Глава 23. Константин

Я проснулся и, понимая, что лежу на полу, с трудом пошевелился. Тело затекло, руки почти не ощущал. Повернув голову, увидел Леру. Девушка, устроившись на моем плече, мирно спала. Я рассматривал подрагивающие ресницы и приоткрытые губы, и настроение становилось все лучше и лучше. Даже ломота в спине от неудобной позы была не такой уж противной.

Поднял взгляд на мольберт и сердце екнуло от увиденного. Вроде ничего особенного Лампова не нарисовала. Но я видел в цветной абстракции и закат, и наши вчерашние гонки, и препирания в зоопарке. Лера умудрилась вместить на листе чувства…

Зазвонил телефон, и Лампова, подскочив, испуганно посмотрела на меня. Я сделал вид, что сплю, и девушка, выудив из рюкзака сотовый, шепнула:

– Да… – И через минуту добавила: – Сейчас.

Вскочила и, оправив юбочку, посмотрела на мольберт. Раздался сигнал, свидетельствовавший, что Лера сфотографировала картину и, уткнувшись в телефон, сунула стопы в туфли. Негромко скрипнула дверь. Я приподнялся и, потянувшись, оглянулся на кровать. Катя, лежа на животе, выпятила губы, по щеке ее ползла струйка слюны.

Поднявшись, я ощутил запах. Поморщился, понимая, что это от меня, глянул на часы. Шесть утра – еще есть возможность принять теплый душ. Заглянув в шкаф, цапнул полотенце и направился к душевой. Улыбнувшись толпящимся девчонкам, я отвесил пару комплиментов, после чего меня практически затолкали в ванную без очереди.

На выходе одарили горячим чаем и бутербродами, и я еще несколько минут, уплетая завтрак, баловал соседок Леры байками об Ибице и других классных местечках для вечеринок. Подтвердив, что закачу грандиозный праздник сразу, как Лампова отдаст мне свое сердце, вернулся в комнату.

Кати на кровати уже не было, зато была Валерия. Увы, она не ожидала меня в постели, а стояла посреди комнаты и смотрела на меня, как бык на тореадора. За миг до его героической гибели. Оценив обломки мольберта и разорванную картину, я быстро выставил ладони вперед и успел крикнуть:

– Это не я! – а потом был удар. Согнувшись пополам, я застонал, перед глазами заплясали круги. Я обнял разъяренную Лампову и, преодолевая боль, прошипел: – Да зачем мне это делать?!

– Зачем? – она отпихнула меня и посмотрела полными слез глазами: – Свой «дзинь» ты получил, вот и решил отомстить за унижение. Радуйся! Теперь мне деньги твоего отца не нужны. Я никуда не поеду!

Схватив куртку и рюкзак, она вылетела из комнаты с такой скоростью, будто находиться со мной в одном помещении не могла физически. Я же растерянно посмотрел на дверь и, прижав ладонь к ноющему животу, выдохнул:

– Ну и силища в этой мелкой! – перевел взгляд на обломки и присел на корточки. – Интересно…

Подхватил обрывки листа. Жаль, красиво получилось у Леры. И кому же понадобилось уничтожать картину? Да еще вместе с мольбертом… Словно месть. Вспомнил, как вчера Катя зазывала меня в клуб, чтобы помирить Лампову с тем тощим студентом.

Приревновал, увидев меня с Лерой? Нет, это как-то по-бабски – рвать картину. С другой стороны, со мной ему явно не справиться, и парень это знал. Я почесал в затылке и ухмыльнулся: ну и трус! Хорошо, что Лампова с ним поссорилась. Улыбка растаяла: плохо, что и со мной тоже.

Собирая пазл из разорванной картины, я перебирал в памяти слова Ламповой, как вдруг подскочил. Она сказала про «дзинь»? Вытащил сотовый и, глянув на экран, ошеломленно подошел кровати и сел.

– Сразу два?!

Наблюдая, как переливаются разными цветами сердечки, я пытался осознать, что я такого сделал, что у Ламповой два раза за вечер звякнуло. Но больше всего удивило, что я совершенно забыл о том, что нужно посматривать на смартфон, перестал проверять, что делаю, и какую реакцию это вызывает у девушки.

Может, поцелуй? Или как мы бежали по дорожке? Или как спорили в зоопарке? Или когда та старушка сказала, что мы хорошо смотримся вместе? Что сработало?!

– Да какая разница? – прошептал я и сунул сотовый в карман. – Я свободен! И что теперь?

Посмотрел на обломки мольберта и вскочил.

– Так чего я жду?

Схватив свою курточку, выбежал из комнаты и, помахав девчонкам, быстро спустился по лестнице. На улице, заметив лимузин и секретаря отца около машины, тут же повернул в другую сторону и бросился бежать к кафешке, где мы вчера отмывали посуду.

За спиной взревел мотор, но я даже не обернулся. Свернув в переулок, чтобы срезать путь и не дать Глебу догнать себя, несся изо всех сил. А влетев в кафе, подскочил к Семену:

– Дай планшет. Быстро!

– Конечно, – засуетился немного напуганный мужчина. Почесал свой длинный нос и, включив гаджет, сунул мне в руки: – У тебя есть идея, как улучшить наше приложение?

– Примерно, – не стал я его разочаровывать.

Усевшись за столик, погрузился в сеть. Даже не заметил, когда передо мной появилась чашка горячего ароматного кофе. Через полчаса и пару эспрессо мне удалось взломать прогу и отменить вчерашние «сердечки». По показателям приложения оставался зафиксированным лишь один «дзинь». Я с улыбкой отложил планшет и выдохнул:

– Решила, что это конец, Лампова? Это лишь начало, детка!

Поблагодарив за кофе, я вышел из пустого и еще закрытого для посетителей кафе и неторопливо направился в сторону университета. Надо поговорить по душам с тем брюнетом и доходчиво объяснить, как поступают настоящие мужчины.

Глава 24. Валерия

Я сбежала вниз по лестнице и, выскочив на улицу, с удивлением посмотрела на темнеющий у подъезда лимузин. Мне навстречу направлялся Глеб. Костюм с иголочки, лицо гладко выбрито, в руках конверт.

– Доброе утро, Валерия, – поприветствовал секретарь и протянул руку, указывая в сторону автомобиля: – Присядем?

Я кивнула и направилась мимо лимузина к дереву. Присев на расположенную рядом с ним облезлую лавочку, взволнованно посмотрела на конверт. Неужели отец Кости решил расторгнуть со мной договор? Конечно, я вчера позволила парню поцеловать себя, а ведь клялась, что ни за что не подпущу. Так и думала. И предположить не могла, что Джинн может быть таким человечным. Почти нормальным парнем. А его искренняя улыбка быстро растопит лед, сковавший мое сердце.

– Простите, – искренне извинилась я. – Видимо, вы не ту подопытную мышку выбрали.

– Вы о чем? – выгнул бровь Глеб и, протянув мне конверт, улыбнулся: – Поздравляю с завершением контракта. Условия договора выполнены, я зафиксировал еще два сигнала, и теперь вы свободны. Приятно было поработать.

– Как получили сигналы? – растерялась я и заглянула в конверт. – А это тогда что?

– Смартфон, по которому я следил за вами. На нем же установлено приложение, отражающее ваши эмоции, – пояснил секретарь, пока я изумленно рассматривала телефон, который видела в руках отца Кости. – Теперь он не нужен, но я предлагаю вам воспользоваться случаем и проследить за своими эмоциями. Сдается мне, вы сами не слишком близко знакомы с истинными желаниями Валерии Ламповой.

Я переваривала неожиданную новость о том, что Костя за один вечер получил еще два «дзиня». Я свободна? Но как это случилось? Почему так быстро? Нет, все не то. Отчего меня это не радует?! Ведь еще вчера я мечтала побыстрее избавиться от наглого мажора.

Да, нужно вспомнить, зачем я в это ввязалась и не мучиться вопросами, ответы на которые мне ничего хорошего не принесут. Потому подарок секретаря совершенно не вдохновил. Знакомиться со своими «истинными» желаниями совершенно не хотелось. У меня есть цель! И я должна ей следовать. А глупые мечты стоит оставить в прошлом. Я уже поняла, что они дарят лишь боль и раздавленную самооценку.

– Не нужно, – я потянулась вернуть конверт.

– Не спешите, – отступив на шаг, улыбнулся Глеб. – Кстати, на телефоне есть видео, с которым тоже рекомендую ознакомиться. Сегодня я по этому поводу ничего предпринимать не стану, потому что этот день еще входит в контракт, я не имею права вмешиваться, но завтра за дело серьезно возьмутся адвокаты Максимилиана Кузьмича.

Сердце екнуло в дурном предчувствии:

– И что это значит?

– Я вернусь вечером, чтобы отвезти вас в клинику, где вам удалят внедренную капсулу. Тогда и вернете мне телефон, – сменил тему Глеб и деловито добавил: – А сейчас, прошу, попрощайтесь с Константином и скажите, что я его жду.

Я поднялась и, сунув смартфон в карман куртки, посмотрела на секретаря:

– Хорошо, я скажу ему. До вечера.

Поднимаясь на лестнице, я подумала о том, что все же стоит проследить за линией своих эмоций. Не могли поцелуи Кости вызвать «дзинь»! Ну и пусть их тоже было два. Я уверена, что счастливой меня сделало кормление уток, зоопарк или вдохновение. Да! Именно это.

Кстати, картина. Выудив из кармана свой старенький телефон, я отправила фото Лидии Васильевне. Если она одобрит, то принесу сегодня в университет. Мне и самой понравилось то, что получилось. Особенно, как легко и быстро родилась работа. Если бы все рисовалось так легко! Но вдохновение приходит редко и чаще его приходится нарабатывать ежедневными многочасовыми мазками: рисовать, переделывать, подправлять. Будто искать на ощупь в тумане сознания. А вчера все случилось само…

Я застыла на пороге комнаты, не веря своим глазам. Над обломками мольберта стояла растрепанная Катя. Кулаки сжаты, карие глаза метают молнии, фирменный топ порван на груди. У меня по пищеводу заструился лед, голос прозвучал хрипло:

– Что произошло?..

– Что?! – крикнула Катя и, размазывая по лицу слезы, обвинила: – Джинов твой… кобель! Набросился, пока я спала.

– Опять? – я отступила и помотала головой. – Но вчера он…

– Я тоже ему поверила, – нехорошо ухмыльнулась Катя. – И, как оказалось, зря. Горбатого могила исправит. А когда я оттолкнула его, мажор так взбесился, что сделал это.

Она кивнула на обломки и, прихватив ветровку, пулей выскочила из комнаты.

Я смотрела на куски своей работы, а в груди снова заныло. Как он мог ночью сидеть рядом и, положив голову на мое плечо, молча и терпеливо наблюдать, как я рисую, а утром сделать это? Может, он влюбился в Катю? Поэтому ее отказ так взбесил мажора?

Ощутив на щеке неприятную щекотку, я зло вытерла мокрую дорожку и поджала губы. Зазвонил телефон, и мне пришлось взять себя в руки и ответить преподавателю.

– Лампова, ты золотце! – восхищенно выдохнула Лидия Васильевна. – Какая работа! Я в восторге. Не знала, как тебе сказать, что выставку сдвинули по срокам, а теперь все отлично. Неси сейчас же в галерею, открытие в десять…

Сотовый выпал из ослабевших пальцев. Вот и все.

Дверь открылась, и на пороге возник Костя. На довольном лице капли воды, губы кривит ухмылка, спина горделиво выпрямлена.

Тот, кто второй раз сломал мне жизнь.

Ярость накрыла алым плащом, я едва успела расслышать «Это не я», когда врезалась в Джинова со всей силы. Парень схватил меня за плечи и встряхнул:

– Да зачем мне это?!

Я посмотрела в его зеленые глаза, и к горлу подкатил горький ком. Вот так же он смотрел на меня пять лет назад – как на таракана. В ушах так и звенели обидные слова от парня, которому я осмелилась признаться в чувствах. Я не ждала ответной любви, хотела лишь, чтобы он знал, что стал для меня целым миром. А в ответ узнала, что у меня ни лица, ни фигуры, и совершенно нечем привлечь мужчину.

«Когда вырастет грудь, тогда и признавайся», – снова и снова звучал его насмешливый голос.

И ни фотосессия, ни слова друга, – Сашка меня месяц убеждал, что я красивая и показывал фото, на которых я не видела себя, – не смогли вытащить меня из депрессии. Лишь творчество помогло не утонуть в унынии, и я рисовала сутками. Те картины и помогли мне выиграть конкурс. Вроде судьба дала мне второй шанс. И снова отобрала.

Из глаз брызнули слезы, я едва понимала, что говорю, что делаю. Перед глазами промелькнули ступеньки, свет утреннего солнца ослепил, а я бежала, не разбирая дороги, и рыдала навзрыд.

Мне нечего дать на выставку, которая вот-вот начнется. Хорошо, что от нашего университета выставили картины Кати, а то я подвела бы Лидию Васильевну. Сейчас она ждала меня у галереи, но в данный момент я не смогла отыскать в себе мужества пойти туда.

Я остановилась у здания университета – еще было совсем тихо, ни студентов, ни преподавателей. Рухнув на скамью, опустила голову. Сейчас, еще пять минут, и я успокоюсь и направлюсь туда. Попытаюсь найти другой выход, попробую договориться о выставке старых работ. Не сдамся.

А все из-за смазливого лицемера! Еще вчера Джинов так умело изображал нормального парня, смеялся, кружил, целовал… И я растекалась липкой лужицей у ног того, кто привык соблазнять и переступать через побежденных. Первая любовь, которую я, казалось, похоронила, расцвела буйным цветом, чтобы окончательно уничтожить меня.

Что может быть хуже?

– Лампова?

Я подняла голову и столкнулась взглядом с мрачным ректором. Он присел рядом и, вздохнув, сухо сообщил:

– Вчера завершилась проверка результатов конкурса. Сожалею, Валерия, но твоя победа признана недействительной из-за подтвержденной информации об особом отношении к тебе Лидии Васильевны. Ее голос не был решающим, но до проверяющих дошла информация о снятии твоих работ с выставки… Сама понимаешь.

Он похлопал меня по плечу и поднялся.

– Не расстраивайся, Лампова. Победишь в следующем году.

И направился к зданию. Уронив рюкзак, я, оглушенная новостями, смотрела в спину ректору. В прошлом Джинов разбил мне сердце, а сегодня уничтожил мою мечту.

В кармане завибрировал телефон Глеба, и я машинально взяла сотовый в руки. Это не было звонком, на экране я увидела плачущий смайлик. Будто и сама не знала, что сейчас на дне.

Я нажала на рыдающую мордашку и попыталась убрать ее с экрана, как тот моргнул, и появилась видеозапись. Желания просматривать не было, но через мгновение все изменилось.