалами. Тут-то и пригодились остатки книг и газет, но из-за перелома я не могла как следует встать на подоконник, чтобы тщательнее перекрыть проступающий с улицы воздух.

– Где же Антон, когда он так нужен?

И действительно, где? Он так любит хвалебно отзываться об их строе и лидерах, которые «заботятся о семействах», но сам постоянно пропадает в каких-то штабах и на ежедневных учениях, уделяя мне время только по вечерам.

Замуровав все дыры, я с трудом слезла с подоконника и прилипла к окну, ожидая дезинфекции. Точного времени я не знала, но по ощущениям до полудня оставалось около часа или вроде.

Проведя минут 20 в ожидании, я поняла, что чересчур поторопилась и отлипнув от окна, слегка расслабилась. Конечно, было немного не по себе от такого. Я не слышала ни о каких паразитах ранее, разве что о стаях бродячих псов. Но и тех постепенно отстреливали военные.

Довольно необычно, что после сообщения о дезинфекции, телевещание продолжало работать и электричество в этот раз не отключали, хотя обычно его очень экономят. Довольно странный подход, учитывая сложившуюся обстановку гораздо логичнее было бы использовать радио. Но, по всей видимости, их «лидерам» не жаль ресурсов на визуальную пропаганду. Только зачем она вообще нужна, если вы и так принадлежите к одной расе и никакой дополнительно объединяющей «скрепы» для вас не нужно? Это было загадкой.

После продолжительной заставки, с леденящей душу музыкой, на экране возник уже знакомый мне бородатый мужчина в очках, примерно за 50. По всей видимости, это был один из их духовных лидеров или «префект», как они его называли.

Одет он был в чёрный френч со стоячим воротником и стоя на трибуне, к которой также была прикреплена эмблема, начал свою речь:

«…Я обращаюсь к гражданам Амфиктонии. Воинам и матерям будущих защитников нашего вида! Многие годы наш народ подвергался суровым испытаниям. Находился под гнётом царской власти, а затем большевиков. Претерпел сталинские репрессии и стойко вынес войну с гитлеризмом. После – оказался под оккупацией либералов-глобалистов. Разносортных колдунов, слуг Дьявола, которые принесли свои уродливые порядки на нашу землю. Именно они стали виновниками произошедшей катастрофы, они! Человечество слишком ослабло. Появилось огромное количество бездельников и городских сумасшедших. Последующий затяжной экономический кризис нарушил планы мировой закулисы. И тогда они решили уничтожить своё же детище, поколение бездельников и эры глобализма, с помощью биологического оружия. Но что-то пошло не по их сценарию!

Эти болваны не ожидали того, что великий Русский народ, самый разделённый народ XX века, не только сумеет пережить искусственную заразу, но и поднимет на штыки их самих!»

Далее последовали громогласные выкрики и шумные, одобрительные аплодисменты.

Я отметила для себя, что хотя этот человек и говорил относительно логичные, и на первый взгляд, правдивые вещи, всё это напоминало некую секту. По общей риторике, можно было понять, какой цивилизационный путь для них выбрали собственные «вожди». Путь ретроградов-фанатиков, отрицающих науку и презирающих технический прогресс. Впрочем, это почему-то совсем не мешало им пользоваться такими плодами цивилизации как оружие, электричество, телевещание.

Со стороны всё это выглядело это очень забавно. Если конечно не учитывать того факта, что всё это данность и реальность наших дней.

«…Постчеловечество! Вот наш с вами новый биологический вид! Теперь только мы способны восстановить порядок и сплотить вокруг себя новый вид людей. И мы никогда не допустим повторения катастрофы такого масштаба. Люди нашего вида не будут жить в этих искусственно созданных городах. Мегаполисах, от которых исходил только запах нечистот и ежедневной смерти. Амфиктония – наш новый Империум! Империум! Да здравствует в веках Империум!»

Я больше не могла выносить утомительный бред этого старого шизофреника и нажатием кнопки выключила ящик.

Тем временем, за окном всё отчётливее прослеживался какой-то шум. Будто бы издалека, всё громче и громче подступало жужжание. Выглянув, я увидела приближающиеся со стороны полей пылевые облака. Но это была совсем не пыль. Огромная туча насекомых, словно будучи единым целым, металась из стороны в сторону.

В окна уже стали «стучаться» их отдельные представители, пока основной рой поспевал со стороны бывшей когда-то пашни. Разглядеть их детально было непросто, но в целом это было похоже на довольно крупный и уродливый гибрид мухи и жука. С пустыми, безжизненными глазами саранчи. Хотя в целом, я не была девчонкой, которая жутко боится крыс и жуков, ощущать, что от стаи этих прожорливых паразитов тебя отделяет одно лишь стекло – жутковато.

С окраин сектора начали прибывать ликвидаторы. Я увидела въезжающий в дворы чёрный «ЗиЛ», на бортах которого сидело несколько солдат в противогазах, по всей видимости, добытых с консервации на захваченных складах.

За спиной у каждого висел баллон, а в руках были палки-опрыскиватели, с шланговыми отводами к нему. От соседней многоэтажки эхом отражались их скремблированные радиопереговоры:

«…Охотник-4, наблюдаю крупное скопление паразитов в секторе 8»

Медленно, грузовик въехал в поле, в самый эпицентр роя и ликвидаторы начали распылять химикат. Я в жизни не видела ничего подобного. Стая насекомых будто бы окутала их шаром, внутри которого было пусто, а вокруг кружили разъярённые гибриды.

В какой-то момент они полностью облепили грузовик, будто бы он весь кишел этими насекомыми. Я вдруг заметила, как один из ликвидаторов, бросив распылитель на пол борта, начал судорожно дёргаться как-то странно водить руками по телу. Будто бы паразиты пробрались под его защитный костюм и стали жрать изнутри.

Один за другим солдаты из «ликвидаторов» сами превращались в жертв. На борту остался стоить последний солдат, но и он «пал» под натиском насекомых. Я не понимала, что конкретно с ними происходит, но было очень жутко и не по себе наблюдать подобное. Грузовик полностью был обездвижен, и казалось, что паразиты способны пожрать и его, вместе с металлом и плотью ликвидаторов. В рации что-то судорожно кричали, а скремблированная речь постепенно превратилась в ужасный вой и панику, которую было больно и неприятно слышать, не говоря уже о том, чтобы оказаться на месте этих бедняг.

Из другого двора им на помощь подоспела ещё одна машина. Стремительно въехав в поле и подрулив к поражённому Зилу, с её борта начали работать несколько огнемётчиков.

Перед ними паразиты оказались бессильны и с каким-то жутким писком опадали на поля. В какой-то момент поле превратилось в огромную, дымящую кучу этих насекомых. Из машины выпрыгнул ещё один ликвидатор и стремительно запрыгнув в пострадавший грузовик, начал отгонять его в сторону двора.

Огнемётчики продолжали работать, раз за разом выжигая ещё партию летучих тварей и постепенно их туча развеялась. Мутанты победили мутантов поменьше. Хотя, было ясно, что что-то явно пошло не так.

Но я вдруг поняла, что рано расслабилась, заметив как остатки роя начали двигаться в направлении моего жилого блока. Хотя я и запечатала все щели, паразиты могли проникнуть в блок через другие, незаселённые квартиры, во многих из которых отсутствовали окна и двери.

С мерзким писком переходящим в противное жужжание, через щель между полом и дверью, в комнату влетел паразит, который поначалу просто метался, а потом решил больно впиться мне в ногу. До чего же ужасная, противная тварь! Все мои попытки отогнать его были тщетны и в итоге он добился своего, присосавшись к моей плоти своими уродливыми «клещами». Я, сжав зубы от боли, схватила гибрида и одним ударом гипсового «сапога» размазала по полу.

Но это было только начала. Через щель в двери, либо ещё откуда-то, один за другим они начали влетать в квартиру. 5…10…15 Теперь-то мне наверняка не справиться с ними в одиночку!

Я уже собралась кричать и звать на помощь, как вдруг двери распахнулись и в квартиру вбежал ликвадатор. Он протянул мне противогаз и жестами показал его надеть. Наспех натянув его на голову, я спряталась за спину ликвидатора и, прижавшись к баллону, безучастно наблюдала, как он распыляет химию в комнате. Через несколько секунд, паразиты стали опадать с потолка, противно подёргиваясь в предсмертных конвульсиях. Закончив распыление, ликвидатор сказал мне не снимать противогаз в течение часа и удалился зачищать другие квартиры.

День подходил к концу. Сектор, ещё несколько часов назад наполненный событиями, опустел. Я подметала пол в квартире, импровизированной самодельной метлой и выбрасывала дохлых насекомых в открытое окно.

Наконец, в дверях появился Антон. Я тут же бросилась к нему и обняла.

– Ты не представляешь, какой ужас здесь был сегодня!

– Прекрасно представляю. – бросил в ответ он и устало уселся на постель.

– Сегодня почти всех направили на истребление насекомых-паразитов. Я попал в соседний сектор.

– С тобой всё в порядке? – спросила я.

– Да.

Я села рядом с ним и снова обняла, уткнувшись лицом ему в плечо.

– Ты мог бы чаще появляться? Не бросай меня здесь одну, мне очень тяжело.

Антон в свою очередь просто сидел и устало смотрел в окно.

– Посмотрим – монотонно бросил он.

Солнце окончательно зашло за горизонт, и наступила ночь. После столь тяжкого для нас обоих дня, мы вместе улеглись в постель. И хотя Антон был слегка уставшим, у нас состоялся страстный акт любви.

Как и многие мужчины нашего времени, Антон не отличался нежностью. Он был достаточно груб в постели и кажется, никогда не слышал о прелюдиях.

Пара сухих поцелуев и сразу же жёсткий секс. Моей природной смазки порой не хватает, чтобы сгладить момент проникновения. В эти моменты я еле сдерживаю крик от боли, но уже через несколько минут во мне что-то просыпается и я улетаю от наслаждения!

Не могу сказать, что Антон как-то слишком плохо ко мне относился. Казалось, что он просто был груб от природы. Но самая главная его проблема была в его идеологии. Он был пропитан ею! Настоящее зомби.

Помню мама рассказывала мне, как зомбировали в СССР, много небылиц. Мне с трудом верилось, что человеку можно так жёстко промыть мозги. Оказывается, ещё как можно!

Все эти люди, живущие в этом лагере, они ведь реально думают, что они избранная раса! И они готовы сражаться за своё правительство. Что уж говорить, если даже я после их телепередач и плакатов начинаю сомневаться в собственной идеологии?

С горечью смотрю на Антона – он никогда не откажется от своих убеждений. И я для него – ничего не значу. Если не будет меня, будет другая. А я для него – всего лишь трофей.

Но в то же время, я видела в нём какие-то слабые проявления заботы, и они были мне приятны.

Не знаю как, но я влюбилась. Наверное от безысходности. Весь день одна в четырёх стенах. Его редкие визиты стали для меня единственной отдушиной!

Моя душа металась и не находила выхода. Нужно было что-то решать, но что? Много раз я пыталась поговорить с Антоном о том, чтобы мы забрали мою сестрёнку, но он каждый раз кормил меня обещаниями, что рано или поздно мы её заберем и на этом разговор кончался.

Время шло, и каждый новый день отдалял меня от Иришки. Что с ней там? А вдруг на лагерь напали мародёры? А что если её уже нет в живых? Нужно ехать в тот лагерь и попытаться отыскать её, но как? Я здесь не гостья… Антон никогда не согласится отпустить меня!

А мой побег будет рассмотрен как предательство. Меня пустят в расход однозначно.

Не имея возможности выйти на улицу лишний раз, чтобы не наткнуться на патруль, я много спала и смотрела в окно. Словно заключённая! Я видела, что некоторые люди передвигаются без проблем, но не понимала, почему именно им можно, а мне нельзя!

С каждым днём домашнее заключение начинало выводить меня из себя всё больше.

Это уму не постижимо, как жизнь загнала меня в такие условия? Этот их свободный город, как они называют, больше похож на закрытый военный объект, или лагерь, или в этом городе только на время ввели военное положение?

Это было похоже на страшный сон. Я часто смотрела в окно и наблюдала за редкими прохожими. Улицы патрулировались, но кто-то мог свободно перемещаться. Но, я была уверена, запертых в квартирах женщин гораздо больше, будто мы все заключённые по праву рождения. Виновные в том, что родились женщинами…

Напротив стоял такие же дома, и периодически мелькали лица других девушек, только я не могла разглядеть черты их лиц.

В самом начале я думала сбежать, но Антон учтиво рассказал мне о некоторых непослушных женах, которых после попыток побега ловил патруль, и телесные наказания заставили этих беглянок отказаться от попыток самостоятельно выйти из города.

Я пробовала изучить лагерь через окно. Но то ли расположение домов так задумали, то ли мне не повезло – можно было разглядеть лишь соседний дом, и женщин, которые ходят вокруг. Я пыталась с ними заговорить, задавала вопросы, вела бессмысленный монолог. Меня будто не слышали, словно я исчезла для них. Позже я поняла, что они боялись.

По вечерам мне казалось, что в соседних квартирах кто-то есть, и это откровенно пугало при полной тишине днём. Там такие же пленницы, как и я? Сколько это продлится? Почему меня здесь держат, что я сделала?

Какие-то военные люди приходили и уходили, оставляли еду, но они не обращали на меня внимания. Я сходила с ума от несправедливости, чувствовала себя щенком в маленькой клетке в приюте. А вокруг так много других зверей, и все они гораздо сильнее меня.

Со временем я перестала обращать внимание на то, что происходит за стеной. У меня не было возможности следить за ходом времени – часы и дни сменялись неделями, можно было лишь угадывать по листве за окном. Я чувствовала, как моё сознание тает каждый день вместе с надеждой на освобождение. Только редкие прихода Антона дарили мне мимолетную радость.

Потом я перестала спать. Ловила какое-то физиологическое состояние сна, но не высыпалась – просто проваливалась в темноту. Если удавалось заснуть утром, я просыпалась к вечеру, а через несколько часов засыпала снова. На моём лице теперь отчётливо проступали скулы. Обозначились ключицы, похожие на два вороновых крыла, и костяшки на бёдрах. Такая худая теперь, будто…

Сознание переносит меня в далекое детство, когда наш мир ещё был прежним.

«Дорогая, ты как тростинка, тебе нужно хорошо кушать» – эти слова мне сказала бабушка, когда я приехала на лето в деревню после 2 класса. Сильно вытянулась за год, и была тогда похожа на мальчишку. Как хорошо было в то лето! С родственниками мы уезжали на великах в горы, ныряли в озеро, уставшие вечером без ног падали в кровать, а утром нас ждал такой завтрак, который ни в одном ресторане не найти!

Вдруг мне отчётливо ударил в нос запах свежеиспечённого деревенского хлеба, аромат скошенной травы и парного молока… Мама смеётся… Мама! Как ты нужна мне сейчас! Помнишь, мы часто гуляли в лесу, ты рассказывала о разных странах, и где сейчас путешествует папа. Как бы мне хотелось узнать, где вы оба сейчас… Действительно вы погибли от страшного вируса, или вас до сих пор прячут где-то в подвалах военных врачи? А может быть, вы также смогли выбраться из плена и думаете, что ваши дети погибли?

Я часто мысленно разговаривала с родителями. Я и до своего заключения довольно часто задалась вопросом – для чего мы живём? Мама объяснила мне, что каждый человек наполняет свою жизнь по-своему, особенным смыслом. Если что-то или кто-то уходит – нужно отпустить, и попробовать найти для себя новый смысл в жизни.

Она рассказала мне историю одного врача, который попал в концлагерь во время Второй Мировой. «Нужно найти смысл жизни, способ объективно смотреть на страдание, не преувеличивать его – и тогда будет легче пережить трудности».

Для себя он видел смысл жизни в своей семье, и даже призрачная возможность снова увидеть мать, отца и жену – давала стимул утром открыть глаза и выйти из барака, а вечером же зайти туда снова.

Но этот врач узнает о смерти своей семьи только после освобождения.

Кажется, я сейчас нахожусь во сне. Стоит проснуться, и этот лагерь исчезнет, вернётся моя прежняя жизнь. Может быть, это было не со мной? Сердце так колотится… Скорее бы проснуться.