Воронка благих намерений. Как политкорректность сорвала боевую операцию
30 июля 1864 года американцы, которые в XIX веке оставались почти поголовно подверженными расовым предрассудкам, повели себя как настоящие толерантные граждане США XXI века. Кончилось это одним из самых громких провалов северян в истории Гражданской войны.
С мая 1864 года в сводках с фронтов прочно прописалось название города Питерсберга (при некоторой вольности возможно прочитать и как Петербург), расположенной южнее Ричмонда столицы Конфедерации Южных Штатов. Потомакская армия северян, стараясь отрезать столицу от остального Юга, попыталась взять его штурмом, а когда не получилось, устроила осаду. Падение города означало бы крах для всего ричмондского укрепленного района, что помимо тяжкого морального удара сильно осложнило бы южанам возможность продолжать войну. Достаточно сказать, что в Ричмонде находился самый крупный металлургический завод Конфедерации.
Севастопольская страда под американским Петербургом
В итоге под Питерсбергом развернулась окопная война, наподобие севастопольской, с той разницей, что осаждавшим северянам недоставало главного слагаемого успеха англо-французов в Крыму: осадной артиллерии в количестве, достаточном для подавления огня обороняющихся. Единичные оружейные монстры вроде тринадцатидюймовой мортиры «Диктатор» проблему не решали (да и «Диктатор» после пятого выстрела вдребезги разнес свою железнодорожную платформу). Несколько отчаянных штурмов были отбиты с большими потерями для атакующих.
И тогда в светлую голову подполковника Плезантса, по гражданской специальности горного инженера, пришла мысль прокопать туннель под позиции южан (благо до них от передовых окопов было всего 140 метров), взорвать в нем мощную бомбу и бросить в образовавшийся прорыв пару дивизий. Командующий 9-м корпусом северян генерал Бернсайд идею принял на ура.
Работы начались 25 июня. Как часто бывало в те времена благословенной свободы прессы, южане узнали о туннеле из газет противника и поначалу обеспокоились. В Крымскую войну осаждающие Севастополь англо-французы тоже пытались подвести мины под русские бастионы, но именно этот опыт показал, что прокопать 140-метровый туннель без вентиляции нереально, а никаких признаков сооружения вентиляции на нейтральной полосе не наблюдалось. Решили, что все это — очередная газетная утка.
Южане не знали, что Плезантс придумал оригинальную систему воздухоочистки, невидимую снаружи, так что к 23 июля туннель был подведен под окопы ничего не подозревавшего противника. Еще четыре дня ушло на закладку в него 3600 кг черного пороха. Предвкушая успех, Бернсайд разработал план атаки, начать которую должна была недавно прибывшая свежая дивизия генерала Ферреро. На то были два резона. Во-первых, по тогдашним меркам она была хорошо укомплектована (4300 штыков). Во-вторых, еще не участвовала в боях под Питерсбергом.
Дело в том, что части, сидевшие в осаде с мая и ведущие безуспешные атаки, слишком «обокопились». Непрерывно находясь на расстоянии 150–200 метров от противника, солдат поневоле привыкает первым делом искать укрытие от огня. А для стремительной атаки нужен порыв, азарт. «Аксиомой военного искусства является то, что бывают моменты, когда порыв, самоуверенность и воодушевление молодых войск в атаке более чем перевешивают строевую выучку и опытность, — писал один из американских генералов. — Ибо эти молодые войска еще не успели потерять веру в себя вследствие неудач или охладить свой пыл поражениями».
Дивизия не того цвета
И вот накануне атаки приходит приказ командующего Потомакской армией генерала Мида: убрать дивизию Ферреро из первого эшелона, заменив ее любой другой на выбор Бернсайда. Реакцию штаба 9-го корпуса лучше всего передает американское идиоматическое выражение, являющееся полным аналогом русского «Что за …?».
Дело в том, что дивизия Ферреро была «цветной» — черные солдаты, белые офицеры. «Генерал Бернсайд хотел поставить в первом эшелоне цветную дивизию, и я уверен, что, если бы это было сделано, нам бы сопутствовал успех, — пояснял впоследствии Комитету по расследованию методов ведения войны главнокомандующий армиями Союза генерал Грант. — Тем не менее я согласился с генералом Мидом, возражавшим против этого плана. Генерал Мид утверждал, что, если бы мы послали вперед цветные войска (а мы имели только одну такую дивизию), а операция провалилась бы, нам бы сказали — и в общем, правильно, — что мы бросили этих людей на верную гибель, потому что они для нас ничего не значат. По поводу белых войск этого нельзя было бы сказать».
Конечно, любая гражданская война ведется в том числе и за умы людей, так что мотивы Мида можно понять. Но поставив соображения политкорректности впереди оперативных резонов, командование северян получило то, что получило.
Поскольку добровольно никто из командиров «белых» дивизий лезть на рожон не желал, Бернсайд принял соломоново решение — бросить жребий. Небо в тот день явно не благоволило Северу, поскольку жребий пал на 1-ю дивизию генерала Лэдли. Это был худший вариант из всех возможных. Лэдли был типичным «политическим выдвиженцем» без каких-либо военных талантов, выслужившим генеральские звезды в береговой артиллерии и различных департаментах Вашингтона. Такой человек не мог вдохновить солдат на смертельный бросок к позициям южан. Весь день сражения он провел в тылу, успев крепко надраться уже к началу атаки и не приняв ни малейшего участия в последовавших событиях.
Драма в воронке
Взрыв под позициями южан, ставший сигналом к атаке, прозвучал 30 июля в 4:45. В воздух взлетела масса земли, бревен и несколько орудий. 280 солдат-южан погибли на месте. Но с этого момента все пошло не по плану.
Окопы северян были расположены очень близко к противнику, и в первых линиях испугались, что вся поднятая взрывом масса обрушится на них. Тут и сработала «обокопленность» 1-й дивизии: солдаты попрятались, кое-где возникла паника, которую офицерам с трудом удалось подавить. Когда первую линию чуть ли не пинками все же погнали в атаку, все совершенно позабыли о заготовленных деревянных настилах, и солдатам из траншей второй линии пришлось затратить массу времени, преодолевая свои же окопы.
Дальше произошло то, чего с самого начала боялся Бернсайд. Вместо того чтобы стремительным броском проскочить взорванные позиции противника и взять Кладбищенский холм, солдаты Лэдли, добежав до гигантской воронки от взрыва, залегли в ней под картечным огнем подоспевшей батареи конфедератов. Благо народа воронка размером 50 метров в длину, 25 в ширину и 10 в глубину вмещала немало.
В эту минуту все зависело от того, сумеют ли офицеры северян еще раз поднять своих солдат в атаку. Однако в воронке части быстро перемешались, командовать ими было сложно, приказов чужих командиров никто не слушал.
Бернсайд пытался реанимировать атаку, бросив на этот участок часть дивизии Портера. Безрезультатно: ее солдаты дошли до воронки, после чего инстинктивно попрятались в нее, окончательно похоронив усилия офицеров Лэдли восстановить хоть какой-то порядок. По воспоминаниям очевидцев, люди в воронке, которым с помощью локтей и ног удалось зацепиться за ее край, стреляли лежа. Но таких была лишь пара сотен, остальные либо сгрудились на дне воронки, либо забились в полуразрушенные окопы первой линии южан неподалеку и не высовывались.
Тогда Бернсайд бросил в бой свой последний козырь — дивизию Ферреро. Если бы она пошла в бой хотя бы вторым эшелоном! Но теперь южане успели перебросить к воронке дивизию Махона и восстановить систему огня. Смело пошедшие в атаку сомкнутыми рядами негритянские батальоны даже не думали укрываться — и были выкошены ливнем свинца. Черные солдаты были так преданны своим офицерам, что под конец боя тем пришлось приказывать им уходить врассыпную, чтобы выйти из-под огня с наименьшими потерями. Которые, впрочем, все равно были огромны, и Бернсайд, признав поражение, приказал трубить отступление.
Однако легче было приказать, чем отступать под плотным огнем противника. Из воронки так никто и не вылез. Командиру 9-го корпуса оставалось надеяться, что его люди смогут продержаться там до темноты. Тем временем солнце раскалило землю, что усилило муки раненых, оставшихся в воронке без воды и медицинской помощи. Выжившие вспоминали, как несчастные, словно стремясь высосать влагу из воздуха, высовывали языки, и казалось, что те висят у них изо рта.
Худшая операция войны
К 14:00 конфедераты прекратили огонь и контратаковали воронку. Сгрудившиеся здесь северяне уже не представляли какой-либо организованной силы, и после короткого сопротивления часть их была убита штыками, остальные (около 500 человек) взяты в плен. Еще сотне удалось добежать до своих позиций, пользуясь тем, что артиллерия конфедератов не стала стрелять в гущу боя, опасаясь попасть по своим.
Итог для северян — 3798 убитых, раненых и пленных. Конфедераты заявили о потере 1032 человек. «Худшая операция из тех, что я видел на этой войне», — написал Грант на следующий день.
Генерала Бернсайда вскоре сняли с командования корпусом. Лэдли сам успел подать рапорт об отставке. Пьянствовавший во время боя с ним на пару Ферреро, чья дивизия после тяжелых потерь 30 июня исчезла из боевого расписания Потомакской армии, через четыре месяца получил очередное звание «за похвальную службу в нынешней кампании у Ричмонда и Питерсберга». Мид, главный виновник провала, вообще никак не пострадал. Где справедливость? А кто сказал, что на войне она есть?
А ведь если бы свежая дивизия Ферреро пошла в бой первой, операция имела все шансы на успех. Но ложно понятая политкорректность заставила заменить ее белыми полками, в результате возможность закончить войну на несколько месяцев раньше была безнадежно упущена. Питерсберг пал только 3 апреля 1865 года, когда оборона конфедератов под Ричмондом разрушилась по всему периметру, а до общей их капитуляции оставалось меньше недели.
Что-то это напоминает
Этот эпизод странным образом заставляет вспомнить более близкий нам — времен президентских выборов в США, прошедших в 2016 году. Битва Дональда Трампа с Хиллари Клинтон временами вполне напоминала преддверие Гражданской войны XIX века, настолько глубоким оказался раскол Америки как в ходе президентской гонки, так и по ее итогам. Общим местом стало мнение, что победа Трампа явилась бунтом «настоящих американцев Среднего Запада» против «диктатуры политкорректности и толерантности», исповедуемой либеральными элитами Восточного побережья. Проигравшая Клинтон едва ли с этим согласится, но в ее книге «Что случилось?», в которой она пытается объяснить причины странного, на ее взгляд, выбора американского народа, есть весьма характерный эпизод.
Речь идет о формировании избирательного штаба Клинтон. «Чтобы удостовериться, что мы построили самую разнообразную команду, когда-либо собранную для президентской кампании, я назначила Бернарда Коулмана первым в истории менеджером по вопросам разнообразия, — пишет Хиллари. — Он должен был обеспечить, чтобы половину штата нашей команды составляли женщины, а также нанять сотни цветных сотрудников, в том числе на топовые руководящие позиции».
При всех различиях ситуаций, Клинтон в 2016 году исходила из тех же соображений, что и Мид в 1864-м. Для Бернсайда на первом месте стояла эффективность боевых действий, для его начальника — вопрос политкорректности. Кто оказался прав, показала практика, лучший, по Марксу, критерий истины.
Опубликовано: Republic, 30 июля 2019 г.
