Далекое прошлое
Она ждала на берегу, и он в нетерпении налегал на весла, боялся не пережить те мгновения, что их теперь разделяли. Забылись проклятые мавки, корчащиеся в воде вороны пропали, как будто их и не было. Он все отдал за одну лишь возможность быть с ней рядом. Отшельником жить готов, только бы знать – она где-то рядом. Ему нельзя в ее деревню даже ногой ступить. Она и без того себя лютой расправе подвергла, когда сердце свое открыла.
Знамо ли дело: ведьма и послушник из монастыря решили, что быть друг без друга не могут.
Уж как стращал его настоятель, муками посмертными пугал, не понимая, что нет страшнее муки не видеть ту, что люба больше самой жизни. Его и веревками привязывали и в подвалах монастырских запирали, а он все равно к ней рвался. Вот и не выдержал настоятель, отпустил. На все четыре стороны отпустил.
А ему не нужно на четыре, одна всего сторона влечет, вот к ней и причалил. Выбежал на берег, в объятия любимую забрал и только шепчет, что не отпустит от себя больше. Да и некуда ему теперь идти. Отрекся от бога, от людей отрекся.
– Милый мой. Славный мой, – та, которую звали ведьмой, отвечала на его ласки, мутила разум. – Давай не пойдем никуда, лучше в лодку твою сядем и уплывем подальше. Есть ведь на свете место, где никто нас с тобой не осудит.
– Твой дом здесь!
Он аж на месте подскочил, когда услышал скрипучий, точно треск старой осины, голос. Поднял очи и увидел, что стоят перед ним толпой бабы. Все как одна в белоснежные платья до пят облачены, волосы у каждой, что смоль, головы алыми лентами вокруг лба повязаны.
Одна, самая старшая из них, и говорила, опираясь на массивный посох. Для чего он ей не ясно, стоит как жердь проглотила, спина ровная, взгляд ясный. И пусть в черных волосах серебрятся седые нити, никто не посмеет назвать такую старухой.
– Матушка, отпусти! – взмолилась его любимая, встав на колени, поползла к говорившей. А та ее посохом остановила, указав, где границей дозволено.
– Я тебя предупреждала. Ни один мужчина не осквернял своим присутствием это место. Тем более из этих… – На прибывшего гостя она не смотрела, словно боялась собственного осквернения. – Ты знаешь, что с ним будет.
– Матушка! – крик ударил по ушам. – Пощади!
– На рассвете проведем обряд. Отведите ее в дом. Этого заприте где-нибудь.
Не говоря больше ни слова, развернулась и пошла прочь, увлекая за собой остальных. Они тащили его любимую как на заклание, он же шел сам, ведомый невидимой силой. Руки, ноги будто опутало веревками, только как ни старался он их рассмотреть, не увидел. А язык так и вовсе отсох.
Прошли всего ничего, остановились. Впереди только поле широкое простиралось. Чего встали, не ясно. Только бабы вдруг стали одна за одной шагать и пропадать прямо в воздухе.
Когда до него дошла очередь, противиться не смог, только глаза зажмурил. А как открыл, обомлел. Не было больше поля, а была деревня. Большая, богатая.
Так вот где они все жили. Свою-то голубку он у реки встретил. Никогда не ходил на здешний берег, потому как под строжайшим запретом место для монастырских было. Увидел и пропал.
Неделю не поднимался с колен, молился, просил очистить от греховных мыслей. Да пустое все. Сам не понял, как уже в лодке очутился.
Долго так он плавал, потом молился и снова шел к реке, пока она сама его не окликнула.
Ох и горячи оказались ведьмовские губы, а ласки так и вовсе жарче адского пламени. Разве может кто против такого устоять? Вот и он не смог.
И теперь по его вине ту, что любит и за которую не задумываясь голову сложит, на рассвете казнят. Он слышал разговоры, знал, что сам навлек беду.
Проклиная себя, монастырь и всех, кто разлучил его с любимой, он обратился к тем силам, имен которых и вслух никогда не произносил…
Серая тень отделилась от его тела, встала в сторонке молчаливо. Ждет. Чего ждет – ясное дело! Он сказать не смог, кивнул только. Серый осыпался прахом.
Как он пережил ночь, сам не знал. Только утром услышал крики и стоны. И когда ворвалась к нему любимая, бросился со всех ног, не сразу сообразив, что нет больше на нем заклятия.
Хотел поцеловать, а она отстранилась, сказала горько:
– Ты не меня предал, ты любовь нашу на растерзание отдал. Мне теперь никогда не вернуться в родной дом, тебе же быть его пленником.
– Что же ты говоришь такое, родная? Я ведь всю ночь здесь и пробыл, не мог пальцем шевельнуть до самого твоего появления.
– Твои братья пришли на рассвете. Они жгут наши дома, убивают моих сестер. Выйди, скажи, чтобы прекратили.
– Они не могли сюда попасть! – Он бежал, не веря сказанному. Только запах гари сразу с ног сшиб.
– Не могли. Им кто-то помог, открыл заслон. И ты знаешь кто.
Братья вели себя точно звери. Он смотрел и не видел больше кротких послушников, но видел кровожадных душегубцев. Они никого не щадили, даже малых детей. И когда нож того, с кем он еще недавно делил один кусок хлеба на двоих, вошел в его живот, стало как-то легко. Он решил будто искупил вину.
Как же он ошибался.
Умирая, он видел ее лицо, искаженное криком. Он тоже кричал. Не от боли, от тоски, что поселилась в сердце. А она вдруг склонилась и поцеловала его, даря облегчение. Прошептала:
– Дыши, родной. Дыши. Я тебя не оставлю. Ты не будешь там один.
Ничего не помогло. Он умер.
Брел в чернильной темноте, слышал стоны, вой, скрежет зубовный. Его ад оказался страшнее того, о чем говорил настоятель. В аду он был один. Без нее.
И когда его вдруг дернули, потащили куда-то, он захлебнулся новым криком, а услышал вороний клекот, вырывающийся из его собственного горла.
Взмахнул невесть откуда взявшимися крыльями, закружил над рекой, видя, как она меняет свой цвет, напитываясь кровью.
Он многое теперь видел, оставаясь совершенно слепым. Видел границу выжженной деревни, видел Серого, блуждающего без всякого смысла. И то, как старец, порицавший его когда-то, шепчет слова заклинания, но не молитвы, в тщетной попытке защититься от восставшей реки. Огромная волна поднялась и смыла с лица земли его бывших соратников и братьев, утащила в темную бездну.
Не видел он лишь ту, что любил и предал.
Его ад никуда не делся, он остался навечно с ним.
15
Вера тормошила тело Марка, понимая, что слишком поздно пришла. Она уже не кричала, не звала на помощь. Все равно никто не услышит. Осознание пришло внезапно, как озарение.
На середине реки все так же покачивалась лодка, человек в ней оставался неподвижным. Странно, что ее не уносило течением, вон оно какое быстрое.
Когда на плечо легла рука, Вера не испугалась, обернулась и увидела Алдану.
– Времени мало, – сказала она. – Ты готова?
Вера не понимала, к чему она должна быть готовой, просто кивнула. В ту же секунду зашевелился человек в лодке, взялся за весла. Ворон взлетел и кружил где-то в небе.
Когда лодка причалила к берегу, из нее на берег ступил бугай. Он молча подошел, склонился и подняв мертвого Марка на руки, пошел обратно. Вера рванулась за ним, но Алдана мягко ее остановила.
– Зачем он его забрал? Куда?
– Скоро все узнаешь.
Что происходило дальше, Вера не поняла. Она просто знала, что и как нужно делать. Она видела все происходящее с ней со стороны и ничего не могла предпринять, только наблюдать.
Скинув с себя одежду, Вера шагнула с берега в воду. Она ощущала прохладу босыми ступнями, но ожидаемое погружение не наступало, а ведь глубина начиналась сразу у берега. Только ей глубина оказалась не страшна, она шла по серебряной лунной дорожке, как по обычной тропинке. Иллюзия или правда, но ее волосы с каждым шагом удлинялись и меняли цвет, делаясь из рыжих темными, практически черными.
Лунный свет лег на плечи прозрачной сетью, и от плеч до пят опустилась невесомая ткань то ли платья, то ли сарафана.
Ворон резко начал снижаться, когда Вера почти подошла к лодке. Человек, сидевший на веслах, исчез. Мужчина лежал на дне лодке, бледный до синевы. Нож торчал из его правого бока без движения.
Марк не дышал.
Шагнув в лодку, Вера присела рядом, стала гладить его по волосам, шептать нечто успокаивающее. Над рекой потекла тихая песня. Колыбельная.
– Ты река возьми его. Пусть он спит на дне глубоком. Унеси скорее вдаль, все что…
– Нет! Борись! – раздалось с берега, и Вера будто очнулась.
Теперь она понимала, что находится в лодке сама, та, что завладела ее телом ушла. А вот ее сила осталась.
Сначала положить ладонь на рану. Так, хорошо. Серебристое свечение окутало руку до самого локтя. Лодка качнулась или он дернулся? Некогда думать, нужно продолжать, вливать силу. Душа еще не покинула тело. Теперь Вера видела это так же отчетливо, как собственное отражение в воде.
Сила входила в мертвое тело, но ничего не менялось. Марк оставался бледным, дыхание не вернулось и сердце не издало не единого удара.
Неужели все-таки поздно? Вдруг она не успела?
– Скажи ему! Он тебя услышит!
Тот же голос с берега. Но что она должна сказать? Живи? Вернись? Какие-то волшебные слова? Она не понимала и слезы лились по ее щекам.
Не может все закончится вот так. Он просто не имеет права бросить ее снова.
Вера склонилась над лицом Воронова и прошептала:
– Я не отпущу тебя, слышишь? Ты мне нужен! – сказала и прикоснулась своими теплыми губами к его ледяным.
Дальнейшего она не видела. Но если бы могла, то, возможно, испугалась бы. Лодка оторвалась от воды, поднимаясь над рекой. Ворон заполошно взлетел и вернувшись на берег, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния.
Серебристое свечение охватило лодку и людей в ней, образуя зависший в воздухе шар, по которому бешено носились молнии. Шар рос, увеличивался в диаметре, пока его края не уперлись в берега и тогда он с едва слышным хлопком лопнул, освещая округу ярким светом.
Лодка упала в воду, подняв мириады брызг.
Вера оторвалась от губ Марка. Уже теплых, живых губ. Он открыл глаза и улыбнувшись, произнес:
– Ты тоже очень нужна мне.
Лодка причалила к берегу, мягко ткнувшись носом. Марк вышел, помог Вере. Они молчали, не зная, о чем теперь говорить, будто только что не произошло самое настоящее чудо.
Зато знала Алдана. Она подошла к Вере, взяла ее за руку.
– Помнишь, я говорила тебе, что нужно будет делать выбор и у тебя будет мало времени?
Вера кивнула.
– Пора. Ты должна решить – расстанешься ли с той силой, которая теперь в тебе, или примешь ее.
– Но никакой силы нет, – удивилась Вера. – Я в самом начале ощутила ее влияние, но потом она исчезла.
– Ты ошибаешься.
Вера резко оглянулась на реку. Там, на воде, как совсем недавно она сама, стояли женщины. Они собрались за спиной одной, самой главной, с посохом в руке. Вера никогда раньше ее не видела, но узнала теперь.
– Матушка?
– Да, дитя. Ты искупила вину. Теперь можешь вернуться домой. Идем же.
Вера улыбнулась и шагнула к ним. Она сразу забыла все произошедшее с ней ранее. Она шла домой, где ее ждали. Кажется, кто-то звал ее, просил бороться. Зачем бороться? С кем?
Но один голос заставил ее вздрогнуть и все же посмотреть назад.
Высокий парень, белокурый, худой, даже истощенный. Он стоял, чуть ссутулившись, глядя на нее. Рядом были и другие люди, но их Вера не знала. Они не были для нее родными, в отличии от него.
– Сестренка, – вдруг сказал он и сердцу стало больно, а вода уже лизала щиколотки, – твой дом не там. Я тоже хочу домой. Забери меня.
Вода сомкнулась над ее макушкой, легкие вспыхнули пожаром. Она тонула и видела, как вокруг кружат лица мужчин. Они бросались к ней, ненавидели ее, хотели убить. Вера размахивала руками, понимая, что жить ей осталось недолго. Если не убьют они, то она просто захлебнется.
И когда она уже открыла рот, дабы впустить речную воду внутрь, ее подхватили чьи-то руки и рванули вверх.
Обычный воздух казался самым вкусным и сладким на свете. Она хватала его ртом, вдыхала полной грудью, но организм отвечал кашлем и болью. Ей было все равно. Она жива. Только в ушах шумит и хочется спать.
Спать…
Вера снова оказалась в своем давнишнем кошмаре. Шла по темному лесу, отодвигая в стороны хлещущие по лицу ветки. Она знала, куда придет, но не могла противиться. Так было всегда. Кошмар не отпускал…
…Повешенный был на своем месте, раскачивался в петле точно на качелях и, кажется, смотрел с усмешкой…
Нет, не с усмешкой. С улыбкой. Петля освободила сдавленную шею. Мужчина, а теперь Вера видела его лицо, плавно опустился на землю. Вместо лохмотьев обычная одежда. У него рыжие волосы и зеленые, яркие глаза.
Совсем как у нее самой.
– Папа? Это правда ты? Но все это время…
– Прости меня, доченька, – мужчина подошел и обнял ее. – Я очень плохо поступил с твоей мамой. Думал смогу все исправить, но пришла женщина с какой-то кривой палкой в руке, и больше я ничего не запомнил, кроме бесконечного страха и невыносимых страданий… Но я видел тебя. Видел, как ты пришла сюда со своими друзьями. Та женщина сказала, что я должен тебя напугать, чтобы ты больше никогда не возвращалась, и тогда меня отпустят. Она солгала.
Они говорили, наверстывая время, отнятое по чьей-то злой воле, и все равно, им казалось мало данного шанса. Вера понимала, скоро ей придется попрощаться с отцом уже навсегда, она как могла оттягивала неизбежное.
– Значит, теперь ты свободен? Мама никогда не рассказывала, что все вот так.
– Она ничего не знала. Для нее я просто пропал. Ты, пожалуйста, передай ей, что я очень ее люблю, хотя и не заслуживаю того же с ее стороны.
– Папочка, я тоже очень тебя люблю.
– Тебе пора, солнышко.
Он легонько толкнул ее в грудь, и Вера открыла глаза.
Теперь ей многое стало понятно. И на маму она больше не сердилась, вспоминая ее взгляд, который не могла забыть на протяжении тринадцати лет. Она не злилась, не ненавидела свою дочь, а очень за нее боялась…
* * *
Впервые «тетеньку с палкой» Алдана увидела в десятилетнем возрасте. Они с мамой отдыхали на песчаном пляже, и так вышло, что мама задремала, а маленькая Алдана, несмотря на строжайший запрет, слишком близко подошла к реке.
Тетенька была красивая, в длинном платье, и она стояла на воде, не тонула. Алдана подумала, что тоже может так… Ее вытащили на берег, когда она уже не дышала. Ей повезло, что на том же пляже оказался врач, который смог оказать первую помощь, и малышку удалось спасти.
Вторая встреча состоялась, уже когда Алдане исполнилось шестнадцать. Она рассталась с молодым человеком, сильно переживала и в порыве гнева даже желала ему смерти.
Женщина пришла к ней ночью и сказала, что той нужно быть аккуратнее со своими желаниями, у нее есть сила, которая может их исполнять.
Разумеется, Алдана не поверила. Когда же через неделю ей сообщили о смерти бросившего ее молодого человека, она лишь уточнила, не утонул ли он. Услышав ответ, девушка потеряла сознание. Находясь в пограничном состоянии, видела деревню, женщин в ней. Женщины подходили, называли свои имена, и именно тогда прозвучало «ты одна из нас».
С тех пор она могла видеть то, чего никак не могла знать, рассказывала людям их прошлое, настоящее и будущее. Поддавшись соблазну, даже принимала клиентов за деньги. Но ей быстро наскучило.
Женщина с посохом больше не приходила. Сама же Алдана начала испытывать странное чувство, ее будто куда-то тянуло, но она никак не могла понять, куда именно. Понимала, что знает то место, просто забыла. Вспомнить же никак не получалось, и с каждым днем ее тоска усиливалась, пока не перешла в депрессию.
Лекарства, врачи, долгие и нудные беседы с психологом не приводили ни к какому результату. Девушка чахла на глазах, но ни один специалист не мог поставить правильный диагноз.
– У нас нет другого выхода, – как-то сидя на кухне, говорила мама Алданы ее отцу. – Если не поможет она, уже никто не поможет.
– Наша дочь никуда не поедет! – мужчина ударил кулаком по столу. – Что за средневековье? Она находится под наблюдением лучших специалистов, а ты хочешь отвезти ее к шаманке? Сама себя слышишь?
Женщина замолчала. Ее так воспитали, с детства внушая, что спорить с мужем нельзя.
Она не сдалась. Дождавшись удобного момента, сказала, что поедет к очередному врачу, сама же надеялась, что муж не найдет припрятанные билеты на автобус.
Она все рассчитала заранее. Если выезжать рано утром, к вечеру они с дочкой будут дома. Главное, не проболтаться и не встретить знакомых.
Уж какие силы ее вели и кто помогал, только автобус оказался почти пустым, хотя обычно забивался под завязку. Никого из знакомых встретить не довелось, и от конечной остановки автобуса до места, где жила шаманка, их неожиданно вызвался подвезти мужчина, который как раз собирался в те края. Всю дорогу он молчал, смотря прямо перед собой, а высадив пассажиров, не спросив с них оплату, развернулся и рванул в обратную сторону с такой скоростью, будто за ним гнались или же он кого-то догонял.
Это показалось особенно странным, когда на обратном пути их вез тот же самый мужчина, но теперь он даже ничего не стал объяснять, просто открыл двери, приглашая ехать.
Алдана не могла поверить своим глазам, когда узнала в шаманке ту самую женщину с посохом. Однако присмотревшись, расстроилась, сходство оказалось поверхностным, и при ближайшем рассмотрении вся похожесть стерлась без следа.
– Не переживай, – грубым, почти мужским голосом успокоила ее шаманка, – ты найдешь ее.
– Откуда вы знаете?
– Было бы странно, если бы твоя мама так рисковала и я ничем тебе не помогла.
– Так вы с ней заранее договорились? – Слезы подступили к горлу, сдавливая дыхание. – Она вам рассказала?
– Нет. – Шаманка закурила. Самую обычную сигарету, чем еще больше разочаровала ее. – Не рассказывала. Я вижу твои мысли. А в них уже твое будущее, ведь ты сама его знаешь. Только закрылась, потому как верить перестала. Представь, что вода в ручье не может течь из-за огромных валунов, упавших на его пути, так и с твоим даром, девочка. Я уберу валуны, а дальше ты сама.
Шаманка не обманула. Алдана увидела. Информация приходила постепенно, складываясь по кирпичику. Теперь она знала о могучих женщинах, которые владели давно забытыми другими знаниями, понимала их силу, боялась и трепетала перед их мощью.
Женщины обещали – придет день, и она примет ту силу, вернется к себе домой.
Произошедшее сегодня она видела в мельчайших подробностях и знала финал заранее. Но что-то вдруг пошло не так. Когда она уже приготовилась уйти со всеми, ей отказали и взяли другую.
Но ведь она чужая! Почему выбрали ее?
В тот момент, когда самозванка начала тонуть, Алдана даже обрадовалась. Сейчас ее не станет, и женщинам ничего не останется, как все же забрать с собой ее. А та, другая, пусть покоится на речном дне.
Она не смогла смотреть, как погибает человек, даже ради обретения смысла всей своей жизни. На берегу, кроме нее, были трое мужчин, но никто из них не шелохнулся, когда девушка вдруг ушла под воду. Они не видели ее в тот момент, находясь под воздействием морока. И лишь когда Алдана вытащила бедняжку на берег, двое бросились к ней, а третий так и остался стоять безучастно.
Он ждал.
Не понимая до конца чего именно, но ждал, и она обязательно поможет ему. Ее последнее испытание пройдено. Теперь она видит то, чего не видела раньше.
– Ступайте! – велела она. – Марк, забирай Веру и Михаила. Утром вы сможете перебраться на другой берег.
Она покидала этот мир со своей семьей. Настоящей семьей и ни о чем не сожалела. Здесь ее даже никто не вспомнит, будто ее никогда и не существовало.
Место, которое одни считали проклятым, а другие приходили к нему с надеждой на чудо, больше не потребует жертв.
Она видела. Вспоминала.
Окончательно воспоминания вернулись только теперь, когда для них не осталось никаких препятствий.
Тогда, в возрасте десяти лет, Алдана утонула. Она не выжила. Душа ребенка покинула тело вместе с разрывающей грудь болью, унеслась с речным течением, и тут же ее место заняла другая.
Сильная. Зрелая. Могущественная.
Никто не мог видеть тех метаморфоз. Мама просто радовалась спасению своей малышки и не замечала, что теперь рядом с ней растет и взрослеет совсем не ее дочка. Она изменилась. Будто треснула скорлупа яйца и на свет вышла очень похожая внешне, но совершенно иная внутри девочка.
Чужая. Отстраненная.
Алдана и сама не подозревала о произошедшем. Иногда она называла себя чужим именем, однако никогда не произносила его вслух. Просто понимала – делать этого нельзя.
Живущая внутри нее ждала прощения. Она была виновна, но давно искупила свою вину. Обрывки ее памяти просыпались в разных женщинах, попавших в спрятанную от посторонних глаз деревню, но ни одна из них не была той самой, кто смогла бы принять в себя силу. Пока не появилась Алдана.
Вера тоже оказалась в чем-то особенной, одной из немногих, кто не стал ничего требовать, когда она приходила сюда впервые. Теперь у нее оставалось право просить что угодно, она же всем сердцем возжелала вернуть жизнь человеку, предавшего ее когда-то.
Алдана, или та, кто находилась внутри нее, вспомнила, как когда-то давно точно так же прощалась со своим любимым, и теперь не смогла остаться безучастной.
Она помогла, поделилась силой, отдав небольшую частичку собственной души. Не насовсем, только чтобы успеть совершить задуманное. Даже понимая, что подставляет себя под удар, она рисковала и заранее ни о чем не сожалела.
Но когда настало время возвращать подаренное, та женщина вдруг отказалась. Ощутив могущество, решила оставить силу себе, не понимая, какой груз взвалила на собственные плечи. Пошла на обман, уверив, что потратила полученное. Она не понимала, что просто растворится в небытие, едва перешагнет границу, за которой человек не может существовать.
Не понимала, но надеялась на покой.
То ощущение безграничной свободы и умиротворения, которые она испытала, сделав всего несколько шагов по водной глади, с лихвой перекрывали все сомнения.
Она стала частью общины. Пусть ненадолго, на короткий, неуловимый миг. Но даже мига оказалось достаточно, чтобы той, кому чуждо человеческое, хватило осознать: месть и ненависть еще никому не приносили счастья. Побывав в сознании Веры, разделив с ней ее горе, матушка смогла простить многовековую обиду, заполнить клокочущую пустоту, возникшую много веков назад, той самоотверженностью и отвагой, что живет в сердце любящей женщины.
Мысли Веры она знала, как свои собственные. А Вера убедилась, что не существует ничего дороже того, что у нее уже есть. И желать большего просто невозможно.
Обернувшись напоследок, Алдана улыбнулась. Она ведь говорила Воронову, что будет ходить по воде, но никто не удивится. Просто фокус.
Это были последние капли ее человеческой сущности, и они упали в рубиновую реку, которая засыпала теперь уже навсегда, уходя под землю.
* * *
Жора все вспомнил, стоило той женщине с темными волосам положить теплую ладошку ему на лоб.
Тот, другой, его звали Георгий Константинович, и он когда-то работал милиционером. Приезжал сюда, на поступивший вызов о смерти доктора в санатории. Жора помнил его, или все же свой, страх, когда он увидел мертвого человека впервые. Эксперты заключили, смерть доктора наступила в результате утопления, но Георгий видел, не было там никакой возможности утонуть.
Конечно же, он не верил в мистику и колдовство, рвался расследовать случившееся, но его мягко осадили, намекнув, что таких молодых да ранних в их отделении повидали немало. Он не стал спорить и рассказывать, что повидал сам, когда приезжал в санаторий, тоже не стал. Мало ли что ему примерещилось. Да и, с другой стороны, чего необычного в слепой птичке? Ворон тогда вел его от самого старого русла, каркал и перескакивал по земле, постоянно оборачиваясь, проверял, идет ли за ним человек. Взлетел только один раз, когда Георгий обходил здание по периметру. Ворон вспорхнул на пожарную лестницу и глазел сверху. Если вообще хоть что-то видел своими бельмами.
Дело закрыли, а Георгий никак не мог смириться с такой несправедливостью. Что-то не позволяло ему забыть, зудело и разъедало изнутри. Еще и ворон начал сниться почти каждую ночь…
Спустя тринадцать лет он снова оказался на том месте. Санаторий уже закрыли, сгорел мост через русло. Лучше бы сгорел и сам Георгий, так он тогда думал, когда его привели туда, где, провалившись по пояс в болото, умер его единственный сын.
Сын смотрел на него широко распахнутыми глазами, из раскрытого рта вытекала вода. Позже его догадка подтвердилась, вода оказалась речной и не совпадала по составу с той болотной, где нашли Женьку.
Связать два дела не смог бы разве что слепой ворон, который снова объявился. Сидел на ветке, надрывно каркая, пока из трясины извлекали тело. Георгий тогда не сдержался, начал палить в птицу. Попал в ногу одного из сотрудников.
Его не стали судить, учтя сложившееся положение, просто уволили из органов без права на восстановление.
Георгий запил. Сильно. Жена не выдержала, ушла. Он помнил ее слова, она пыталась помочь, а он орал и размахивал кулаками.
– Надо жить, понимаешь, ты? Как бы ни было сложно, смысл всегда найдется.
Не находился смысл, как она не могла понять? Вся его жизнь сосредоточилась в сыне и исчезла в тот день, когда гроб опустили в могилу.
Потом был инсульт.
Георгий умер. Но родился Жора…
Жора видел тени. Жора даже пытался разговаривать с ними. И среди прочих выделял одну серую. Серый помогал, Серый мстил. Жора не знал, зачем тот к нему прицепился, но знал Георгий.
В каком-то исступлении, на грани помешательства, Георгий кричал, что отдаст все, только бы Женька вернулся. И тогда появился Серый…
Жора видел его часто. И там, на крыше, тоже был он. Серый толкнул человека. А Жора помог. Человек ни в чем не виноват, так сказал ворон.
Георгий ворона не любил, а Жора подружился.
– Я могу исполнить твое желание. – Женщина убрала ладошку со лба Жоры и положила туда, где билось сердце. – Только одно. И ты знаешь, о чем я говорю.
– Хочу умереть, – сказал Георгий.
– Хочу жить, – упрямо заявил Жора.
Вспышка. Короткая боль, которая, однако, свалила на колени… Жору.
Он потряс головой. Кто-то говорил или ему показалось? Внутри черепа будто рассеивался густой, вязкий туман.
Много лет прожив ведомым не понятно кем, он теперь мог существовать. Жить.
Жора еще помнил, как в определенный день должен был привести сюда психа, которого прятал в сарае, ведь Серый обещал тому, другому, воскрешение сына в обмен на жертву.
Серый обманывал, манипулировал. У него была власть, потому как тот, другой, сам позвал его, поднял из самых глубин преисподней.
Жоре Серый нашептывал совершенно иное, будто он получит свободу, станет настоящим. Тот, другой, не догадывался об их уговоре, поэтому Жора должен был успеть первым. Ведь никого нельзя вернуть с того света. Зря тот, другой, верил Серому.
И только ворон знал правду. Ворон не был врагом. Ворон мог только наблюдать, хотя и казался совершенно слепым. Иногда Серый прикидывался вороном, велел Жоре совершать странные поступки. Как, например, утопленная машина. Зато за труды его ждало вознаграждение.
Жора ждал почти тринадцать лет, когда откроется некая граница, из-за которой выйдут… Кто именно выйдет, он забыл. К тому же псих сбежал в тот самый день, когда все должно было свершиться.
Психу помог все тот же ворон. Он напал на Жору, лупил крыльями по лицу, оглушал клекотом, царапал когтями кожу.
Выходило, все случившееся с ним до сих пор – напрасно? Жора так и решил, когда ворон снова вернулся и позвал за собой. Ворон вел его к реке, и Жора вдруг подумал, что утопиться будет лучшим решением. Он устал жить на две личности и хотел покоя.
Людей он заметил еще издали. Они не видели его. Он умел приближаться бесшумно, несмотря на свои габариты.
Была ли та дубина с ним все время или же он подобрал ее уже здесь, не важно. Важно то, что Жора должен был опустить дубину на голову тому, кто шел на другого с ножом. Он не успел совсем немного, и хруст вошедшего в плоть лезвия соединился с хрустом то ли дубины, то ли черепа…
Жора вздрогнул, будто очнулся ото сна. Осмотрелся по сторонам, не понимая, где находится, какие события привели его сюда. Зато вспомнил, что его заждались на работе. Да и Лена, наверняка, волнуется.
Сквозь туман, ставший уже почти прозрачным, он увидел новый смысл и новую жизнь. Пусть была она совершенно простой, даже заурядной, зато его собственной, которую не придется делить с кем-то другим.
– Ты уверена, что сделала правильно?
Жора не видел, кто говорил, только слышал.
– Конечно. Он никогда не был жестоким. Просто хотел существовать.
– Я не о том, ты же понимаешь.
– Да, он по-прежнему будет общаться с изнанкой мира. Такой у него дар.
– Дар ли?
– Это уже не нам решать.
