Глава 17. Побег

«Шли третьи сутки после боя. Трупы убрали. Я сделала несколько зарисовок строения пауков.

Теперь я часто видела Ниса. Он был, казалось, везде, помогая разбирать завалы. Мысленно я считала его своим другом, хотя, конечно, понимала, что он навряд ли так считает. Картина этого боя постоянно стояла у меня перед глазами. Я была бесконечно благодарна за спасение. И это чувство гнало меня вперед. Мне надо было выбираться, пока меня несли ноги. Чтобы спасение не было напрасным».

Внутри меня будто созревал бутон нетерпения. Как будто колеса электростанции вращались, наматывая внутренности, натягивая их до предела. И, в итоге, я решила бежать из этих мест».

«Полная отчаянной тоски, я стала потихоньку паковать свои скудные вещи. Это отняло всего пару минут. Я решила идти на север и попробовать найти выход на поверхность выкрасть план северных пещер у стражей. От побитого временем тонкого куска застывшей магмы пахло жжеными кореньями с поверхности – местным видом, похожим на табак, который клали в самокрутки верховные стражи – очень ценный и редкий вид растений. Некоторые части таблички были наполовину истертыми от времени. Но она годилась. Потом я добыла сушенного мяса червей, мерзкого на вкус, но очень питательного, выменяв его на остатки сушеного лука, чудом сохранившиеся у меня в кармане и откладываемые на черный день».

«Одной ночью, когда очередная смена рабочих спала, стражи на вышках дремали, а пешие стражи ушли к западном воротам, я двинулась в путь. Я спокойно пробралась к северным воротам и затаилась за выступом прямо у выхода, бросив камень в ближайший проход. Паррисы отвернулись, и в это время я выскользнула на тропу заветной свободы».

«Довольно долго я бежала по тоннелям, не замеченная никем. Сердцу было тяжело, как будто я совершала что-то дурное».

«В северных тоннелях сначала было жарко, но по мере углубления и отдаления от подземных вулканов стало заметно холоднее. Теперь я не могла уже прилечь на ночлег где попало. Примерно на пятые сутки дышать стало совсем тяжело. Легкие буквально разрывались от какого-то газа. Эти места, очевидно, не разрабатывались и поэтому не вентилировались. Я была вынуждена признать, что моя идея побега оказалась безумной. Я повернула назад.

Время тянулось медленно. Возвращаться казалось унизительным. Но это новое чувство совершенно отрезвило меня. Убегать неподготовленной, без должного плана, запасов и знаний местности казалось теперь глупым.

Спустя несколько суток я была уже в теплой части пещер. Мне на встречу вышли стражи. У них в руках горели факелы. Вероятно, электроэнергия подавалась все еще не во все тоннели.

– Кто там?

– Это наверно одинокий рабочий!

– Что, со смены сбежал? Сейчас мы тебя проучим!

С этими словами они радостно рванули ко мне. Усталость серпом подкосила мои ноги, и я упала перед ними на колени.

– Это чужачка!

– Да, я слыхал, она лазутчица и теперь ее казнят.

– О… – многозначительно отозвался второй страж. Они связали мне руки за спиной и почти тащили на себе до самого поста.

Оттуда меня повезли на кузнечике через город под конвоем. Но я как будто ждала этого, почти улыбалась. Теперь меня казнят, и я буду свободна. Эта мысль вертелась у меня в голове все время. Я видела казнь. Всего одну в своей жизни. Это было очень-очень давно. Мама привезла нас тогда в город, который находился за сорок миль юго-западнее нас. Там пахло специями и лежалым мясом. Под ногами прямо на земле валялись гнилые овощи. Деник был совсем маленьким и сидел у мамы на руках. Он постоянно плакал. Но мы проделали два дня пути не за тем, чтобы просто уехать из-за его непрекращающегося раздражающего нытья. На улице стояло страшное пекло, и бордовые тени на городском рынке плавно плыли, точно октябрьские листья по ветру. Шумным ливнем казались воспоминания об этом месте.

Снуя среди улочек, мы двигались, отдавшись общему течению людей, шли к центральной площади, на которой стоял эшафот. Несколько испуганных фигур стояли на нем. Казалось, они боялись пошевелиться. Шел суд. Мама отдала мне брата и приказала строго-настрого не выпускать его из рук. Она поставила нас возле дальней стены. Слушанье было, по-моему, по делу о массовом убийстве или что-то такое. Я плохо помню. Мама потом немного рассказывала после. Судили ее сестру. Её обвиняли в лишении жизни тринадцати человек. Мы, конечно, не верили, что она на такое способна. Но родственникам было запрещено свидетельствовать в пользу обвиняемого. Мы лишь приехали поддержать бедняжку в эти возможно последние минуты жизни. Но к счастью, тогда обошлось. Такое случалось крайне редко, но нашлись другие свидетели, и мамину сестру отпустили. В наших краях суд и казнь проводились сразу один за другим. И с преступниками разговор был коротким. Поэтому после того как бедную женщину отпустили, казнили какого-то мальчишку, который обвинялся в хищении драгоценностей у богатого вельможи. Ему отрубили голову, которая, отрыгнув, катилась и катилась по постаменту, с детскими глазами, закатившимися в гримасе ужаса, словно мальчик все еще пытался куда-то убежать.

Это произвело на меня огромное впечатление. Ночью меня лихорадило. Мама делала мне компресс из драгоценной в местных краях пресной воды. Деник крепко спал рядом, обвив мою шею ручонкой. Братишка… Я была такой глупой. Не ценила его. ОН – мой единственный родной человек во всех измерениях. Неужели мне суждено умереть в этом мире, полном чужаков, так и не обняв его в последний раз?

Тюрьма была довольно теплой, но в ней не было света. Дрожь беззвучных рыданий содрогала меня. Я так мало общалась с живыми существами последнее время. Но если раньше одиночество меня тяготило, сейчас я чувствовала, что не нуждаюсь в общении вообще. Меня как будто рвало изнутри. Задыхаясь от частоты сокращений, превратившись в один большой спазм, я сидела одна в темной камере, оплакивая брата как умершего. Только бы выбраться отсюда и найти Деника, только бы найти Деника! Господи, помоги мне его отыскать! Духи, помогите мне выбраться отсюда. Ничего больше прошу, только бы помочь братику!

Так, незаметно для себя, я впала в какое-то странное состояние ступора. Меня морозило, хотя здесь было жарко. Мой разум как будто расщепился на две части. Одна часть контролировала покачивающееся в оцепенении тело, а вторая понеслась по удивительным просторам, пока не попала в чудесную рощу. Здесь пахло невероятной сладостью, опутывая сознание дурманом приключений. Неведомые секреты, казалось, росли прямо из земли. А ароматные цветы ввергали рассудок в истому созерцания. Густые папоротники и лианы, похожие на те, о которых мне рассказывали в детстве, вились причудливыми нитями, похожими на спираль вселенной. Я увидела четверых выдр, охранявших, казалось, просто скалу.

Они не заметили меня, и я взлетела вверх по ступеням, вырезанным прямо из скалы. Вход в пещеру был богато украшен флористическими изразцами и изображениями неких крылатых божеств. Согласно надписи, которая почему-то легко мной прочлась, несмотря на незнакомый язык, этот храм был «навечно сокрыт в цепи каменной возвышенности».

Я вошла внутрь, не почувствовав прохлады сводов, как я не чувствовала жары в воздухе снаружи. По стенам я видела рисунки древних. Мне сложно было их разглядеть, все было как будто в тумане. Под пологом гуляли чьи-то голоса. Это были голоса, звавшие в глубь пещеры…

Мое видение было резко прервано скрежетом открываемого каменного засова. Часть меня не успела выйти из храма, продолжая в нерешительности висеть между полом и потолком.

Но действительность оказалась сильнее, и часть разума, оставшегося в камере, метнулась к источнику света. Это был меч Ниса.

Потом показался и он сам.

– Пленница, на выход. Я сейчас отстегну тебя от стены. – потом голос его резко изменился. Он стал надевать колодки на шею и тихо заговорил: Могут подслушать, поэтому буду краток. Слушание будет публичным и пройдет перед дворцом. Сделай все, чтобы узнать, почему пауки напали на нас. Это важно. К концу третьей смены, это через 2 смены, придут наши сторонники, мы поднимем восстание и освободим тебя.

После Нис снял с меня тяжелую цепь, уходившую в камень свода, и вывел в темный коридор».

Дагон устало потянулся. От долгого сидения у него затекла спина. Надорванная несколькими неделями ранее, при спасении толстой овцы от падения в обрыв, она то и дело давала о себе знать. Тогда, сквозь боль, капитан все-таки вытащил животное. А потом мужчины помогали женщинам притаскивать урожай в амбары. В тех краях часто шли дожди, поэтому все корнеплоды и овощи следовало убирать быстро. Залечить спину было некогда. Теперь женщинам предстояло обработать новину. Мужчины же занимались заготовкой корма для скота и приготовлением оружия к зиме – им предстояло охранять скот от хищников.

Дагон осмотрел комнату – все ребята спали. Шуе тихонько шепнула: «Пускай», и мужчина повалился усталый на свой тюфяк.

Утром следующего дня ребятишки неохотно покинули хижину без завтрака. Они неслись под дождем к своим домам, из которых вились нити дыма.