Распад СССР погрузил в хаос периферию погибшего государства, но и в столицу спокойствия не принес. После падения советской власти в стране естественным образом возникли две соперничающие группировки. Ельцин с его огромными амбициями, способностями к интригам и барским стилем поведения, конечно, не мог позволить существовать какому бы то ни было альтернативному «центру силы». Команда, собравшаяся вокруг первого президента России, имела очень четкое видение будущего и вовсе не планировала считаться с чьими-то еще представлениями о благе страны. Отметим, что для Ельцина ослабление хватки, болезни и потеря контроля над собой стали приметой чуть более позднего времени. В начале 90-х он еще был полон энергии и способен действовать жестко и решительно.
На другой стороне ринга находился Верховный Совет, избранный законодательный орган. Главой ВС РФ с июля 1991 года являлся Руслан Хасбулатов. Этот политик чеченского происхождения прочно вошел в союзную, а затем российскую элиту. Изначально он был университетским преподавателем, но в перестройку с головой ушел в политику. Хасбулатов поддержал Ельцина в 1991 году, однако теперь их пути разошлись.
Еще ближе к Ельцину до 1993 года находился другой знаковый персонаж противостояния Верховного Совета и президента – Александр Руцкой. Кадровый военный, он служил в авиации и с 1985 по 1988 год воевал в Афганистане в должности командира штурмового авиаполка, причем постоянно сам участвовал в операциях, был дважды сбит во время боевых вылетов, серьезно ранен и провел некоторое время в плену. С конца 80-х он отошел от военной службы и в 1990 году был избран народным депутатом РСФСР. Он активно поддерживал Ельцина, и весной 1991 года, когда тот выдвигался на высший пост руководства в России, Руцкой стал при нем вице-президентом. В августе 1991 года Александр Руцкой стал одним из основных организаторов победы над ГКЧП. Однако затем, в том же 1991 году начался конфликт между ним и его шефом. Беловежские соглашения вице-президент воспринял болезненно и даже выступал за арест Ельцина, Кравчука и Шушкевича. В дальнейшем его конфликт с Ельциным только усугублялся.
В 1992 году в стране начались непопулярные экономические реформы, неформально названные шоковой терапией. Население стремительно нищало, уровень преступности рос по экспоненте, советское промышленное наследство не столько разворовывалось, сколько разваливалось, Россия оказалась не способна обслуживать свой внешний долг. Десятки миллионов людей чувствовали себя обманутыми, униженными и ограбленными. Для оппозиции наступил настоящий звездный час. С одной стороны, в Верховном Совете хватало людей, искренне переживающих за происходящее, с другой – популярность нового правительства быстро падала, сменяясь настоящей ненавистью.
Два альтернативных проекта будущего России, конечно, не могли сосуществовать. С точки зрения Верховного Совета Россия должна была стать парламентской республикой с решающей ролью ВС. Как легко можно догадаться, взгляды Ельцина и его команды были диаметрально противоположными – их устраивала только президентская республика. Другой принципиальный вопрос заключался в отношении к грядущей массовой приватизации государственного имущества. Модель, предложенная окружением президента, категорически не устраивала парламент.
С весны 1993 года Ельцин искал способ усилить президентскую – и, соответственно, ослабить парламентскую законодательную власть. В начале сентября он, по его собственным словам, принял окончательное решение порвать с парламентом и своей волей присвоить себе все властные полномочия.
В конце августа первый президент РФ посетил Таманскую и Кантемировскую дивизии. Судя по всему, его интересовал ключевой вопрос – о лояльности соединений, располагающихся в непосредственной близости от Москвы. Последствием этого визита стало то, что 1 сентября 1993 года Руцкой теряет пост вице-президента. Одновременно готовится роспуск ближайшего Съезда народных депутатов.
Переломный момент произошел 21 сентября 1993 года. В этот день Ельцин издал Указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Даже стиль этого указа откровенно агрессивен. Президент уже в первых строках берет быка за рога:
«В Российской Федерации сложилась политическая ситуация, угрожающая государственной и общественной безопасности страны.
Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция политике всенародно избранного Президента Российской Федерации, попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти вместо Совета Министров со всей очевидностью свидетельствуют о том, что большинство в Верховном Совете Российской Федерации и часть его руководства открыто пошли на прямое попрание воли российского народа, выраженной на референдуме 25 апреля 1993 года.
<…>
Съезд и Верховный Совет предпринимают систематические и все более активные усилия узурпировать не только исполнительную, но даже и судебную функции.
<…>
Конституционная реформа в Российской Федерации практически свернута. Верховный Совет блокирует решения Съездов народных депутатов Российской Федерации о принятии новой Конституции.
В текущей работе Верховного Совета систематически нарушается его регламент, порядок подготовки и принятия решений. Обычной практикой на сессиях стало голосование за отсутствующих депутатов, что фактически ликвидирует народное представительство.
Таким образом разрушаются сами основы конституционного строя Российской Федерации: народовластие, разделение властей, федерализм. Еще не успев возникнуть и окрепнуть, дискредитируется сам принцип парламентаризма в Российской Федерации».
Разбранив парламент, Ельцин перешел к практическим выводам. Действующий парламент упразднялся. Назначались выборы в новую Государственную думу, у которой значительно урезались полномочия. Руководство организациями и учреждениями, подчиненными Верховному Совету, передавалось правительству.
Было ли издание такого указа законным? Нет. Безусловно, не было. На тот момент в России продолжал действовать «Основной закон РСФСР 1978 года с дополнениями». Согласно статье 121.6 этого закона, «полномочия Президента Российской Федерации не могут быть использованы для изменения национально-государственного устройства Российской Федерации, роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно». Таким образом, Борис Ельцин, безусловно, пошел против действующего законодательства, руководствуясь логикой борьбы за власть. В воспоминаниях Ельцина содержится характерная ремарка:
«Я принял решение. О нем не знает никто. Даже сотрудники из моего ближайшего окружения не догадываются, что принципиальный выбор мною сделан. Больше такого парламента у России не будет».
То есть одно из ключевых для будущего курса страны решений принял один человек собственной волей.
21 числа Ельцин объявил о подписании указа по центральному ТВ. В тот же вечер Хасбулатов объявил, что парламент будет бороться, и отдал распоряжения об обороне Белого дома. Судя по скорости реакции (довольно пространную речь напечатали всего через 20 минут после выступления Ельцина), «экспромт» был заранее подготовлен и такого развития событий парламентарии уже ждали.
С первыми часами противостояния между президентом и парламентом связана некая интрига юридического характера. Парламентаристы постоянно ссылались на положения статьи 121.6 действовавшей Конституции РСФСР (с позднейшими дополнениями). Текст данной статьи мы уже приводили.
Однако отдельным законом № 4061-I положение о незамедлительном прекращении президентских полномочий не действовало до проведения референдума по основным положениям новой Конституции:
«Законом РФ от 9 декабря 1992 г. № 4061-I статья 121.6 настоящей Конституции в части незамедлительного прекращения полномочий Президента Российской Федерации не вступает в действие до проведения референдума по основным положениям проекта новой Конституции (Основного Закона) Российской Федерации».
Так что здесь сторонники Верховного Совета, безусловно, выдавали желаемое за действительное. Однако действия Ельцина и без того трудно назвать иначе как чистым произволом.
В Доме Советов отключили телефоны, банковские счета заблокировали. Но лидеры Верховного Совета уже начали подыскивать союзников. Руцкой и Хасбулатов были тесно связаны с военными кругами, в частности, на стороне ВС находились бывший замминистра обороны СССР Владислав Ачалов и лидер организации «Союз офицеров» Станислав Терехов. Так что в первый же день у здания парламента собралось несколько сот отставников Советской армии. Кроме того, ВС поддержали националисты из «Русского национального единства» Александра Баркашова. В течение нескольких дней у здания собралась и встала лагерем относительно многочисленная «группа поддержки», как считается – до 12 тысяч человек. Они возвели баррикады вокруг Дома Советов и расположились в палатках. Баррикадный быт вообще был очень непритязательным. Из-за отключения Белого дома от коммунальных служб осажденный лагерь парламентаристов быстро зарастал грязью. Питались скудно, грелись у костров. Быстро возникли проблемы даже с питьевой водой: дежурным на баррикадах полагалось по три стакана в сутки.
Депутаты, настроенные в пользу Ельцина, покинули здание. В это время лидеры только что сложившейся оппозиции пытались связаться с армейскими частями. Как утверждал Ачалов, они заручились поддержкой командования воздушно-десантных войск, однако по неким неясным причинам не стали привлекать ВДВ к участию в противостоянии.
Между тем в ГУВД Москвы проходило совещание ровно противоположного свойства. Если насчет поддержки Верховного Совета десантниками ходили только туманные слухи, то московская милиция с ходу встала на сторону Ельцина. Премьер-министр Виктор Черномырдин обеспечил лояльность первому президенту правительства, в частности, ключевого в момент смуты министерства связи и, что было еще важнее, минобороны. Таким образом, в течение буквально нескольких часов сторонники президента получили абсолютный перевес: контроль над армией, милицией и связью сразу ставил ВС в невыгодное положение. Кроме того, Ельцин тут же получил полную поддержку внешних сил: США выразили одобрение и сочувствие президенту. Так что Борис Николаевич не рисковал предвосхитить судьбу авторитарных лидеров современности вроде Каддафи. Парламентаристы же могли рассчитывать только на поддержку неформальных организаций и, возможно, мятежных толп. Фактически некоторое количество обывателей парламентаристы смогли привлечь на свою сторону, но не столько, чтобы можно было сразу преодолеть сложившийся дисбаланс сил. Что касается оружия, то первоначально сторонникам ВС удалось собрать 260 автоматов, в основном принадлежавших охране Белого дома, и всего 9600 патронов к ним. Здесь парламентаристы оказались даже, пожалуй, в худших условиях по сравнению с тем, если бы оружия вообще не было. Имевшееся мизерное количество стволов не позволяло силой навязывать свою волю противнику (один-два магазина на автомат позволяли разве что угрожать оружием, но никак не сражаться), но было достаточным, чтобы в случае вооруженного сопротивления правительственные войска начали со спокойной совестью стрелять на поражение.
Руцкой рассылал письма напрямую командованию воинских частей – и не получал ответа. Первые дни противостояния прошли вообще на удивление спокойно. Руцкой и Хасбулатов, конечно, не были профессиональными революционерами, но все же трудно объяснить отсутствие энергии в тот самый момент, когда только активные действия могли переломить ситуацию в пользу Верховного Совета. Перевес сил в ситуации гражданской смуты может быть до какой-то степени скомпенсирован лишь избытком активности, но именно его-то со стороны парламентариев не наблюдалось.
Между тем какая-то часть парламентаристов решилась действовать самостоятельно. 23 сентября небольшая группа сторонников парламента из «Союза офицеров» напала на здание Объединенного командования Вооруженных сил СНГ. Они застрелили милиционера, разоружили двоих охранников, кроме того, в перестрелке погибла пожилая женщина, просто подошедшая к своему окну посмотреть, что там за шум. Капитан милиции и пенсионерка стали первыми жертвами маленькой гражданской войны. Атакующие столкнулись с организованным сопротивлением охраны и бежали. Первая кровь пролилась.
Однако вялое стояние продолжалось еще несколько дней. У Дома Советов, отключенного уже от света, тепла и канализации, собрались сторонники парламента, общим числом в несколько тысяч человек. Эта толпа была далеко не однородна. Почти сразу начались стычки между баркашовцами и другими протестующими. Именно странноватая смычка националистов и коммунистов, которые с самого начала поддержали Верховный Совет, породила презрительное именование парламентаристов «красно-коричневыми». Вообще, политические взгляды людей, пришедших к Белому дому, отличались пестротой. Там можно было встретить представителей любой, сколь угодно экзотической идеи, от национал-радикалов до троцкистов. Общий враг – действующее правительство – то единственное, что объединяло людей из лагеря перед Домом Советов. Никакой общей программы, никакого единого образа будущего, никакой «точки сборки» у парламентаристов не имелось. Вечером 24 сентября Хасбулатов произнес просто поразительную речь, звучавшую приговором для Верховного Совета:
«Нет координации в деятельности – каждый председатель палаты тянет куда-то в сторону, не согласовывают действия: нет инициативы, стратегических идей – обсуждают только то, что предлагается (и то часто отвергают предложения). Нельзя отвергать компромиссы “с ходу”– если не принимают, то хотя бы не торопились немедленно отвергать. Надо организовать крупные митинги в разных районах Москвы… Аналитики, эксперты работают талантливо: они разгадывали до сих пор все атаки Кремля, со всеми нюансами… Воспользоваться – не можем. Слишком громоздка наша парламентская телега. Регулярность Съезда – душит, отнимает врем… От военных – нулевой эффект. Мощная фракция военных – около 40 генералов, адмиралов и старших офицеров: эффекта никакого. Надо переломить ситуацию. У нас только три рычага для этого: (1 – Армия, 2 – массовые выступления москвичей, 3 – регионы). Первые два фактора: мы можем управлять ими. Только тогда Кремль пойдет на компромисс. “Полной победы” достигнуть невозможно – это надо понять. Нужен разумный компромисс. Но он возможен, если сумеем опереться на армию, хотя бы какие-нибудь подразделения, которые придут сюда и заявят о верности Конституции, и массовые выступления москвичей. Многие депутаты откровенно отсиживаются на уже не нужных заседаниях – упускаем время. Если бы не бездарность Кремля – нас бы уже выкинули отсюда без единого выстрела. Дальше будет хуже: они ожесточаются. Убитые, раненые. Массовые избиения – идет “привыкание” к насилию. Почему у военных нет никакой инициативы? Комитет Равката Чеботаревского – сплошь одни военные… Где ваша стратегия? Что за непонятная инертность?»
Ничего более беспомощного нельзя и вообразить: лидер, борющийся за власть, оказывается способен только робко надеяться на компромисс и ожидает «каких-нибудь» воинских частей, которые должна подтолкнуть к действию… верность Конституции.
Судя по всему, лидеры Верховного Совета сами боялись сделать первый шаг и начать настоящую борьбу за власть. По утверждению Ачалова, он постоянно получал звонки из воинских частей от офицеров, обещавших вооруженную поддержку парламентаристам. Однако от всякой помощи со стороны военных руководители Верховного Совета отказались, не желая провоцировать раскол в вооруженных силах. Возможно, что вожди протеста просто постфактум набивали себе цену: ни одна воинская часть в итоге так и не выступила на стороне ВС, даже после начала настоящих боев. С такой же выдающейся энергией работали с группой поддержки – людьми, по собственному почину приходившими к Белому дому. Никто не вел работу с новоприбывшими, никто не организовывал лагерь должным образом, так что масса народа просто «проматывалась» мимо здания, не задерживаясь. Руцкой и Хасбулатов на деле чуть ли не боялись ненароком выиграть противостояние.
С другой стороны, угроза гражданской войны вовсе не выглядела иллюзорной. Митинги сторонников президента собирали не меньше людей, чем манифестации парламентаристов. Основная масса москвичей все же сохраняла нейтралитет, но на улицы в те дни вышли десятки тысяч людей. Сложно представить масштаб кровопролития, если бы на улицах столкнулись две хорошо вооруженные силы с многочисленными группами поддержки за спиной. Как бы то ни было, сторонникам Верховного Совета стоило, пожалуй, или бороться за власть всеми силами, или не бороться вообще.
Протестующих в конце сентября спасало только одно обстоятельство: Кремль раскачивался столь же медленно. Решение блокировать Белый дом было принято только через несколько дней после начала противостояния. 25 сентября подъезды к Дому Советов блокировали части отдельной мотострелковой дивизии имени Дзержинского.
К этому моменту Верховный Совет располагал формированиями следующего состава:
• Личная охрана Ачалова, его заместителя генерала Макашова и Руцкого: около 50 человек.
• «Мотострелковый полк», якобы насчитывавший 600 человек. Его действительную численность вряд ли знали даже командиры, поскольку за вычетом ядра в 100–150 бойцов «полк» каждый день пополнялся новыми людьми и нес потери от «дезертирства».
• Казаки (в общей сложности около сотни человек с двумя десятками автоматов).
• Отряд РНЕ – также до сотни бойцов, 22 ствола огнестрельного оружия.
• Кроме того – несколько тысяч митингующих, не входивших в какие бы то ни было структуры.
Представить, как это ополчение смогло бы взять власть в Москве, невозможно. Тем не менее самый острый этап противоборства только начинался.
Подходы к Белому дому перекрыли, натянув спирали Бруно и расставив бронетехнику. Поскольку новые части прибывали постоянно, к 28 сентября Белый дом оказался в плотной осаде сил МВД. Связь с внешним миром поддерживали через подземные коммуникации. Именно тогда начались первые массовые столкновения.
Вечером 29-го числа обстановка сильно накалилась. Правительство потребовало от защитников Белого дома капитулировать до 4 октября. Руцкой впал в панику и порывался спрятаться в иностранном посольстве. За пределами Белого дома шли митинги сторонников парламента, их разгоняли силами ОМОН. Омоновцы, согласно всем свидетельствам, действовали очень жестко, без всякой жалости избивая людей. Дубинами били даже упавших, невзирая на пол и возраст. Манифестанты начали разбегаться по подъездам и дворам. При этом на стороне милиционеров погиб подполковник Рештук. По иронии судьбы – погиб, спасая жизнь придавленного манифестанта. Милиционера случайно задавила компрессорная установка, которую сдвигали с проезжей части его подчиненные.
Координация различных групп оппозиционеров была крайне слабой, поэтому толпы на улицах действовали неорганизованно. В результате активной стороной противостояния постоянно оставалась только милиция. К ночи омоновцы буквально загнали несколько сот остававшихся на улице людей в вестибюль станции метро «Баррикадная».
Видимо, последней попыткой разрешить московский кризис мирно стала посредническая миссия патриарха Алексия II. Глава Православной церкви предложил свое посредничество при переговорах между президентом и парламентской оппозицией. Первый вариант соглашения предполагал снятие блокады Белого дома в обмен на сдачу оружия. Однако со стороны правительства блокаду только усилили, направив в оцепление дополнительные отряды, а в Белом доме решили, что им просто предлагают капитуляцию. Попытка патриарха, действительно продиктованная благородным стремлением пресечь кровопролитие, изначально не могла привести к успеху. Камнем преткновения оставался Указ № 1400, и в этом вопросе компромисс оказывался принципиально недостижим. Кроме того, патриарх предложил досрочно провести и президентские, и парламентские выборы, что сочли неуместным все противники.
Ключевые события развернулись в первые дни октября. Почва для них была уже подготовлена: демонстранты и милиционеры успели привыкнуть к насилию, уже погибло несколько человек, десятки, если не сотни получили травмы.