Часть 31

Контр-адмиральское звание командир «Москвы» Василий Васильевич Остапенко получил еще по итогам японской кампании. Ничего особо героического крейсер «Москва» не совершил, но «способствовал» и «обеспечил», а посему звание, которое в старом мире могли присвоить только при выходе в отставку, в начале двадцатого века настигло заслуженного офицера с неизбежностью ньютоновского закона тяготения.

Звезд контр-адмирал Остапенко с неба не хватал и особого флотоводческого таланта не имел, но «хозяйство» у него всегда содержалось в порядке, а офицеры русского императорского флота, прошедшие на «Москве» стажировку, становятся перспективными кадрами для быстрого карьерного роста. К тому же, из-за того что «Кузнецов»^[42] в данный момент стоял в Гельсингфорсе на приколе, «Москва» представляла флагман Особой Эскадры, который, наряду с «Адмиралом Ушаковым», десантными кораблями и обеими подводными лодками содержался при полных командах.

Восемь дней назад контр-адмирал Остапенко неожиданно получил приказ совершить переход из Кронштадта в точку с указанными координатами в Гренландском море, где следовало вскрыть особый пакет, доставленный на борт «Москвы» фельдкурьером из личной канцелярии Е.И.В. Михаила Александровича.

В точку с указанными координатами «Москва» пришла с ефрейторским зазором почти в сутки. Вот он, берег Гренландии – блестит полоской ледяных сколов на горизонте; вот они, плавучие льды на расстоянии прямой видимости, вот они, айсберги, отколовшиеся от того самого берега, вот они, чайки, вопящие будто базарные торговки… А вот и прочие красоты Северных Арктических морей, когда небо безоблачно, солнце ярко, вода синя. Но долго любоваться красотами северной природы контр-адмирал не стал, а первым делом, едва корабль лег в дрейф и остановил газотурбинные двигатели, спустился в секретный отдел и под роспись получил у особиста пакет с инструкциями, который тут же и вскрыл, предварительно убедившись в целостности печатей.

Не сказать, что содержимое Василия Васильевича сильно удивило. О падении Тунгусского метеорита он как-то подзабыл. По большому счету, такое событие – не тот случай, когда считаешь дни как до встречи с любимой девушкой. А вот руководство об этом помнило и просветило императора Михаила, а тот, получается, решил ничего не пускать на самотек. И потенциального нарушителя спокойствия местные астрономы, значит, обнаружили, и траекторию просчитали, перевернув представление о сценарии события с ног на голову… Ай да государь император Михаил Александрович, ай да молодец! Всегда бы так в нашей российской истории: чтоб власть действовала загодя и с точным расчетом, а не в пожарном режиме: держи вора, вокзал отходит…

Дочитав бумагу с присланной из Зимнего Дворца инструкцией до конца, контр-адмирал сунул ее во внутренний карман кителя. Пригодится еще; в любом случае, в операции, кроме него, будут также задействованы как штурманы БЧ-1, так и расчет зенитного ракетного комплекса «Форт»^[43]. Штурманам предстоит проводить визуальные наблюдения пролета незваного космогостя, а операторы обзорной РЛС попытаются обнаружить и захватить^[44] астероид своим радаром. На них-то и вся основная надежда – визуально плазменный след смогут наблюдать и местные специалисты с кораблей, стоящих на якоре в базе Порт-Баренц, но вот снять точные элементы траектории, причем уже после выхода объекта за пределы атмосферы, способен только обзорный радар комплекса «Форт». Это только стреляет морской аналог С-300 на двести километров по дальности и двадцать семь по высоте, а видит-то он гораздо дальше.

Через четверть часа в каюте у командира собрались самые важные на данный момент лица корабля. Командир штурманской БЧ-1 капитан первого ранга Виталий Птицын, худой мужчина с сединой на висках, почти достигший предельного возраста службы, и командир комплекса «Форт» капитан второго ранга Сергей Савельев. Взгляд у него был несколько усталый. Да, тяжела жизнь ракетчика-зенитчика в мире, где еще не придумали то, что он должен сбивать…

– Итак, товарищи, – сказал командир «Москвы», – выяснилась причина, отчего нас с такой спешностью гнали в этот квадрат Гренландского моря. Вот…

С этими словами контр-адмирал достал из внутреннего кармана присланную из Зимнего Дворца инструкцию и передал ее офицерам. Каперанг Птицын надел извлеченные из футляра очки и вместе с кавторангом Савельевым, почти соприкасаясь с ним головой, склонился над развернутым листком.

– Так, – через некоторое время сказал главный штурман «Москвы», – теперь понятно, к чему весь этот балет на льду. Чтобы понять, что каменная болванка неправильной формы при пролете через атмосферу будет вести себя как пьяная корова на льду, необязательно задавать вопросы артиллеристам, сойдет и любая гадалка. Точность прогноза будет примерно одинаковой.

– А ты что скажешь, Сергей? – спросил Остапенко у кавторанга Савельева.

– Я не уверен, – ответил тот, – что эту штуку можно взять радаром на сопровождение во время пролета через атмосферу, потому что плазменный кокон вокруг объекта, летящего в атмосфере со второй космической скоростью, никто не отменял. Правда, есть подозрение, что сама плазма отражает излучение ничуть не хуже, но тогда вместо точечного объекта мы увидим размытый хвост вроде кометного и элементы цели будут читаться неустойчиво… если их вообще удастся получить.

– Хорош точечный объект в километровых габаритах… – хмыкнул контр-адмирал Остапенко. – Но, Сергей, самое главное в этом деле – проследить траекторию астероида уже после того, как тот выйдет за пределы атмосферы. А там никакой плазмы уже быть не должно.

– Если хватит запаса по высоте и дальности, – кивнул кавторанг Савельев, – то отследим. Никуда он от нас не денется.

– А что если и в самом деле, – вздохнул главный штурман, – это терпящий бедствие комический корабль? При межзвездных переселениях они и должны быть огромными, чтобы перевозить по нескольку десятков тысяч людей сразу.

Кавторанг Савельев пожал плечами.

– Виталий Андреевич, – сказал он, – могу предложить встречную версию. Этот корабль давно потерпел свое бедствие и сейчас представляет собой мертвый корпус, заполненный космической пылью и высохшими мумиями своих создателей. При этом должен заметить, что когда там, в нашем будущем, на поверхность Земли падали наши земные аппараты, то они никогда не сгорали в атмосфере до конца, обязательно что-нибудь долетало до земли; а Тунгусский метеорит там, в нашем прошлом, испарился полностью и без остатка. Потому в выдохшееся ядро кометы, состоящее исключительно из обломочного материала и водяного льда, мне верится гораздо больше, чем в инопланетный космический корабль.

– Вообще-то, – сказал контр-адмирал Остапенко, – для нас нет никакой разницы, что это за штука и откуда она взялась. Нам важно определить ее траекторию и выяснить, куда на этот раз обрушится гнев Божий, и, в зависимости от этого, либо готовиться разворачивать спасательные работы, либо тихо злорадствовать. А может, и то и другое сразу. Так что за работу, товарищи. Надо как следует подготовиться к предстоящему событию, ибо не хотелось бы, чтобы что-нибудь пошло не так.

Настал тот самый день и час, в который, согласно сведениям, полученным астрономами, незваный гость должен пролететь над Гренландией. Небо было ясное, солнце, как и положено, находилось на юге со склонением к западу; погода стояла тихая, правда, на море играла небольшая зыбь, но раскачать корпус крейсера в одиннадцать тысяч тонн водоизмещения – задача не из простых. Одним словом, условия для наблюдения просто идеальные…

Командир крейсера контр-адмирал Василий Остапенко посмотрел на часы и хмыкнул. По уточненным в последние сутки данным, Событие состоится в восемь минут третьего по Пулковскому времени. Пора…

– Время, товарищи, – сказал он, собравшимся вокруг него офицерам «Москвы», – сейчас все и начнется…

Все присутствующие, не исключая и самого командира, взялись за бинокли, а каперанг Птицын прильнул к бинокулярной трубе^[45]. При этом двое молодых офицеров из штурманской службы снимали на телефоны показания шкал вертикальной и горизонтальной наводки, а еще несколько человек нацелили подобные девайсы прямо в небо. Причем среди этих устройств несколько штук были довольно выдающихся характеристик и такой же выдающейся дороговизны – как, например, у замвоспита Лемешева, жена которого была, гм, бизнесменшей и могла побаловать благоверного эксклюзивными подарками. Впрочем, попав в прошлое, Константин Иванович вспоминал свою старую жизнь как кошмарный сон, хотя подарков бывшей благоверной выбрасывать не торопился. Поэтому – улыбнитесь, господин астероид, Вас снимают дорогущим (на 2012 год) устройством! При этом кавторанг Савельев находился в низах, на боевом посту обзорной РЛС, за спиной оператора, так что не мог наблюдать картины во все ее красоте, а прочая команда, за исключением находящихся на вахте, повылезла на палубу, в полном молчании ожидая предстоящего события.

– Цель! – подняв руку, крикнул старший артиллерийский офицер, он же командир БЧ-2.

И тут все присутствующие увидели на западе, с небольшим отклонением к югу, над самым горизонтом (высота над видимым берегом Гренландии около 10 градусов) довольно жирную, но неяркую точку. Видимый диаметр пролетающего объекта в начале пролета был примерно с одну двадцатую диаметра солнечного диска; постепенно разгораясь и забирая все выше и выше по небосводу, эта точка двигалась в северном направлении, оставляя за собой быстро тающий светящийся след. И в этот момент до офицеров донесся избыток чувств, высказанный кем-то из команды при помощи русской обсценной лексики… На него тут же зашикали, тем более что, поднимаясь по небосклону и смещаясь к северу, точка разгоралась все ярче и ярче, а след за ней стал распускаться во что-то подобное павлиньему хвосту комет. Вот объект прошел уже около половины предполагаемого пути и набрал такую яркость, что стал похож на искру электросварки.

– Есть контакт! – сказал командиру «Москвы» голосом кавторанга Савельева скрытый наушник корабельного переговорного устройства, – цель захвачена, ведем сопровождение…

«Ну все, – подумал контр-адмирал Остапенко, – если «Форт» взял цель, то дело можно считать сделанным, все прочее – просто приятное дополнение…»

Тем временем, по мере того как объект, поднимаясь все выше от горизонта, смещался к северу, несмотря на увеличение видимого размера, яркость его постепенно ослабевала, а тянущийся позади хвост распускался в некое подобие самолетного инверсионного следа. Вот свечение стало совсем бледным, почти неотличимым от бледно-голубого арктического неба, мигнуло и пропало. И только обзорный радар, которому плевать на все эти спецэффекты, продолжал выдавать данные, но ровно до тех пор, пока объект находился в радиусе его действия. На момент разрыва контакта горизонтальная дальность составляла двести сорок два километра, высота двести пятьдесят. Дело было сделано…

Император Михаил Второй, сидя за рабочим столом, читал радиограмму, только что полученную с крейсера «Москва»:

«…нашим штурманам^[46], использовавшим данные обзорного радара комплекса «Форт», удалость рассчитать предполагаемую траекторию падения так называемого Тунгусского метеорита.

Время падения: тридцатое июня восемь часов тридцать минут утра по Пулковскому времени, почти на шесть часов позже, чем в нашем мире. Большая ось эллипса рассеивания, по предварительным расчетам, протягивается от южной оконечности острова Сардиния до южной оконечности Исландии. Боковое отклонение от этой линии может достигать порядка пятидесяти километров. В зоне возможного падения находятся такие крупные города и важные промышленные центры как Марсель, Лион, Дижон, Орлеан, Париж, Руан, Лондон, Бирмингем, Шеффилд, Манчестер и Глазго…

– Ну вот и дождались… – сказал император, дочитав послание контр-адмирала. – Слава Тебе Господи, конечно, что удар придется не по Москве, Петербургу или Киеву, а также не по кому-нибудь из наших союзников! Но все равно Нам от всего этого как-то не по себе. Ведь во Франции и Британии могут погибнуть миллионы людей, которые к этой мерзкой политике не имеют отношения ни сном, ни духом, и вообще ни в чем не виновны.

– Это в нашей богоспасаемой России, – усмехнулась Антонова, – народ пока не имеет никакого отношения к политике. По крайней мере, ровно до тех пор, пока не впутывается в деятельность одной из политических партий. Вы возьмите общую численность партийцев всех сортов и количество взрослых и дееспособных подданных вашего величества обоего пола. Да там политически активных и полпроцента не наберется. Зато в демократической Европе каждый гражданин обязан принимать участие в выборах, а следовательно, европейцы, пусть и опосредованно, становятся ответственными за политический курс своих правительств.

– Вот именно что опосредованно, уважаемая Нина Викторовна, – вздохнул император, – сами же рассказывали о присущем западной демократии свободном выборе между двумя абсолютно одинаковыми вариантами одного и того же зла. Я понимаю, что не могу ничего изменить, просто высказываю свое монаршее сожаление о напрасно погибших людях.

– Постойте, Михаил, – возразила генерал Антонова, – мне кажется, что ваши сожаления несколько преждевременны, ведь пока еще никто не погиб, и у нас есть возможность предупредить правительства Франции и Великобритании о грозящей опасности. Ширина полосы, над которой может произойти взрыв, составляет всего по пятьдесят километров в ту или другую сторону от осевой линии. И во Франции, и в Великобритании имеется развитая сеть железных дорог. Достаточно вывести людей из опасной зоны еще километров на сто в стороны – и больших жертв можно избежать.

– Нина Викторовна, – воскликнул император, – если вы не знаете современных парижан и вообще французов, то я вас просвещу. Если прямо сейчас объявить им о наступлении конца света, то они, напротив, выбегут на улицы – полюбоваться апокалипсисом. С англичанами картина прямо противоположная. Они не поверят вашему предупреждению, пока не станет совершенно поздно и смерть не нависнет у них прямо над головой. А в любом случае виновным во всем окажется император всероссийский и весь русский народ. Европейские нации в любом случае найдут способ выплеснуть свою желчную ненависть к России.

Генерал Антонова пожала плечами.

– Мы, русские, всегда будем виноваты – только потому что мы существуем, – сказала она. – А англичане и французы… кто ж виноват, если они ведут себя как враги сами себе. К тому же, насколько я понимаю, в Британии у вас родственники: дядюшка Берти, тетушка Александра, любимые племянники, но вот ваши переживания по поводу красот Парижа мне абсолютно не понятны. До известного года эти месье, вне зависимости от партийной принадлежности, просто спали и видели, как бы втянуть Россию в кровавую бойню с Германией, итогом которой стало бы возвращение в состав Франции отторгнутых тридцать лет назад Эльзаса и Лотарингии. При этом по итогам той войны Россия должна была оказаться перед Францией по уши в неоплатных долгах, в результате чего ей пришлось бы делать французам одну политическую любезность за другой. И чем дольше продолжалась бы эта «дружба», тем более неоплатным становился бы долг России. И те самые простые французы, по поводу которых вы так переживаете, всецело одобряли такое положение вещей, ибо и им с барского стола перепадал бы кусочек осетрины. И вообще, политическая конструкция, которую демонстрирует Французская республика – предельно продажная, и нечего ее жалеть. Мы ведь и Вильгельма в его французских поползновениях сдерживаем только потому, что, получив желаемое, он сразу утратит интерес к союзу с Россией.

– Да уж, – задумчиво сказал император, – французов и в самом деле жалеть, наверное, нечего. Просто вместе с ними погибнут Собор парижской Богоматери, Эйфелева Башня, Лувр со всеми его картинами, а также кабачки Монмартра и кабаре «Мулен Руж», где полуголые девки так красиво задирают длинные ноги к потолку. Сокровища культуры, так сказать. Зато представляю, сколько восторженного визга будет в чопорной Германии. Еще бы – Господь поразил огнем очередной Содом и Гоморру, уничтожив обитель греха и разврата. Тьфу ты, противно даже…

– Да, – ответила генерал Антонова, – немцы, они такие. Но, если верить расчетам штурманов с «Москвы», так получилось, что небесная кара Германию миновала, поэтому немцы имеют возможность злорадствовать и торжествовать. Вот такие вот у нас дурные союзники, и других взять негде.

– Немцы – союзники не хуже прочих, – отпарировал император, – только слабины перед ними показывать категорически не рекомендуется, а то можно перейти в младшие партнеры или вообще стать добычей. Но речь сейчас не о них, точнее, не только о них. Чтобы уравновесить германскую спесь, в Континентальном Альянсе нужен третий равноправный партнер. Я имею в виду возможность заманить в нашу теплую кампанию Британскую империю, пока мой дядя Берти еще жив и способен оказывать вменяемое влияние на невменяемых политиков. У них с адмиралом Фишером готов грандиозный план, как развернуть британский линкор на новый курс; но если этот метеорит грохнется на Лондон, то эта операция пойдет псу под хвост. Как ни оправдывайся, все равно не отмоешься от подозрений, что это вы, пришельцы из будущего, навели этот астероид на столицу Британии.

– Да, уж, – вздохнула генерал Антонова, – нашу Российскую Федерацию, там, в будущем обвиняли во многом, но в таком – еще ни разу.

– Понимаете, Нина Викторовна, – отчего-то тихим голосом сказал император, – черт с ним, с Парижем, пусть он горит синим пламенем, но вот Британию от беды уберечь необходимо. Не только потому, что у меня там родственники, и даже не только потому, что всех собак повесят на вас и на меня. Чрезвычайное ослабление Владычицы Морей и переход ее в третьеразрядные державы невыгодно Нам потому, что, во-первых – свято место пусто не бывает, и там, откуда ушли англичане, подобно плесени размножатся североамериканцы; а во-вторых – до крайности обнаглеет дядя Вилли. Поэтому я хочу спросить: нет ли у вас средства, чтобы остановить этот астероид, если он, не дай-то Бог, сумеет миновать территорию Франции и будет угрожать Великобритании?

– Остановить – то есть уничтожить? – со скепсисом спросила Антонова.

– Именно, – согласился император, – есть же у вас на кораблях эти, как их, зенитные ракеты…

– Ну, как вам сказать, Михаил Александрович… – ответила генерал Антонова, – зенитные ракеты на кораблях есть, но уничтожить ими астероид, даже если он всего лишь ледяное кометное ядро, невозможно. Дело в том, что астероид раз в десять быстрее любой ракеты, а его масса настолько превосходит обычные цели таких ракет, что это будет все равно что стая комаров, пытающаяся остановить разогнавшийся паровоз. Обычно для того чтобы уничтожить самолет, ракета взрывается от него на некотором расстоянии, подобно шрапнельному снаряду выбрасывая в сторону цели рой металлических шариков, пучок стержней или других готовых поражающих элементов. Не думаю, что такая атака, насколько бы массовой она ни была, даже если ее удастся организовать за три оставшихся дня, хоть как-то повлияет на дальнейший полет объекта, не говоря уже о его уничтожении. Тут нужен по-настоящему тяжелый молоток – крупнокалиберный снаряд бронебойного типа, способный проникнуть в самую сердцевину астероида и разорвать его на части…

– Помнится, – сказал император, – как раз на «Москве» установлены ракетные снаряды подобного типа, – один из них утопил японский броненосный крейсер «Асама» с такой легкостью, будто это был обычный рыбацкий баркас.

– Честно говоря, – задумчиво произнесла генерал Антонова, пожав плечами, – я не уверена, что противокорабельной ракетой можно выстрелить по астероиду. Обычно они предназначены для поражения того, что находится на поверхности воды, а не летает в воздухе… Одним словом, вопрос следует задавать специалистам.

– Вот и задайте его специалистам, – кивнул император. – Но прежде всего необходимо передать команде «Москвы» мою благодарность за уже проделанную работу, а также приказание немедленно взять курс на Ла-Манш. При экономической скорости в шестнадцать узлов она должна оказаться в необходимом нам месте с запасом в сутки. Если кто и сможет выполнить невыполнимое, то это только ваши люди.

– Наши, Михаил Александрович, наши, – ответила Антонова, – мы уже давно не отделяем свои нужды и заботы от забот и нужд Российской Империи, и будем ее солдатами, что бы ни случилось.

– Я благодарен вам за вашу преданность, – кивнул император, – но теперь ступайте, Нина Викторовна, я хочу, чтобы этим вопросом занялись безотлагательно.

Два часа спустя после пролета астероида офицеры крейсера, возбужденные и полные впечатлений, собрались в командирском салоне. Первичная информация, полученная в ходе наблюдений, была обработана и передана в Санкт-Петербург, и оттуда уже пришла радиограммы с новыми указаниями…

– Во-первых, товарищи, – сказал контр-адмирал Остапенко, – его императорское величество Михаил Второй благодарит команду крейсера «Москва» за успешно выполненное задание и высказывает свое монаршее одобрение. Оценка: «Сделано хорошо». Во-вторых – не буду скрывать, что в общих чертах, плюс-минус лапоть, нашим штурманам, использовавшим данные обзорного радара ПВО, удалость рассчитать предполагаемую траекторию падения так называемого Тунгусского метеорита. В общем, к черту, какой он теперь Тунгусский… если особо не повезет Британии, то его назовут Лондонским, а если не повезет Франции, то Парижским. Упадет он, как и в нашем мире, тридцатого числа, только на шесть часов позже. Большая ось эллипса рассеивания, по предварительным расчетам, протягивается от южной оконечности острова Сардиния до южной же оконечности Исландии, и Лондон лежит как раз в центре этой полосы. Впрочем, уже сегодняшней ночью российские астрономы приступят к наблюдениям за этим объектом, и по мере их работы время падения метеорита и эллипс рассеивания будут непрерывно уточняться. В-третьих – мы имеем приказ совершить переход в район Ла-Манша, откуда с кратчайшего безопасного расстояния можно будет наблюдать последний акт драмы. В-четвертых – государь-император настоятельно просит попытаться уничтожить астероид, когда он будет на подлете к Британским островам. Предлагается изыскать способ применить для уничтожения объекта ракету комплекса «Вулкан». На этом у меня все, можно переходить к обмену мнениями.

– Интересно, а почему это императора заботит только безопасность Британии, и при этом он совершенно не беспокоится о Франции? – сказал замвоспит Лемешев. – Это только родственные связи с британской королевской семьей: дядя, тетя, двоюродные братья и сестры, или тут оказал влияние сердечный друг детства мистер Джонсон, российский британскоподанный?

– Ну экий ты человек, Константин Иванович, – ответил замвоспиту главный штурман Птицын, – для того чтобы, неважно чем, неважно как, попытаться прикрыть от удара Францию, нам необходимо через трое суток оказаться в районе Марселя. Но это невозможно. Даже на предельных ходах (для чего у нас банально не хватит топлива, не говоря уже о ресурсе турбин) мы окажемся там через четверо суток и шесть часов, когда, астероид уже давно пролетит и грохнется в назначенном ему районе. Зато в Ла-Манше мы опять будем с ефрейторским зазором в сутки и, если это вообще возможно, сможем выполнить задание командования.

– Есть еще одно соображение, – сказал контр-адмирал Остапенко, – Великобритания была приглашена для участия в Ревельской конференции явно неспроста, и то, что британский король согласился почти со всеми требованиями российской стороны, значит очень многое. Не исключено, что император Михаил видит Великобританию как потенциального союзника. Мы знаем, как немцы могут относиться к подписанным договорам, и император Михаил осведомлен об этом не хуже.

– Да, так и есть, – согласился замвоспит Лемешев, – но, поверьте моему политическому чутью, мир никогда уже не будет прежним. Царь Михаил не упустит возможности переиграть все в свою пользу; вот и война на Балканах началась уж как-то слишком своевременно, будто ее специально подгадали под этот метеорит. А теперь еще приказ его уничтожить. Представляю панику, которая поднимется у французов и англичан, как только им станет известно о падении метеорита, и то, насколько будет благодарна Британия за его уничтожение.

– Может, и Балканскую войну и в самом деле подгадали под этот метеорит, – с хмурым видом произнес контр-адмирал Остапенко, – и я лично ничего не имею против. Но суть, честно говоря, не в этом, а в том, что делает это государь-император Михаил Александрович не для себя, а для всех нас, русских людей. Я, например, не хочу, чтобы тут повторилась наша история со всеми ее безобразиями, и думаю, что этого не хочет никто. Я совершенно не желаю смерти англичанам, но, так же как и при Формозе, не мы начали эту войну. С другой сторону, Тунгусский, или какой там еще, метеорит – это просто явление природы, и какие к нам могут быть претензии, если он вдруг упадет там, где может сделать больно бывшей Владычице Морей… Организовать такое событие самостоятельно нам не по силам, но не использовать его было бы глупостью. Так что пусть каждый занимается своим делом: император Михаил своим, а мы своим. Вместе у нас довольно неплохо получается прогибать этот мир под себя.

– Но для этого мирового прогиба, – сказал старший офицер крейсера каперанг Мурашов, – необходимо добиться разрушения Тунгусского дива на безопасной высоте. Ведь если что-то пойдет не так, во всех издержках процесса обвинят именно нас, русских. Валерий Андреевич, как ты думаешь, возможно ли твоим «Вулканом» попасть в пролетающий астероид и, самое главное, полностью его уничтожить?

– Еще никто не пытался стрелять противокорабельными крылатыми ракетами по астероидам… – задумчиво ответил командир ракетно-артиллерийской части каперанг Неверов. – Но всегда что-то происходит в первый раз. Теоретически, хоть программа этого и не предусматривает, «Вулкан» способен подниматься на высоты до семнадцати километров и развивать скорость почти в три маха. Астероид гораздо быстрее, поэтому ракета должна быть выведена строго на встречный курс на той же высоте. Попасть в километровую бандуру самонаводящейся ракетой, несмотря на скорость астероида, будет не особо сложной задачей, поскольку падающие с небес скалы не умеют маневрировать и ставить помехи. Тут важно другое. Обычная комбинированная фугасно-кумулятивная боевая часть даже при успешном наведении ракеты на цель только слегка ковырнет поверхность астероида, точно детским совочком. Тут нужен по-настоящему тяжелый калибр. Я имею в виду применение ракеты «Вулкан» со специальной, то есть ядерной, боевой частью…

В командирском салоне наступила тишина. Применение спецбоеприпасов в мире начала двадцатого века считалось делом настолько «неспортивным», что о них не принято было даже вспоминать. И вот слово было сказано – теперь на него следовало отвечать…

– Валерий Андреевич, – с нажимом произнес контр-адмирал Остапенко, – вы уверены в успехе данной операции? В смысле, в попадании в цель ракеты с ядерной головкой и последующем разрушении тунгусского астероида?

– В попадании я пока не очень уверен, – ответил каперанг Неверов, – тут надо полностью перепрограммировать инерциальную систему наведения одной из ракет. Это у меня было чисто теоретическое предположение. В том, что попавшая в цель ракета со специальной боевой частью развалит астероид на мелкие кусочки, я убежден на все сто процентов, ведь, по данным Виталия Андреевича (главного штурмана), средняя плотность астероида составляет меньше двух тонн на кубометр, а это значит, что основной составляющий его материал – обычный водяной лед. В данном случае можно было бы попробовать применить ракету с кумулятивно-фугасной боевой частью, но, поскольку второго шанса сделать выстрел у нас не будет, я бы предпочел не рисковать…

– Понятно, – кивнул контр-адмирал Остапенко, – что ж, я доложу обо всем императору, ибо разрешение на применение спецзарядов – исключительно его прерогатива.

Прочитав послание Императора Всероссийского своему дяде, королю Великобритании, адмирал Фишер выругался незлым словом старого морского волка. Как-никак с тринадцати лет на службе, на данный момент уже больше полувека.

– Вот, Ваше Величество, – сказал он, закончив отводить душу, – это и есть главный козырь вашего племянника Майкла. Именно этого события он ждал, для того чтобы выложить на стол карты и потребовать ответить ему равноценным козырем или сдаться…

– Моя служба не подтверждает сделанные вами выводы, мистер Фишер… – тихо прошелестел голос Уильяма Мелвилла. – Такое событие, как падение на Лондон огромного метеорита, по числу жертв и значению для цивилизации превышающее гибель Помпей, должно было остаться в памяти миллионов людей, и наша разведка непременно получила бы предупреждающую информацию из разговоров пришельцев низшего ранга. Об этом событии писали бы книги, снимали синема, делали театральные постановки. Такие вещи не забываются, и даже, более того, наши противники в своих разговорах должны были делать на нем акцент. «Вот погодите, – говорили бы они, – скоро на Лондон упадет метеорит – и злобная Британия превратится в ничто.» Но так как этого нет и не было, то мы вынуждены признать, что угроза падения чудовищного метеорита – это исключительно новация нашего мира, живущего по своим законам.

– Как только я получил эту телеграмму вчера вечером, – добавил король Эдуард, – я тут же связался с Кембриджем и передал туда все исходные данные для поиска этого метеора. Сегодня утром из Кембриджской обсерватории пришло подтверждение информации, переданной мне Майклом – этот метеор действительно летит в нашем направлении и размер его гигантский – разумеется, по нашим, земным масштабам. Если он свалится на центр Лондона, то, как считают в Кембридже, город окажется полностью уничтоженным^[47], а количество жертв – огромным. За те трое суток, которые остались до катастрофы, мы не успеем эвакуировать и десятой части из почти семи миллионов лондонцев.

– Тогда, – сказал адмирал Фишер, – нам осталось только молиться. Флот Его Величества не в силах отразить нападение из космоса, и все, что мы можем сделать, это приказать кораблям выйти в море, а гражданским – спасаться по возможности.

– Как бы это вам сказать, Джон, – хмыкнул король, – если вы думаете, что катастрофа неизбежна, то несколько ошибаетесь. Вы же сами читали сообщение, что к нам на помощь движется русский корабль из будущего, который имеет на борту оружие, способное одним выстрелом уничтожить даже этот чудовищный метеорит.

– Мне сложно представить себе такое оружие, – покачал головой адмирал Фишер, – ведь его разрушительные возможности должны быть сопоставимы с возможностями самого метеорита. И тем более мне сложно представить, что страна, обладающая такой чудовищной мощью, не попытается диктовать свою волю остальным государства, и в первую очередь нам, признанным фаворитам в скачке за мировым господством.

– Да далось вам это мировое господство, Джон… – вздохнул король. – Все эти скачки за призраком этого господства больше напоминают вкатывание на гору неподъемного Сизифова камня. Эскадра моего зятя действительно оснащена оружием, мощь которого позволяет сметать с лица земли города и даже небольшие страны, но применять они его будут только против силы, что будет угрожать самому существованию Российской Империи, или против слепых сил природы, угрожающих гибелью большого количества людей.

– Да, Ваше Величество, – медленно произнес адмирал Фишер, – вы меня озадачили. Иметь такую силу и не размахивать ей направо и налево способны только святые, а ваши зять и племянник совершенно не похожи на ангелов с крыльями. Лесные волки по сравнению с ними – настоящие праведники и к тому же вегетарианцы.

– Вам этого не понять, Джон, – развел руками король, – но вот такая у меня родня. Если вы заметили, то при Формозе мой зять и его люди скромно простояли в сторонке, уступив всю славу адмиралу Алексееву и местным русским морякам. Тори писала, что вроде бы Тот, Кто послал их сюда, взял с них клятву кротости и благочестия…

– Ваше Величество! – застонал адмирал Фишер, – если ваш зять – образец кротости и благочестия, то тогда я сам святой Дунстан, архиепископ Кентерберийский, весь в белом и с крылышками. Мне ли не знать, что сражение при Формозе было поставлено как хороший балет, и даже адмирал Ноэль, не ведая того, послушно танцевал свою партию главного простака. И хореографом-постановщиком того действа был как раз ваш будущий зять.

– Вы немного неправы, ваше Величество, – опять тихим и бесцветным голосом сказал Уильям Мелвилл, – наша служба установила, что тот, кто послал сюда адмирала Ларионова и его людей, повелел им поступать в соответствии со своей совестью. Думаю, что так они и делают.

– Совесть, – сказал адмирал Фишер, – это понятие эластичное…

– Для русских совсем нет, – вздохнул Уильям Мелвилл, – для них это обязательный нравственный закон, который невозможно обойти.

– Так значит, – спросил король, – это их совесть требует спасти Лондон от разрушения?

– В том числе она, – ответил начальник королевской секретной службы, – а также для такого решения у них есть множество рациональных причин, среди которых – опасения, что ваш племянник кайзер Вильгельм, загордившись без меры, может выйти из повиновения, а Великобритания, включенная в состав Континентального Альянса, будет ему серьезным противовесом. Такой вариант развития событий мы тоже не исключаем…

– Очень хорошо, Ваше Величество, – кивнул адмирал Фишер, – теперь, отрешившись от прочих забот, хотелось бы знать, что именно благородные русские потребуют от нас за свою помощь. Ведь вы, в отличие от простых смертных, должны знать гораздо больше, чем написано в этой телеграмме.

– За свою помощь, – ответил король, – они требуют, чтобы мы как можно скорее, а еще лучше немедленно, совершили то, что уже запланировали для нашей Британии. Момент для этого вполне подходящий. Сегодня в полдень Кембриджская обсерватория издаст по этому вопросу особый бюллетень – и тогда паника четырехлетней давности покажется нам всем легким развлечением. Вы и ваши друзья готовы к решительным действиям или этот просто замечательный момент будет нами бездарно упущен?

– После намеков, – сказал адмирал Фишер, саркастически усмехнувшись, – которые делал нам ваш племянник на Ревельской встрече, только последний дурак не изготовился бы к подступающему кризису. Только мы не ожидали, что это будет так… брутально. Если вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном, то я прикажу немедленно начинать операцию на бирже.

– Будьте так любезны, Джон, промедление смерти подобно… – сказал король, и, когда адмирал Фишер вышел, добавил: – А вы, Уильям, закройте же, наконец, рот и перестаньте удивляться. Система управления Великобританией за последние пару столетий несколько обветшала, и мы с адмиралом Фишером хотим ее немного подправить, ведь в противном случае она загонит нашу страну в такое положение, из которого уже не будет никаких выходов – ни хороших, ни даже плохих.

– О да, Ваше Величество, – склонил перед королем голову глава британской разведки, – я вас понимаю. Мне ли не знать, в каком положении оказалась Великобритания в мире пришельцев через сто лет от текущего момента. Не допустить повторения подобного – это долг каждого честного британца. И ради этой цели такие люди как я готовы трудиться и день и ночь…

– Ну вот и хорошо, Уильям, – вздохнул король, – я рад, что вы меня поняли. Честно говоря, мне гораздо больше нравится та государственная система, которую мой племянник Майкл устроил у себя в России. Милостивый и просвещенный монарх должен разумно править страной в интересах своего народа. Всего народа, а не только высших классов. А эти высшие классы должны служить своей стране истово и яростно, а не только почивать на лаврах, добытых их славными предками, иначе они не имеют права сохранять свое положение и должны быть низведены до обыкновенных обывателей. И наоборот. Только те люди, которые бьются с врагом не жалея живота, без устали корпят над делами в конторах или еще каким-то путем повышают благосостояние и мощь Державы, достойны составлять собой эти самые высшие классы, пусть даже по рождению они происходят с самого дна: из района лондонских доков и трущоб Сохо…

– Я рад служить Вашему Королевскому Величеству! – вытянулся в струнку Уильям Мелвилл, – и даже если меня не возведут в Британской империи в рыцарское достоинство, я все равно останусь вашим самым преданным слугой.

– Полно, Уильям, – сказал король, – по подвигу будет и награда. Вы только не перестарайтесь, как четыре года назад, а то излишнее усердие тоже бывает вредно. Ну вы меня поняли…

Уильям Мелвилл хотел что-то ответить королю, но в этот момент в Белую гостиную вернулся адмирал Фишер. И вид у него был такой, как будто он вошел в боевую рубку флагманского линкора во время жестокого линейного сражения.

– Еще никто ничего не подозревает, – сказал адмирал, – но операция уже начата. Уже сегодня вечером к закрытию биржи полетят в тартарары, а завтра утром случится невиданный крах. Как-никак наступает конец света. И в то же время многие преданные вашему величеству люди готовы в случае необходимости поднять по тревоге подчиненные им воинские части и силой оружия обеспечить порядок в объятом хаосом городе. А там всего полшага до…

– Мы вас поняли, Джон, – быстро сказал король, – но, ради Бога, не надо подробностей. Я просто не хочу их знать. Думаю, что в ближайшие три дня плохих новостей и так будет более чем достаточно, в результате чего господа из Парламента дадут нам необходимый повод для того, чтобы мы смогли навсегда отлучить их от вмешательства в политику. А сейчас джентльмены, вы все идете к себе на службу и начинаете заниматься делами, которых у вас теперь будет предостаточно.

– Мой добрый Альфред, – с порога вскричал Вильгельм, едва увидев своего адмирала, – скажи мне, пожалуйста, ты что-нибудь понимаешь?

– А что я должен понимать, ваше королевское величество? – спросил озадаченный Тирпиц.

– Ну как же! – воскликнул кайзер. – Господь решил покарать эти зловредную Великобританию, направив на нее огромный астероид, а мой русский племянник Михель сообщает, что он приказал своему кораблю из будущего спасти Лондон, этот источник мировой проказы, от Господнего возмездия! Я знаю, что ты свел дружбу с адмиралом Ларионовым, одним из ближайших помощников русского царя и по совместительству самым главным пришельцем из будущего. Так может, тебе, мой добрый Альфред, хоть что-то известно о том, зачем им всем потребовалось спасать от заслуженного возмездия эту склочную Британию?

«Эге, да наш кайзер ревнует… – подумал ошарашенный Тирпиц, – ревнует как избалованный капризный ребенок, когда родители, прежде такие заботливые, начинают уделять свое внимание кому-то другому.»

Но вслух добрый адмирал, конечно же, сказал совсем иное.

– Ваше королевское величество, – задумчиво произнес он, огладив окладистую рыжую бороду, – я действительно дружен с адмиралом Ларионовым, и должен признать, что он бывает со мной гораздо откровеннее, чем император Михель с вашим королевским величеством. И в то же время я уверен, что это, с позволения сказать, «разрешенная» откровенность, то есть мне говорят не более того, на что дал дозволение русский император…

Сказав это, Тирпиц сделал паузу, собираясь с мыслями, но кайзер в нетерпении воскликнул, патетически взмахнув руками:

– Говори же скорее, мой добрый Альфред, не томи своего монарха ожиданием!

– Я думаю, ваше королевское величество, что в данном случае русские действуют исходя из принципа, прямо противоположного главному принципу британской политики. Если британцы говорят: «У нас нет постоянных друзей, а есть только постоянные интересы», то русские исходят из того, что у них нет постоянных врагов, а есть постоянная цель. Вчерашний враг завтра может стать новым союзником. Наглядным примером тому могут служить русско-японские отношения. Разгромленная Япония стала верным русским сателлитом, японские морские офицеры поступают на русскую службу, принося присягу русской императрице, дочери микадо, японские товары по русским железным дорогам доставляются на европейские рынки, а европейские товары, соответственно, в Японию…

– Так ты, мой добрый Альфред, считаешь, что русский император решил сделать из Британии нового союзника? – со скепсисом произнес кайзер Вильгельм. – И как это соотносится с договором о создании Континентального Альянса Германской и Российской Империй?

– Если вы помните, – парировал Тирпиц, – Континентальный Альянс является союзом, открытым для любой страны, желающей в него вступить. Есть, конечно, некоторые граничные условия, но они легко поддаются урегулированию, было бы желание британского правительства. Но главное…

Тут адмирал понизил голос и картинно осмотрелся по сторонам, как бы давая знать, что собирается поведать кайзеру некую страшную тайну – из числа тех, которыми с ним поделился адмирал Ларионов. И Вильгельм, сам любитель красивых театральных жестов, воспринял этот сигнал со всей серьезностью и потянулся поближе к своему адмиралу.

– О мой добрый Альфред, – сказал германский монарх, – я тебя внимательно слушаю…

– Значит, так, ваше королевское величество… – полушепотом сказал Тирпиц, – чтобы вы все поняли, сначала надо сказать, что у нас на евроазиатском континенте имеется несколько имперских наций, способных на то, чтобы вершить историю. И это: русские, немцы, французы, британцы, китайцы и японцы…

– Постой… – так же тихо возразил Вильгельм, – кажется, ты забыл Австро-Венгрию, Турцию и Испанию.

– Австро-Венгрия – это вообще не нация, – парировал Тирпиц, – это бесформенное собрание народов и племен под хрупкой властью Габсбургов. Испания, оплодотворившая собой Латинскую Америку, пережила свой имперский потенциал, а Турция пришла в почти такое же состояние, потому что ее нация ослабла и очень устала. Молодыми и быстро растущими нациями являются русские, немцы и японцы. В нас троих столько энергии, что в упоении ею мы даже можем, пытаясь подняться на недоступную нам высоту, попробовать пробить головой потолок – вместо того, чтобы поискать лестницу на следующий этаж. За нами будущее, и именно поэтому император Михаил соединил нас в Континентальный Альянс, чтобы мы действовали не друг против друга, а вместе…

– Все это прекрасно! – воскликнул кайзер. – В том числе и то, что для создания этого самого Континентального Альянса русским пришлось самым недвусмысленным способом разгромить Японию. Славные были денечки. Но при этом я решительно не понимаю – при чем тут Великобритания?

– Британцы, – сказал Тирпиц, – это нация, в настоящий момент находящаяся на вершине своей мощи. Огромная империя, над которой никогда не заходит солнце, была создана с ужасающими издержками, и в ближайшем времени у нее не будет хватать людей и кораблей не только на расширение, но даже на то, чтобы охранять свои протяженные морские пути и отдаленные колонии. Дальнейшее ее движение – вниз, вниз и только вниз, по тому пути, который уже прошли французы…

– Я тебя понял, мой добрый Альфред, – сказал кайзер, – о французах поговорим потом. А сейчас объясни, каким образом Великобритания, сама находящаяся на пути к упадку, способна усилить своим присутствием наш Континентальный Альянс?

– Дело в том, – сказал Тирпиц, – что Великобритания – это только часть англосаксонской нации, причем далеко не самая опасная. Самая опасная часть обитает меж двух океанов и зовется североамериканцами. У них такие же хищные инстинкты, как и у британцев, только без сдерживающий древней культуры. У них кровавая история успеха – ведь вся их страна силой было отнята у населяющих ее жителей, которых убили или изгнали в пустыню. Мы, немцы, захватив земли к востоку от Эльбы, не перебили населяющих их славян, а поглотили, переработав их в германцев. Американские англосаксы поступили ровным счетом наоборот. Помимо этого, в их распоряжении огромная территория, находящаяся в довольно благоприятном климате. Пахотных земель, запасов нефти, леса, угля и руд в Америке даже больше, чем в Российской Империи, и, самое главное, до этих запасов легче добраться. Кроме того, в Америке у англосаксов совершенно нет никаких врагов. Англичане нынче озабочены только сохранением Канады, а мексиканцев и вовсе не стоит принимать в расчет. При этом американский зверь уже достаточно вырос и континент-колыбель стал ему мал. Свою экспансию во внешний мир американцы начали с бессильной Испании, отобрав у нее не только Кубу, которая у них под боком, но и Филиппины, фактически находящиеся на противоположной стороне земного шара. Поскольку подобное лечится подобным, то для противодействия североамериканцам в Континентальный альянс и понадобится включить Великобританию, собрав все империи континента в единый кулак. Я думаю, что именно этим русский император сейчас и занимается. Более того, для решения этой задачи нам потребуются любые союзники, какие только возможно, и англичане – далеко не худший вариант.

– Ну хорошо! – во весь голос воскликнул кайзер, позабывший про всяческую конспирацию, – допустим, императору Михелю удалось загнать всех бульдогов в одну будку и создать Союз России, Германии, Японии и Великобритании. Но куда же тогда девать Францию, Италию и прочую европейскую мелочь?

– Франция и другие, – просто сказал Тирпиц, – или будут вести себя вменяемо – и тогда удостоятся чести стать младшими партнерами, или будут расчленены, став в этом случае едой. Что касается Франции, то я просто не верю в ее адекватное поведение. Пик французской мощи пришелся на времена Наполеона, и было это всего лишь сто лет назад. Пытаясь пробить потолок возможного, лягушатники тогда прыгнули с такой силой, что размозжили себе голову. Не смотрите на количество колоний, ваше королевское величество, смотрите на увеличение численности населения, а также пророст промышленного производства. По этим параметрам Германия, а с недавних пор и Россия, обходят Францию как два призовых рысака – дохлую клячу, место которой на живодерне.

– Так, значит, мой добрый Альфред, ты думаешь, что мой друг Михель все-таки согласится покончить со склочной французской старушкой? – с надеждой спросил кайзер.

– Я думаю, что да, – кивнул Тирпиц, – во-первых – ваш племянник не из тех людей, которые могут просить предательство, во-вторых – в последнее время французская разведка и дипломатия весьма активно противодействовали планам русских на Балканах, и этот факт тоже нельзя сбрасывать со счетов. Полагаю, скоро вопрос с французской старушкой решится окончательно. Надо только дождаться момента, когда начинать повторение франко-прусской войны днем раньше будет преждевременно, а на следующий день станет уже поздно. И присоединение Великобритании к Континентальному Альянсу – одно из основных условий. Кроме того, этот метеор может грохнуться не на Лондон, а на Париж, и совсем не стоит посылать наших гренадер под его удар.

Немного помолчав, он добавил:

– Некоторое время назад наша военно-морская разведка получила сведения, что у британского короля Эдуарда и у его верного клеврета, моего коллеги адмирала Фишера, созрела идея присоединиться к Континентальному Альянсу, откупившись от нас, немцев, французскими колониями…

– Это было бы решительно интересно, – хмыкнул кайзер, – да только вот британский король имеет слишком мало реальной власти, а политики, что эту власть имеют, настроены резко антигермански и антирусски, в стиле почившей в бозе королевы Виктории.

– Насколько я понимаю, – с многозначительным видом заявил адмирал Тирпиц, – британский дядя и его русский племянник составили заговор по отстранению от власти этих самых политических кругов. И в этом заговоре личный друг короля Эдуарда адмирал Фишер и мой друг, зять британского короля и одновременно глава пришельцев из будущего, адмирал Ларионов, играют немаловажные роли. И гигантский метеорит, падающий на Лондон, и чудесное спасение от него с помощью русского корабля из будущего должны быть составными частями этого плана. Но последнее – это уже мои домыслы; таких подробностей, конечно же, герр Ларионов со мной не обсуждал. И вообще, размышляя на эту тему, я прихожу к выводу, что уже тогда, когда мы встречались в Ревеле, у него и в мыслях не было чего-то подобного. Ожидалось какое-то событие, но его влияние на общеевропейский политИк было бы косвенным – примерно как взрыв вулкана Кракатау: очень мощно, но в то же время так далеко, что это почти неправда. То, что случилось сейчас, выскочило как чертик из табакерки буквально за последние несколько дней, быть может, даже сутки-двое назад. Возможно, к этому имеет какое-то отношение русский крейсер «Москва», который сначала направился в район Гренландского моря к кромке паковых льдов, а потом вдруг заторопился обратно. Возможно, он и есть носитель того ужасного оружия, которое уничтожит падающий астероид?

– Возможно, мой добрый Альфред, – согласился кайзер, – в последнее время русский царь совсем не отличается тугодумием и с легкостью оборачивает себе на пользу любую сложившуюся ситуацию. Меня эта его способность начинает несколько настораживать, и, размышляя над будущим разделом Австро-Венгрии, я все пытаюсь понять – а не таится ли за этой нехитрой операцией какой-нибудь подвох?

– Не думаю, – сказал Тирпиц, – чтобы присоединение к Германии земель с немецким же населением могло бы хоть в какой-нибудь степени ослабить наш Второй Рейх. Меня больше тревожит наш неумеренный аппетит к колониям в жарких странах…

– Не понимаю, – в тон своему адмиралу ответил кайзер, – чем колонии в жарких странах могли бы навредить Германской империи?

– Хотя бы тем, ваше королевское величество, – сказал Тирпиц, – что все меньше немцев соглашаются ехать жить в наши африканские или азиатские владения. Вместо того в поисках лучшей доли они отправляются в Российскую Империю или Североамериканские Соединенные Штаты. В Россию ваши подданные в последнее время едут даже охотнее, чем в САСШ. И даже чиновники нашей колониальной службы, выйдя в отставку, торопятся поскорее, на первом же пароходе, вернуться в Фатерлянд вместе с чадами и домочадцами. Дополнительные колонии вряд ли улучшат ситуацию, и нам надо будет либо германизировать местное население (подобно тому, как это делает ваш племянник на нерусских окраинах своей державы), либо нашими колониями банально некому будет управлять. Возможно, это и к счастью – поскольку грядущий упадок Британской империи связан как раз с тем, что легкие на подъем англичане без особых колебаний покидали территорию своей Метрополии и люди, составлявшие самый активный и деятельный слой англосаксонской нации, перестали быть британцами, превратившись в канадцев, североамериканцев, южноафриканцев, австралийцев и новозеландцев… И связи между частями этого некогда единого народа с каждым днем становятся все слабее и слабее. Пройдет еще лет сто – и настоящих англичан просто не останется, как когда-то в Древнем Риме не осталось настоящих римлян.

– Да уж, – хмыкнул кайзер, – «афродойч» или «тюркодойч» – звучит несколько пугающе. Но мы не должны останавливаться перед трудностями. Колонии – это не только источники доступного сырья, которого так не хватает нашей промышленности, но и дешевая рабочая сила, которую можно использовать на неквалифицированных работах. До каких пор владеть колониями будет позволено только тем странам, которые еще несколько столетий назад вступили в клуб колониальных держав? Это же несправедливо! Ведь, помимо Франции, которая, несмотря на все свои недостатки, очень крупная страна, существуют такие страны-карлики как Голландия и Португалия – ничего не значащие в европейском концерте, но при этом владеющие обширными колониями. Германия ничуть не хуже, а даже лучше их, и поэтому стремление к обретению колоний будет одной из главных целей моего царствования.

– Если вы так думаете, – сказал Тирпиц, – то мой вам совет – немедленно приводите в полную готовность германскую армию и отдавайте солдатам приказ ждать с прикладом у ноги. Не исключено, что Францию нам придется брать почти одновременно с Австрией, как только разрешится ситуация с этим астероидом. Русские явно показывают, что их планы ни в чем не изменились, также и нам следует действовать исходя из того же принципа. В момент, когда рассеется дым и осядет пыль, мы должны быть готовы к любому варианту действий.

– О да, мой добрый Альфред! – патетически воскликнул кайзер Вильгельм, – по последнему вопросу ты точно прав, и поэтому я именно так и поступлю. Я чувствую, что мир вскорости изменится до неузнаваемости, и Германия, под моим мудрым руководством, одной из первых получит от этого выгоду. Как поется в песне: «Дойчлянд, Дойчлянд, Дойчлянд Юбер Аллес^[48]!»

С некоторых пор я потеряла покой. Странно – ведь подобное состояние было мне совсем не свойственно. Но, пожалуй, еще никогда в жизни я не испытывала подобного: это было предчувствие неминуемой катастрофы – настоящей, нерукотворной и очень близкой… Чувство это довлело надо мной все эти последние дни, и ничего нельзя было с этим поделать, как я ни старалась. Сумасшествие? Психоз? Или, быть может, интуиция? Да, многие не желали во все это верить. Не желала верить и я… Но ход событий стихийного плана не зависит от нашего желания или нежелания; и приписываемая мне ведьмовская сущность толкала меня к осознанию правды. ЭТО случится. Непременно. Я это просто знаю.

Наш старый мир исчезает, истаивает, покрывается дырами и съеживается как шагреневая кожа, а из-под него проглядывает что-то незнакомое, страшное. До недавней поры эти изменения были подспудными, почти незаметными, но в ближайшем будущем все должно было закончиться какой-нибудь грандиозной катастрофой, после которой торжествующие победители воткнут свой флаг в руины погибшей цивилизации. Дмитрий (Мережковский) был не прав. Двадцатый век будет не веком Хама, а веком Варвара. До зубов вооруженного Варвара, привыкшего брать понравившееся с помощью отточенной стали. Таков император Михаил и таковы его помощники, пришедшие к нам из далекого мира будущего. Война, неожиданно вспыхнувшая на Балканах – это только взблеск первой молнии грядущей грозы.

Дни шли за днями, и все вокруг было пропитано ожиданием грядущей беды… Беда подкрадывалась к нам, таясь в утреннем тумане, в алых отблесках заката, в шепоте ночного ветра. Она все время напоминала о себе какими-то неуловимыми деталями, которые пугали гораздо больше, чем истерические призывы откровенных паникеров. Я никогда не состояла в числе тех нервных мистически настроенных дамочек, которые любят пугать сами себя, – наоборот, ко всему, что бы ни происходило в моей жизни, мне удавалось относиться со здравомыслием. Но теперь это почему-то не срабатывало.

Однако говорить с кем-либо «об этом» я отказывалась. Даже с мужем. Мы лишь изредка обменивались шуточками по поводу конца света. Шутки наши носили в себе отпечаток мрачноватого фатализма. Но фаталистами мы при этом не были… Очевидно, мы оба таким образом пытались просто обмануть себя, высмеять свои дурные предчувствия. Хотя это не помогало.

Но однажды все то, о чем вначале просто ходили шепотки и домыслы, стало реальностью, сомневаться в которой уже не приходилось. Вчерашние вечерние газеты вышли с аршинными заголовками: «Прямо на нас летит гигантский метеорит!», «Париж будет уничтожен!», «Мы все умрем?».

Если французские астрономы все рассчитали правильно, то космический пришелец сотрет с лица Земли Париж, и вместе с ним, возможно, и еще несколько городов. Огненное уничтожение грозит всем нам, страшная смерть ждет всех тех, кто окажется под прицелом небесного тела. Правда, при этом по ту сторону Ламанша британцы уверены, что уничтожение грозит их вечно туманному Лондону, но каждый настоящий француз скажет, что на самом деле это не так. Париж и только Париж достоин бессмертной славы в веках, как город, уничтоженный падением гигантского метеорита. Чем были Помпеи во времена Древнего Рима – провинция, глушь, захолустье, деревня, в которой даже мухи дохли от скуки; но вот случилось извержение Везувия – и этот город сохраняется в памяти человечества уже две тысячи лет.

После того как я прочла эти газеты, внутри меня поселился какой-то холод… Нет, это не был страх. Это было нечто странное, иррациональное. Словно я что-то упустила – и теперь, перед лицом близящейся катастрофы, я должна вспомнить, понять – что именно. Но понять я не могла. Как не могла и сообразить, что нам теперь делать…

Мы с мужем стояли посреди комнаты, прижавшись друг к другу, и молча обводили взглядом стены нашей квартиры, ставшие такими родными за несколько лет… Мы молчали. Мы были растерянны. А в это время снизу доносились крики и вопли. Там, на улице, творился праздник непослушания. Правительство, президент Арман Фальер и депутаты Национального Собрания еще ночью эвакуировались в безопасное место, а вместе с ними город покинул даже призрак порядка, уступив место анархии. Революция без революции, карнавал неожиданной свободы, перемешанный с ужасом ожидания всеобщего уничтожения. Стрельбы пока не было, но это только пока. Пройдет еще немного времени, толпа разгромит оружейный лавки – и вот тогда начнется настоящий ужас.

– Уедем… – прошептала я, наконец, чтобы разбить это тяжкое молчание под какофонию уличного безумства.

Муж молчал. С ним тоже что-то происходило – что-то непонятное мне. И это было странно – ведь я хорошо знала своего супруга и вполне могла предугадать его реакции. Для меня он был как открытая книга.

– Не молчи… – сказала я, не глядя на него и сжав его руку.

Но он продолжал безмолвствовать. И от этого все напряжение, что копилось во мне эти дни, вдруг достигло своей критической черты.

– Не молчи! – громко сказала я и тряхнула его за плечи. – Скажи – что нам делать? Ты слышишь? – Я кивнула на окно. – Ты видишь, что происходит?!

В этот момент я взглянула в его лицо – он был бледен, но глаза его горели какой-то мрачной решимостью.

Он обхватил меня рукой; я ощутила, как его бьет нервная дрожь.

– Не надо… – очень тихо прошелестели его слова. – Зиночка, не надо…

– Что не надо? – воскликнула я; его поведение меня озадачивало.

– Не надо бояться… Не надо переживать… Не надо никуда бежать… – сказал он и поцеловал меня в макушку.

– Ты хочешь сказать, что в то время как все покидают город, нам следует остаться здесь? – изумилась я.

– Да, дорогая… – ответил он и только тут в голос его приобрел ощутимую твердость. – Мы останемся. Мы никуда не пойдем…

– То есть… – Я чуть отстранилась от него, пытаясь лучше разглядеть выражение его лица; она было спокойно-уверенным, как у человека, который принял окончательное решение. – Ты хочешь сказать, что мы останемся здесь, в нашей квартире, и, спокойно попивая кофе, будем ждать, когда по нам врежет метеорит?

– Именно так, дорогая… – кивнул он.

– Так… Постой… – Мой взгляд заметался по комнате в надежде найти хоть какой-то выход из этого абсурда. – Давай я заварю чай, мы сядем и ты мне объяснишь, почему ты решил поступить именно так…

– Давай… – согласился он, выдохнув даже с каким-то облегчением.

Через несколько минут мы пили чай… Белая скатерть, сушки, клубничное варенье. Правда, предварительно мы предусмотрительно забаррикадировали обе двери: и парадную, и черный ход…

Странное это было чаепитие. Со стороны мы, должно быть, могли сойти за сумасшедших: кругом творился настоящий апокалипсис, а мы чинно сидели за столом, словно нас ничуть не касается все то, что происходит и, самое, главное, должно произойти… Поднимался от чашек ароматный пар, колыхались ажурные занавески на окне, бодро тикали ходики; все было как всегда, но при этом все уже бесповоротно изменилось; мы вступили в новую реальность, а наш привычный мир рушился на глазах…

– Ты знаешь, дорогая… – начал мой супруг, отхлебнув из чашки, – когда стало известно, что метеорит мчится на Париж, я сразу понял, что не стану пытаться сбежать. Это решение будто бы пришло откуда-то извне. И уже после я стал размышлять, почему так.

Он снова отхлебнул из чашки и, немного помолчав, продолжил:

– Удивительно, но я не нашел ответа. Так решил мой разум. Но вот к чему я пришел, размышляя: я не хотел бы быть сейчас там… – Он кивнул в сторону окна. – Там, среди обезумевшей от страха толпы, в панике спасающейся от апокалипсиса. Едва ли они смогут уйти от Парижа далеко. Поэтому бегство их не спасет. К тому же, знаешь, дорогая… Шанс получить от какого-нибудь бандита нож под ребра в этой толпе гораздо больше шанса погибнуть от метеорита, оставаясь в своей квартире… Да-да, именно так! – Он поднял вверх палец, видя, что я хочу возразить. – Ты ведь помнишь, в газетах писали: «Небесное тело упадет в районе Парижа». И в то же время англичане совершенно точно уверены, что этот чудовищный метеорит летит прямо на Лондон. Следовательно, никто не может предугадать, где именно это небесное тело соприкоснется с землей. Точность современной астрономической науки еще весьма далека от совершенства. Так вот… в силу приведенных доводов я считаю, что нам следует остаться дома. Шанс на смерть примерно такой же, как и при игре в русскую рулетку: на один патрон – шесть пустых камор, в то время как там, в толпе, вероятность быть ограбленными и убитыми приближается к ста процентам. Если же нам все же суждено погибнуть, так что ж… – Он понизил голос почти до шепота. – Ведь когда-нибудь мы все равно бы умерли. Но умереть, имея возможность перед концом увидеть чудовищную катастрофу в совершенно вагнеровском стиле, гораздо интересней, чем в своей постели, пребывая в немощи и слабеющем разуме…

Я не узнавала своего Дмитрия. Он больше не был для меня открытой книгой… Он рассуждал так, как прежде было ему несвойственно. А впрочем… что если я просто знала его недостаточно хорошо и обольщалась, думая, что он для меня полностью предсказуем? А может быть, гнет этих последних дней оказал на него такое влияние… так же как и на меня. И отчего-то именно в этот момент во мне обострилось то чувство – словно я упустила что-то…

Немного помолчав, он продолжил говорить:

– Кто знает, возможно, падение этого метеорита и вызовет всеобщий апокалипсис… Ведь ученые не говорят точно, что должно случиться после его столкновения с Землей. Что если это и будет Конец Света? О, дорогая… Конец Света, после которого человечеству предстоит возродиться из пепла и обрести новое самосознание… Я предрекал это…

Говоря это, он выглядел отрешенным и задумчивым, и даже почти счастливым.

Я не вполне разделяла взгляды своего супруга, и мы часто спорили на подобные темы. И сейчас во мне поднималась какая-то совершенно противоположная идея, которая, правда, еще не сформировалась целиком в моей голове. Мой муж ошибался. И я решила, что непременно докажу это ему… когда настанет подходящий момент.

Если что и возродится после такого катаклизма, то это будут люди, подобные императору Михаилу и его помощникам из будущего: суровые, безжалостные и совершенно несентиментальные. Но я не стала сразу высказывать свои возражения.

Он говорил, а я лишь кивала ему, глядя в свою чашку. Мое сознание уже не воспринимало звуки творящегося за окном сумасшествия. Правильно говорят англичане: мой дом – моя крепость. Здесь, в этих стенах, мне гораздо спокойнее, чем было бы там, среди беженцев, что пытаются уйти от неотвратимости, охваченные паникой и животным ужасом. Мы же никуда не пойдем… Мы будем наблюдать катастрофу из своего окна. По крайней мере, я надеюсь на это – что прежде чем погибнуть, нам удастся получить самое яркое в жизни впечатление…

– Дорогая… – Наконец обратился ко мне супруг, – что ты скажешь? Ты какая-то молчаливая. – Он внимательно вглядывался в мое лицо. – Ты все же считаешь, что нам лучше уйти? Скажи!

– Нет, что ты… – ответила я. – Ты прав – нам нужно остаться дома. Там, – махнула я рукой в сторону окна, – для нас больше нет места. Так нам надо будет прожить еще два дня, после чего мы либо выживем, либо умрем. Все когда-нибудь умирают, да только сделать это можно по-разному. Знаешь, раньше я не понимала, как это военные моряки могут идти навстречу смерти, переодевшись в чистое и надев все ордена, а теперь поняла. Главное в этом деле – привести свою душу к покою и осознать свою внутреннюю моральную правоту.

Кажется, он ждал, что я продолжу – он с ожиданием смотрел на меня в течение минуты. Но я сказала все, что могла сказать. Наконец, убедившись, что я не собираюсь продолжать, он с облегчением вздохнул и произнес:

– Никогда еще я так не был готов умереть, как сейчас… Ты знаешь, во мне нет страха, вовсе… Наверное, это потому, что происходит то, что и должно… А тебе? Тебе страшно?

– Да, – кивнула я.

Он, очевидно, хотел сказать что-то ободряющее, но не успел. Мне захотелось все же высказать ему все то, что беспокоило меня. Выговориться, снять напряжение…

– Ты знаешь, отчего мне страшно? Нет, не оттого, что смерть так близка. Не оттого, что там, под нашими окнами, безумствуют люди, сбросившие маски и превратившиеся в диких зверей. И вероятный Апокалипсис, о котором ты говоришь, тоже не пугает меня… потому что на самом деле я не верю, что это он. Это совсем, совсем другое!

Муж смотрел на меня внимательно, с удивлением.

– Продолжай, – кивнул он и налил себе еще чаю.

И я продолжила:

– Не будет никакого Апокалипсиса. Точнее, он будет не для всех… В России и без всякого апокалипсиса жизнь становится лучше… Не перебивай. Я не поверю, если ты станешь утверждать, что у тебя в голове ни разу не промелькнула мысль: «а вдруг все рассказы о происходящем в России – правда?». Так вот… Я все больше прихожу к тому, что мы с тобой, вероятно, где-то заблуждались, а те, кого мы с таким пылом проклинали, оказались во всем правы. Да они не могли быть неправы, ибо пришельцам из будущего были наперед раскрыты все законы общественного развития и ведомы все удачные и неудачные образцы… Мне страшно потому, что, быть может, мы совершили ошибку и принимали за истину всего лишь ее отражение в колеблющейся поверхности воды.

Немного помолчав, я добавила:

– А что касается этого огромного метеорита… Там, откуда явились пришельцы, в их мире, он тоже, должно быть, упал. Но не на Париж и не на Лондон, и не на какое другое место Европы… Иначе бы мы об этом знали. Пришельцев тысячи, и большинство из них из простонародья, пусть даже очень хорошо образованного, а эти люди не смогли бы сохранить такое в тайне. По обществу пошли бы разговоры, а раз их нет, то не было и ничего подобного сегодняшнему ужасу. Могу предположить, что этот метеорит рухнул где-то в безлюдной местности, в тайге, пустыне, необитаемых горах, полярных льдах или посреди океана. И никому не причинил вреда, и не вызвал Апокалипсис… В отличие от того, что может произойти сейчас – по крайней мере, путь у метеорита уже другой, он нацелен на Париж, или на Лондон, что совершенно неважно! Ты понимаешь, что это значит? Старому миру конец, и гигантский метеорит должен поставить в его деле окончательную точку.

Голос мой крепчал, а супруг смотрел на меня с удивлением; кажется, он боялся пропустить хоть слово.

– Это значит, что и вправду за спинами пришельцев из будущего стоит некая Высшая Сила, которая наделяет их чувством непререкаемой правоты; да что там, эта Сила на стороне России – той покинутой нами и проклятой многими нашими же соотечественниками России… И Сила эта – можем смело назвать ее Богом – совершенно очевидно помогает России обрести беспрецедентное влияние в мире. А в ней самой происходят куда более удивительные вещи… Ведь Конец Света всегда связан с рождением нового, чудесного мира, который будет устроен гораздо разумнее, чем тот, который ушел в небытие – тут твоя концепция верна. Мне кажется, с каждым днем Божье благословение все больше простирается над нашей Родиной… Как бы я хотела вернуться в Санкт-Петербург и снова пройти по знакомым улицам и сравнить то, что было, с тем что будет!

– Зина! – как-то истерически вдруг воскликнул мой супруг. – Прекрати, прошу тебя! Я не могу это слышать! Неужели это говоришь ТЫ?! Император Михаил, живое воплощение Антихриста, способен только на то, чтобы превратить Россию в одну большую казарму или военный лагерь. Ты уже, наверное, слышала, что этот современный царь Ирод собирается отменить указ императора Петра Третьего о дворянской вольности и заставить каждого представителя благородного сословия служить ему до седых волос… А подготовка правил новой орфографии, сделанная в угоду малограмотному простонародью, которому хочется писать слова так, как они слышатся, не заучивая множество сложных правил? Повсюду в России диктатура и произвол!

– Хорошо, – закивала я. – Я не стану продолжать. Собственно, главное, что меня беспокоило, я уже сказала…

Дальше мы сидели молча. Но при этом я испытывала несказанное облегчение. На улицах все еще творился ад, а где-то вдали в небо поднимался дым пожарищ…

На взгляд генерала Антоновой, император выглядел усталым и немного издерганным – примерно как повариха, у которой на нескольких плитах одновременно кипят пятьдесят кастрюль с разными кушаньями. Да и ей самой тоже нечем было его порадовать. Приближающийся к Земле астероид, оттеснивший все иные дела, подкидывал им одну малоприятную новость за другой.

– Итак, – сказала генерал Антонова, положив на стол императору стопку бумаг, – абонент «Абастуман» только что передал шифровку, что астероид прошел перигей и возвращается к Земле. Нашим астрономам удалось немного уточнить его траекторию, сузив зону вероятного падения почти в два раза, однако ничего утешительного в этом нет. Теперь полоса падения простирается от Тулона до северной Шотландии, накрывая собой столицы Франции и Великобритании. Фактически ничего не изменилось, а риск инцидента с крупными человеческими жертвами даже увеличился. Большая часть полосы падения накрывает густонаселенную территорию двух развитых европейских стран. Если при воздушном взрыве астероида над любой из столиц или любым другим крупным промышленным центром количество жертв будет исчисляться миллионами, то в случае катастрофа случится над сельской местностью и небольшими городками, число погибших составит сотни тысяч…

– Да уж, Нина Викторовна, жутковатая картина, – поежился император, – впрочем, вы и сами, наверное, не замечаете всей кошмарности описанной вами картины. Вы говорите о возможных миллионах погибших французов и англичан, а на вашем лице не дергается ни одна жилка…

– Господин Хайрем Максим, – ответила генерал Антонова, – изобрел пулемет, который, если бы мы не предприняли решительных мер, уже в самом недалеком будущем косил бы фланкирующим огнем миллионы русских, французов, англичан, немцев и австрийцев. Потери мировой войны, поверьте мне, вполне сопоставимы с возможными жертвами астероида. А ведь господин Максим, как он говорит, изобретал свою машинку только для того, чтобы ужасным оружием остановить дальнейшее распространение войн…

– Так значит, Нина Викторовна, – вздохнул император, – мы тут из кожи вон лезем, чтобы по возможности сократить, а еще лучше отменить массовое смертоубийство, а нам тут компенсацию подкидывают…

– Если это и компенсация, – ответила та, – то начислена она исключительно по заслугам. Хоть инициатором Первой Мировой Войны была Австро-Венгрия, которую мы в ближайшее время во избежание негативных нюансов собрались полностью утилизировать, то поджигателями и выгодополучателями всеобщей бойни являлись как раз Великобритания с Францией. Первая хотела стравить между собой двух своих главных конкурентов на континенте, а вторая надеялась чужими руками отвоевать у Германии Эльзас и Лотарингию. В деле Гаврилы Принципа и в наше время было далеко не все ясно, но там явно не обошлось без британской и французской разведки. И уж вовсе выходит за рамки добра и зла то, что в последние дни перед войной британский посол в Берлине убеждал канцлера Второго Рейха фон Бетмен-Гольвега, что в случае начала русско-германской войны Великобритания (союзник России) обязательно сохранит свой нейтралитет и не будет вмешиваться в войну на Востоке…

– Согласен с вами в оценке моральных качеств британских политиканов, уважаемая Нина Викторовна, – кивнул император, – но вынужден напомнить, что Великобритания нужна нам в составе Континентального Альянса, и желательно без серьезных потерь. Поэтому меня интересует, что сообщают с крейсера «Москва», будет ли он на месте к расчетному времени и готова ли его команда отразить удар астероида по Лондону.

– Крейсер «Москва», – сказала Антонова, – будет на позиции заблаговременно, примерно за восемнадцать часов до пролета астероида, но на этом приятные новости заканчиваются. В первую очередь надо сказать, что ракеты «Вулкан» даже чисто теоретически способны прикрыть территорию Великобритании только до Бирмингема…

– Погодите, Нина Викторовна, – император даже привстал со своего кресла, – как так только до Бирмингема?

– Как гласят расчеты, сделанные штурманами крейсера «Москва», угол входа астероида в атмосферу будет таков, что на один километр потерянной высоты он будет пролетать тридцать два километра по дальности. Это очень острый угол и почти планирующий полет, да только вот максимальная досягаемость комплекса «Вулкан» по высоте ограничена семнадцатью километрами. А на отметке в девять километров, то есть при входе в тропосферу, астероид должен потерять устойчивость, распасться на отдельные фрагменты и взорваться…

С этими словами генерал Антонова развернула перед императором большой лист-гармошку.

– Вот тут, – продолжала она свои объяснения, – высотный профиль пролета астероида, с обозначением населенных пунктов, находящихся поблизости от трассы полета. Нижняя красная зона показывает траектории, которые приводят астероид к взрыву еще до Ламанша. Сделать тут ничего невозможно, остается только пожалеть несчастных французов, попавших под прямой удар господнего возмездия. Зеленая зона – это траектория, естественным путем ведущая прямо к взрыву над Ламаншем. Делать тут ничего не надо, ибо все само устраивается наилучшим образом. Желтая зона означает, что в точке перехвата астероид будет иметь высоту больше девяти и меньше семнадцати километров, причем вероятность попадания в астероид далеко не сто процентов. Ниже двенадцати километров вероятность успешного попадания в астероид равна тридцати-сорока процентам, а для больших высот она постепенно падает до пятнадцати. Те же траектории, что на рубеже перехвата проходят выше семнадцати километров, представляет собой верхнюю красную зону, недоступную для ракет «Вулкан». Это ведь все-таки не зенитные ракеты, а лишь импровизация от безысходности.

– Бирмингем, Ливерпуль, Манчестер, Глазго… – вслух прочитал император, – это, конечно, не разрушение Лондона, но тем не менее уничтожение любого из этих городов станет тяжелым ударом по Британской империи. Так вы говорите, защитить их от астероида практически невозможно?

– Да, невозможно, – подтвердила генерал Антонова, – наши специалисты уже много раз просчитывали сценарии событий – и раз от разу получали ответ, что надежность импровизированных средств противоастероидной обороны крайне низкая, а ее возможности весьма ограничены.

– Понятно, – согласился император, – очень хорошо, что, предупреждая дядю Берти об астероидной атаке, я попросил его не распространяться о возможной помощи. А то получилось бы скверно…

– Там, у нас дома, – ответила Антонова, – разрабатывался проект сверхтяжелой зенитной ракеты, способной сбивать спутники и при необходимости, возможно, астероиды, ибо боеголовка, эквивалентная пяти-восьми мегатоннам тротила, групповой пуск и специализированные зенитные средства наведения и сопровождения, а также дальность до полутора тысяч километров позволили бы добиться гарантированного успеха. А сейчас нами запланирована чистейшей воды импровизация и попытка справиться с задачей тем, что имеется под рукой.

– Да я все понимаю, – успокаивающим тоном сказал император, – так что вы не переживайте. Наверное, напрасно я попытался усложнить задачу, но уж очень хотелось спасти хоть немного ни в чем не повинных душ. Наверное, надо немедленно сообщить эту информацию моему дяде Берти…

– Самое главное, – сказала генерал Антонова, – необходимо добиться эвакуации вашего дяди куда-нибудь в безопасное место, как, впрочем, и нашего новоявленного Кромвеля…

– Вы знаете, Нина Викторовна, – сказал император, – Ни дядя Берти, ни его верный клеврет адмирал Фишер из Лондона не двинутся ни на шаг. Иначе им было бы невместно. Как они в случае успеха смогут повести за собой нацию, если сами бежали от опасности куда глаза глядят?

– В таком случае, – хмыкнула Антонова, – в момент катастрофы они оба должны находиться в каком-нибудь глубоком и очень надежном бункере, чтобы, пережив взрыв, если он случится, они смогли бы возглавить спасательные работы. Ведь, насколько я понимаю, британский парламент и правительство его Величества уже сдристнули в уэльский Кардифф, и в этот роковой час столица, как и вся страна, фактически осталась без управления.

– Думаю, – сказал император, – что дядя Берти и адмирал Фишер добивались именно такого расклада – когда запаниковавшие политиканы отдадут им страну со всеми потрохами. Но только астероид в их расчетах получается лишним. Я им обоим сильно сочувствую, но это их и только их работа. А мы можем лишь смотреть со стороны и отдавать честь – как героям, которые, возможно, идут прямо на смерть.

В последние дни жить в Лондоне стало не так легко и приятно, как прежде. Нет, конечно, обитатели дна и всякие мастеровые и прежде не могли похвастаться сытой и счастливой жизнью, но вот хозяева жизни – как аристократы, так и нетитулованные джентльмены – еще никогда не были так близко к краю ревущей бездны. И падающий на Землю астероид представлял лишь косвенную причину создавшегося положения. По последним расчетам, вероятность того, что он грохнется именно на Лондон, составляла не больше шести процентов. Нормальная русская рулетка с вполне приличными шансами на выживание… Но толпе и ее избранникам (депутатам палаты общин) этого не объяснишь, всем им кажется, что этот астероид нацелен прямо в них, что он прилетел из Бог весть каких далей только для того, чтобы упасть на столицу Великобритании и раздробить ее вдребезги. Так всегда бывает у необстрелянных людей. Стоит начаться перестрелке – и им кажется, что все пули летят прямо в них. Впервые за много сотен лет для Британии возникла угроза, от которой ее уже не защищал пролив Ламанш, он же Канал.

Паника на лондонской бирже оказалась только началом подступающего хаоса. Многие влиятельные и состоятельные господа, владельцы заводов, газет, пароходов (точнее, миноритарных пакетов акций в различных предприятиях) по своей внутренней сути ничем не отличались от представителей этой самой толпы. Именно поэтому после выхода известного бюллетеня Кембриджской обсерватории под названием «Сведения об астероиде, летящем в сторону Земли» (который перепечатали все газеты: от солидной «Таймс» до самых желтых листков) этим людям сразу захотелось продать принадлежащие им бумаги, чтобы вслед за тем, обратив средства в звонкую монету, покинуть туманный Альбион и укрыться где-нибудь подальше – там, куда не достанет чудовищный взрыв. К их услугам были Канада, Североамериканские соединенные Штаты, а также Куба, где всегда рады любым иностранцам, лишь бы у них были деньги. И пока по железным дорогам ходили поезда, а от пристаней согласно расписанию отчаливали пароходы, у некоторых из этих людей даже получалось исполнить это свое желание. Однако со вчерашнего вечера все встало с такой надежностью, будто страну разом накрыла общенациональная забастовка.

Торопливый, больше похожий на бегство, отъезд депутатов парламента и правительственных министров, стремящихся скорее убраться из полосы поражения, наложил на Лондон клеймо города, обреченного на уничтожение. Вслед за представителями власти город покинули иностранные дипломаты – в первую очередь, русские и германские – организованно эвакуировавшись на зафрахтованном пароходике. Потом как-то незаметно с улиц британской столицы исчезли внушающие почтение «бобби» – и, сначала робко, а потом все активнее, в городе начались погромы, грабежи, изнасилования и все прочее непотребство, что творит вырвавшаяся на волю толпа. Дошло до того, что адмиралу Фишеру, направившемуся в Букингемский дворец, пришлось брать с собой вооруженный эскорт из морских пехотинцев из команды броненосного крейсера «Кинг Альфред». Эти суровые парни, обладающие пониженной стеснительностью и повышенной суровостью, были готовы без промедления применить свое оружие по любому, кто попытался бы преградить путь их любимому адмиралу. Командовал эскортом молодой лейтенант Джон Тови. Путь чуть более километра (от Вестминстерского моста, где причалил миноносец, до Букингемского дворца) не был отягощен какими-либо происшествиями.

Впрочем, особых бесчинствующих толп в районе, где расположены здание Парламента и королевский дворец, не наблюдалось. Шотландские гвардейцы в высоких медвежьих шапках оставались на постах, да и погромщики не выражали никакого социального протеста, а лишь стремились улучшить свое материальное положение. То ли дело находящаяся по другую сторону от дворца улица Пикадилли, полная модных магазинов и других шикарных заведений… Вот там честному джентльмену лучше не появляться, даже если у него в кармане заряженный «бульдог^[49]». Накинутся толпой и растерзают, и не помогут несчастному жалкие шесть пуль в цилиндрическом барабане…

Собственно, адмирал прибыл в королевский дворец как раз потому, что власть была брошена и валялась на земле. Дело было за малым – нагнуться и поднять.

У парадного входа во дворец имел место не только караул в полной парадной форме цвета вареного рака, но и взвод гвардейцев в полевом обмундировании цвета хаки, а при них – два собранных и готовых к бою пулемета «Максим» на раздвижных треногах. Всего одна очередь поверх голов в предутренний час с легкостью убедила мародеров пойти поискать себе добычу где-нибудь в другом месте.

– Добрые вы, – сказал адмирал Фишер, пожимая руку командиру королевского шотландского полка генерал-лейтенанту Джорджу Хэй Монкриффу, – я бы приказал стрелять на поражение. Невинных в толпе нет; невинные или сидят дома или правдами и неправдами стараются выбраться из города.

– Таков был приказ короля, – сухо ответил старый шотландец, – а мы привыкли исполнять королевские приказы, а не обсуждать их всуе. А вы, Джон, идите, Его Величество вас давно ждет.

Его Величество действительно ждал, в нетерпении прохаживаясь по гостиной. С тех пор как он регулярно стал посещать русских врачей из будущего, он стал значительно подвижнее и жизнерадостнее. У всех, кто его знал, уже была уверенность, что король благополучно переживет 1910 год и эдвардианская эпоха продлится, по крайней мере, еще какое-то время. Поговаривали даже, что у короля завелась новая любовница… но это было бы уже слишком – в его-то шестьдесят семь лет.

– Джон, – сказал он вошедшему адмиралу, – я получил новое послание от своего племянника Майкла, и оно меня не радует. Защита у нас с тобой будет так себе. Вероятность того, что удар астероида по Лондону удастся отразить, составляет не более сорока процентов. Но это не единственная неприятная новость. Если этот булыжник задумает пролететь над нашими головами и упасть за Лондоном, то с увеличением расстояния степень защиты будет только ухудшаться, а предотвратить удар по Бирмингему, Манчестеру или Глазго, как оказалось, и вовсе невозможно. А все дело в том, что в таком случае астероид над Каналом будет находиться на такой высоте, куда оружие из будущего просто не добивает. Русский крейсер встанет у нашего берега носом к врагу и будет стрелять по астероиду на встречных курсах в упор – таким оружием, что один его выстрел способен уничтожить целую эскадру. Проблема в том, что астероид не понимает близких накрытий, ему необходимо прямое попадание. Одно-единственное прямое попадание! Как там говорят у русских: «Или грудь в крестах, или голова в кустах». И еще один вопрос. Даже в случае успеха не исключены жертвы среди жителей побережья, и чем ближе к берегу произойдет подрыв, тем больше будет убитых и раненых, поэтому было бы неплохо озаботиться эвакуацией возможной зоны поражения. Впрочем, к этой теме мы еще вернемся.

– В любом случае, – сказал адмирал Фишер, – отразят русские удар астероида или он все равно свалится на Британию, сложившееся внутри страны положение нетерпимо. Страна без власти – это как человек без сознания: любой может подойти и совершить какое-нибудь непотребство, воспользовавшись беспомощным состоянием.

– Действительно, Джеки, – хмыкнул король, – ну а теперь поговорим о приятном. Вон там, на столе, мой указ о приостановке полномочий нынешнего состава Палаты Общин, как бросившего страну на произвол судьбы и укатившего черт знает куда и соответственно, отставке правительства. Я же сижу в своем дворце и буду сидеть и дальше, несмотря на то, что страшно до жути и хочется бежать куда глаза глядят. И вместе со мной остаются славные шотландцы, твои моряки и много других, мелких и незаметных людей, продолжающих тянуть свою лямку. Так почему тогда господа депутаты дезертировали со своих постов, в то время как ты и я остаемся на месте? Так что, если все пройдет благополучно, я распущу эту говорильню и назначу следующие выборы на тот момент, когда мы с тобой вернем Великобританию в чувство. А пока, Джеки, временный премьер-министр – это ты. Об этом мой второй указ, ибо страна не должна оставаться без управления. И выбор этот я делаю совершенно осознанно, поскольку именно ты – тот человек, который не бросил свой пост в тот момент, когда от безысходного ужаса хочется лезть на стену. И полномочия поэтому у тебя будут воистину диктаторские…

– Ну что же, Берти, – ответил адмирал Фишер, – я готов верой и правдой послужить тебе и Британии. Я хоть и не шотландец, но тоже не побегу с поля боя, и клянусь, что буду верным слугой тебе и нашей стране Британии. Я служил ей на палубах кораблей королевского флота, служил в качестве первого морского лорда, а теперь послужу и как премьер-министр.

– В первую очередь, – сказал король, – в Лондоне необходимо остановить панику, навести в городе элементарный порядок и организовать эвакуацию. Хотя бы женщин с детьми. Бурная деятельность – это, скажу тебе, лучшее средство от паники. Ты должен быть суров и непреступен, но при этом гуманен и милосерден. Следующие выборы должна выиграть твоя партия, даже несмотря на то, что у тебя ее еще нет. Нужно красивое, звучное название, которое привлечет к себе внимание людей, даже если они не знакомы с твоими деловыми качествами, и бросить клич… Майкл прислал мне несколько подсказок, и думаю, что наилучшим вариантом будет «Единая Британия». Это будет партия людей, которые не делят себя на либералов и консерваторов, а вместо того стремятся приносить пользу своей стране. Король, по обычаю, должен держаться в стороне от политики, но поскольку твоя партия будет олицетворять единство страны, то я вступлю в нее одним из первых. А сейчас, Джон, иди и начинай заниматься делами, ибо мы и так непозволительно долго тянули с этим делом.

Такой вот у короля и его верного клеврета получился короткий разговор. Да и что там было говорить – требовалось действовать, и немедленно. Не то чтобы Фишер был большим сторонником дружбы с Россией и другими странами Континентального Альянса, но он хотел, чтобы политика его страны вершилась в соответствии с прагматичными побуждениями и реальными государственными целями, а не исходя из давно отживших свое идеологических догм. Помимо всего прочего, сейчас адмиралу требовалось определиться с кандидатурой человека, который от имени британского королевского флота будет присутствовать на русском крейсере, когда тот выйдет на бой с астероидом. Человек это должен быть молодой, с гибким умом и острым глазом… Выходя из Букингемского дворца, адмирал Фишер вдруг остановил свой взгляд на лейтенанте Джоне Тови^[50]. А что – кандидатура ничуть не хуже, а может, и лучше других, ибо этот молодой человек отвечает даже самым строгим требованиям. Увидеть ему на корабле пришельцев из будущего предстоит многое, а рассказать о еще большем…

Этим утром принц Уэльский Георг, как ни в чем не бывало, с утра плотно позавтракал и выкурил в курительной комнате папиросу. Потом он попрощался с женой, поцеловал детишек, подумав, что младшенького, Джона, надо бы наконец свозить в Санкт-Петербург, показать врачам из будущего. Трехлетний малютка страдал эпилепсией, и британская медицина тут была бессильна. Покончив с семейными делами, принц спустился вниз, где у парадного крыльца его уже ждал открытый экипаж и эскорт из конных гвардейцев, казармы которых располагались неподалеку. Ехать ему было всего ничего – до Букингемского дворца, куда его призывал царственный отец. Расстояние составляло чуть больше шестисот метров, но принцы – это такие люди, которые даже в сортир предпочли бы ехать на коляске или верхом. К тому же в отдалении, на Пикадилли и дальше, постреливали. Там морская пехота и отдельные армейские и гвардейские части пытались пулей и штыком вытеснить погромщиков из благополучного центра на их гнилые окраины.

Выстрел из винтовки прозвучал неожиданно, когда наследник британского престола уже почти сел в коляску. Неловко взмахнув руками, он повернулся вокруг своей оси и рухнул наземь с подножки экипажа… Ранение было смертельным. Тупоконечная пуля старого образца, выпущенная с дистанции сто ярдов, ударила под горло чуть выше ордена Бани и вышла со спины над лопатками, попутно перебив трахею и позвоночный столб. С такими ранами не только не живут, с ними даже не мучаются. Люди, кинувшиеся на помощь наследнику престола, увидели только кровь, заливающую черный морской мундир, и услышали последние хрипы затихающего дыхания. Минута – и все было кончено. Принц Георг скончался на месте еще до прибытия врача и священника. Любящая супруга, со всех ног кинувшейся к месту происшествия, тоже не застала принца живым.

Тем временем конные гвардейцы вскачь бросились за убегающим убийцей, одетым, как бы это ни было удивительно, в полевую форму британского солдата. Даже среди деревьев, обрамляющих недавно проложенную улицу Мэлл, на ровной местности, пешему совершенно невозможно удрать от всадников – и преступник, укрывшись за стволом толстого дерева, стал отстреливаться. Он убил одного гвардейца, ранил еще четверых, а последнюю пулю, уперев приклад в землю, выпустил себе под подбородок. И на все это, от первого и до последнего выстрела, у него ушло меньше минуты. Прежде такого произойти никак не могло, но сейчас, когда вооруженные солдаты на улицах стали самым обычным явлением, а законопослушные джентльмены попрятались по домам, обратить внимание на вооруженного праздношатающегося солдата и помешать ему оказалось некому.

Спешившись, всадники обыскали труп, стараясь не смотреть на страшно развороченную голову покушавшегося. В его карманах они обнаружили документы на имя рядового Бриана Коллинса из 18-го территориального батальона лондонского ирландского полка. Если верить найденным бумагам, то убийца принца Уэльского вместе со своим батальоном был участником не так давно минувшей англо-бурской войны, на которой он премного отличился особо меткой стрельбой. Помимо документов, при покойнике имелась предсмертная записка, гласящая: «Ирландия будет свободной!», а также некоторое количество денег, проходящих по категории «карманная мелочь». Кроме того, на месте засады была обнаружена самодельная маскировочная накидка-лохматка, которая позволила стрелку, прикинувшемуся поросшим травой холмиком, оставаться незамеченным до самого момента выстрела. В воздухе отчетливо запахло русским следом…

Прошло совсем немного времени, а на место происшествия уже прибыли новые действующие лица. Первым примчался комиссар (руководитель) Скотланд-Ярда Эдвард Генри вместе с внушительной командой сыщиков из убойного отдела. Они там, в Скотланд-Ярде, все последние сутки держали круговую оборону, не имея ни малейшего представления о происходящем. Худшее для служивого народа начинается тогда, когда в критической ситуации он обращается наверх за руководящими указаниями, а руководителя уже и след простыл. Само по себе, без руководства, в государстве ничего не работает. И вот с момента назначения адмирала Фишера временным премьером эта машина вновь завертела свои колесики. Были, конечно, дезертиры и среди работающих на улице констеблей, и среди сыщиков, но в общем и целом полицейская машина Лондона сохранила работоспособность. Выяснив, что убийца, по все видимости, является ирландцем, Эдвард Генри послал за специалистами из Специального Ирландского Отделения. Фении – особенно те, которые стреляют и кидают бомбы – это как раз по их части.

Чуть позже следственной бригады из Скотланд-Ярда в сопровождении конвоя морских пехотинцев на месте происшествия как чертик из табакерки возник адмирал Фишер, благо офис премьер-министра, занимаемый им в качестве временного главы правительства, располагался неподалеку. И вслед за адмиралом там же появился король Эдуард, которому покойный, пока был жив, приходился единственным выжившим^[51] сыном. Одного взгляда на команду деловитых следователей, труп сына и безутешно рыдающую вдову оказалось достаточно для того, чтобы понять, что над разлитым молоком плакать уже поздно.

– Ну, вот этого я и боялся, Джон… – тихо сказал он адмиралу Фишеру, отозвав того в сторонку.

– Чего именно, Берти? – не понял несколько замотанный дневными делами адмирал.

– Думаю, – сказал король, – что смерть моего сына оказалась расплатой за то, что произошло в Петербурге четыре года назад. Но это лишь часть правды. До той поры, пока отношения между нашими империями не стали налаживаться, в России на базе корпуса морской пехоты господина Бережного функционировала самая настоящая фабрика по подготовке боевиков ирландских фениев и бурских реваншистов. Каждый, кто выказывал желание пострелять в британских солдат, получал там самый радушный прием, а также необходимые для этого занятия специальные знания. Точно так же, как наши деятели-политиканы десятилетиями прикармливали польских, кавказских, еврейских и прочих врагов русского режима.

– И вы, Берти, так спокойно об это говорите? – удивился адмирал Фишер.

– Дело в том, Джон, – сказал король, – что это еще не вся правда, далеко не вся… Если бы дело ограничивалось только счетами за убитого русского царя, то несчастного Георга никто бы и не тронул. Не такой человек мой племянник, чтобы отправлять на смерть невиновных…

– А возможно, Берти, это была инициатива самих фениев? – предположил адмирал Фишер.

– Возможно, – согласился король, – но я думаю немного иначе. Тори писала мне, что там, в другом мире, когда в России произошла революция, мой сын Георг, уже будучи королем, отказался принять на британской земле свергнутого русского царя, его семью и самого Михаила, заявив, что английский народ не потерпит присутствия свергнутого тирана. И это при том, что «свергнутый тиран» приходился ему двоюродным братом и союзником по антигерманской коалиции. Впоследствии их, я имею в виду Романовых, почти всех убили. Как это бывает, Джон, ты можешь узнать, перечитав историю Великой Французской Революции, только в двадцатом веке вместо гильотин дело решали револьверы. Я когда узнал о той истории, то ругался как последний грузчик из доков. Я и не знал, что мой сын вырос таким кретином. Окажись я на месте Майкла – быть может, поступил бы точно так же. Было бы невыносимо сидеть и ждать, когда на трон взойдет человек, который при первой же возможности сдаст тебя на смерть политическим флибустьерам вместе со всей семьей. Если бы Георг взошел на трон, он уничтожил бы все, что мы сейчас с тобою делаем. Вернувшись к политике моей матери, возможно, в союзе с Североамериканскими Соединенными Штатами, он бы снова начал дурацкую войну кита со слоном. Помнишь, как я говорил тебе, что боюсь умирать? Так вот, причина была как раз в моем сыне. В прошлый раз у него прекрасно получилось при всеобщем одобрении втравить нашу Британию в мировую войну. Я и сам начинал задумываться над тем, как бы вынудить его отказаться наследовать престол, отрекшись в пользу одного из своих сыновей, но, как видишь, пуля ирландца оказалась быстрее. Как отец я скорблю всей душой, а как король вздыхаю с облегчением. Хотел этот ирландец того или нет, но этот выстрел решил большую государственную проблему…

Немного помолчав, король продолжил:

– Значит так, Джон. Это дело надо замять как можно надежней. Крути этому Эдварду Генри руки-ноги, но следствие должно выдать чисто ирландскую версию. Тем более что это солдат нашей армии и коренной житель Лондона, хотя и ирландец. Русские в любом случае должны оставаться в стороне, независимо от того, замешаны они в этом покушении или нет. По крайне мере, в газетах (а ведь после метеорита у нас снова будут газеты) ничего подобного быть не должно. А теперь, Джон, пойдем утешать безутешную вдову, которой уже никогда не быть королевой, разве что королевой-матерью…

– Так вы что, Берти, – с интересом спросил Фишер, – намереваетесь завещать британский престол своему внуку?

– Не только намереваюсь, – ответил король, – но и сделаю это. А сейчас, поскольку женщинам и подросткам не нужно держать марку так строго, как нам, взрослым мужчинам, вы возьмете семью моего сына под свою опеку и вывезете в безопасное место на миноносце. Понимаете? Удастся русским отразить метеорит или нет, но моих внуков, особенно старших, а также их мать, принцессу Текскую, к этому моменту из зоны поражения необходимо убрать.

– Знаете что, Берти, – сказал адмирал Фишер, пожимая плечами, – я вам совершенно не завидую, и в то же время искренне вами восхищаюсь. И я согласен с тем, что мальчикам и их матери совершенно не нужно подвергать себя неоправданному риску. Неизвестно, как еще дело обернется с этим астероидом, но Великобритании на замену королю требуется иметь наготове неоспоримо законного наследника престола…

– У этого наследника престола должен быть подходящий воспитатель, – вздохнул король, – а иначе мы вернемся к тому, от чего ушли. Поверь, у нас в Британии найдется очень большое количество людей, желающих внушить юному и недееспособному королю СВОИ идеи. А это неправильно. Нет уж, потчевать наследника престола следует исключительно ПРАВИЛЬНЫМИ идеями. Понимаете, Джон, я уже не молод и вряд ли дотяну до совершеннолетия хотя бы старшего из внуков. А вот у вас – у вас шанс есть. В противном случае их пришлось бы отдать под опеку Тори, а фактически ее мужу. С одной стороны, это лучшее воспитание и образование, какое можно получить под этими небесами, а с другой стороны, британского короля воспитывать лучше все-таки в Британии.

– Да ладно вам, Берти, – пожал плечами адмирал Фишер, – вы еще, наверное, меня переживете. А вот с вашим зятем идея дельная, но только мальчиков надо отправить в Россию не на воспитание, а с краткосрочным визитом. В конце концов, юный болгарский царь не только ваш дальний родственник, но и ровесник обоих старших принцев. Я бы не хотел, чтобы они находились в Британии в то время, пока мы будем наводить тут окончательный порядок, – последовал быстрый кивок в ту сторону, где вокруг трупа злосчастного убийцы столпились агенты Скотланд-Ярда. – А то вдруг кто-нибудь захочет повторить выходку этого обормота…

– Вы совершенно правы, – хмыкнул король, – но только все это будет иметь хоть какое-то значение только в том случае, если нам обоим удастся пережить завтрашний день. А сейчас все-таки давайте наконец пойдем и утешим несчастную вдову. Ведь она с моим сыном жила такой идиллической семейной жизнь, что мне даже было немного завидно.

– Да нет уж, Берти, – хмыкнул Фишер, – пойдем мы туда вместе, а утешать будете вы лично. Это все-таки ваш сын и ваша невестка. А я, делая скорбный вид, постою в сторонке, олицетворяя опечаленные таким безобразием широкие народные массы нашей Британии.

В ответ король только молча кивнул, и они направились туда, где над телом мужа рыдала вдова-принцесса, а дети скорбно стояли в сторонке. При этом у адмирала Фишера мелькнула мысль, что четыре года назад почти такой же труп (Николай Второй и принц Георг были похожи как братья-близнецы) неутешная вдова даже не смогла оплакать, потому что трупа как такового, собственно, и не было. Все разорвало на части. И кто его знает – возможно, уже завтра гигантский метеорит сравняет Лондон с землей, и тело принца Георга исчезнет так же, как исчезло тело его двоюродного брата…

– Крепись, Мария, – сказал король своей невестке, остановившись напротив и тяжело опираясь на трость, – все мы ходим под Богом, а члены королевской семьи в особенности. Твой муж пал от руки безумца, одержимого ложными идеями, но у тебя остались дети, и твой долг – жить ради них. Ты должна быть стойкой и мужественно перенести эту утрату.

Скорбно помолчав для приличия, король продолжил:

– Ради вашей безопасности, безопасности моих внуков, старший из которых является наследником престола, а младшие стоят за ним в очереди, я приказываю тебе, Мария, взять с собой минимум вещей и отплыть на военном корабле, ну, например, в Розайт^[52]…

– Ваше Величество, – спросила сбитая с толку женщина, глядя на труп мужа у своих ног, – а как же Георг?

– Мы поставим гроб с его телом в собор Святого Петра, – сказал король, – и поручим заботу о нем самому Господу. Если завтрашний день пройдет нормально, то вы вернетесь и мы завершим обряд похорон по королевскому чину. Если же метеорит все-таки упадет на Лондон, то мой сын и твой муж так или иначе упокоится в славной компании своих предков. Но самое главное – даже если мы все погибнем, твои дети должны жить, чтобы воспринять власть и породить новое поколение Саксен-Кобург-Готских. А теперь идите и собирайтесь в дорогу, ибо время дорого, метеорит ждать не будет.

Затравлено осмотревшись по сторонам, Виктория Мария Текская кивнула и как бы нехотя побрела во дворец – собирать вещи для короткого путешествия. Но особенно важно для нее было проследить за сборами трехлетнего Александра Джона, ибо младший из принцев был не только мал, но и весьма болезнен.

После того как первая болгарская армия разгромила под Куманово три корпуса турецкой армии, ситуация в Македонии развивалась следующим образом. Закончив боевые действия на севере, и заняв Скопье, генерал Тошев отрезал турецкую группировку в Косово и северной Албании, предоставив право на ее съедение сербам и черногорцам. После этого, установив линию разграничения с союзниками, командующий первой армией расположил в гарнизонах набранную из резервистов десятую пехотную дивизию для наведения порядка, а основными силами кадровых первой и шестой дивизий повернул на юг, преследуя разрозненные и беспорядочно отступающие турецкие подразделения. Шестая дивизия двигалась на Гевгелию, а первая на Монастир (Битолу) и древнюю Охриду. При этом никакой организованной силы, способной противостоять наступающим болгарским частям, у турок уже не имелось. Зато местное болгарское население с радостью встречало освободителей, а спускающиеся с гор или выходящие из подполья четы, сразу же заявляли: «мы тут власть».

Тем временем вторая армия под командованием генерала Тодорова, продвигавшаяся на юг по долине реки Стримон, последовательно бивала турецкие заслоны. Двадцать пятого, в день битвы у Куманово, был освобожден Петрич; двадцать седьмого болгарские войска, следуя за руслом Стримона, обошли хребет Беласица и вышли на болотистую равнину между горными массивами Керкини и Мавровуни, по которой проходила ветка железной дороги, связывавшей Фракию и Македонию. С этого момента сухопутное сообщение между Македонией и основной территорией Османской империи могло считаться прерванным. Узкая немощеная дорога, петляющая вдоль берега Эгейского моря, была не в счет. Там, на равнине, вторая армия разделилась, тринадцатая дивизия, сформированная из резервистов, повернула на западную Фракию, имея своей задачей занять города Кавала и Драма, а двенадцатая и седьмая дивизии повернули на Салоники. Им предстояло пройти сто километров по извилистым горным дорогам, а также преодолеть ожесточенное сопротивление турецкого заслона на перевале, проходящем через хребет Керкини. К утру двадцать девятого июня болгарские войска сломили сопротивление турок на этой позиции и две дивизии болгарской армии форсированным маршем устремились на Салоники.

Одновременно с этими событиями, после разгрома турок под Куманово и сухопутной изоляции Македонии, «ожили» греческая армия и флот. Основной задачей греческих моряков было установление контроля за восточной частью Эгейского моря, блокада Дарданелл и разрыв морских коммуникаций, связывающих Салоники и Стамбул. Морская битва при Лемносе случилась двадцать восьмого числа. Три старых броненосца береговой обороны и несколько эсминцев – с греческой стороны; два устаревших броненосных крейсера, два новейших бронепалубника второго класса, также при поддержке эсминцев – со стороны турок. Итог – ничья с преимуществом в турецкую сторону, потому что по итогам боя их бронепалубный крейсер «Хамидие» сохранил боеспособность, а все корабли греческого флота, в том числе его «ударная» составляющая – эскадра броненосцев береговой обороны – получили повреждения, подразумевающие их длительный и вдумчивый ремонт. Вдумчивый – в том смысле, что стоит ли вообще этот хлам чинить? Тихоходные, полуказематные^[53] творения верфи в Нанте банально не успевали маневрировать вслед за юркими турецкими бронепалубниками. «Хамидие» и «Меджидие» стараясь держаться на кормовых углах от греческих броненосцев, подальше от их сильного носового залпа, закидывали корабли противника снарядами из своих вполне современных длинноствольных орудий калибра в сто пятьдесят два и сто двадцать миллиметров, и закономерно преуспели. Два турецких старичка «Мессудие» и «Ассари Тевфик», ветераны войны с Россией тридцатилетней давности, которым греческие корабли годились в «сыновья», тоже поучаствовали в бою, но отделались умеренными повреждениями, потому что грекам банально было не до них.

На суше греческая армия бодро начала наступление восточнее горы Олимп вдоль побережья Эгейского моря в направлении Салоников. Предварительный план войны ничего такого не подразумевал, на самом деле греки должны были наступать западнее Олимпа в направлении Эпира. Такие изменения возникли под влиянием на греческую тактику и стратегию премьер-министра Георгиоса Феотокиса. Как и предвиделось в самом начале, греки решили стащить чужой кусок, лежащий с края стола, и двумя руками затолкать его себе в рот в надежде, что оттуда его уже никто не вырвет. Сопротивление греческим войскам оказывать было практически некому, поскольку все турецкие части находились на болгарском фронте, – поэтому восьмидесятитысячная армия под командованием наследного принца Константина бодро продвигалась вперед. Еще поговаривали о взятках, которые от некоторых греческих бизнесменов якобы получил командующий турецкими силами в Салониках Хасан Тахсин-паша, но это дело для Османской империи обычное. Без взятки там нельзя совершить ни одного даже насквозь законного дела, а уж за взятку… Одним словом, ожидалось, что греческие и болгарские войска подойдут к Салоникам почти одновременно.

В самих Салониках сложилась, мягко выражаясь, нервозная обстановка. Портовый город, крупный торговый центр, был переполнен иностранными подданными, различными торговыми представительствами и иностранными консульствами. Кроме того, почти равное количество греческого, болгарского и турецкого населения вызывало в этих группах резко противоречивые чувства относительно приближающихся войск. Христианское население – как местные, так и иностранцы – опасались, что турки перед сдачей города устроят резню, как и завещал им султан Абдул-Гамид. При этом греки и иностранцы не хотели, чтобы город брала болгарская армия, болгары – чтобы греческая, а турки желали, чтобы и те и другие куда-нибудь сгинули и снова наступили благословенные времена османского могущества, ибо победитель потребует их выселения на территории, оставшиеся под османской властью. Поговаривали, что к городу вот-вот подойдет международная (считай английская) эскадра и установит над ним свой протекторат, что послы Великобритании и Франции уже сделали в Санкт-Петербурге самые решительные демарши, что весь мир только и думает о том, чтобы спасти город Салоники от болгарской (читай русской) оккупации. Но это все было так, слухи, основанные только на извращенно предвзятом мнении частных лиц, лишенных доступа ко всему многообразию политической информации, а потому мыслящих по инерции несколько устаревшими шаблонами.

Таким образом, в общем и целом, стратегическая обстановка складывалась для Болгарии благоприятно. Почти вся территория Македонии была уже освобождена, и в самом ближайшем времени в первой и второй армиях должны высвободиться как минимум четыре дивизии из шести. После этого образовавшиеся резервы можно будет бросить на фракийское направление, где нынче идут бои местного значения. И там они будут не лишними. Лозенградско-андрианопольская группировка османской армии пока только наполовину окружена и стойко держится на своих позициях. К сожалению, младотурецкий переворот во Фракии как-то не задался, и поэтому части расквартированной там второй турецкой армии сохраняют преданность султану Абдул-Гамиду и подчинение его сераскиру Мехмеду Реза-паше. С азиатской части Турции во Фракию непрерывно идут подкрепления, разумеется, с учетом того, что одновременно османскому командованию необходимо усилить и четвертую армию, прикрывающую закавказское направление, где Россия в любой момент способна открыть второй фронт. А тут, как говорится, за двумя зайцами погонишься – каблуком в лоб и схлопочешь.

Но не все текущие вопросы касались Османской империи. По канувшему в лету Берлинскому трактату часть Болгарских земель отхватила себе Румыния, и всяческие намеки болгарской и русской дипломатии о том, что Южную Добруджу необходимо передать законным владельцам, румынскими властями просто не воспринимались. Но все когда-нибудь кончается, в том числе и терпение хозяина Зимнего Дворца. По странному совпадению, оно истекло как раз в канун падения на Землю гигантского метеорита. Императорское послание, доставленное в королевский дворец в Бухаресте, давало королю Румынии семьдесят два часа на принятие окончательного решения, после которого исправить что-то будет уже невозможно.

Получив грозное послание русского императора Михаила, румынский король Кароль Гогенцоллерн-Зигмаринен под номером «один», которому недавно стукнуло шестьдесят девять лет, не на шутку струхнул. Была уже у русского царя определенная репутация, не допускающая двояких толкований. Его брат, отец и тем более дед вели себя гораздо цивилизованней. А Добруджа, (пока что речь шла только о южной части этой провинции), по правде говоря, досталась Румынии за красивые глаза – то есть за то, что король у нее немец и во всех своих политических телодвижениях ориентируется не на близкую Россию, а на далекую Германскую империю. С другой стороны, если без боя отдать хотя бы маленький кусочек румынской территории, в стране поднимется движение протеста. Консерваторы и либералы мигом объединятся и скинут короля, который вздумал разбрасываться провинциями. Это воюет румынская армия не очень хорошо, а вот военные перевороты выходят у нее просто загляденье. А королю на старости лет что-то не особо хотелось в изгнание. Он правил Румынией уже сорок два года, и эта работа ему нравилась. И вообще, дали бы старику спокойно умереть, не мучили бы различными проблемами. Ведь еще год-два – и все, в склеп на вечный отдых…

Поэтому, не будучи уверенным в правильности решения, которое он мог бы принять с перепугу, не оценив всех его последствий, Кароль Первый позвал на совет наследника престола. Ну а поскольку единственная дочь короля умерла в младенчестве, то наследником в румынском королевстве числился его племянник по имени Фердинанд – естественно, тоже Гогенцоллерн-Зигмаринен. Но племянник представлял собой не Бог весть какое сокровище – так, безвольная тряпка и пустое место. Единственным настоящим увлечением в жизни наследника румынского престола была ботаника. Зато всеми необходимыми монарху качествами, причем в избыточном количестве, обладала его жена Мария Эдинбургская и Саксен-Кобург-Готская, дочь Альфреда Эдинбургского, младшего брата нынешнего британского короля и Великой княжны Марии Александровны, дочери русского царя Александра Второго и сестры Александра Третьего. У самого Кароля тоже была жена-королева, но ее интересы лежали больше в литературно-художественном, чем в политическом направлении, поэтому разговор проходил в ее отсутствие. Зачем зазря волновать пожилую женщину, которой в декабре исполнится шестьдесят пять… Пусть пишет свои дамские романы на немецком языке.

– Итак, племянничек… – проскрипел навстречу наследнику и его половине Кароль Первый, – должен сообщить тебе пренеприятнейшее известие. Ее, – кивок в сторону принцессы Марии, – русский кузен Михай намерен отнять у нас Добруджу. И добро бы для того чтобы присоединить ее к своей Империи, – но нет, он хочет отдать отнятую у нас провинцию этим никчемным болгарам. И в этом его молчаливо поддерживают как наши германские родичи, так и британский король. Хотя Эдуарду Седьмому сейчас немного не до политики, потому что на Британию падает огромный метеорит. Правда, при этом он падает еще и на Францию, но думаю, хе-хе, что англичане с французами сами решат, на кого он упадет сначала, а на кого потом. В любом случае, в связи с такой коллизией, мы остались против русского медведя один на один. При этом у нас до сих пор сохраняется возможность попросить помощи у императора Франца-Иосифа, но не думаю, что это допустимый вариант. Ну что скажешь, наследничек? Русский царь требует ответить в течение семидесяти двух часов, после чего события начнут развиваться как бы сами по себе…

Фердинанд, не ожидавший такой встречи, стал растерянно оглядываться по сторонам, пока не остановил свой взгляд на собственной супруге.

– Э, дорогая… – сказал он, – русский царь все-таки твой родственник. Ты же мне рассказывала, как в детстве вы мило играли с его братьями и сестрой во время визитов семьи твоего русского дяди в Великобританию…

Мария Эдинбургская пожала плечами.

– В те годы, – сказала она, – Майкл был еще слишком маленьким, чтобы играть в нашей компании, как и сестрица Ольга. А теперь, когда Ники и Джорджи умерли, а Ксения погрязла в семейной рутине, оказалось, что в семье Романовых верховодят как раз бывшие малыши. А Ольга?! Это ж надо было догадаться – выскочить замуж за пришельца из будущего…

– Другая твоя «сестрица», – хмыкнул румынский король, – британская принцесса Виктория, – тоже вышла замуж за пришельца из будущего и, говорят, премного с ним счастлива. Мода у вас, что ли, такая пошла?

– Ну как вам сказать, дядя… – вскинула голову жена наследника престола, – у меня, например, уже есть муж, и я его ни на кого не променяю, но при этом не осужу ни Ольгу, ни Тори. Если они счастливы, то, значит, все сделали правильно.

– А что делать нам, румынам? – проскрипел Кароль Первый, – подчиниться наглому диктату или попробовать оказать сопротивление?

– Насколько я знаю, – ответила Мария Эдинбургская, – вместо Добруджи вам обещана Трансильвания, за исключением районов компактного проживания секеев, которым предстоит стать эксклавами Венгрии. Неужто вы считаете, что это неравноценная замена?

– Брать придется чужое, а отдавать-то свое… – вздохнул румынский король. – Стоит заикнуться об уступке Добруджи, как армия тут же устроит нам переворот. На это талантов у румынских генералов еще хватает…

– А еще, – в запале сказала супруга принца Фердинанда, – ваши генералы способны отдать приказ о расстреле из пулеметов безоружных крестьян. Ваших же собственных румынских крестьян! Тридцать лет назад русские отвоевали для вас Добруджу у турок, сегодня они собираются отвоевать Трансильванию у Австро-Венгрии. Даже образовалась Румыния потому, что соседние державы просто не смогли договориться, кому владеть этой землей.

– Но все равно, – сказал Кароль Первый, – если я пойду на поводу у вашего двоюродного брата, меня сразу же свергнут. И не надейся, что твоему мужу разрешат наследовать власть после моего отречения. Как бы не так. Эти тугодумные выберут себе очередного болвана, который будет делать все так, как им захочется.

Сделав небольшую паузу, король добавил:

– Я, пожалуй, прикажу начать всеобщую мобилизацию и передам руководство страной генералам. Если русский царь имеет серьезные намерения, то он без труда разгромит румынскую армию, и я с чистой совестью смогу одной рукой подписать приказ о капитуляции, а другой – смертный приговор сторонникам войны. А иначе общество меня не поймет. Передача земель без войны – это нонсенс!

– В таком случае, дядя, – сказала супруга наследника, – приготовься править изрядно урезанной страной, поскольку мой кузен вряд ли откажется от своих намерений. За те четыре года, пока он является императором, Россия ни разу не отступала от своих позиций более чем на полшага, да и то только для того, чтобы сделать вперед сразу два шага. Не исключено, что с тобой за подобную хитрость поступят так же, как с бывшим князем Болгарским. Подпишешь отречение в пользу законных наследников – и катись на все четыре стороны. Ведь так, любимый?

Любимый, то есть принц Фердинанд, только вяло кивнул. Ботанику он предпочитал всем прочим занятиям и опасался, что управление государством и прочие королевские обязанности отнимут у него все доступное время и с занятиями наукой станет даже хуже, чем сейчас.

– Вот счастье-то привалит! – тем временем сухо засмеялся румынский король, подтверждая подозрения своего племянника, – хоть отдохну немного на старости лет, ведь королевские обязанности не знают ни праздников, ни выходных…

За окнами стемнело, на небе, приглушенные отсветами газовых фонарей с венских улиц, засияли звезды, а в комнатах и залах дворца зажгли электрический свет. Лампочки эти назывались «русскими» – патент на их конструкцию был выдан на акционерное общество «особая эскадра адмирала Ларионова». По сравнению со своими предшественницами, угольными лампами накаливания, новые лампочки светили долго, иногда по полгода вместо одних суток, и давали яркий свет с чуть желтоватым оттенком, а не розово-красное тусклое свечение. И что больше всего выводило из себя хозяина Шёнбруннского дворца – в какой бы стране эти лампы ни производились – в Германии, Франции, САСШ или Австро-Венгрии – лицензионные отчисления исправно поступали в Российскую империю, способствуя усилению и так уже непомерно разросшейся страны. И ведь так не только с электрическими лампами. Император Михаил – такой молодой человек, который своего не упустит… и чужого, впрочем, тоже. Особенно если это чужое лежит без надзора или хозяин не в силах его защитить.

Вздохнув, Франц-Иосиф отвернулся от освещенного окна. В Шёнбруннский дворец только что доставили телеграмму, извещающую о смерти принца Уэльского Георга. Пуля фения? Да уж, как же. Длинная рука русского царя, не пожелавшего ждать, пока на Британию упадет гигантский метеорит. Впрочем, наследник престола, начальник генерального штаба и министр иностранных дел, приглашенные на эту чрезвычайно позднюю встречу, уже устали ждать его вступительного слова. И вправду, пора начинать.

– С момента нашей предыдущей общей встречи, – проскрипел император, – прошло почти три недели. Уровень угрозы с тех пор не уменьшился, а только вырос. Я, например, буквально всем своим старым телом ощущаю, что сейчас меня начнут бить. Господин фон Эренталь, что вы можете сказать по этому вопросу, как руководитель всей нашей имперской дипломатии?

– Ваше Апостолическое Величество, – поклонился императору министр иностранных дел, – сочувствия и уж тем более помощи от наших соседей мы точно не дождемся^[54]. У каждого есть к нам свои счеты или претензии. Одна лишь Швейцария не жаждет расширить свои пределы за нас счет, но на этом список нейтральных соседних держав можно считать исчерпанным. Три недели назад мы вполне всерьез рассчитывали на дипломатическую поддержку Франции и Североамериканских Соединенных Штатов, но французам из-за гигантского метеора сейчас не до нас, а североамериканский Госдепартамент оказался устрашен учебным крейсированием эскадры адмирала фон Эссена в непосредственной близости от главных портов этого государства. Они никого не задерживают и не досматривают, а просто маячат на горизонте, с легкостью уклоняясь от попыток североамериканских крейсеров их отогнать, и этого достаточно для того, чтобы биржи пришли в беспокойство, а дипломатия в ступор. Ведь, как у всяких торгашей, главным интимным органом североамериканцев является их счет в банке.

– Мы ожидали чего-то подобного, – проворчал Франц-Иосиф, – и в любом случае не рассчитывали на реальную поддержку со стороны нации фермеров и коровьих пастухов. С тех пор как русские агенты взорвали Адама Шиффа, немногие в Североамериканских Штатах рискнут возвысить голос против русского засилья. Кроме того, Америка слишком далеко; неужели нельзя было поискать друзей где-нибудь поближе? Ведь список стран Европы отнюдь не исчерпывается Германской империей, Францией или Великобританией…

– Что касается мелких европейских стран, – сказал Алоиз фон Эренталь, пожав плечами, – то, кроме выражения робкого сочувствия, мы от них ничего не дождемся. Швеция рада, что русская гроза прошла мимо нее. Дания связана с нынешним русским царем семейными узами. Норвегию вообще никто и ни о чем не спрашивает, тем более что тамошняя королевская семья во всем ориентируется на Лондон. Голландия переживает за свои дальние колонии. Бельгия придерживается нейтралитета в европейской политике, а Испания и Португалия находятся в глубочайшем упадке, так что их мнение вообще никого не интересует… Таким образом, можно сказать, что все наши дипломатические усилия не имели ровным счетом никого положительного результата.

– Неужели, дорогой Алоиз, – сказал эрцгерцог Франц Фердинанд, – попытки решить вопрос, опираясь на еще сохранившиеся у нас внутренние группы влияния в Германии или России, тоже оказались бесполезными?

Министр иностранных дел бросил быстрый взгляд в сторону императора, потом глубоко вздохнул.

– Ваше императорское высочество, – быстро сказал он, – говоря о наших так называемых группах влияния внутри высшего российского общества, вы, вероятно, шутите. Отношения между нашими империями стали портиться еще более полувека назад, и сейчас от тех людей, что задавали тон в Петербургских салонах во времена господина Нессельроде, не осталось и следа. Они все вымерли как какие-нибудь доисторические животные, и сейчас там царят совсем другие настроения. Я бы назвал их яростно-патриотическими, с сильным оттенком германского влияния. В Петербургском «обществе» сейчас витает предчувствие близкой грандиозной победы, и под его влиянием вокруг императора Михаила плотными рядами сомкнусь даже те, кто прежде был не прочь немного пофрондировать. Русское общество ведет себя как стая котов, нанюхавшаяся валерьянки, а отдельные благоразумные голоса заглушаются воинственными воплями. Османская империя, вопрос Черноморских Проливов, сербы и болгары, а также застарелая мозоль австро-русской вражды – это настолько насущные вопросы для русского общественного мнения, что по ним все высказываются единодушно. Вавилон, то есть Карфаген, должен быть разрушен; и как только в бой пойдет русская армия, от Вены и Будапешта не останется и камня на камне… Возможно, все дело в том, что турецкая армия в Македонии оказалась разгромлена всего за две недели и без малейшего участи русских солдат, силами войск одного только Балканского Союза, при том, что армия царя Михаила пока еще ждет приказа с прикладом у ноги…

– Турецкая армия, – сказал Франц Конрад фон Хётцендорф, – это воистину анекдот из двух слов. Ни боевого духа, ни умений, ни современного оружия. Крестьян с вилами она гонять еще может, а на большее оказалась не способна. Впрочем, большего мы от нее и не ожидали…

– Да, – кивнул каким-то своим внутренним мыслям Франц Фердинанд, – о России я, пожалуй, сказал зря. Уж очень там все запущено. А теперь, дорогой Алоиз, скажите – как высоко котируются наши акции на Берлинской бирже? ведь австро-германская дружба – дело совсем недавних времен, и наше место в германской постели, должно быть, еще не остыло…

– В Берлине настроения действительно несколько иные, чем в Петербурге, – кивнул австрийский министр иностранных дел, – там у нас и в самом деле еще немало друзей в высшем обществе. Но дело в том, что кайзер Вильгельм уже закусил удила и влечет германскую колесницу к обрыву, с которого уже не будет возврата. По некоторым сведениям, кайзеру при разделе территории Европы обещаны все австрийские земли с немецким населением, и на десерт – марш германских гренадер по парижским улицам. Идея собрать всех немцев под скипетр Гогенцоллернов полностью овладела хозяином Германской империи, и отвратить его от этой мысли невозможно никакими посулами.

– Да уж, – сказал Франц-Иосиф, – Париж для Вильгельма – это все равно что сыр в мышеловке. Теперь понятно, почему русский император так долго сдерживал германские аппетиты на французском направлении. Ему совсем не нужно было, чтобы его друг раньше времени наелся сладкого и потерял интерес к предстоящему банкету. Одним словом, понятно, что отвертеться от войны нам не удалось. Увы. Господин Конрад фон Хётцендорф, скажите, а насколько наша армия лучше турецкой? Ведь против нее будут воевать не болгары и греки, а русские, возможно, германцы и только чуть-чуть сербы. Мы все помним, чего нам сорок лет назад стоило столкновение один на один с Германской империей. Битва при Садовой^[55] в нашей памяти осталась такой зарубкой, какой для французов стал разгром при Седане.

Начальник австрийского генерального штаба скривил губы в скептической усмешке и расстелил на столе большую карту.

– Нам вряд ли придется воевать с германской армией, – сказал он, – зато русские, не объявляя мобилизации, под видом подготовки к летним маневрам подтянули почти свои дивизии постоянной готовности в непосредственную близость к нашим границам. А это тридцать армейских корпусов, включая два гвардейских, один гренадерский и еще четыре корпуса, переброшенных из Сибири, а также пресловутый корпус морской пехоты генерала Бережного. Судя по концентрации вражеских частей, против Кракова будет действовать от восьми до двенадцати вражеских корпусов. Еще восемь будут наступать на Лемберг (Львов), четыре с севера со стороны Люблина и четыре с востока со стороны Житомирской губернии. Еще четыре корпуса сосредоточены в Бессарабии и могут быть предназначены для вторжения в Трансильванию с южного направления совместно с румынскими войсками. При этом вся русская кавалерия выведена из состава армейских корпусов и сведена в два мощных кавалерийских соединения, именуемых конными армиями, и обе этих армии сосредоточены у наших границ, сразу за пехотными корпусами: одна нацелена на Краковское, а другая на Трансильванское направления. Всего на трех ключевых направлениях русские сосредоточили против нас полмиллиона штыков и пятьдесят тысяч сабель, при том, что мы можем выставить против них примерно двести пятьдесят тысяч штыков и сабель. Процесс мобилизации ландвера и гонведа только начался, поэтому в связи со значительным перевесом противника^[56] над нашими войсками длительная оборона Галиции не представляется возможной. Основная задача наших войск – не давая себя опрокинуть, с арьергардными боями отступать от границы с целью закрепиться на горных перевалах и продержаться там то время, которое необходимо для завершения мобилизации.

– Всего двести пятьдесят тысяч? – с сомнением переспросил император Франц-Иосиф. – Я думал, наша армия примерно вдвое больше…

– Еще сто пятьдесят тысяч наших солдат, Ваше Апостолическое Величество, – сказал Франц Конрад фон Хётцендорф, – будут воевать против Сербии и Черногории, а также беречь наши границы с Румынией и Италией. В любом другом случае нас просто начнут есть заживо. При этом надо учесть, что сербское командование оказалось умнее, чем мы думали. После проведения мобилизации, только часть их войск вторглась в Косово и Метохию, а остальные силы заняли оборону на границе с Воеводиной и Боснией, готовясь продержаться до тех пор, пока русские не нанесут нам поражение в Галиции и не прорвутся внутрь страны… Именно поэтому жизненно важно наличными средствами задержать русскую армию на перевалах, потому что иначе нас разнесут вдребезги с тем же шиком, с каким болгары разнесли турецкую армию в Македонии.

– Это не сербы так умны, мой дорогой Франц, – вздохнул наследник престола, – это император Михаил заблаговременно принял меры к тому, чтобы его солдатам не пришлось слишком спешить, выручая своих союзников из неприятного положения. Но сейчас я хочу сказать о другом. Исходя из той карты, что лежит на столе, я вижу приготовленную русскими бомбу, взрывчатый заряд страшной разрушительной силы, который уничтожит нашу империю и сделает ее пищей для победителей. Но при этом тут не хватает своего рода фитиля, детонатора, который подорвал бы этот заряд. Ведь сейчас все же не те времена, когда было можно без повода и объявления войны вторгнуться с армией на чужую территорию только потому, что она потребовалась для округления владений.

– За поводом дело не станет, – чопорно сказал Алоиз фон Эренталь, – сербы поднимут восстание в Боснии и император Михаил потребует, чтобы мы передали эти территории в состав их королевства. Или просто без всякого восстания последует ультиматум, что по причине отмены решения Берлинского конгресса мы должны вернуть эти земли законным владельцам. Один раз Россия уже воевала с Турцией за свободу болгар, так почему бы ей теперь не повоевать с нами за свободу сербов? А еще император Михаил может придраться к тому, что Австро-Венгрия проводит мобилизацию, ведь следующим шагом после нее непременно должна быть война. Требование прекратить мобилизационные мероприятия будет для нас неприемлемым, со всеми вытекающими из этого последствиями. И в то же время русский царь чувствует за собой право двигать свои войска по своей территории в необходимом ему направлении. В любом случае формальный повод для войны долго искать не будут, и поэтому она начнется ровно в те сроки, на какие ее назначил русский Генштаб.

– Говорил я вам, – проворчал начальник австрийского генерального штаба, – что превентивную войну с Сербией надо было начинать раньше, желательно еще пять лет назад, после убийства их предыдущего короля Александра Обреновича. Один на один мы бы с сербской армией справились. Но сейчас поздно плакать по упущенным возможностям. Увы. Мы сможем героически сопротивляться в отдельных местах, но без поддержки со стороны Германии гарантированно проиграем.

– Если Германия и вмешается в эту войну, то отнюдь не на нашей стороне, – сказал фон Эренталь, – лозунг «все немецкое должно быть немецким», активно продвигаемый кайзером Вильгельмом, говорит о том, что он положил глаз на Австрию и прочие территории, заселенные немцами. Вполне возможно, что германские войска вторгнутся на территорию Австрии только для того, чтобы защитить австрийских немцев от озверевших русских казаков, после чего эти земли намертво приклеятся к рукам германского кайзера – так, что не отдерешь.

– Я тоже не исключаю такой возможности, – сказал Франц Фердинанд, – когда речь заходит о чем-либо подобном, у германского кайзера разом пропадает всяческая стеснительность. В своих мыслях он завоевал уже почти весь мир. А решится все уже завтра, после того как упадет метеорит и станет ясно, где это случилось и каковы потери пострадавшей страны. Ведь ясно же, что именно к этому моменту истории все и приурочивалось. Я даже не исключаю, что какими-то путями русским агентам удалось сдвинуть сроки турецкой революции, чтобы она произошла как раз в тот момент, когда это больше всего нужно русскому царю. Вслед за турецкой революцией, как по русскому заказу, же полыхнула Балканская война, которая по первому же слову все того же императора Михаила готова переброситься на наши территории. Думаю, что и смерть британского наследного принца, и все прочее также приурочены к этому моменту… Моменту истины, который станет триумфом для русского императора.

Эрцгерцог Франц Фердинанд замолчал, внимательно вглядываясь в расстеленную на столе карту с нанесенной на нее дислокацией русских и австро-венгерских войск.

– Думаю, что большая часть нашего сегодняшнего обсуждения была совершенно напрасна… – наконец медленно произнес он. – Русские выиграют эту войну, как они и рассчитывали, всего одним ударом. Главное наступление русских произойдет не в направлении Кракова или Лемберга, где развернутся только отвлекающие операции, а с самого края польского выступа через перевалы в Татрах напрямую на Прессбург (Братиславу). Ведь не зря именно там в первом эшелоне находится корпус морской пехоты господина Бережного, а за ним – большое количество пехоты и кавалерии, которые вы, мой милый Франц, почему-то посчитали резервом. Ведь я вам уже говорил, что был на прошлогодних больших маневрах русской армии и, возможно, увидел немного больше, чем мне намеревались показать…

– Но корпус Бережного, который стоит в первом эшелоне, это же десантная часть, легкая пехота, вооруженная только тем, что возможно унести с собой на руках, – возразил Франц Конрад фон Хётцендорф. – Она не имеет не только тяжелой, но и вообще любой артиллерии, и на перевалах будет вынуждена идти грудью на пулеметы нашего гонведа.

– Знаете, что, дорогой Франц, – хмыкнул Франц Фердинанд, – я не сомневаюсь, что господин Бережной достаточно умный человек и свой пост получил не только потому, что сумел очаровать сестру нынешнего царя. Вот увидите. В надлежащий момент у его корпуса найдется и тяжелая артиллерия, и кое-что такое, о чем мы пока даже не имеем понятия. Такой вывод я сделал из того факта, что русские не стали проводить мобилизацию. Они рассчитывают, что война будет короткой как летняя гроза, а такое возможно только в том случае, если поражение нашим войскам будет нанесено в первом же сражении. После чего мы попадем в такое положение, что не сможем больше продолжать боевые действия. Несколько русских корпусов (а среди них половина всей их кавалерии), продвинувшиеся до Прессбурга, – наследник престола взял указку и показал на карте рассекающий удар, – как раз и могут быть тем неприятным сюрпризом, который вынудит нас заключить с русскими мир на любых условиях. Не возражайте, мой дорогой Франц, не нужно бесполезных споров, ибо все станет ясно уже очень скоро, а за столь короткое время, даже если вы со мной согласитесь, ничем не сумеете исправить положение. Это попросту невозможно.

– Да, ваше императорское высочество, – сказал начальник австрийского генерального штаба, также внимательно посмотревший на карту, – наша разведка докладывает, что в районе, где разместился корпус Бережного, особенно свирепствует русское ГУГБ, полностью парализовавшее нашу агентурную сеть. В других местах нет таких строгостей. В таком случае, если вы правы, то последствия этого воистину могут быть ужасными. Но что-то менять действительно поздно. Если война начнется завтра, то мы ее уже почти проиграли. Впрочем, и послезавтра тоже, а также еще в течение пяти-шести дней, которые потребуются для того, чтобы передвинуть на то направление дополнительные войска.

– Ладно, бездельники, – слабо махнул рукой император Франц-Иосиф, – идите все отсюда прочь. Я так и знал, что в тот момент, когда мне от вас нужна будет помощь, я ее не дождусь. И позовите моего личного врача. Что-то я нехорошо себя чувствую…