Новая миссия

Мы забрали из лагеря всё, что представляло собой ценность и прихватив пленных, спешно удалились. Солдат мы взяли для казни, потому что освобожденные мною люди жаждали расправы.

С упоением наблюдала за тем, как мужчины из моего отряда подвешивают мучителей на деревья за ноги. На каждого из них они прикрепляют табличку, прибивая её прямо к телу при помощи острых гвоздей и молотков. Мерзавцы истекут кровью и сдохнут от жажды, провисев несколько дней вниз головой: но они заслуживают столь мучительной смерти.

Поначалу они сопротивляются, дёргаются как свиньи, которых ведут на убой, но в итоге, осознают, что им грозит долгое ожидание собственной смерти. Может быть, у них будет время подумать о том, за какие грехи им придётся висеть, ожидая, когда придет их конец.

Мы двинулись дальше, людей обуяла вера в то, что они способны очистить мир от грязи и мерзости и дать свободу невинным людям. А я чувствовала, что эти люди идут именно за мной, веря в то, что я приведу их к спасительной свободе. Я избранная, и я вижу путь, по которому я иду и веду за собой своих людей.

Мои попутчики громко говорят между собой, они обсуждают, как будут издеваться и убивать насильников и мародёров. У большинства из них были жены, дети, матери… Большинство из них погибло от рук подонков.

Женщины идут более тихо, у них за плечами мешки с пайками, и я понимаю, что следует сделать привал и перекусить, чтобы набраться сил перед следующим броском.

Неожиданно я слышу чужие голоса, как-будто кто-то говорит в рупор. Я делаю знак рукой своей команде и те не сразу, но замолкают и останавливаются.

Осторожно выглядывая из-за густых деревьев, я вижу площадку внизу склона. С обратной стороны виднеется обрыв. Оказывается, это место используется солдатами для поддержания своей физической формы. Я вижу около десяти мужчин, высоких и сильных, наверняка это самые лучшие бойцы в этом лагере. Они метко стреляют по мишеням и уворачиваются от ударов друг друга. Это идеальные истязатели и убийцы, для которых не существует жалости и которые не помилует ни при каких обстоятельствах, получив приказ своего руководителя.

Я понимаю, что численность моего отряда не справится с этими уродами в равном бою, поэтому сначала решаю использовать одну из гранат: брошенная на эту площадку, она разорвёт этих тварей на мелкие кусочки.

Это будет и эффектом неожиданности, и отличным способом проложить себе дорогу дальше. Но потом я осматриваюсь и понимаю, что на этот шум из домиков, стоящих по периметру площадки, выбегут ещё как минимум в пять раз больше таких же здоровенных лбов, а численность и вооружение моих людей не справятся с ними.

Нам не одержать победу и не обойти это место, потому что склон это конец пути перед их спортивным лагерем, за которым был обрыв и пройти над ним можно только по верёвочной лестнице с обратной стороны лагеря.

Стараюсь принять взвешенное решение, обращаясь к внутреннему голосу. Но он, как назло, молчит, а решение уже надо принимать, моих указаний ждут и те, кто последовал за мной в надежде на свободу.

Тогда я обращаюсь к своему отряду и выношу свой вердикт, кажущийся в тот момент единственно правильным:

– Вы останетесь на ночевку здесь, а я проникну в лагерь сама и попытаюсь расчистить путь для всех нас.

– Ты так рискуешь своей жизнью! Они убьют тебя! – раздается чей-то взволнованный голос из толпы.

Мне приятно осознавать то, что эти люди боятся меня потерять, но я должна сделать все для того, чтобы спасти их жизни, ведь это моя миссия.

– Я все сделаю для того, чтобы остаться в живых и спасти ваши души. Господь ведёт меня и не позволит случиться беде. Оставайтесь здесь и молитесь за меня. Бог услышит ваши молитвы и обязательно поможет нам всем.

В этот момент мне кажется, что я чувствую тоже самое, что чувствовал Моисей, когда вёл свой народ. Поистине, пути Господни неисповедимы! Всё снова повторяется спустя столько лет!

В команде поднимается гул, все обсуждают возможный исход моей одиночной вылазки в лагерь, полный мужчин. Я снова делаю знак рукой, опасаясь, что своими разговорами они привлекут к нам лишнее внимание этих уродов.

– У вас есть еда, спать вам лучше на ветвях деревьев, они густые и твёрдые и выдержат вес ваших худых и изнеможенных тел. Я думаю, что внедрение в лагерь займет несколько дней, поэтому запаситесь терпением. Если я выживу и дойду до уровня, когда мне потребуется ваша помощь для окончательной зачистки лагеря, я дам вам знак. Без него не вздумайте соваться в лагерь и сидите здесь тихо. Но я полностью полагаюсь на помощь Всевышнего, и уверена, что к этому времени я спасу вас!

– Возьми оружие, – говорит мне Маша, – Или гранату. Как ты будешь обороняться от них?

Я категорически против: в лагерь я попаду как несчастная жертва, заблудившаяся в лесу, и оружия при мне быть не должно. Всё оружие я получу там, когда буду одного за другим убивать этих мразей.

– В качестве знака, который даст вам знать о том, что пора идти и одержать окончательную победу, будет красное полотно, которое я расстелю на площадке. Постоянно следите за площадкой, и, как только увидите полотно, хватайте оружие и приступайте к бою.

Я говорю им всё это, смотрю в их лица, полные надежды и веры в мои слова и то что меня избрал Господь, и это даёт мне силы верить в лучший исход моего дела. Я ещё не знаю, где возьму красное полотно, но верю в то, что Голос мне подскажет, если я окажусь в безвыходной ситуации.

Спустившись по склону, цепляясь за ветки, я уверенно направляюсь к мужчинам на площадке, которые при виде меня хватаются за оружие. Я поднимаю руки вверх, давая понять, что безоружна и не собираюсь нападать.

– Что ты тут забыла и как попала сюда? – спрашивает меня один из них, высокий и крепкий, видимо, он здесь один из главных.

Делаю несчастное лицо, пытаясь произвести впечатление жертвы.

– Я сбежала из своего лагеря, на который напали мародёры. Они убили мою семью, изнасиловали меня, но я смогла, воспользовавшись случаем, сбежать от них и теперь ищу защиту и спасение.

– Из какого ты лагеря? – не отстает с вопросами "главный". Он подходит ко мне, не убирая руку с кобуры, в которой наверняка лежит заряженный пистолет.

– Я из лагеря по левую сторону от города, того, что у реки, – я нагло вру, надеясь на то, что эти гады не знают ни здешних рек, ни гор, а просто превращают себя в машины для убийства.

– Я не слышал о том, что в тех краях были нападения и убийства.

– Они царят везде, когда все в панике и видят друг в друге только врагов. Даже вы сразу схватились за оружие, хотя я всего лишь беззащитная женщина, оборванная и нуждающаяся в помощи.

– Ты можешь быть зараженной, но не кажешься мне опасной.

"Главный" кивает одному из других мужчин и говорит ему:

– Отведи её в лагерь, в пункт проверки. Её надо протестировать, она может быть заражена. А пока не приближайтесь к ней ближе, чем на два метра и свяжите ей руки, чтобы она не могла выкинуть какую-нибудь неожиданность.

Мне связывают руки и ведут в сторону домиков. Я иду впереди, чувствуя сверлящий взгляд своего сопровождающего: он идёт сзади, и я слышу его дыхание. Пользуясь случаем, я иду, виляя бедрами. Слишком хорошо я знаю мужскую сущность, сводящуюся к одному – получению сексуального удовлетворения от женщины.

Я, конечно, сейчас не в самой лучшей своей форме, но всё ещё способна вызвать желание в изголодавшихся мужчинах. Мне они противны, но на пути к достижению цели, я способна на всё.

Меня приводят в пункт проверки, где берут кровь из вены.

По пути к пункту я внимательно осматриваю место обитания этих упырей и делаю вывод о том, что численность обитающих здесь намного больше тридцати человек, причём женским духом тут и не пахло. Я поняла, что за один день управиться с таким огромным количеством врагов мне вряд ли удастся в одиночку, поэтому я буду действовать так, как и планировала изначально: я жертва, единственная женщина в этом лагере, и с помощью хитрости я по очереди положу в могилу всех здешних отморозков.

Результат моего анализа, разумеется, был отрицательным. Ещё бы, я носила вирус в себе, и он никак не проявлял себя в крови. Не знаю, что там нахимичили военные учёные, и чего они пытались этим добиться, но сейчас мне это просто спасает жизнь!

Тем не менее, вирус можно легко засечь, он выходил из меня со слюной, когда я, скрипя зубами, обсасывала этих глупцов, имитируя страстный поцелуй. Может быть, я ошибаюсь, но внутренний голос подсказывает мне, что это так.

Теперь, когда они уверены в том, что я не заражена, я могу рассчитывать на более тесное приближение к жителям этого лагеря, включая его главаря.

Мне нужна первая жертва, которая положит начало истреблению жителей этого лагеря, наполненного безжалостными убийцами. Я понимаю, что этих мужчин будет довольно непросто обмануть, не зря они сразу потащили меня в свою лабораторию. Они трясутся за своё здоровье, а это значит, что инстинкт самосохранения у них выражен довольно сильно, и они будут биться до последнего, чтобы сохранить свои жалкие жизни.

Но нельзя терять ни минуты, мне нужно сейчас срочно найти жертву, поэтому, когда меня зовут на ужин в их импровизированную столовую, я уже осматриваю мужчин, а не место, в котором они живут.

Вижу, как они накладывают себе в тарелки огромные куски мяса, запах которого дурманит меня. Я уже не помню, когда у меня во рту был хотя бы малюсенький кусочек мяса. Мне наливают тарелку похлёбки и дают кусок хлеба, но я и этому рада: это означает, что они не собираются морить меня голодом, а, следовательно, и убивать.

Я хлебаю пересолённую жидкость и ищу жертву, как вдруг неожиданно мой взгляд сталкивается со взглядом моего провожатого. Не зря я тогда крутила задницей, он понял мой сигнал и ждёт, когда я смогу отдаться ему.

Я отвечаю на его взгляд едва заметной улыбкой, давая понять, что тоже заинтересована в нём и ничуть не меньше, чем он во мне.

После ужина мне говорят, что я должна встретиться и поговорить с главным по лагерю, но перед этим они проведут вечернюю тренировку.

Я уже понимаю, что попала в серьёзное место, где мужчин, сильных и крепких, готовят к безжалостному истреблению обычного народа. Они готовятся напасть на какой-нибудь мирный лагерь, чтобы пополнить свои запасы. Сейчас этим многие промышляют…

Куда мне, в одиночку, да и с помощью моей команды, состоящей по большей части из слабых и трусоватых немолодых людей, справиться с этим стадом роботов-убийц?

Пока я жду приглашения на разговор с главой лагеря, ко мне подсаживается мой провожатый. Я вижу, как он боится быть замеченным в моей компании, но похоть и желание побыть с женщиной берут верх над страхом.

– Ты мне нравишься, – говорит он, и в его глазах я вижу непреодолимое желание.

– Ты мне тоже сразу понравился, – шепчу я в ответ и приближаю свою ногу к его ноге.

– Я знаю одно место, где нам не помешают. Я отведу тебя туда, когда все лягут спать.

Я торжествую: моя первая жертва сама попалась в мой капкан, а я даже не успела его толком расставить.

У входа в здание начинается шум, и мой поклонник мигом срывается и скрывается в каком-то кабинетике, а я вижу двух мужчин, один из которых первым заговорил со мной на площадке.

Я уверена, что именно он главарь, но я оказываюсь не права. Второй мужчина, не менее крепкий и высокий, представляется мне как начальник лагеря.

Меня проводят в ту комнатку, в которой исчезла минуту назад моя потенциальная жертва и усаживают на стул. Я осматриваю комнату, пытаясь сообразить, где в ней может спрятаться человек, и до меня доходит, что мой напуганный герой сидит под столом, за который усадили меня и сели двое главарей.

– Ты не опасна для нас, – выносит свой вердикт начальник лагеря, – И, если ты нуждаешься в защите и крыше над головой, я готов помочь тебе.

Я согласно киваю и слушаю его внимательно, демонстрируя полное согласие и покорность. Возле моих ног под столом сидит мой провожатый и боится лишний раз шевельнуться.

– Так как ты – женщина, а у нас живут только представители высшей касты, ты будешь прислуживать нам до тех пор, пока я не решу, что с тобой делать дальше.

Я ликую, но на лице сохраняю маску покорности. Я буду прислуживать вам, пока вы все не отправитесь на тот свет. Эта мысль согревает меня, как и руки, вцепившиеся в мои икры под столом.

– Ты будешь есть остатки еды, стирать и отдаваться моим солдатам, если они того пожелают. Но только с моего разрешения. Трахаться со всеми подряд запрещено, здесь мужчины набираются силы и выдержки, для кого-то ты станешь запретным плодом, испытанием на слабость характера.

Отлично! Он сам даёт мне шанс перезаражать свою свору! Через пару недель, даже если я не перережу им глотки и не прострелю их тупые головы, они начнут дохнуть от вируса, которым я их любезно награжу.

– А как я узнаю о том, что мне разрешено вступать в связь с каким-либо из ваших солдат?

– Очень просто, – отвечает мне начальник, – Вы будете это делать в моём присутствии.

Я не особо смущена, мой жизненный опыт насчитывает и не такие ситуации. Но всё же отмечаю про себя, что командир – извращенец. Но я согласно киваю, выражая полное согласие с условиями проживания в лагере.

Мужчины удаляются, оставив мне ключ от комнаты, с которой я должна жить. На нём висит бирка с номером "223", значит, это здание под номером два, комната 23.

Из-под стола вылезает мой трясущийся от страха держатель моих ног и рук говорит о том, что будет ждать меня за сараем с провизией, находящимся в самом углу лагеря. За ним он и собирается со мной порезвиться после полуночи.

Я являюсь на это место раньше, охрана в лагере есть, но я уже знаю, где стоят эти люди, поэтому с лёгкостью пробираясь незамеченной ими. У меня нет оружия, значит, я должна получить его от своей первой жертвы. Я анализирую ситуацию и прикидываю, куда дену тело этого мужика после случки.

Лагерь на обнесён забором, я не знаю, почему начальник так решил, возможно, это связано с местоположением лагеря: с одной стороны – высокий склон, а с другой – глубокий обрыв, до которого мне придётся тащить тело метров триста, и тут я точно рискую попасться на глаза охранников.

Я слышу шуршание травы и вижу своего радостного будущего любовника, пробираюшегося сквозь кусты в мою сторону. Он уже не думает о том, что подвергает себя опасности, как и большинство мужчин, сейчас он думает совершенно другим местом.

И тут я слышу Голос, он говорит мне: "У него в кармане нож и ключ от его комнаты, где он хранит пистолет и большой запас патронов. Убей его и возьми их. Господь оградит тебя от опасностей!"

Я расстегиваю свою грязную кофту, пропахшую потом и чужой кровью, и глаза мужчины устремляются на мою грудь. Интересно, когда он видел женскую грудь в последний раз? Я беру его руку и прикладываю к своей груди, ощущая дрожь в его теле.

Затем, я опускаюсь на колени и прижимаю руками его ягодицы к своему телу, руками нащупывая нож в заднем кармане. Снимаю с него штаны, и они вместе с ножом падают на землю.

Я отвлекаю его, встав на карачки и повернувшись к нему спиной. Он уже не может думать ни о чём другом, кроме как о том, как трахнуть меня, а я не могу переключить свои мысли, витающие вокруг ножа.

Я ползаю по земле, издавая стоны, он ёрзает на мне, пытаясь вставить в меня своё мужское достоинство. Наконец моя рука касается чего-то холодного, нож! Я представляю ему задницу и уже сама рукой вставляю его член в себя, чтобы отвлечь от всего остального.

Другой рукой хватаю нож и быстро просовываю в рукав своей многострадальной кофты. Наконец, войдя в меня, моя жертва начинает свои движения, достигая пика наслаждения, я помогаю ему, а потом резко отталкиваю его своим задом и поворачиваюсь к нему лицом.

Лёжа на грязной земле, я раздвигаю ноги, и он снова набрасывается на меня и попадает с первого раза. Он стонет и извивается, и я понимаю, что он близок к концу.

Я решаю, что моя первая жертва в этом лагере достойна красивой смерти, поэтому всаживаю нож ему в шею в тот момент, когда он брызгает своим семенем в моё нутро.

Он стонет, но не понимает, что умирает. На его лице написано наслаждение, а из раны уже хлещет кровь. Я уворачиваюсь от теплой алой струи и вскакиваю с земли.

Через пару минут мой любовник умирает, земля вокруг него пропитана кровью. Резко хватаю рукоятку ножа и выдергиваю его из шеи убитого: кровь снова хлещет, и я жду, когда поток остановится. Вытерев нож его штанами, начинаю копать землю, чтобы спрятать его там. Мне ещё предстоит тащить его тело к обрыву, чтобы сбросить его в чёрную чащу, а после этого вернуться назад и закопать следы крови, а уже потом попасть в его комнату и найти там оружие.

Наконец, кровь перестает сочиться и я, набравшись сил, хватаю его обездвиженное тело и тащу вдоль периметра к обрыву. Я не понимаю, откуда во мне столько сил, но чувствую, что именно Господь даёт мне их для борьбы с грязью, заполонившей землю.

Я почти приблизилась к цели, уже вижу заветный чёрный дом, за которым начинается обрыв, но мне в лицо упирается ружье. Я плохо вижу, кто держит его, но понимаю, что это кто-то из охраны.

"Он убьет меня", – мелькает в голове равнодушная мысль. Неужели всё произойдет так глупо, в самом начале пути? И моя миссия, и мои люди, ждущие меня там, на склоне, останутся не у дел?

– Ты тварь, внедрившаяся в наш лагерь для того, чтобы захватить его? – слышу я грубый мужской голос и пытаюсь рассмотреть его лицо.

Между нами лежит труп солдата, и я отчётливо чувствую запах крови и спермы, от которых начинает кружиться голова, а в глазах мутнеть.

И тут я снова слышу Голос:

"Скажи ему, что ты была изнасилована этим подонком и поэтому убила его. Он поверит тебе и дальше ты сама поймёшь, как надо действовать".

Я так и делаю. Падаю на колени возле полуголого мертвого мужчины и, сквозь рыдания, рассказываю выдумку об изнасиловании и самозащите.

Мой оппонент выходит из тени, теперь я вижу его лицо: волевой подбородок, светлые глаза и ружье, направленное мне в лоб. Одно неловкое движение указательным пальцем, и мои мозги вылетят из черепной коробки и разлетятся по округе.

Но пока я жива и должна быстро соображать. Я могу попробовать отобрать ружье и убить и его, но на звук выстрела сбегутся остальные подонки, и тогда мне точно придёт конец. Надо действовать иначе, но как? Как?

В темноте над нами пролетает огромная птица. Чёрт его знает, откуда она взялась, но у неё огромные крылья, заставившие нас пригнуться от страха.

Какие птицы летают ночью? Но мой враг уже испуган, он отвлёкся, а я, пользуясь случаем, нападаю на него, выбив из рук ружье. Мы падаем на землю, я сверху него, поэтому сила пока на моей стороне.

Я сажусь верхом на него, вижу его испуганный взгляд и даже чувствую его член между своими ногами. Кулаком бью по его промежности, и он начинает выть от боли, но я точно знаю, что обездвижила его на пару минут.

Этих двух минут мне хватает, чтобы дотянуться до ружья, и я, размахнувшись, бью его прикладом по голове. Одного удара хватило, чтобы он отключился. Теперь моя задача – дотащить его до обрыва первым, и там сбросить его в пропасть.

Он тяжелее первой жертвы, но тащить приходится недалеко. Подтащив его к самому краю, я ногой толкаю его вниз и слышу, как ломаются ветки и летят камни, а потом слышу глухой удар его уже мертвого тела где-то на самом дне обрыва.

Второе тело оказывается там же через несколько минут, а я беру ружье и с сожалением кидаю его туда же в пропасть, понимая, что незаметно пользоваться таким оружием у меня не получится. Я осторожно возвращаюсь назад, к месту первого убийства и начинаю перекрывать почву, чтобы спрятать следы крови. Потом хватаю грязные штаны и нахожу в них ключ от комнаты. По пути к жилым домикам бросаю штаны в баки для сбора мусора и запихиваю их поглубже, задыхаясь от зловония, исходившего из баков.

Комната убитого располагалась в домике номер 3, расположенного по соседству с моим. Я тихонько, словно кошка, пробираюсь внутрь и нахожу нужную комнату. В ней нет ничего, кроме кровати и стола, поэтому территория поиска весьма ограничена. Следуя логике, я лезу под тонкий матрас и нахожу там сверток из ткани с чем-то твердым внутри.

Пистолет! Завернув его обратно в кусок материи, я пряча пистолет под кофту и снова рукой пролезаю под матрас. Коробочку нахожу не сразу, но патронов в ней немало.

Прячу её под кофту и тихо выйдя из комнаты, закрываю дверь.

Через несколько минут я отказываюсь в своей комнате и с облегчением падаю на твёрдую кровать. Боже, как я устала! Господи, как я благодарна тебе за этот день! Мир стал чище, а моя миссия активно продолжается. Я прячу добычу под матрас и падаю на колени в благодарности к Господу! Я молюсь, а по моим щекам текут слёзы радости и счастья.

Упав на твёрдую кровать, я проваливаюсь в глубокий сон.

С утра я просыпаюсь от громких голосов. Выглянув в маленькое окошко комнаты, я вижу построение всех солдат на площадке. Ведётся перекличка, видимо, это ежедневная традиция в этом лагере.

Сейчас я уже могу точно увидеть и даже сосчитать всех солдат. Их тридцать восемь, значит вчера было сорок. Надо свести их количество, как минимум до десяти, чтобы с помощью моего отряда дочистить это место и идти дальше. Сколько времени это займет у меня? С замиранием сердца я жду, когда обратят внимание на то, что из лагеря пропали двое солдат. Как ни странно, этого не произошло.

Я выхожу из домика и вижу начальника лагеря. Жестом он подзывает меня к себе и объявляет, что сегодня я должна перестирать всё грязное белье, которое скопилось за неделю. Наверное, он считает, что я почту за счастье прислуживать им за похлёбку и кусок хлеба. Знал бы он о мыслях, роящихся в моей голове!

Почему-то мне кажется, что начальник смотрит на меня не просто как на прачку, наверное, готовит себя к просмотру моих любовных игр с одним из его солдат.

После завтрака, который для меня снова состоял из тарелки пустой каши и куска хлеба, один из солдат ведёт меня в прачечную. Из его слов я понимаю, что до моего появления в лагере, обязанности обстирывать солдат возлагались на него.

Я иду с ним и соображаю, могу ли я понравиться ему и повторить вчерашнее действо с ним. Хотя, возможно, будет достаточно и поцелуя. Поэтому в прачечной я накидываюсь на него, и, шепча всякую чушь про любовь, страстно целую в губы.

Он не сопротивляется, видимо, рассчитывая на продолжение. Однако, я не собираюсь вступать с ним в контакт, пусть будет первым заражённым в этом лагере. В случае, если мне не удастся прикончить всех отморозков из этой военной клоаки, они начнут дохнуть как крысы, подхватившие чумку.

– И это всё? – разочарованно произносит мой возбуждённый солдат.

– Я помню указания начальника. В связь вступать только с его разрешения. Хочешь поиграть со мной, проси разрешения у начальства.

Надув губы от обиды, он показывает мне на гору грязного белья в углу прачечной и на несколько тазов, в которых уже, похоже, скисло всё, что было замочено. Морщась от отвращения, я приступаю к делу и начинаю отстирывать грязные трусы и постельное белье, покрытое пятнами от мужских выделений.

Решив передохнуть от работы, я отхожу в помещение, соседнее с прачечной и ложусь на кучу ещё не стираного белья. Я очнулась, услышав голоса в прачечной и вскочила с белья. Осторожно выглядываю в прачечную и вижу двух солдат, которые со страстью и возбуждением, целуются, лапая друг друга за задницы.

Мне было интересно, что же произойдет дальше. А дальше один снял штаны и, подставив, свой зад второму, со стоном принимает его член в себя.

– Ты такой сладкий, милый мой, – бормочет тот, которому засадили в задницу член. Второй, более мужественный, продолжает молча трахать своего дружка. Я не могу отвести от них взгляда, от них идёт аура страсти и грязной похоти. Вот к чему приводит отсутствие женщин в лагерях.

После того, как голубки совокупились, они ещё долго лобызались, а потом по очереди вышли из прачечной.

Я запомнила лица обоих, стоит поцеловать одного из них, и тот тут же передаст вирус своему возлюбленному. Я уже решила, что сделаю это насильно, но эффективно.

Ближе к вечеру я замечаю, что ко мне со счастливой физиономией направляется солдат-прачка. Он ещё не открыл рта, а я уже поняла, что он мне скажет.

– Я получил разрешение начальника, – с гордостью провозглашает он, – Я хороший солдат, и за свои заслуги получил право потрахаться с тобой.

"А твой начальник получил возможность посмотреть на то, как ты трахаешь меня", – подумала я, но вслух ничего не сказала.

Он протягивает мне сверток, в нём лежит чистая одежда.

– Помойся хорошенько и переоденься в чистое, – хохочет он, – Я люблю чистых девчонок. А от тебя разит, как от грязной свиньи.

Хохоча, он уходит, а я остаюсь на ужине, а в моей тарелке уже не похлёбка, а кусок рыбы и овощи.

Вот так, я их истребляю, а взамен получаю вкусную еду. Интересно, как там мои ребята? Надо совершить вылазку на склон, только заранее продумать, как сделать это незаметно для солдат из лагеря.

Мне открыли доступ к душевой, там я молюсь вместе с мужчинами в соседних кабинках. Они пялятся на меня, их члены стоят, а я специально наклоняюсь пониже и демонстрирую им свои прелести. В душевых повисает гробовое молчание, я вижу, что кто-то отворачивает и дёргает свои члены, чтобы сбросить сексуальное напряжение.

Также демонстративно я прохожу мимо них голой, поглаживая себя руками и привлекая ещё больше их внимания. Думаю, что завтра список моих поклонников и потенциальных жертв пополнится.