Глава 46

Джош

Когда все кончено, мы оба дрожим. На мгновение меня охватывает смущение, успокоение, любовь, а следом за ними – растерянность. Я не понимаю, что произошло. Лишь знаю: что-то случилось. Она здесь, и в то же время ее нет. Я хочу чувствовать себя счастливым, но не могу, потому что она лежит подо мной и плачет. Поначалу звук тихий, едва слышный, я не сразу его распознаю, ведь никогда не видел ее слез. А потом ее тело начинают сотрясать рыдания – прерывистые и ужасные. Она плачет почти беззвучно, но ее дрожь – вот что страшнее, она лишает меня каждой незаслуженной крупицы радости, которую я только что испытал.

Мне нужно убраться отсюда. Я хочу, чтобы она прекратила плакать, поскольку больше не вынесу ее слез. Ее плач не громкий или излишне эмоциональный. Вовсе нет. Он разрывает мне сердце.

Я не понимаю, что натворил, поэтому просто обнимаю ее и шепчу: «Прости». Не знаю, как еще поступить. «Прости», – повторяю я снова и снова, уткнувшись в ее волосы. Как долго это длится, неизвестно, но я не могу остановиться. А она все не замолкает. Тогда я осознаю: этого недостаточно.

* * *

дома или из моей жизни.

В школе она тоже не появляется. Я звонил ей три раза, хотя и не должен был, – она не ответила. Впрочем, я и не ждал от нее ответа. Думал отправить сообщение, но так и не сумел подобрать слов, где не сквозило бы отчаяние.

Когда я возвращаюсь домой, то обнаруживаю ее у себя в гараже. Она, как и раньше, сидит на верстаке, а ее стул пустует в другом углу. Нажимаю кнопку, и автоматическая дверь опускается, нагнетая весь ужас сложившейся ситуации. Я иду в дом, не желая вести этот разговор в гараже.

Сегодня она – Настя. В прическе, макияже, одежде – полностью во всем черном, как для школы, только сейчас этот образ предназначается мне. Я качаю головой. Это все ненастоящее. Несколько месяцев она сидела передо мной, а я не видел ее. Не слышал ее. Я знал ее не лучше, чем все остальные. Мне кажется, я облажался. Подвел себя, подвел ее, подвел нас.

Я молчу – она тоже ничего не говорит. Я уже думаю, что мы, возможно, больше никогда не заговорим, когда открываю рот:

– Я потерял тебя? – Я не собирался задавать этот вопрос, однако хочу получить на него ответ. Она не меняется в лице, и тут я понимаю, что совсем забыл, каким отрешенным оно может быть.

– Это я потеряла тебя.

– Это невозможно, – едва слышно возражаю я.

– Я не нужна тебе, – безжизненным голосом произносит она, излучая странное спокойствие, от которого мне хочется кричать.

Я уже собираюсь сказать, что не помню того времени, когда не нуждался в ней, что она, возможно, нужна мне больше всего на свете. Собираюсь спросить, кто она вообще такая, чтобы решать за меня, что мне нужно, а что – нет. Но с моих губ не слетает ни звука, и она, наверное, думает, что я своим молчанием соглашаюсь с ней.

– Значит, все кончено? – спрашиваю я.

– А что еще остается? – В эту секунду Солнышко наконец смотрит мне в глаза, и я понимаю: она это всерьез.

– Ты ведь не сказала мне, – произношу я, поскольку не готов сказать, что ничего не остается.

– Не сказала что? – Она прикидывается дурочкой, и такое поведение оскорбляет нас обоих.

– Сама знаешь.

– Ты не спрашивал.

– Не спрашивал? – Должно быть, мой голос взлетает на октаву, потому что я не могу поверить тому, что слышу. Вся моя непоколебимость, копившаяся во мне на протяжении последних десяти лет, разбивается вдребезги. – Это я не спрашивал? Ты правда этого хочешь? Хочешь, я начну задавать вопросы? Прямо сейчас? Мне разрешается? Вряд ли ты этого хочешь, но мы все-таки рискнем. Что за фигня приключилась с твоей рукой?

Она вздрагивает. То ли из-за вопроса. То ли потому, что я кричу.

– Нет? Такой вопрос не подходит? Не устраивает? Тогда как насчет другого: что это было вчера ночью, черт побери? – Ответ на этот вопрос мне нужен гораздо больше, чем на предыдущий.

Она не отвечает, что меня ни капли не удивляет. Да мне уже и не нужен ее ответ: я на взводе и не намерен отступать.

– Говори! Ведь ты сама сюда пришла, проникла в каждый уголок моей жизни, дождалась, пока все мое существование будет полностью связано с тобой, и ушла. Для чего? Зачем все это нужно? Это шутка такая? Тебе стало скучно? Решила просто поразвлечься со мной?

– Я изломана.

– Что? – Я понятия не имею, о чем она говорит. – Из-за того, что ты больше не девственница? – Звучит глупо. Я вдруг понимаю, как сильно ненавижу это слово. Наверное, я и есть дурак. Из-за своей глупости решил, будто все знаю об этой девчонке. Она то и дело грязно выражается, сыплет всевозможными намеками, словно рассказывает о готовке печенья, а я, как полный идиот, даже не допустил мысли, что у нее никогда этого не было. Во всем виноват я сам, пусть и не знаю, что именно натворил.

– Тогда почему? Почему ты переспала со мной? – Мне ненавистно звучащее в моем голосе отчаяние.

– Потому что я знала, что ты этого хочешь. – Вот так прямо. Холодно. Сухо. Без эмоций. Она ведь знает, что это ложь.

– Что за бред, Солнышко? – Я больше не в состоянии контролировать свой голос. Меня обуревает ярость. – Ты потеряла девственность, потому что я этого хотел? Даже не смей сваливать все на меня. Я бы никогда так не поступил с тобой.

– Ты ничего мне не сделал. Это я. Я использовала тебя. – Ее спокойное безразличие выводит меня из себя.

– Для чего? – Меня всего трясет – настолько я зол.

– Это – последнее, что не было уничтожено во мне. Я просто хотела это исправить. – Она выводит мысками круги на полу.

– Черт возьми, что это значит?

Молчание. Вот и все, что я получаю в ответ. Все, что я заслуживаю.

– Хочешь сказать, что использовала меня, чтобы я тебя уничтожил? – Я стараюсь говорить спокойно, однако не понимаю, откуда это спокойствие берется. Наверное, ее холодность начинает передаваться и мне. – Тогда все предельно ясно. – Я издаю горький смешок. Пересекаю комнату и всаживаю кулак в дверь спальни. Занозы больно впиваются в кожу. Солнышко съеживается всего на миг, но быстро берет себя в руки. На ее лицо возвращается безучастная маска, и передо мной снова Настя.

– Ну и как? У меня получилось? Скажи, я уничтожил тебя?

Она кивает. Я вновь смеюсь – это единственное, на что я сейчас способен.

– Офигеть. – Я не перестаю смеяться; мне кажется, будто я схожу с ума. Вскидываю руки вверх – я сдаюсь. – Поздравляю. Ты хотела, чтобы тебя уничтожили? А вышло еще лучше, потому что ты и меня угробила, Солнышко. Теперь мы оба – ничто.

Она не двигается с места. Взгляд устремлен в пол. Руки сжаты в кулаки, как и у меня.

Я сажусь, поскольку меня не держат ноги. Наклоняюсь вперед и прижимаю ладони к глазам. Мне не видно, но я точно знаю, что она все еще тут.

– Убирайся к чертям из моего дома.

– Я ведь предупреждала тебя: не стоит меня любить, – шепчет она, словно уговаривает саму себя.

– Поверь мне, Настя. Я нисколько тебя не люблю.

Она уходит, бесшумно затворив за собой дверь.

Я впервые назвал ее по имени.

Настя

Настя. В его устах это имя подобно звуку разбивающегося стекла. Меня уничтожило не то, что я переспала с Джошем. А совсем другое: его голос, его лицо, ужас в его глазах из-за того, к чему вся эта ситуация привела. Он смотрел на меня так, словно не мог поверить в то, как я поступаю. И его не стоит в этом винить – я и сама не могла поверить. Но все равно так поступила, потому что не могу иначе.