Глава 17. Константин

Внутри было ужасно! Пахло горечью и жиром, будто тут кого-то сожгли на костре. Наверное, предыдущих мойщиков… Да еще и гора грязной посуды размером с Египетские пирамиды! Пусть Лампова сама моет. Я выдохнул:

– Я не стану этого делать.

Валерия поджала губы и сузила глаза. Я уже ожидал, что она снова начнет обзываться, но девушка вдруг улыбнулась:

– Да ты и не смог бы.

Я моргнул и выгнул бровь:

– На «слабо» пытаешься развести?

– Мне кажется, ты сейчас тяжелее вилки с фуа-гра ничего не удержишь, – съехидничала она.

– На это посмотри! – Я задрал футболку.

Лампова закатила глаза:

– Ну началось! Акт самолюбования, дубль второй?

– Такое потрясающее тело стоит большого труда, – напряг я мышцы. – По три-пять часов каждый день в спортзале! И после этого ты считаешь меня слабаком?!

Лампова спокойно подошла к столу и, надев резиновые перчатки, кивнула на стул.

– Я о том, что тебя только что травмировали. Посиди, отдохни. Если голова от перенапряжения закружится, снова в обморок упадешь.

Я нахмурился. Или не пытается манипулировать, а искренне заботится о моем здоровье? Ну это другое дело! Ухмыльнулся и, сев на стул, закинул ногу на ногу. Валерия включила воду и, капнув из бутылочки тягучей жидкости на губку, подняла одну тарелку.

– Смотри и запоминай, как это делается, – оглянулась она.

– Зачем это? – озадачился я.

– Денег у меня по милости одного разгильдяя нет. – Валерия указала взглядом на мой живот: – А «такое потрясающее тело» кормить надо. Если получится, то, пока в кафе посудомойка сломана, не опухнешь от голода. А там до стипендии дотянем. Если ты ее снова за час не растранжиришь…

– Прости, – вырвалось у меня.

Это было настолько неожиданно, что мы оба замолчали. Лампова замерла с занесенной над раковиной тарелкой.

– Что ты сказал? – растерянно моргнула она.

Да я и сам поверить не мог, что произнес это. Но вину чувствовал реальную. Она жалила в груди, оседала тяжестью где-то в районе желудка. Или это изжога от пирожных? Но молчать, когда пронзительный взгляд небесных глаз, казалось, буравит саму душу, оказалось невозможно.

– Я честно хотел вернуть тебе деньги. – Кашлянув в кулак, добавил: – Но меня ограбили. Не видел, кто. Ударили со спины, и я отключился. – Хотел на этом закончить, но снова проронил: – Извини…

Второй раз?! Да что происходит? Или я так обрадовался первому «дзинь», что умишком тронулся? Ламповой не нужны мои извинения… А что ей нужно? Я замер в ожидании ответа, сердце почему-то забилось быстрее.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Валерия. – Я прощаю. Только потому, что понимаю, – цену деньгам ты не знаешь. Для тебя сорить ими так же естественно, как деревьям осенью ронять листья.

– Ты не права, знаю я цену, – стряхнув непонятное оцепенение, возразил я и глухо пояснил: – Но для нас это разное понятие.

– Понятие одно, – примирительно рассмеялась она, и у меня тоже уголки губ дернулись вверх. – Порядок да, разный. Возможно, ты готов расстаться с суммой, на которую я живу целый месяц, с той же легкостью, с какой я отдаю мелочь нищему на остановке автобуса.

Сжав челюсти, я запретил себе улыбаться. Нахмурился, вспоминая слова ее соседки Кати о том, что Лампова часто берет деньги в долг и «забывает» отдать.

– Вот! Ничего сложного. – Она поставила вымытую чашку на столик и посмотрела с живым интересом: – Попробуешь?

Она серьезно думала, что я пойду на это?

– Нет, – передернул я плечами.

Валерия, спрятав разочарование под опущенными ресницами, отвернулась и неторопливо принялась мыть посуду. Лишь посетовала:

– Что ты за Джинн такой? Желания исполняешь лишь свои. Удивительно, почему прибор все же сработал. Видимо, Глеб прав и это ошибка.

– Что? – Взволнованный, я вскочил и подошел к Ламповой. – Так ты знаешь о первом «дзине»? Тебе Глеб рассказал? Когда? Или отец позвонил? Почему ты сказала, что прибор сломан?

Молча взяв со стола перчатки, она протянула их.

– Желания, Джинн! Я загадываю – ты исполняешь. Сработаемся или нет?

Я смотрел в лазурные глаза и понимал, что проиграл. Девчонка зацепила мое любопытство. Но чтобы получить ответы, придется испачкаться. Тяжело вздохнув, я поднял руки и растопырил пальцы. Лампова иронично фыркнула, но перчатки мне все же натянула. Еще раз показала, как брать тарелку и что делать. Я неохотно подцепил пальцами блюдце, но оно мгновенно пропало из видимости, раздался звон.

– Эй! – тут же влетел длинноносый. Он будто стоял за дверью и специально ждал этого момента. – Вы мне тут не переколотите все, студенты!

– Извините, это случайно, – заверила его Валерия и, посмеиваясь, многозначительно посмотрела на меня. – Товарищ Джинн, если вы так же со снарядами в спортзале управлялись, то удивительно, почему ваши ноги еще не ласты.

– Я травмирован, – напомнил ей. – Физически и морально.

– А морально-то что? – хихикала она.

Надо запретить ей улыбаться. Слишком мило смотрятся и ямочки на щеках, и блестящие весельем глаза. Пусть лучше ругается, проще ее воспринимать как препятствие к привычной жизни. Я отвернулся и, подхватив тарелку, повертел в руках.

– Ух ты! – преувеличенно восхитилась Лампова. – Ты ее не разбил. Уже молодец.

– Не подавись сарказмом, – буркнул я, но в груди потеплело. Увереннее перехватил посуду и провел по ней губкой. – Не выходит. Что не так?

– Моющее средство, – напомнила Лампова и кивнула на бутылочку.

Я выдавил на губку вязкого и резко пахнущего вещества столько, что Валерия вскрикнула:

– Довольно! Ты не промоешь потом посуду от пены.

– Да блин, – уронив очередную тарелку, проворчал я, – ты определись, мазать или смывать. – Вроде все делал как она, но у Валерии в раковине белая пена и на столе рядом – сверкающая белизной посуда, а у меня все в какой-то противной слизи. Как назло выскользнул и разбился стакан. – Гадство…

– Вот же Джинн криворукий, – не выдержала Лампова.

Она шагнула ко мне и, поднырнув под мышку, обхватила мои запястья. Когда принялась руководить ими, что-то начало получаться. Через несколько тарелок я уже чувствовал себя уверенно, но не стремился это показать. Улыбаясь, позволял Валерии водить моими руками, щекотать подбородок собранными в смешные хвостики волосами, прижиматься к моему боку своим и порой даже задевать меня округлой грудью.

Вкусно Валерия пахнет. Сладкой выпечкой и ягодами… Малина? Лучше ее нюхать, чем моющее средство. Но вот посуда закончилась, и Лампова отстранилась. Я стянул перчатки и, наблюдая, как Лера трет тарелки, спросил:

– Почему же сработал аппарат? – Она глянула на меня и выгнула бровь. Я покрутил в руках сотовый: – Что тебя так осчастливило?

– Я думала, умираешь, – пояснила она, – а ты открыл глаза. Вот и обрадовалась.

– Ты же ненавидишь меня, – нахмурился я и подмигнул: – Или нет?

– Или да! – недовольно буркнула она. – Не переживу, если тебя придушит кто-то другой.

Отставив последнюю чашку, Валерия позвала длинноносого. Тот на чистую посуду даже не посмотрел, а, болезненно морщась, подсчитывал битую.

– Вы мне еще и должны остались! – последовало наглое заявление.

– Ну довольно, – разозлился я. Плюнув на репутацию, надвинулся на мужчину. – Ты еще и приплатишь, когда узнаешь, кто тебе посуду мыл…

Затарахтел звонок, и длинноносый, подняв палец, ответил на вызов.

– Что? – Побелел. – Как не тот адрес? Подожди минутку.

Он выскочил в зал, и Валерия потянула меня следом. Думал, под шумок сбежать хочет, но нет – она остановилась у засыпанной листочками стойки. Длинноносый перебирал бумажки и мрачнел с каждой секундой.

– Извини, Маш, сейчас вышлю сообщением верный адрес, – наконец проронил он и, отключившись, вытер пот со лба. – Опять заказы перепутал. Жена теперь голову откусит.

– И правильно сделает, – оценив обилие записей, ухмыльнулся я. – Зачем голова без мозгов? Весь мир уже пользуется мобильными приложениями. Заказы фиксируются, адреса привязываются, скидки накапливаются, клиенты множатся.

– Как бы еще его сделать, – тяжело вздохнул тот.

– Очень легко.

Брякнул и пожалел. Носатый вцепился в меня так, будто тонул, и я его единственная надежда на спасение. Следующий час я потратил на то, чтобы объяснить владельцу кафе, как оказалось, а не официанту, принцип работы приложения и обсудить сроки выполнения заказа. И, пока Лампова уминала пышные булочки, которыми угостила нас мать владельца, и запивала ароматным чаем, договорился о гонораре.

– Нам будут платить обедами на двоих в течение недели, – горделиво заявил я Ламповой. – Будем считать, что я вернул тебе часть денег. Ты счастлива?

С улыбкой вынул телефон и посмотрел на экран. Я же решил проблему с долгами, но второго «дзинь» не было. Линия эмоционального состояния плавала примерно там же, где и всегда. А вот когда мы мыли посуду, почти коснулась алой отметки.

Ничего не понимаю. Как можно радоваться, выполняя грязную и унизительную работу?

Объяснение только одно.

Лампова – мазохистка!