Глава 43

Джош

Предсказуемые. Вот какими мы стали, и меня это до ужаса пугает.

Каждый день во время обеденного перерыва мы сидим на школьном дворе. Не касаемся друг друга, не смеемся и, конечно же, не говорим, но при этом все равно остаемся вместе. К нам никто не пристает, никто не пересекает окружающее нас силовое поле, только временами подходит Клэй.

Я пытаюсь дочитать рассказ, который задала мисс Макаллистер. Сегодня пятым уроком у нас тест, а я к нему до сих пор не готов. Солнышко, желая посмотреть, что я читаю, наклоняется ко мне и чуть задевает головой мое плечо, но даже этого малейшего прикосновения достаточно, чтобы я вмиг ощутил себя дома. Это происходит инстинктивно. Я поворачиваюсь к ней и, не задумываясь, целую волосы, только позже осознаю, что сделал это на виду у всего школьного двора. Для нас такое открытое проявление чувств сродни тому, как если бы мы сорвали друг с друга одежду и занялись сексом прямо тут.

Я жду, что сейчас мир вокруг нас взорвется или хотя бы последуют косые взгляды и замечания в наш адрес, но ничего не происходит. В атмосфере не видно никаких изменений. Неужели невозможное все-таки случилось? Мы, я и она, вдруг стали нормальными? Едва слово приходит мне на ум, я понимаю, что оно неверно. Мы стали не нормальными, а предсказуемыми. И не только с точки зрения учеников. Я и сам жду этого от нас. Для меня становится само собой разумеющимся ее присутствие здесь со мной, у меня дома, в моей жизни.

И это пугает.

Глава 44

Настя

– Я люблю поболтать, поэтому представим, что сейчас мы тоже говорим, – сообщает мне Клэй. После школы мы отправились к нему домой, где он, устроившись у себя на заднем крыльце, принялся меня рисовать. Я улыбаюсь, а он прикрикивает на меня, чтобы я сохраняла спокойное выражение лица. Сделать это не так-то просто, потому что кричащий на меня Клэй – еще более смешное зрелище.

– Как обычно, в первую очередь ты задашь вопросы, касающиеся моей ориентации, так как все любят об этом спрашивать, – говорит он во время рисования. Ума не приложу, как ему удается выполнять два действия одновременно. Я из тех людей, кто способен заниматься только одним делом, поэтому мне так трудно держать рот на замке. Молчание требует огромной выдержки. Поскольку, когда ты умеешь, но просто не говоришь, часть твоих мыслей все время занята тем, чтобы случайно не открыть рот. Иногда я даже прихожу к выводу, что было бы проще, если бы я по-настоящему перестала говорить, тогда бы не пришлось постоянно об этом думать.

– Первым неизменно звучит самый традиционный вопрос: «Ты всегда знал, что ты гей?» Хороший вопрос, – произносит он, мельком поглядывая в мою сторону. – Ответ? Я не знаю. Наверное, вряд ли, потому что до десяти лет я вообще не имел понятия, кто такие геи. Я просто это понял в какой-то момент, а выяснить специально не пытался, но меня все равно об этом спрашивают.

Тут Клэй берет серый мягкий ластик и трет им по бумаге.

– Дальше обычно интересуются: «Ты когда-нибудь был с девушкой, если нет, то откуда знаешь, что ты гей?» Мой ответ? Не скажу. Не твое дело. Следующий вопрос. – Он откладывает ластик и недовольно смотрит на рисунок, будто ему что-то в нем не нравится.

– А вот вопрос, на который я не прочь ответить. Твои родители разозлились? – В ход снова идет ластик. – Да нет. Не думаю, что они разозлились. По крайней мере, мне они этого не сказали. Разочаровались? Возможно. Но даже если и так, прямо об этом они мне тоже не заявили. Я услышал от них другое: «Пусть это и не тот путь, который мы бы выбрали для тебя, но мы просто хотим, чтобы ты был счастлив». Типичная фраза. Наверное, специально размещена на каком-нибудь сайте, чтобы родители могли ее себе распечатать, потому что они оба сказали мне одно и то же, будто сговорились. Они разошлись, когда мне было два года, и с тех пор не сходились, так что я был вынужден дважды проходить через это. По-моему, Дженис, жена моего отца, даже слегка обалдела, но ее мнение меня не волнует. Тем более, с того дня она держит себя в руках. – Черт, этот парень молотит языком без остановки, даже дыхание, кажется, ни разу не перевел. Должно ли мне быть стыдно за то, что я сама хотела бы задать ему все эти вопросы? Не знаю, ведь, не молчи я, точно бы уже спросила.

Теперь Клэй доволен своим рисунком. Черты его лица расслаблены. Когда он расстроен, его лицо обычно становится напряженным, а руки теребят край рубашки. Поскольку мне особо нечем заняться, я тоже подолгу наблюдаю за ним.

– А теперь хватит обо мне. Давай поговорим о тебе. С чего начать? Наверное, твой типичный вопрос: «Почему ты не говоришь?» Я прав? Но мы его пропустим. Есть куда более интересные вещи.

А дальше он засыпает меня своими вопросами. Их уйма. Поскольку ответов я ему не даю, он придумывает их сам за меня. Затем с наслаждением сообщает мне о том, что миру, должно быть, пришел конец, потому что Джош Беннетт не только позволяет мне сидеть с ним во время обеденного перерыва и добровольно вступает в разговор со всеми остальными, но и – только подумать! – улыбается. От этой мысли я сама расплываюсь в улыбке, на что Клэй реагирует одобрением.

По его словам, многие считают, будто я сумела проникнуть в «мертвую зону» Джоша Беннетта лишь потому, что сама, должно быть, уже мертва. Меня такое объяснение только забавляет. Ведь для них это смешно, а для меня оно – правда. Другие полагают, будто я состою в какой-то секте и теперь промываю Джошу мозги. Эта версия моя самая любимая. Надо будет поделиться с Джошем.

– По крайней мере, с сегодняшнего дня тебе больше не нужно беспокоиться из-за этого говнюка Итана, – продолжает Клэй.

Я непонимающе смотрю на него.

– Ты разве не слышала? – Клэй округляет глаза. Непонятно, чему он удивляется, ведь знает: со мной никто не общается. – Сегодня днем Итан, разгуливая по коридору, хвастался всем, что ты сделала ему минет в туалете.

Я только пожимаю плечами. Это уже не новость. Итан без конца распространяет всякую чушь, особенно с тех пор как узнал, что я не могу опровергнуть его слухи. Те три человека в школе, чье мнение меня волнует, знают, что это неправда. И вполне возможно, все остальные, кто знаком с Итаном, тоже это понимают. Клэй, видя, что я ничуть не удивлена, весь светится от счастья, когда переходит ко второй части этой истории.

– Ничего необычного, правда? Только на этот раз за ним шел Джош. Зрелище было потрясающее. Все произошло прямо у нас с Мишель на глазах. Джош пригвоздил Итана к стене, и тот выдал: «Я тебя не боюсь, Беннетт». На что Джош ему сказал: «Отлично. Значит, в следующий раз при виде меня ты не убежишь, потому что, если еще раз произнесешь ее имя, я заставлю тебя отсосать свой собственный член». А самое классное в том, что все это Джош произнес, ни разу не повысив голос. Таким ровным, пугающе спокойным тоном. Потом он отпустил Итана и зашагал прочь как ни в чем не бывало. – Клэй, выгнув брови, смотрит на меня. – Круто, да?

Ничего крутого в этом не вижу. Я знаю, как сильно Джош не любит привлекать к себе внимание. Жаль, что ему пришлось пойти на это из-за меня.

Когда Клэй заканчивает рисунок и начинает собирать вещи, я хватаю свою сумку. К этому времени я уже сполна отплатила ему за то, что он подпирал для меня книгой дверь. Теперь и он мне кое-что должен. Я вытаскиваю из рюкзака фотографию, которую уже несколько дней ношу с собой, и протягиваю ему. Затем беру лист бумаги, ручку и пишу свою просьбу.