Глава 11. Под воду

В деревне стояла жара. Кучи комаров спешили отложить свои личинки в местной запруде, от чего пребывание вечером на свежем воздухе после заката становилось невыносимым. По всем домам стояла духота. Люди с нетерпением ждали ночи, чтобы впустить прохладу в жилища.

Лето было временем трудов. Дети все были заняты. Девочки помогали матерям в полях, ходили небольшими стайками в лес за кореньями и ягодами, которые потом сушились в хижинах на зиму. Мальчишки бегали за отцами и старшими братьями на охоту. Они были на правах собак, держась неподалеку от взрослых с очень важными лицами. Более старшие юноши готовились к осеннему посвящению в мужчины. Казалось, все забыли о чужаке, поселившемся в этих краях и о его сказках. Наверно, он и не был таким уж чужим для всех. Работал мужчина исправно. Был хорошим, опытным следопытом и метким охотником. Не раз его рука убивала загнанного зверя. Делал он это быстро и, казалось, с жалостью, бормоча себе под нос непонятные заклинания. Вскоре все прониклись к нему уважением и больше не косились в его сторону. Даже Ар-аппа прекратил недовольно ворчать, когда чужак наградил его сердцем кабана.

В избушке Шуе все тоже текло своим чередом. Теперь, когда в доме появился мужчина, старушка чувствовала себя спокойно. Конечно, и до этого ее не обделяли заботой – в ее доме всегда был хворост и куски мяса. Она ведь была шаманкой как-никак. Остальным старикам доставалось гораздо меньше. Если старик оставался один, потеряв кормильцев, то его предоставляли самому себе. И если он был немощным, то, в лучшем случае, мог рассчитывать лишь на объедки.

И все-таки судьба у Шуе была несладкой. С детства она испытывала одиночество. Они с матерью жили далеко от краев, где водились люди. Из-за этого долгое время она жила как бы сама по себе. Однажды, когда Шуе выросла, она уплыла на одном из кораблей прочь от родного дома. Жажда открытий гнала ее вперед. Много раз она возвращалась назад, к матери. И столько же раз уплывала прочь.

В молодости Шуе была необыкновенно хороша собой. Сила и красота привлекали мужчин, которые хотели в ней видеть надёжную опору. Но она встретила крепкого и умного мужчину и вышла за него замуж. Он отвез ее в свою деревню, где у них родилось двое сыновей. И хотя дом стоял на отшибе, женщина не чувствовала себя оторванной от жизни деревни, даже после смерти мужа. В год, когда дикий кабан протоптал тропу через нижний овраг, случилась беда. Сыновья шаманки пошли на охоту на медведя и в борьбе за жизнь хозяина леса покинули мир живых. Шуе осталась совсем одна. Привычный для неё отчужденный образ жизни, походы за травами, лечение больных помогли выжить. Вскоре старейшие признали её как шамана, так она заняла место, уготованное ей с самого рождения.

Но сейчас, когда появился Дагон, одиночество отступило, и старая женщина стала счастливее. Долгими вечерами она рассказывала удивительные истории, а капитан внимательно ее слушал. Но главную историю – про самого капитана, они берегли для ребятишек, которых Шуе очень любила, хотя виду и не подавала.

И вот, в очередной жаркий вечер, когда запруда извергла из себя множество кровососущих насекомых, дети собрались в доме Шуе вновь. Глядя на большую тень капитана Дагона и на его лицо, освещенное жарким пламенем очага, они ждали продолжения рассказа, который начался с того, что:

«Лиид плакала. Казалось, что она переживает утрату близких вновь. Я видел ее, такую маленькую, беззащитную, и чувствовал, как мое сердце плачет вместе с ней. Успокоившись, она продолжила свое повествование:

«Дело было сделано. Теперь бревна предстояло перенести к реке. Они были тяжелые, неудобные. Постоянно скатывались с веток, где им надлежало почивать всю дорогу до реки. Я тащила их, а сама все время озиралась по сторонам, все больше превращаясь из гужевой силы в охотника. Голод обострил слух и обоняние, принуждая высматривать пригодную к пище добычу. Мимо пролетела жирная муха. Я проводила ее взглядом. Мне тогда показалось, что она-то была скорее достойной пищей для росянки, чем для меня. Хотя, через пол-часа, я уже так не думала… Наконец, между кустарником и рекой открылась полоса метров сто из пожухлой травы. А в ней прятались запасы пищи, состоявшие из побегов молодого чеснока и горьковатых кореньев. Конечно, воду на огне было не подогреть. Но глядя на поджаренные корешки, я даже немного посмеивалась в предвкушении трапезы.

По завершении трапезы, прутья были связаны в косы-веревки, а бревна веревками в плот. Трогая податливые стволы длинных, как лоза, веток, я напевала песню, что пели в моих краях женщины за работой:

 

Почем мне знать, где будет край,

Когда дойдешь ты до конца.

И если скажешь мне «прощай»,

Не отворачивай лица

 

 

На славной розовой заре

Порог ты хижины моей

Лазурным светом озари,

Затмив камина жар углей.

 

Когда плот был готов, я сделала в центре небольшое укрытие для спины из веток и мха, погасила костер и, сев на плот, оттолкнулась от берега. Река, как любопытный ребенок, тут же подхватила плот, точно неуклюжую корягу, и понесла вперед. Ее журчание убаюкивало, и я крепко заснула.

Долго ли я плыла или нет, мне было неведомо, но разбудила меня нужда. Оказалось, что побеги были несъедобными. У меня жутко схватило живот. Пришлось грести шестом, который не доставал до дна, к берегу. С огромным трудом плот пристал к земле.

Сколько времени мне было плохо, трудно сказать. Меня рвало даже когда желудок был уже полностью опорожнен.

Но вот, наконец очнувшись под своим настилом на плоту, я почувствовала себя лучше. Плот мой стоял в зарослях водяного ореха, так напоминавшего початки кукурузы. Стоявший стеной камыш служил хорошей защитой не только мне. Что-то копошилось по соседству, проявляя активность в неурочный час. Во рту чувствовался горький привкус.

Я с удовольствием напилась воды из реки, всматриваясь в кустарник. Там сидела довольно крупная мышь, похожая на нутрию, и что-то грызла. Это вызвало у меня неподдельный интерес. Ее челюсти двигались с треском взад-вперед, обнажая при каждом укусе желтые зубы.

– Кышь! – прикрикнула я. Нутрия в ответ посмотрела в мою сторону, но уходить и не подумала, продолжая питаться тем, что я намеревалась сделать своим обедом. Тихонько подкравшись по студеной воде, я, изловчившись всем телом, плюхнулась рядом с ней. Зверь, бросив еду, с громким плеском нырнул. Только кончик его хвоста мелькнул на прощание в темной воде. На кочке остались белесые побеги лука. Поискав рядом, я обнаружила еще несколько луковиц довольно сносного вкуса.

Прошлый опыт научил есть все в небольших количествах, на случай если что-то окажется несъедобным. Поэтому я, выбросив плохие коренья, съела для начала одну луковицу.

Была пора двигаться в путь. Я снова взялась за шест, и вскоре опять плыла по темной реке. Улегшись на бревна, глядела в пустое небо без звезд, которое светилось фиолетовыми лучами. Казалось, я плыву под водой. Куда плыву? На что надеюсь? Едва ли здесь есть способ взлететь на небо. Разве что духи поднимут меня. А, может быть, я тоже дух? И попала в мир духов? Тогда я смогла бы найти здесь Деника…Каким же он был удивительным, мой маленький братик. Мы жили всей семьей на окраине деревни. Хижину нашу окружала изгородь шиповника, росшего повсюду в наших краях. Ранней осенью птицы часто наведывались к изгороди за ягодами. Мы специально не собирали все плоды – маме нравилось слушать гвалт птиц.

Как-то в наш дом залетела птица. Она села на постель крошечного Деника и запела. А брат лежал тихо-тихо, глядя на птицу. Он слушал ее очень внимательно и долго. Затем, птица улетела. Но она прилетела на следующий день, и снова пела для брата. И так продолжалось, пока птицы не улетели на зимовье.

А следующей осенью Деник каждый день садился на ступеньки и чего-то ждал. Как-то я спросила его: «Зачем ты сидишь каждый раз тут на холоде?», а он ответил: «Я птицу жду. Она обещала вернуться». Но пришла зима с ее снегами, холодная и долгая. А затем и весна. Птица не вернулась. Деник очень грустил. Он сказал, что с ней что-то случилось. Мы пытались с мамой его приободрить, но он понимал правду своим детским сердцем.

Так, за своими мыслями я не заметила, что река резко раздалась в стороны, заполнив, как море без берега всю долину. Потоки ее лились быстрее и быстрее со всех сторон в одну ужасающе большую воронку посередине. Вода под плотом слабо светилась. И, по мере приближения к воронке, свет усиливался, превращаясь в самом сердце зияющего зева в светящийся купол брызг. Это его я принимала за рассвет в первые дни.

Я резко подскочила на ноги. Шест не доставал дна, и каждый раз, когда я пыталась грести, плот лишь вертелся в разные стороны, но продолжал плыть, влекомый мощным течением.

На миг мне показалось, что подо мной проплыла гигантская серебряная рыба, похожая на божество, но она быстро исчезла из виду.

Вскоре скорость у плота стала такой, что сопротивляться было бессмысленно. Доплыть до берега я все равно не смогла бы из-за течения. Оставалось только готовиться к последнему прыжку. И тут мне стало очень любопытно: там, внутри ведь был свет. Я не могла дышать под водой, но перед смертью я могла посмотреть, что там светилось. Да и, честно сказать, мне не верилось, что после темноты можно умереть в свете.

Плот подошел к краю. Сердце замерло. Неистовые раскаты падающей воды густым бархатным баритоном раскачивали ароматный воздух и прозрачную темноту. Спасения не было. Я спрыгнула вниз с плота, упавшего следом, прямиком в воронку водопадов. Тело погрузилось в свет. Последний вдох. Теплая белая от бурления вода с изломами бликов. И слышно только, как кровь бьет в артерии. Воздух закончился. Тишина рокота…Наконец, тело сдалось. Сделав последний рефлекторный вдох перед смертью, я позволила воде заполнить легкие. Она вошла и вышла… и я вдруг поняла, что только что вдохнула и выдохнула Смерть. Тысячи пузырей защекотали тело. Немыслимой милостью духов я вдохнула воду, но осталась жива. Это было невероятным, но этой водой можно было дышать!

Течением прибило меня к стене, покрытой множеством больших круглых дыр, расположенных повсюду в неизвестной породе, похожей на мел.

На ощупь оказалось, что это совсем не мел. Это был твердый белый камень. Меня засосало мощным течением в одну из пещер с гладкими белыми сводами. Вода стала меркнуть, и тут я увидела, что свет распадается отдельными частицами, которые проплывали мимо. Это были маленькие похожие на листья ивы растения. Чем меньше их становилось, тем труднее было дышать. В глазах стало расплываться. Я поперхнулась в попытке вдохнуть. И внезапно меня вытолкнуло на поверхность воды и понесло вперед.

Волей случая оставшись в живых, глупо было умереть сейчас. Но мое тело прекратило подчиняться. Я стала тонуть. Постепенно остывающий поток, тем временем, казалось, стал замедляться. Своды разошлись, и я оказались посреди просторной пещеры, которая слабо освящалась водой, несшей в себе драгоценные кусочки светящихся растений. Стены пещеры уходили вглубь, вдоль русла подземной реки, сколько хватало глаз, широким тоннелем уносясь вдаль.

Течение вильнуло вправо и меня вынесло на гладкую каменную отмель, где, кое-как выбравшись на сушу, я села, прислонившись к теплой стене пещеры».