Подводный мир Большого Барьерного рифа в Австралии — это потрясающий комплекс кораллов и океанической жизни. Темно-синяя вода настолько чиста, что с лодки можно разглядеть находящийся на стопятидесятифутовой глубине сказочный лес коралловых кустов, отливающих синим, красным и зеленым цветом, между ветвями которых снуют, словно стаи птиц, рыбы. Тем не менее среди всего этого великолепия ведется вечная борьба за выживание. Хищники постоянно охотятся за добычей, слабые бегут от сильных, прячутся в надежде выжить, и, пожалуй, лишь большая белая акула обладает полной неуязвимостью. В восьмидесяти милях от Маккая, у побережья Квинсленда, лежит Хэйман. Это один из небольшой группы островов, включающих Брамтон, Линдеман, Лонг, Саус-Молл и Дэйдрим. Хэйман — это приземистый холмистый остров, где рыжевато-коричневая трава саванны перемежается с эвкалиптами, однако он, в отличие от своих соседей, лишен величественных гранитных скал и лесистых склонов. Покрытые расщелинами утесы и поросшие лишайником прибрежные скалы скрыты непролазной растительностью и зелеными соснами, глядящими на обширные пляжи, коралловые отмели и неожиданные впадины. Воды у берега кишат акулами, что требует постоянного присутствия вертолетных патрулей, предупреждающих купальщиков и серферов о появлении этих самых смертоносных хищников, известных человеку.

Возле залива Барбекю стоит отель «Ройал Хэйман», самый роскошный из тех, что находятся на этой группе островов. Он окружен рядами пастельных домиков, пальмами и казуаринами. Современнейший из курортов, «Ройал Хэйман» обладает всем необходимым для водных видов спорта, подводного плавания, рыбалки и предлагает ночные развлечения, как в Лондоне или Нью-Йорке. Ежедневно самолеты и вертолеты привозят новых туристов из Маккая и Просперина на эту искрящуюся жемчужину посреди темно-синего моря.

За миллион лет жизнь на глубине океана мало изменилась. На поверхности царствовал Человек. Он не завоевал морские глубины и еще не смог полностью их изучить. Большинство из тех, кто отдыхает на острове Хэйман, не проявляют особого интереса к подводному миру. Они невольно вздрагивают, слыша предупреждения о появлении акул, но утешают себя тем, что, если не заходить в воду, акулы не смогут напасть. Не стоит бояться обитателей глубин. На суше люди в безопасности.

Никто точно не знал, как давно Клин живет на острове Хэйман. Туристы, регулярно бывающие в заливе Барбекю, помнят высокого мускулистого мужчину, с темно-коричневым от загара телом, взъерошенной копной черных волос, такой же дикой лохматой бородой и темными глазами, скрывающими его истинные мысли. Возраст Клина не подлежал точному определению, а сам он, гибкий, облаченный лишь в потрепанные шорты цвета хаки, двигался с проворством двадцатипятилетнего атлета. Однако черты лица, особенно глаза, говорили о зрелости человека, чей возраст близок к сорока годам.

Даже местные жители мало что знали о происхождении Клина. Один старый рыбак рассказывал, что однажды, много лет назад, американский лайнер был вынужден зайти в залив для ремонта. Когда он наконец отплыл, на берегу остался долговязый мальчишка, который несколько недель прятался в холмах, пока местная семья не сжалилась над ним и не взяла к себе. Но то были всего лишь слухи. Рыбак, рассказывающий эту историю, был известен своими старческими фантазиями, и никто ему особенно не верил. Так или иначе, Клин был частицей острова Хэйман, живой легендой — такой же, как и сами коралловые рифы.

Занимавшийся в основном рыбалкой, Клин был нанят отелем для сопровождения групп туристов через опасные воды. Платили ему за это немало, но некоторые были готовы доплатить за возможность порыбачить с Клином. Все не только возвращались живыми и здоровыми, но и, как правило, не с пустыми руками, хотя возле коралловых рифов безопасность и рыбная ловля совмещались крайне редко.

В свободное время Клин брал свою лодку и ловил сетью тунцов и крабов. С финансовой точки зрения последние были предпочтительнее, так как квинслендские крабы очень высоко ценились гурманами во всем мире.

Между этими двумя основными занятиями Клин помогал Шэннону, офицеру берегового патруля, в полетах на вертолете.

— Я мог бы взять тебя на постоянную службу, — сказал однажды Шэннон. — У тебя глаза как у ястреба.

— У ваших людей есть бинокли, — ответил Клин, медленно покачав головой. — Вода такая прозрачная, что вы можете заметить акулу на глубине двухсот футов.

— Возможно. — Шэннон почесал квадратную челюсть, понимая, что у него нет аргументов, которые заставили бы Клина передумать. — Но дело не только в зрении, Клин. Ты чуешь акул с расстояния в триста футов. Да ты сам, черт возьми, знаешь, на что способен.

Клин был знаком с местным подводным миром. Бесконечное количество раз он сопровождал под водой фотографов и ныряльщиков, и никогда его клиенты не становились жертвами акул или морских змей.

Однако больше всего Клин любил рыбачить в одиночестве при свете полной луны, медленно тянуть трал, вытаскивать из сети крабов и возвращаться на рассвете.

— Здесь можно оставить душу, — сказал он Кордеру, журналисту австралийской газеты, загружая свою лодку за час до заката. — Все здесь создано океаном или его обитателями. Человек может намного лучше познать себя здесь, чем сидя за стойкой хэйманского бара.

— Я хотел бы выйти с тобой в море как-нибудь ночью. — Кордер сдвинул на затылок широкополую шляпу и обнажил полное, докрасна обгоревшее после солнцепека лицо.

— Как-нибудь сплаваем, — ответил Клин, сматывая веревку. — Но не сегодня. И вот еще что, мистер Кордер. Напишите больше об этих проклятых японских браконьерах. Они за неделю выловили крабов примерно на пятьдесят тысяч долларов. Не говоря уже о тунцах. Без крабов и тунцов Хэйман превратится в остров-призрак меньше чем за год.

— Правительство Токио запретило лов на глубине меньше четырехсот морских саженей, — заметил Кордер, очевидно цитируя выдержки из прочитанного им материала по данной теме.

— Чушь! — Клин сплюнул за борт. — Вздор и брехня! — Его глаза сузились, губы растянулись в тонкую линию. Он явно злился. — Это лишь очередная пропаганда. На самом деле они ни черта не делают, чтобы соблюдать этот закон, а австралийское правительство не хочет вмешиваться. Почему? Я скажу тебе почему, Кордер. Потому что они все еще до усрачки боятся япошек, как и во время гребаной войны. Боятся расстроить торговые отношения и спровоцировать международный конфликт. Растят себе за столами задницы и пуза и не собираются поднимать шум из-за каких-то крабов или тунцов. Какое им дело до Хэймана или любого другого из этих островов? Да никакого. Не думаешь же ты, Кордер, что мы будем молча смотреть, как эти чертовы япошки опустошают наши воды?

Кордер отступил на шаг. На острове было хорошо известно, что если Клин перестает называть вас «мистер», то самое время ретироваться.

— Я, конечно, постараюсь привлечь к этому вопросу внимание жителей Квинсленда, — пообещал Кордер.

— Мы не будем сидеть и ждать, пока они что-нибудь сделают. — Клин наклонился и поднял со дна лодки дробовик. — Видишь это, Кордер? Эту штука называют «бур». Два ствола, один шестнадцатого калибра, а тот, что под ним, — семь целых три десятых миллиметра. Сделана в Германии. Это ружье мне подарил один из парней, которых я сопровождал в прошлом месяце. Думаю, оно может с двухсот ярдов проделать огромную дыру в диком кабане. Я его еще не опробовал, но держу пари, оно заставит этих гребаных японских браконьеров прятаться под водой. А может, даже выведет из строя их лодку.

Кордер сглотнул.

— Не стоит убивать кого-то ради нескольких рыбешек, — неуверенно произнес он.

— Ты такой же, как все эти засранцы. — Клин начал толкать лодку, упираясь в мотор. — Если кто-нибудь будет мешать мне жить, Кордер, он умрет. Многие местные поддержат меня, можешь так и написать в своей вонючей газете.

В следующую секунду мотор взревел, заглушая ответ репортера. Кордер смотрел вслед Клину, пока лодка не превратилась в маленькую точку посреди залива, затем медленно пошел обратно к отелю.

Клин дрейфовал в сторону заката. Торопиться было некуда.

Он не начнет тралить еще часа два или три, точно зная, куда направляется. Клин с уверенностью поставил бы свою интуицию против современного японского оборудования, с помощью которого обнаруживают стаи тунцов и крабов.

Некоторое время спустя его мысли вернулись от Кордера и браконьеров к высокой привлекательной брюнетке, отдыхающей в отеле «Ройал Хэйман». Каролина дю Бруннер. Он представил ее настолько отчетливо, словно она сидела с ним в лодке. Это была самая потрясающая женщина из всех, что он когда-либо знал. Упругая грудь, розовые соски, что темнели, твердея от возбуждения. Восхитительные белые бедра с соблазнительно подстриженной полоской волос между ними. Клин решил, что Каролина — необычная женщина. Ей не могло быть ни днем больше тридцати лет, несмотря на то, что она пережила уже трех мужей. Холодная и бесстрастная во время первой встречи, Каролина становилась жарче, чем пляж Бонди в разгар лета, если влюблялась. И Клин ей приглянулся, хотя его это удивляло. На первый взгляд, предложить ему было нечего. Каролина ничего не могла знать о его сбережениях в маккайском банке, деньгах, заработанных на ловле крабов, которые он не успел потратить. Большую часть времени Клин был необщительным, резким и грубым. В первый вечер, когда их познакомили, демонстративно ее не замечал. Возможно, это и послужило причиной: она устала от утонченности и нуждалась в ком-то более примитивном — в физическом плане, конечно же. Они провели у нее в номере бурную ночь. Каролина превращалась в настоящую машину, когда дело доходило до секса. Клин до сих пор чувствовал глубокие борозды у себя на плечах и груди, которые ее длинные ногти оставили после двух продолжительных оргазмов. Тогда он еще подумал, что у нее случился припадок — она царапалась и умоляла не останавливаться. И Клин не останавливался. Ни одна женщина не видела его утомленным. Он всегда хотел больше, чем они. Бывшей жене Дж. С. дю Бруннера, техасского нефтяного магната, почти удалось поставить его на колени. Именно почти. Наконец она уснула в изнеможении, и Клин выскользнул из номера.

Вспоминая это, он тихо рассмеялся себе под нос. Сегодня ночью Клин мог бы снова прийти к ней в номер, но вместо этого решил отправиться на рыбалку. Ни одной женщине не удастся превратить его в свою марионетку. Он придет к ней, когда ему будет нужно, но не раньше.

Клин выругался, почувствовав возбуждение между ног, и машинально перенес мысли к японским браконьерам. Через пару минут эрекция прошла и губы плотно сжались, превратившись в тонкую линию. Выражение бронзового лица не сулило ничего хорошего любому, кто будет незаконно ловить рыбу в этих водах.

Дождавшись, когда поднимется луна, он начал тралить. Бросил за корму сеть, выключил мотор и стал медленно дрейфовать. Клину нравилось так ловить рыбу, бесшумно, словно коралловый призрак.

Несмотря на его опыт, улов в течение следующих двух часов был скудным. Клин знал, что выбрал нужное место, но добыча словно разбежалась. Такое могло случиться лишь после постоянного лова, если браконьерские лодки еженощно тралили в этих местах, используя современное оборудование для обнаружения косяков рыб. Так больше не могло продолжаться.

Незадолго до рассвета, когда луна прошла зенит, он увидел судно. Оно тихо выплыло из-за кораллового рифа, и Клин мог без труда различить четырех браконьеров, бросавших сеть. Судно было в четыре раза больше его лодки, и команда состояла из восьми или девяти человек.

Губы Клина растянулись в волчьем оскале. Люди на судне его не заметили, да и будь это не так, вряд ли их обеспокоило бы присутствие лодки с одним-единственным рыбаком.

Клин не стал заводить мотор. В этом не было нужды. Он продолжал дрейфовать в направлении судна, вытащил сеть, чтобы она не мешала движению, а затем достал дробовик и сел на носу лодки.

Клин подплывал все ближе и ближе. Триста ярдов… двести… Мотор браконьерского судна затарахтел. Они собирались тралить и могли отдалиться от него в считаные минуты.

Подняв диоптрический прицел на дробовике, Клин поднес оружие к плечу. Только теперь он ощутил недостаток лунного света, не позволявший как следует прицелиться. Сейчас ему очень пригодился бы современный телескопический прицел с инфракрасными линзами.

— Черт, — пробормотал Клин себе под нос и опустил прицел. Прищурился, попытавшись навести оружие с помощью мушки на стволе. Это было не так легко: лодка постоянно покачивалась на волнах.

На палубе судна было три человека, когда он наконец нажал на спусковой крючок. Клин почувствовал удар приклада в правое плечо, увидел короткую вспышку пламени, звук выстрела прокатился над водой подобно раскату тропического грома.

Он целился в человека, стоявшего ближе к носу, но пошатнулся и упал один из тех двоих, что были у кормы.

— Получите, ублюдки! — выкрикнул Клин, осознав, что попал не в того человека, потому что браконьерское судно двигается быстрее, чем он думал. Но это не имело значения. Все они нарушили морской закон Клина, и он уже перезаряжался, намереваясь вынести смертный приговор японским захватчикам, вторгшимся в рыбопромысловый район Хэймана.

Через мгновение палубу судна, находившегося теперь примерно в сотне ярдов, заполнили суетящиеся люди. Возможно, они даже не слышали выстрела из-за шума своего мотора или не знали о присутствии Клина.

Он выстрелил снова, на этот раз безрезультатно. Браконьеры бросились в укрытие. Теперь они поняли, откуда стреляли.

Клин перезаряжался во второй раз, когда в деревянную кабину меньше чем в двух футах над его головой ударила пуля. Инстинктивно он откатился назад и растянулся на дне лодки лицом вниз. Секунду спустя целый град пуль обрушился на то место, где он только что сидел. Теперь Клин мог расслышать треск ружейных выстрелов, пули проносились над ним подобно москитам. Он перекатился снова и на это раз залег за кучей снастей.

Ни на мгновение Клин не почувствовал страха, лишь глупую удаль. Должно быть, он был просто сумасшедшим, раз устроил стрельбу по переполненному людьми судну намного больших размеров без какой-либо предварительной разведки. Крупнокалиберные пули расщепляли дерево вокруг него. Браконьеры вели огонь не переставая, чтобы наверняка пристрелить любого в маленькой лодке. Подняться и попытаться открыть ответный огонь было бы самоубийством.

Клин продолжал лежать на дне, зажав в руках бесполезное оружие. Он не молился, поскольку был фаталистом. Если одной из этих пуль суждено решить его судьбу, то пусть так оно и будет. Все просто. И он ничего не смог бы с этим поделать.

Лодка продолжала дрейфовать, но ружейные выстрелы стали беспорядочными, пули свистели мимо, даже не попадая в лодку. Моторы судна заработали на полную мощь: браконьеры быстро тралили, двигаясь в противоположном направлении. Похоже, прибыль от ночного улова была важнее мести устроившему по ним стрельбу. Возможно, подумал Клин, на судне уверены, что прикончили его, и решили не тратить драгоценное время на проверку.

Лишь когда шум двигателей стих, Клин поднялся на ноги. Он окинул взглядом сверкающую в лунном свете воду. Вокруг ни души.

Клин попытался завести мотор, и тот затарахтел с пол-оборота, каким-то образом избежав повреждений от града пуль.

Клин по-прежнему не спешил. Расположение луны подсказало, что было около трех часов ночи, и о ловле не могло быть и речи. С безразличием он выбросил за борт выловленных крабов. Такой скудный улов едва ли стоил связанных с торговлей хлопот. Лучше вернуть его в океан.

Клин сел, направив лодку на обратный курс со скоростью в три узла. Первым, кого он хотел увидеть на берегу, был Кордер, и Клин отлично знал, что репортер редко встает раньше девяти часов, поэтому не спешил.

Слева от него был коралловый риф, что выступал из воды, словно некое доисторическое морское чудовище с горбатой бесформенной спиной. На фоне мерцающей поверхности океана вырисовывался четкий силуэт.

Сперва Клин едва взглянул на риф: он знал каждый отросток кораллов в прибрежных водах этих островов. Иногда днем бросал якорь возле одного из таких рифов и ловил синюю коралловую форель.

Неожиданно Клин встревожился, левая рука автоматически потянулась вниз и замедлила ход лодки. Рев мотора превратился в ровное гудение, скорость стала не больше одного узла.

Сначала Клин никак не мог понять, что привлекло его внимание. Множество раз он проплывал мимо этого рифа — и при лунном свете, и при дневном, — но теперь тот выглядел как-то иначе. Клин не мог этого объяснить. Кораллы не изменяют форму за несколько дней. И все же…

И тут он понял, почему замедлился. Впервые за несколько лет с того дня, как его преследовала под водой большая белая акула, Клин ощутил леденящий душу страх. Часть кораллового рифа двигалась!

— Боже мой, — пробормотал он и сбросил скорость почти до полной остановки двигателя.

Клин снова присмотрелся и через несколько секунд понял, что не ошибся. Выступ кораллового рифа слева от него переместился так плавно, что сперва это можно было принять за оптический обман, вызванный движением лодки или волн. Но когда «выступ» приподнялся и между ним и основным рифом образовалась щель, Клин инстинктивно повернул руль, уводя лодку в сторону от этого жуткого и необъяснимого явления. Однако любопытство все-таки взяло верх, и он решительно остановил лодку и обернулся.

Прошло несколько секунд, прежде чем Клин понял, что двигался вовсе не риф, а то, что взгромоздилось на него. Нечто настолько идеально сливающееся с ним, что казалось его частью.

Лодку относило волнами все ближе к рифу. Затем, оказавшись на расстоянии не больше пятидесяти ярдов, Клин наконец смог распознать объект своего любопытства. Это был огромный краб, размером почти с небольшой автомобиль!

Страх снова охватил его. Теперь Клин отчетливо видел чудовище, более того, оно тоже его заметило: почувствовав присутствие человека, изменило положение и повернулось к нему мордой. В лунном свете два глаза светились красноватым огнем, разглядывая Клина.

Он уже не сомневался в том, что видел, тщетно пытался найти этому объяснение, но был уверен в одном: ему встретился не крупный квинслендский краб, а незнакомый вид, который по всем законам природы просто не мог существовать ни в Тихом, ни в любом другом океане.

Клин подумал о дробовике, лежащем рядом, но тут же отбросил эту идею. Чтобы пристрелить существо такого размера, понадобилось бы ружье большего калибра.

Краб по-прежнему сидел на рифе и смотрел на него. Двигались только крошечные глазки, мерцающие с явной недоброжелательностью.

Клин не знал, сколько времени они глядели друг на друга. Может, десять секунд, может, десять минут. Чем дольше Клин смотрел, тем больше поддавался гипнозу этого существа. Помани его чудовище одной своей огромной клешней, он бы, наверное, бросился за борт и поплыл к нему.

Наконец краб сам прервал этот транс. Он двинулся с места и, соскользнув с рифа, исчез под водой, оставив после себя едва заметную рябь.

Клин неожиданно обнаружил, что его прошиб пот и охватила дрожь. Двигаясь с поспешностью, граничащей с паникой, он так резко дернул дроссель мотора, что лодка рванула вперед и Клин растянулся на палубе.

В последний момент он вспомнил о растущем из рифа подводном выступе. Тот был помечен буйком, что покачивался слева, — на его предупреждение Клин до сих пор не обращал внимания.

Что-то царапнуло дно лодки. Он надеялся, что это был коралл, но мысленно представил гигантскую клешню, тянущуюся вверх и в самую последнюю секунду упускающую свою жертву.