Глава 21. Константин

– Расскажи, о чем ты мечтаешь. – Шагая рядом, я посмотрел на профиль Ламповой. – Твое самое заветное желание.

Она задумчиво промолчала, и я уже решил, что ответа не будет, что Лера не раскроет свою душу, как она негромко заговорила:

– Я всегда мечтала приносить радость. Еще с того дня, как подарила свой рисунок маме и увидела, как она засветилась от счастья, поняла, что хочу видеть это снова и снова. – Она глянула на меня и, закусив губу, быстро отвернулась. – Вряд ли ты поймешь. Я просто хочу видеть в глазах людей, смотрящих на мои картины, тот свет, который ощущаю в сердце, когда их рисую.

Мы шли по дорожке, вдоль которой росли деревья. Вода, веселье и утки остались позади, людей вокруг становилось все меньше.

– Почему молчишь? – неожиданно спросила Валерия.

– А что ответить? – пожал я плечами. – Как ты правильно заметила, мне этого не понять.

Не мог же я сказать, что ни разу не видел, как глаза отца светятся от счастья? Что смотрел он на меня лишь с осуждением и всегда недовольно поджимал губы. Чем бы я ни занимался, не заслуживал похвалы. Ни школьные оценки, ни спортивные достижения, ни те же рисунки – его не радовало ничего. Всегда были сыновья коллег, у которых достижения выше и результаты лучше. Всегда были ожидания, которые мне не удалось оправдать. В конце концов я перестал и пробовать.

– Прозвучало очень грустно, – заметила Лера и взяла меня за руку. – А о чем мечтаешь ты?

– Э-э… – Я растерялся. И от ее теплой ладони, обхватившей мою так искренне, так по-дружески, как никогда меня не держали девушки. Это я их держал – в объятиях. Но еще сильнее меня дезориентировал вопрос. – Моя… мечта?

Я попытался вспомнить, спрашивали ли меня об этом хоть единожды. И не смог. Я всегда был должен. Оправдывать ожидания отца, исполнять желания друзей и девчонок, воплощать чужие мечты.

– Не знаю, – ответил наконец.

– То есть ты стал Джинном и выполняешь чужие желания, потому что у тебя нет собственных? – будто ударила она.

Это причинило боль, в груди неприятно кольнуло. Я тут же отдернул руку и, отдалившись, развернулся к Ламповой.

– Ну почему же нет. – Шагая спиной вперед, я иронично покосился на нее. – Секса хочу, но пока приходится жить на сухом пайке. Ты вот не даешь!

– Ясно. – Взгляд ее оставался колючим. – А что для тебя секс, Костя?

– Секс – это просто секс, – ухмыльнулся я и жадно осмотрел ее ладную фигурку. – Это приятно.

– Твой «дзинь»? – и не думая смущаться, допытывалась она. – Как у мышки, которая жмет в лабиринте на кнопочку, потому что ей стимулируют область удовольствия? А ты знаешь, что такая мышь перестает к чему-то стремиться и жмет на эту кнопочку, пока не умрет от истощения?

Я сжал челюсти. Эта девчонка! Почему она продолжает говорить слова, от которых у меня внутри все переворачивается?

– Ну, – хитро протянул я, – приятно видеть, как глаза девушек затуманиваются от наслаждения. Можно сказать, это и моя мечта – дарить счастье.

– Физическое удовольствие и счастье – это не одно и то же, – сухо возразила она.

Блин, как же ее заткнуть? Я резко остановился, и Лампова, не успев затормозить, врезалась в меня. Я же вжал ее хрупкое тело в свое и накрыл мягкие губы своими, заставляя замолчать и не мучить меня странным разговором, который будоражит внутри нечто такое, от чего сердце выворачивается наизнанку.

Думал, она будет вырываться. Начнет драться, как в общежитии или в ванной, но Лампова замерла, принимая мой поцелуй. Так неожиданно, что я, укутав ее объятиями, глубже проник в сладкий ротик и, исследуя языком, прикрыл веки. От Валерии пахло солнечным ветром и хрустальной свежестью. Она напоминала покрытую сосульками ветку дерева, на которой вопреки непостоянной погоде все же появились первые ярко-зеленые листочки.

Насладившись, я медленно отстранился и заглянул девушке в глаза. К своему удивлению, заметил, как в их небесной лазури блестит влага. Я поцеловал Леру, а она заплакала? От растерянности уронил руки, отпуская Лампову.

– Я так ужасно целуюсь?

Она отвернулась и, шагнув мимо меня, двинулась дальше по дорожке. В полном недоумении я последовал за Лерой. Молчание становилось осязаемым и уже царапало нервы, поэтому я выдавил из себя:

– Когда-то я мечтал создать одну программу… – Лампова шагала, опустив голову, и периодически утирала щеки. Ругнувшись про себя, я цапнул девушку за руку и посмотрел вперед. – …Которая помогала бы восстанавливаться после травм. Такое приложение в телефоне, оценивающее состояние организма. Оно бы следило за уровнем нагрузки и меняло программу тренировок согласно последним сведениям.

– Интересно, – сквозь слезы улыбнулась Валерия. – А зачем такая программа? Есть же персональные тренеры и различные аппараты.

– Не у всех, – пожал я плечами. – Кто-то не может себе это позволить, а кто-то попросту не любит чужого присутствия рядом.

– И что? – прекратив плакать, заинтересовалась Лампова, и я выдохнул с облегчением. – Как продвигается твой проект?

– Никак, – отвернулся я. – Отец сказал, это нерентабельно. Что подобное уже изобрели и что-то еще… Не помню уже.

– Жаль, – искренне ответила Лера и, замерев, запрокинула голову. – Закат рисовали уже тысячи раз, но это не помешает мне создать еще одну картину. Ведь это будет мой закат.

Я задрал голову и посмотрел на краснеющее небо. До заката еще далеко, но я бы хотел его увидеть. А лучше тот, который нарисует Лампова.

– Уже видны ворота зоопарка! – воскликнула девушка и, смеясь, потянула меня за руку. – Скорее, а то не успеешь до закрытия скормить меня крокодилам.