Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В августе 1903 года российский министр финансов Сергей Витте был отправлен в отставку. Через полгода началась русско-японская война. Связь между этими фактами прямая, и редкая военная катастрофа в истории России была вызвана столь ничтожными на первый взгляд причинами.
В России конца XIX века не существовало поста премьер-министра. Все министры формально были равны и несли ответственность перед императором. Но их вес во власти сильно различался в зависимости от степени доверия царя и от ресурсов, которыми они располагали. В 1890-х гг. место «первого среди равных» занимал Витте. В его руках было сосредоточено управление многочисленными синекурами для нужных людей в министерстве финансов, Крестьянским банком, который мог покупать землю у владельцев почти по любой цене, ссудами и кредитами Дворянского банка. Министр финансов не стеснялся использовать эти средства для вербовки союзников на всех этажах петербургской элиты. Это позволяло ему уверенно вторгаться в сферу деятельности других министерств, оказывая влияние и на внешнюю политику, и на военные вопросы, и на железнодорожное строительство. Именно Витте сделал первый ход в партии, окончившейся его отставкой и войной, когда решил строить Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД).
Из двух вариантов завершения Транссибирской магистрали — по берегу Амура или через Харбин по китайской территории — Витте выбрал второй. Во-первых, это короче и позволяло сэкономить десятки миллионов рублей. Во-вторых, железные дороги рассматривались как средство не только передвижения, но и завоевания новых рынков. Наводнение Китая российскими товарами обеспечило бы средства для очередного витка промышленной модернизации России.
Но внешняя экспансия имеет свою логику: обеспечение работы КВЖД требовало русского персонала, охраны, полосы отчуждения. И там, где Витте хотел остановиться, другие увидели лишь стартовую позицию для создания в Маньчжурии «Желтороссии» и продвижения империи к теплым морям. Частично эти планы реализовались, когда в 1898 году Петербург под видом 25-летней аренды аннексировал Квантунский полуостров с Порт-Артуром, ставшим главной военно-морской базой российского флота на Тихом океане.
С этого момента у России начались проблемы.
Первой бедой стал провал экономической экспансии. К концу 1890-х гг. выяснилось, что российские товары по качеству и цене неконкурентоспособны на китайском рынке. Их перевозка из России за десять тысяч верст обходилась дороже, чем европейских товаров через Суэц. Так, в Шанхае, на богатом юге Китая, российский бизнес оказался представлен единственной мелочной лавкой, торгующей табаком и солеными огурцами. Товарооборот с Китаем на рубеже веков едва превысил 7 млн рублей в год. Для сравнения: КВЖД вместе с веткой к Порт-Артуру обошлась в 430 млн.
Эта неудача совершенно отбила у Витте интерес к Дальнему Востоку. Территориальное расширение там он считал ошибкой: «Мы оставляем в запустении богатейшие края, завоеванные нашими предками, а в душе все стремимся к новым и новым завоеваниям оружием и хитростью». Следуя заветам немецкого экономиста Фридриха Листа, он решил сосредоточиться на развитии внутреннего рынка. По подсчетам министра, из 130 млн россиян 90 млн балансировали на грани нищеты: подъем их благосостояния дал бы куда большие дивиденды, нежели борьба за Китай.
В октябре 1902 года на совещании у Николая II Витте признал свою ошибку с КВЖД и предложил отказаться от экспансии в Маньчжурии и начать постройку Амурской магистрали по российской территории. Царь был весьма разочарован.
Вторая проблема была военно-политической. «Действия России в Маньчжурии вызывают непрерывную тревогу в Японии, но тревога эта сделалась совершенно нервною, когда обнаружилась активная деятельность России и в Корее, — писал в дневнике военный министр генерал Куропаткин по итогам переговоров с японскими политиками. — В Японии знают историю России и знают, как она поглощает своих соседей. Знают, как она съела Турцию, Кавказ, Туркестан, Сибирь. Теперь ест Маньчжурию и, еще не проглотив ее, запускает зубы в Корею».
Проблема была разрешимой. Надо было лишь договориться о разделе сфер влияния: России — Маньчжурия, а Корейский полуостров, который в Токио считали «кинжалом, направленным в сердце Японии», — японцам. Витте, Куропаткин и министр иностранных дел Ламсдорф были не прочь пойти на такое соглашение. Против была группа, названная впоследствии «безобразовской кликой».
В 1896 году владивостокский купец Юлий Бринер (дед знаменитого актера Юла Бриннера) получил от корейского короля право на вырубку леса в бассейне реки Ялу — на корейско-китайской границе. Сам он в итоге счел, что не потянет предприятие, решив продать концессию в Петербурге. Предложением заинтересовалась группа «деловых людей», во главе которой встал Александр Безобразов. Ни он, ни его «коллеги» ничего в лесном бизнесе не понимали, но это было неважно, ибо с самого начала компания нацелилась на распил казенных средств.
Залогом успеха были связи Безобразова, отставного офицера элитного Кавалергардского полка, в 1880-х гг. состоявшего в «Святой дружине». Члены этой организации поклялись уничтожать лиц, злоумышлявших против царской фамилии. Никого, разумеется, не уничтожили, но зато Безобразов тесно познакомился с главой «дружины» и по совместительству министром Императорского двора графом Илларионом Воронцовым-Дашковым. А это был прямой выход на императора.
В феврале 1898 года Воронцов-Дашков подал Николаю II записку с планом организации Восточно-Азиатской компании: «Не для обогащения только отдельных лиц… но для самого насаждения русских идей». Идеи предполагалось насаждать методом строительства на севере Кореи стратегических шоссе, складов и т.д. — иными словами, готовить театр военных действий под прикрытием вырубки леса. Из этого, конечно, вытекала необходимость государственной поддержки частного предприятия, столь ревностно заботящегося об интересах империи.
Более того, концессионерами был составлен проект договора между Восточно-Азиатской компанией и правительством, по которому ей передавались (после установления над Кореей российского протектората) все корейские государственные финансы и исполнение бюджета. Бюджет Кореи был профицитным, и «остаток» его (несколько миллионов в год) по договору делился между Минфином России и акционерами. Лес на Ялу на этом фоне был всего лишь поводом для начала серьезного разговора.
Идея безобразовцев о «насаждении русских идей в Корее» попала в точку: Николай II как раз искал способы закрепиться на Корейском полуострове. Идефиксом российской геополитики конца XIX века был выход в открытый океан из «закупоренных» проливами Балтийского и Черного морей. Владивосток — замерзающий порт, блокированный Японией — в этом смысле тоже был стратегическим тупиком. Порт-Артур выглядел лучше, но и он с его неудобной гаванью позволял уверенно контролировать лишь Желтое море. Как писал адмирал Павел Тыртов, «вследствие существования великолепных бухт на юге Кореи» владеющий ими флот всегда мог держать под контролем порт-артурскую гавань, пресекая ее сообщения с Владивостоком.
Впрочем, коротким — до трех месяцев в зависимости от того, насколько холодной выдалась зима, — оно было только по сравнению с Финским заливом, местом базирования Балтийского флота. В случае же войны на Дальнем Востоке и месяц мог иметь роковое значение. Японцы, кстати, войну начали именно в январе.
Надо сказать, Николай II редко читал записки, занимающие более двух–трех страниц. Хлесткая метафора значила для него больше, чем скучные статистические выкладки. Одна из таких метафор, сравнившая Корейский пролив с Босфором и Дарданеллами, и определила его стратегию на Дальнем Востоке. «Присутствие японцев в Корее станет для нас подобно новому Босфору в Восточной Азии. Россия никогда на это не пойдет», — заявил он в ноябре 1901-го.
России самой нужны были корейские порты: база на юго-восточном побережье полуострова выводила ее напрямую к Тихому океану, решала проблему сообщения между Порт-Артуром и Владивостоком и нивелировала выгоды географического положения Японии. Так казалось Николаю II, но его министры рассуждали по-другому. Куропаткин, к примеру, не прочь был «округлить» границы России за счет северной Маньчжурии. Но влезать в Корею, чтобы получить в лице Японии непримиримого врага, в преддверии большой войны на западной границе было, по его мнению, верхом глупости.
Предполагалось, что в системе самодержавной власти император является непререкаемым арбитром в межминистерских спорах. Но тут Николай II впервые столкнулся с дружным триумвиратом ключевых министров — военного, финансов и иностранных дел. И поначалу растерялся. Безобразов же с его идеями позволял действовать в обход официальных ведомств.
«Я говорил Витте, что у нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, не только Босфор, но и Дарданеллы. Что мы, министры, по местным обстоятельствам задерживаем государя в осуществлении его мечтаний, но все разочаровываем; он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России. Поэтому каждый Безобразов, который поет в унисон, кажется государю более правильно понимающим его замыслы, чем мы, министры», — жаловался Куропаткин. В итоге сложилась уникальная ситуация: не имея официального статуса, Безобразов, которому был открыт специальный счет на 2 млн рублей, разъезжал по Дальнему Востоку, вербовал в союзники чиновников, требовал несколько сотен «переодетых в штатское платье солдат» для отправки на работы в Корею, строил хлестаковские планы «мирного завоевания» Маньчжурии.
«Витте и Ламсдорф должны открыть всю Южную Маньчжурию иностранцам и иностранным предприятиям, — откровенничал он с Куропаткиным. — …Но затем должны явиться на сцену послушные нам хунхузы, и предприятия лопаются, люди исчезают». В Петербурге 1990-х гг. этот человек оказался бы на своем месте. Впрочем, и в тогдашней Корее нанятые им головорезы успели устроить бойню в поселке лесорубов конкурирующей фирмы, убив и ранив 40 человек.
Однако заботы Безобразова не ограничивались Дальним Востоком. Летом 1903 года он хвастался Куропаткину, что подал Николаю II идею перебросить две бригады в Забайкалье, а деньги на это взять из предусмотренных для больших маневров в Варшавском округе (перевозка одного солдата на такое расстояние стоила 200 рублей). Он же советовал царю не строить Принаревскую железную дорогу как бесполезную. То есть генералы считают Германию главным вероятным противником России, а отставной штаб-ротмистр отменяет маневры и тормозит строительство важнейшей рокадной дороги в ключевом приграничном округе!
До весны 1903 года сохранялась патовая ситуация. Триумвират министров как мог сдерживал затеи Безобразова, а его призывы к императору «проявить твердость в Корее» в свою очередь блокировали возможность соглашения с японцами. Баланс сил сместился, когда на сторону безобразовцев встал новый глава МВД Вячеслав фон Плеве. До Дальнего Востока дела ему было мало, он хотел лишь спихнуть Витте, заняв место «первого среди равных» и главного советчика Николая II.
«Дайте мне факты против Сергея Юльевича [Витте], и я даю слово, что доложу об этом государю», — обратился Плеве к безобразовцам. Факты? Если раньше министра финансов называли просто «орудием жидов и поляков», то теперь решено было копнуть глубже, представив его агентом «тайного масонского всемирного правительства». (Только не подумайте, что безобразовцы были зоологическими антисемитами. Когда надо, они с удовольствием использовали услуги Абрама Животовского, родного дяди Троцкого, нажившего капитал на безобразовском предприятии. Да и к японцам Безобразов личной неприязни не испытывал: именно им он продал за 200 000 рублей часть концессии на острове Дажалет. Учитывая, что покупка всего «предприятия Бринера» обошлась в 65 000 казенных денег, это была самая успешная коммерческая сделка Восточно-Азиатской компании, в остальном совершенно провальной.)
Дружный натиск Плеве и концессионеров на царя принес плоды. В мае 1903 года Безобразов стал статс-секретарем, одновременно Николай II решил создать на Дальнем Востоке наместничество по образцу Кавказского. Это выводило дальневосточные проблемы из сферы компетенции министров: наместник мог самостоятельно вести дипломатические переговоры, ему подчинялись все военные силы в регионе. Фактически император перешел на «ручное управление» ситуацией, что означало полную победу безобразовской линии на «твердый курс в Корее». Это же предрешило и отставку Витте, последовавшую в августе. В октябре Безобразов стал членом особого комитета Дальнего Востока, в который по должности входили лишь министры.
С управлением Николай II и Безобразов не справились. «Твердый курс» закончился разразившейся в январе 1904-го войной с Японией. В ходе которой был потерян флот и Порт-Артур, половина Сахалина, а в стране началась революция. Российская геополитическая мысль вновь сфокусировалась на привычных черноморских проливах, проект «открытого океана» на Дальнем Востоке был свернут, а сам регион с тех пор так и остался задворками России.
Безобразов почти всю войну провел в Швейцарии. Восточно-Азиатская компания была ликвидирована весной 1905 года, причем выяснилось, что никто из ее учредителей не внес ни копейки в основной капитал — распоряжались они исключительно казенными суммами. Формально убытки казны составили 2,58 млн рублей. Фактически на войну было потрачено 2,347 млрд (без стоимости погибших кораблей и потерянной инфраструктуры Квантуна).
В телесериалах иностранные разведки, строя козни против России, обычно вербуют революционеров и либералов. В жизни эту роль куда успешнее исполняют вполне вписанные в элиту персонажи. И не потому, что они завербованы, а просто в силу совпадения интересов.
Безобразовцы мечтали о распиле российского и корейского бюджетов. Кайзер хотел, чтобы Россия увязла на Востоке. В итоге они советуют Николаю II одно и то же. «Эти “Дарданеллы” не должны быть угрозой для твоих путей сообщения и помехой твоей торговле… Поэтому для каждого непредубежденного человека ясно, что Корея должна быть и будет русской», — писал Вильгельм II Николаю за месяц до войны. А Николай радовался, что нашлись люди, понимающие величие его замыслов.
Подытоживая ситуацию, Куропаткин писал в 1906 году: «Необходимо, чтобы вопрос о войне и мире, основах внешней политики не составлял прерогативу верховной власти, а контролировался и направлялся представителями народа. Пока возможны появления новых Безобразовых, достигнуть [безопасности на Дальнем Востоке] нельзя». Историк Игорь Лукоянов, автор лучшей на сегодня монографии по безобразовцам, дополнил эту мысль: «Совмещение статуса великой, мировой державы и самодержавного строя в начале ХХ века оказалось невозможным».
К несчастью, Николай II не имел возможности ознакомиться с этим выводом. А самостоятельно прийти к нему после первого полученного урока он не смог.
Опубликовано: Republic, 31 августа 2018 г.
Войти с помощью соц. сетей: