Я выхожу из душевой кабины и ладонью протираю запотевшее зеркало. Мало что ощущается так приятно, как прохладный душ после часовой работы во дворе, когда смываешь пахучие травяные брызги с горячей от солнца кожи.
Сегодня у меня свидание – то, которое я предвкушал всю неделю. Оно включает в себя упаковку из шести банок ледяного пива, доставленную на дом пиццу с максимальным количеством мясного топпинга и матч «Голден Сттейт Уорриорз» против «Кливленд кавальерс».
Обмотав вокруг пояса полотенце, я направляюсь в свою комнату, чтобы переодеться, а потом спускаюсь вниз, где находится единственный телевизор в доме. Эта моя «малютка» – семьдесят дюймов по диагонали – в следующую пару часов будет звездой моего личного шоу.
Но есть одна проблема.
На диване примостилась Мелроуз. Она читает глянцевый журнал и иногда одним глазом посматривает на экран, где идет какое-то тупое реалити-шоу.
Меня окатывает волна жара, кулаки сжимаются сами собой.
Я не то чтобы злюсь на саму ситуацию… просто не хочу быть абсолютным моральным уродом.
– А, привет. – Заметив, что я стою в дверях, она поднимает взгляд от журнала.
– Ты… э-э… смотришь это? – Я указываю на экран, где ботоксная дамочка с перекачанными губами визжит от радости, потому что муж купил ей на день рождения золотистый «Бентли».
Мелроуз улыбается.
– Да, это мое маленькое грешное удовольствие. Я знаю, что это ужасно, но это единственная передача, которую я неизменно смотрю. Сегодня показывают сразу две серии, так что я залипла на него. Из-за переезда и всего прочего я пропустила последнюю пару недель.
Она смотрит на экран, где какая-то блондинка говорит гадости о некой англичанке, которая выпила лишнего на дне рождения ее мужа и опрокинула праздничный торт за две тысячи долларов.
«Черт, я уже ничего не понимаю. Кто вообще смотрит подобное сахарное дерьмо?»
Мелроуз, словно загипнотизированная, взирает на это безумное шоу. Я не смог бы оторвать взгляд ее прелестных глаз от экрана, даже если бы попытался.
Я беру из холодильника пиво, возвращаюсь в гостиную, опускаюсь в кресло и достаю свой телефон. Игра началась пять минут назад, но если я буду постоянно обновлять сайт с новостями спорта, то, по крайней мере, смогу следить за счетом, пока не найду цивилизованный способ заполучить обратно свой телевизор.
Мелроуз тянется за очередным журналом из стопки, лежащей на кофейном столике, на мгновение в вырезе узкого белого топика на лямках показывается ложбинка между грудями. Мелроуз как-то ухитряется в равной степени уделять внимание и происходящему на экране, и глянцевому изданию, лежащему у нее на коленях.
Глядя на нее, я покачиваю ногой и обкусываю ноготь.
– Как ты можешь одновременно читать и смотреть телевизор?
Она гордо улыбается, словно полагает, что у меня это вызывает восхищение, а не раздражение.
– Не знаю. Просто могу, и всё.
Выдохнув, я устраиваюсь в кресле поудобнее и опираюсь лбом о ладонь, мысленно напоминая себе, что не следует быть козлом. Она не только узурпировала мой телевизор, она еще и заняла мое любимое место на диване – мое «место удачи».
«Уорриорз» всегда выигрывают, когда я сижу там.
Я беру пиво и отхлебываю большой глоток. Потом второй.
– Да, кстати, – говорит Мелроуз, оглядываясь на меня. – У моей бабушки проблемы с электрическим атвоматом. Тебе совершенно не обязательно этим заниматься, но я просто подумала: может быть, ты не против как-нибудь взглянуть на него? Она очень избирательна насчет того, кого впускать в свой дом, но я сказала ей, что ты клевый.
Не то чтобы я мог сказать «нет», если она уже подписала меня на это…
– Да, конечно, – бормочу я, обновляя вкладку в браузере и снова проверяю счет. «Кавальерс» уже впереди на десять очков.
«Черт побери!»
Я собирался заказать пиццу, но неожиданно потерял аппетит.
Мелроуз откладывает журнал в сторону, встает и потягивается. Когда она поднимает руки над головой, край ее топика задирается, оголяя нежную кожу живота и выступающую левую косточку таза.
Мое предательское сознание немедленно уведомляет меня, что моя рука отлично легла бы на ее бок чуть выше этой косточки, и член отвечает пульсацией.
Пару секунд спустя Мелроуз проходит между креслом и диваном и скрывается в кухне.
Глядя на пульт, я размышляю, взять его или нет. Все равно это моя собственность. Мелроуз даже не спросила, можно ли ей воспользоваться этой собственностью. И кто бы что ни говорил, я не верю, что можно одновременно читать и смотреть телик.
Проходит минута, потом вторая, а она все не возвращается.
– На хрен, – говорю я, протягиваю руку к кофейному столику и беру пульт. Не тратя времени, я набираю два-три-семь, и через мгновение на огромном экране уже идет игра – как и должно быть.
А потом я занимаю место, где сижу всегда.
Это потрясающе – все напряжение сразу уходит.
Выдохнув, я устраиваюсь на упругом диване и перекидываю ногу через подлокотник, сосредоточившись на игре. Ситуация выглядит не особо хорошо для «Уорриорз», но идет только первая четверть матча, игра началась совсем недавно. Наверное, они просто небрежничают, позволяя «Кавальерс» измотаться, чтобы во второй половине игры показать, кто тут главный.
– Эй! – Мелроуз возвращается в гостиную и хмурится, увидев меня на диване. – Это мое место!
Она окидывает взглядом разбросанные вокруг меня журналы, один из которых сейчас служит подставкой для моего пива.
– Ты ушла. – Я не смотрю на нее – только на экран.
– Нет. Я ходила на кухню, чтобы попить, зарядить свой телефон и налить Мёрфи воды. Я еще не закончила тут. – Краем глаза я вижу, как она упирает руку в бок. – Саттер, не смей меня игнорировать.
Я подаюсь вперед, упираюсь локтями в колени и стараюсь не сгрызть то, что осталось от ногтя большого пальца на моей правой руке. При этом я упорно не отрываю взгляд от экрана.
– Саттер! – повторяет она еще настойчивее и громче.
– Погоди, погоди, погоди. – Я поднимаю палец, когда Клэй Томпсон забрасывает в корзину перехваченный у противника мяч, завоевывая три очка. – Вот так!
Я вскакиваю с дивана, вскидываю кулак в воздух и, пока идет рекламная пауза, иду на кухню, чтобы взять еще пива… и практически сразу же по возвращении осознаю, что это было огромной ошибкой.
«Не знаю, почему она сказала, будто ей нравится эта сумочка от «Шанель», хотя на самом деле это не так, – вещает англичанка, чье лицо занимает весь огромный экран. – Меня это не обидело бы. Если тебе что-то не нравится, честно скажи об этом, ради всего святого. Но если она не могла быть честной даже в том, что касалось ее свадьбы, следует ли ждать честности в отношении сумочки, верно, дорогая?»
Женщина смеется, трепеща огромными накладными ресницами, и отбрасывает за спину блестящие темные волосы.
Взглянув на Мелроуз, я обнаруживаю, что она свернулась в уголке дивана, сжимая в наманикюренных пальчиках пульт и положив раскрытый журнал на грудь.
– Итак, мы опять? – Я ставлю пиво на кофейный столик и упираю руки в бока с такой силой, что ногти впиваются в кожу. – Мы действительно это делаем?
– Делаем что? – Она морщит нос. Может она и актриса, но я вижу, что сейчас она притворяется дурочкой. Я вздыхаю, но не отступаю.
– Сейчас по другому каналу идет игра. Очень важный матч. И я пропускаю его из-за этого.
– Разве в твоей комнате нет телевизора? – спрашивает она.
– Нет, – отвечаю я. – Это мой телевизор. Единственный в доме. Наверняка твое шоу для домохозяек будут повторять на неделе. А вот матч, который я хочу посмотреть, повторять не будут.
– Да, я проверяла, но эти серии будут повторять только в четверг, а в четверг у меня прослушивание…
– Ну да, значит, тебе не повезло, верно? – Я протягиваю руку и выхватываю у нее пульт.
У нее отвисает челюсть, а я падаю в кресло и переключаю телевизор на нужный канал.
«Кавальерс» снова ведут в счете.
Видит бог, эта девушка приносит мне неудачу.
Мелроуз отбирает пульт обратно.
– Тебе что, двенадцать лет?
– Нет, не двенадцать. Просто я хочу посмотреть баскетбол по своему телевизору.
– Может быть, вы с Ником так и улаживали вопросы, но со мной так не выйдет, – заявляет она. – Тебе нужно было просто вежливо попросить, и я бы, может быть, подумала над этим. Вместо этого ты совсем обнаглел, и поэтому смотреть свою дурацкую игру не будешь.
Я тянусь за пультом, но она прячет его за спину, так, что я не могу достать, а потом переключает канал.
Я встаю и нависаю над ней.
– Слушай, отдай пульт.
Она поудобнее устраивается на диване – моем диване! – и устремляет взгляд на экран.
– Не смей игнорировать меня, – говорю я. – Слушай, хватит играть в эту дурацкую игру. Мы оба – взрослые люди. Это просто нелепо.
– Ты совершенно прав, Саттер, – отзывается она, по-прежнему не сводя глаз с англичанки на экране – та деловито выгуливает своего померанского шпица. – Это нелепо.
– И? – спрашиваю я, снова упирая ладони в бока.
– И в качестве единственного решения этого мелкого спора ты можешь пойти в тот спорт-бар на углу и посмотреть свой матч там.
– То есть?
– Я не могу пойти туда и попросить их включить для меня канал «Bravo», – поясняет она. Я понимаю, что она права, но это не отменяет тот факт, что ее шоу повторяют по телику постоянно и могут даже поставить в программу по запросу зрителей, а вот игру показывают только в прямом эфире и только один раз.
Сжав двумя пальцами переносицу, я делаю глубокий вдох, потом выдыхаю.
– Слушай, ты не мог бы отойти чуть в сторону? – спрашивает она, взмахивая рукой и щурясь. – Ты загораживаешь экран.
Я не двигаюсь с места.
Я продолжаю стоять, где стоял, размышляя, не следует ли мне прибегнуть к низкому трюку – то есть пасть на колени и молить ее отдать мне пульт.
При мысли о том, что я пропускаю сражение между Карри и Томпсоном, моя кровь превращается в лаву, а сердце проламывает грудную клетку.
– Боже, ладно. – Мелроуз поднимается и швыряет пульт на диван. Он несколько раз подпрыгивает, прежде чем упасть на пол. – Если ты собираешься и дальше торчать здесь, словно грустный щеночек, я все равно не смогу посмотреть шоу, так что забирай.
Я оскорбленно поворачиваюсь.
– Я не похож на грустного щеночка.
Мелроуз смеется в нос, уголки ее полных губ приподнимаются.
– Ужасно похож.
Фыркнув, я делаю шаг к ней. Как бы сильно мне ни хотелось посмотреть матч, сейчас это выглядит как утешительный приз, подарок из жалости. Совсем не то, что завоевать его в честной борьбе – складывается впечатление, что она просто уступает мне, как усталая мать уступает ребенку, который непременно требует на обед «бигмак» и сырные палочки.
– Ты что, не собираешься смотреть игру? – спрашивает Мелроуз, указывая на пульт, который лежит на деревянном полу кнопками вниз.
Вот-вот будет перерыв между таймами, и это значит, что у меня достаточно времени на то, чтобы отстоять свою позицию – прежде чем она уйдет в свою комнату, закроется там и начнет готовиться к прослушиванию, переписываться с Ником или чем она там еще занимается.
– Ты знаешь, что я тебя троллю. – Мелроуз подмигивает, запускает пальцы в свои белокурые волосы и собирает пряди в неаккуратный пучок на макушке. Сдвинув резинку с запястья, она закрепляет ею пучок, и подол ее топика опять задирается, открывая загорелый живот. Мой взгляд вновь задерживается на этом великолепном зрелище, и тело предает меня, а потом Мелроуз деловито одергивает топик. – Боже, ты можешь не таращиться на меня хотя бы пару секунд подряд?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты совсем не умеешь врать. – Она закатывает глаза. – Тебе никто никогда не говорил, что, когда ты врешь, у тебя дергается кончик носа?
Мне ужасно хочется наказать ее за эти слова – наказать поцелуем. Провести пальцем по этим пухлым губам, заставив их умолкнуть. Я бы подождал, пока она не растает, не сдастся мне полностью – а потом ушел бы, оставив ее жаждать продолжения.
Вот это было бы наказание.
– Почему ты так смотришь на меня? – спрашивает она. Я перевожу взгляд с ее губ на ее невозможно синие глаза.
– Просто думаю.
– О чем? – интересуется она. – Не то чтобы мне хотелось знать…
– Ты не хочешь этого знать, – подтверждаю я. Она складывает руки на груди.
– У тебя грязные мысли на мой счет. Я это вижу – ты таращился на мои губы с совершенно отрешенным видом.
На секунду я теряю дар речи.
– Я же говорила, что умею читать людей, – говорит она. – Понимание языка тела – часть моей работы.
– Отлично. – Я сжимаю пальцы рук, все еще упирающихся в бока. – Ты хочешь знать, о чем я думал? Я думал о том, чтобы поцеловать тебя. Но не делай поспешных выводов – ты мне не нравишься. Ничего подобного. Я просто считаю тебя офигенно сексуальной, несмотря на то что ты – самая большая заноза в моей заднице, какую…
Мои слова заглушает поцелуй.
Нет.
Нет-нет-нет.
Это было должно случиться совсем не так.
Губы у нее мягкие, словно кашемир, а рот на вкус, словно клубничная жвачка. Колени у меня слегка ослабевают, и мне кажется, что я не смог бы перестать целовать ее, даже если бы попытался.
Моя ладонь охватывает ее подбородок снизу, пальцы второй руки зарываются в волосы у нее на затылке.
Нежный стон срывается с ее губ, когда она закидывает руки мне на плечи и прижимается ко мне всем телом – таким мягким!
Я веду ладонями по ее бокам, обхватываю ее ягодицы, и мы, пошатнувшись, делаем шаг к дивану и падаем на упругие кожаные подушки. Мелроуз забирается ко мне на колени, отстраняется, чтобы глотнуть воздуха, и снова приникает губами к моим губам. Мой стояк усиливается, когда она трется бедрами и ерзает. Мой разум изо всех сил пытается отговорить меня от этого, но все остальное требует взять ее прямо здесь, прямо сейчас, потому что я еще никогда в жизни не испытывал такого возбуждения.
– Чтоб ты знал, я тебя терпеть не могу, – шепчет она мне в перерывах между жадными поцелуями. – Тебе повезло, что ты такой горячий.
– Это более чем взаимно. – Я подцепляю край ее топика, сдираю его через голову, и она проделывает то же самое с моей футболкой.
Этот поезд уже отошел от станции, и теперь его не остановить.
Расстегнув ее лифчик, я обхватываю ладонями ее мягкие груди, а потом приникаю ртом к дерзко торчащему соску и обвожу его языком. Мелроуз запускает пальцы в мои волосы, а потом вцепляется в них, словно злясь на себя за то, что желает этого.
Мой член пульсирует, и я тянусь к ее джинсовым шортам, расстегиваю пуговицу и стягиваю их – а вместе с ними и ее кружевные трусики. Когда она снова оседлывает мои бедра, сладкий запах ее возбуждения наполняет мои легкие, вызывая неудержимое желание попробовать эту сладость на вкус.
Привстав, я укладываю Мелроуз на спину, опускаюсь между ее бедер и провожу пальцем между влажными складочками ее плоти. Она втягивает живот и делает судорожный вдох. Миг спустя мой язык уже скользит по ее промежности, ощущая неповторимый вкус – а Мелроуз извивается при каждом моем движении.
Полчаса назад я и мечтать не мог о подобном развитии событий – но вот, вопреки всем шансам, мы это делаем.
Она – мерцающее пламя, которого я просто должен коснуться, даже если прекрасно знаю, что обожгусь. Огонь горяч и непредсказуем, но иногда человек жаждет этого жара. Нуждается в этом жаре.
Я наслаждаюсь Мелроуз, словно своей последней трапезой в этой жизни, мои ладони ползут вверх по ее телу, исследуя каждый изгиб, пока не останавливаются на ее округлых грудях. Я мог бы оставаться в таком положении всю ночь, ощущая на языке ее медовый вкус, а в гортани – неотразимый запах ее возбуждения, чувствуя, как покоряется ее тело… но мой член с каждой секундой становится все тверже, а терпение никогда не было мне присуще. Приподнявшись, я хватаю с кофейного столика презерватив и расстегиваю свои джинсы.
– Ты уверена, что хочешь этого? – спрашиваю я, прежде чем разорвать фольгу зубами.
Мелроуз проводит ровными белыми зубами по алой, словно роза, нижней губе и исступленно кивает.
– Может, я свихнулась… но я этого хочу.
Содрав с себя джинсы и «боксеры», я надеваю презерватив, потом сажусь на диван и беру ее за руку. Притянув Мелроуз к себе, я обхватываю ее голову ладонями и привлекаю ближе. Она медленно, по дюйму, опускается на мой член.
Беру обратно все, что я говорил о том, будто женщины идеальны снаружи и уродливы внутри… Мелроуз и внутри безупречна. Мягкая, влажная и тугая.
Коснувшись губами ее губ, я кладу ладони ей на бедра – они движутся кругами, приподнимаются и опускаются, и с каждым разом она принимает меня все глубже. Я хочу заполнить ее до последнего дюйма, взять ее так глубоко и сильно, как только смогу.
– Резче, – шепчу я ей на ухо, в то время как мои пальцы осторожно сжимают ее нежную кожу. – Как будто ты терпеть меня не можешь.
Запрокинув голову, Мелроуз скачет на моем члене, ее груди подпрыгивают при каждом толчке. Если бы я знал, что с ней будет так потрясающе, я, наверное, повел бы себя несколько иначе при нашей первой встрече.
Все эти соседско-половые отношения получились сложными, неловкими и запутанными, но ради нее я готов простить и это.
Я поддеваю пальцем ее подбородок, так, чтобы ее пухлые губы оказались рядом с моими губами, и снова наслаждаюсь клубничным вкусом ее ротика.
На экране идет матч – третий период, но впервые в жизни ни Карри, ни Томпсон меня не волнуют, потому что сейчас все мое внимание посвящено только Клейборн.