Книга: ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную
Назад: Чинить
Дальше: Вдохновлять

Целовать

Я никогда не видела, как целуются мои родители.

Никогда.

Я поняла это внезапно, когда нам с мужем вдруг сделали замечание. Ну не то чтобы прямо замечание, а просто сказали осуждающее: «Э-э-эх!» – заметив, как мы соприкоснулись губами.

Объективности ради надо сказать, что мы сами в тот момент были с детьми. И не только со своими.

Мы большой компанией с друзьями сына ходили на каток, и на обратном пути я купила мороженое всем разрумянившимся конькобежцам.

И вот идем мы все веселой гурьбой домой, дети чуть позади, мы с мужем – чуть впереди.

– Попробуй мое мороженое, – протянул мне муж свое эскимо.

– А ты – мое, – я протянула ему свой вафельный стаканчик.

Мы попробовали друг у друга мороженое «на брудершафт» и, смеясь, поцеловались.

Вероятно, дети, шедшие за нами, это видели.

И тут это осуждающее «Э-э-эх!» от встречной тетеньки.

Я вообще думаю, что детям было не до нас, ибо они там, позади, шумели о своем, но даже если они и видели поцелуй, не было в этом ничего страшного, скорее наоборот, милота.

Я стала вспоминать свое детство. В моем детстве никто и никогда не целовался у меня на глазах. Это все было табуировано, любая тактильная ласка.

Бабушка и дедушка, растившие меня до тринадцати лет, тоже никогда не обнимались и не целовались при мне.

Поцелуи и объятия попадали под статью «разврат» и наказывались яростным осуждением.

Я выросла человеком, не источающим ласку и не умеющим ее принимать.

Я вообще не понимала, что с ней делать.

Ласка – как пакет с жареной чесночной курицей, который однажды нам с мамой дала в поезд бабушка. Мы стеснялись доставать его и есть при других пассажирах. Но и перед бабушкой неудобно, не выбрасывать же, она старалась.

И вот лежит эта забота, завернутая в несколько пакетов, в сумке, пахнет чесноком и смущает всех. И с лаской так же: вроде есть, а не надо, вроде хочется, но стыдно.

С совершеннолетия я, сама того не ведая, изо всех сил демонстрировала индифферентность и фригидность. Мол, меня все эти ваши глупости – свидания и поцелуи, не интересуют.

К тому моменту я уже пять лет жила с родителями.

Теми самыми, которые тоже никогда не целовались.

Объективности ради, я и не застала периода их любви, только агонию отношений, развод и разочарование друг в друге.

Всех сверстников, кого влюбленность интересовала, мама на всякий случай называла «падшими».

Я очень боялась, что меня примут за такую вот падшую женщину. Это словосочетание в нашей семье принято было произносить, захлебываясь негодованием.

И я до сих пор помню, как гордилась, что никого не люблю.

Я. Гордилась. Что. Не. Люблю.

Это даже звучит ужасно.

Урок того, как никого не любить, мне каждый день преподавали в семье. Как ругаться, ненавидеть и посылать друг другу проклятья транзитом через ребенка, любящего обоих родителей.

Единственный эпизод, который я смогла вспомнить с трепетом, это мою ангину в семнадцать лет.

Я в тот день не пошла в институт, вышла утром из комнаты, сообщила о температуре и о том, что хочу поспать, и ушла обратно.

Но все тело ломало, и я не смогла снова заснуть. Просто лежала с закрытыми глазами и терпела боль.

А мама и папа в коридоре разговаривали шепотом, чтобы не разбудить меня. Этот шепот их объединял, делал сообщниками, дружащими против моей болезни.

И я погрузилась в иллюзию, что все хорошо, и специально не открывала глаза, притворялась спящей, чтобы они подольше вот так дружили шепотом. Меня это согревало, вдохновляло и даже лечило.

Моя ангина прошла, а родители снова конвертировались из единомышленников в заклятых врагов.

Детям необходимо видеть родительский пример отношений, потому что они учатся у них и мотают на ус, какую семью хотят в будущем. Или не хотят.

Я не представляю семьи, в которой муж может идти из кухни, а жена – в кухню, и, столкнувшись в коридоре, они просто пройдут мимо. Не обнимутся, не поцелуются, не дотронутся друг до друга… Как это?

Я никогда не видела, как мои родители целуются. А мои дети видели.

И в этом нет никакого «эх!», только хороший пример счастливой семьи.

Азбука Морзе – это точка и тире.

Азбука Любви – это объятия и поцелуи.

И эта азбука учит читать родного человека по нотам, из которых соткана уникальная мелодия любви.

Дарить

Я на почте стою в очереди.

Жду, когда на электронном табло зажжется мой номер и я смогу в указанном окошечке отправить свои книги с автографом человеку, который их очень ждет.

Атмосфера на почте ругачая, тяжелая. В каждом окне локальные мини-конфликты.

У кого-то потерялась посылка, кто-то грубит сотруднице, и она пытается выстроить границы, но получается, что только подкидывает дров в пекло недовольства, кто-то собирает пазл картонной посылки, она распадается, человек психует и матерится.

Повсеместный стресс ощущается физически, он замешан в воздухе и делает его тягучим, как кисель, и сложным для беспечного дыхания.

Был февраль 2020, уже случился в мире эпидемиологический коллапс, страны одна за другой закрывали границы, объявляли карантин, люди понимали, что надвигается беда, которая срикошетит своими последствиями в каждый дом и в каждую семью. Страх прорывался в эфир повышенной концентрацией злости и раздражения.

– Где? Где она, я вас спрашиваю? Месяц жду посылку из соседнего города!

– Кто придумал эту бюрократическую дрянь? Как это заполнять?

– Как ваша фамилия? Я напишу жалобу!

В каждом окошечке – бунт. А на самом деле бунт не в окошечках, а внутри. Внутри каждого человека. Просто он не виден невооруженным взглядом, только всполохи его рвутся наружу вот такими вот колючими монологами.

Мне хотелось быстрее отправить посылку и уйти. Невыносимо находиться в этом эпицентре полыхающей злости.

Я понимаю, что люди такие раздраженные не от счастья и спокойствия за завтрашний день, а оттого, что они бьются-бьются за это счастье, а оно так и не наступает. А потом приходит кризис и обнуляет даже тот путь, что уже пройден, как бы возвращает человека на старт.

Какая уж тут радость.

Вдруг на почту вбегает плачущая девушка и бросается к третьему окошку. Там занято: какой-то мужчина получает посылку, но девушка его будто не замечает:

– Вы продали мне пустую коробку! – рыдает она. – Там нет вертолета! Я ребенку купила, мы дома открыли, а там пусто! Ребенок рыдает, еле успокоила. Вот он заснул – и я сюда… Поменяйте быстрее, а то он один дома остался, соседка присматривает.

У нее в руках – коробка из-под игрушечного вертолета. С недавних пор на почте продаются игрушки, на стеллажах прямо в зале стоят грузовички, самолеты, корабли в пластмассовых коробках.

Они легкие по весу, видимо, девушка купила вертолет, решив, что он очень легкий, и не осознав, что его в коробке просто нет.

Сотрудница в окошечке расстроенно поясняет:

– Я не могу просто поменять, простите. У каждой коробки свой штрихкод. Если я поменяю, я как бы за свой счет куплю вам новый. Вычтут из моей зарплаты, а она и так крошечная. Можно написать заявление.

– Какое заявление? Я за семьсот рублей купила у вас пустую коробку, расстроила ребенка, довела до слез, прошу вас вернуть мне игрушку! – Девушку трясет от негодования.

– Наверное, кто-то из посетителей просто взял и украл игрушку, – сочувственно говорит сотрудница почты. – Стеллажи стоят в зале, в зоне доступа. Надо смотреть камеры… Мне очень жаль, но давайте оформим…

– У меня ребенок дома один! Что мы оформим? – рыдает девушка. – Отдайте вертолет…

– Простите, – женщина в окошечке готова помочь, но в рамках своих компетенций. – Мне жаль, что так случилось, что кто-то украл…

– Да мне плевать, кто украл! Что мне ребенку сказать? Получается, что вы не можете обеспечить безопасность, а виноват мой сын? Я одна его ращу, я эти деньги месяц копила, а теперь он остался без игрушки.

Девушка – воплощенное отчаяние. Плачет так искренне, будто это она осталась без вертолета.

Я чувствую ее материнскую боль каждой клеточкой.

Я видела ее пару раз на детских площадках с сыном. Он у нее – шаловливый вихрастый мальчуган, непоседа, как любой мальчишка в четыре годика. Ее смысл жизни, ее радость. Она на многое готова ради его улыбки.

И вот на деньги, которых, в принципе, нет, на последние, она покупает вертолет. Не просто вертолет, а порцию радости для сына, растянутую во времени. Он будет «летать» с этим вертолетом по квартире и ликовать своим детским восторгом, а она будет греться об его радость и зажигаться от нее, не жалея ни об одном рубле.

Но вместо вертолета ее сын получает пустую коробку. Это нечестно. Ему четыре года, он пока должен быть защищен от таких жизненных подстав.

Ее брак оказался пустой коробкой из-под счастья. На коробке была нарисована счастливая семья и дом – полная чаша.

А на деле внутри – пусто.

И теперь она одна тянет сына, без помощи и без поддержки, и нет того места, где можно написать заявление на возврат. На возврат потерянного времени и выплаканных слез.

Но сама она – взрослая женщина, и взрослым людям такие ситуации посланы для опыта. А малышам? Вот ее сыну за что пустая коробка?

Я выхожу из очереди и иду к стеллажу. Туда, где стоят игрушки, машинки. Я ищу вертолет. Такой же, как у нее в руках.

– А есть такой же вертолет? – спрашиваю я у женщины в окошечке. – Мне очень надо купить.

– Нет, только то, что на витрине.

– Девушка, – я обращаюсь к плачущей маме. – А кроме вертолета, что вашему пареньку нравится? Я хочу ему подарить. Вот паровоз. Самолет. Грузовик. Лодка. Что?

– Нет, что вы! – пугается девушка. – Вы здесь при чем?

– Я ни при чем. Просто хочу подарить ребенку подарок. Не вам, а вашему сыну. Не отказывайте мне в этом удовольствии. Ну же, смелее, что берем? А то проснется, а мамы нет.

– Наверное, самолет, – девушка вытирает слезы тыльной стороной ладони.

– Отлично, можно я без очереди куплю самолет? – спрашиваю я, и мне уступают место у всех (всех!) окошечек!

Мужчина с посылкой в третьем окне вдруг спохватился:

– А я тогда грузовик! Давно хотел такой грузовик! Как зовут вашего сына?

– Славик.

– Я давно хотел вот такой грузовик Славику.

– Да что вы, я не могу так… – заплаканная мама недоверчиво крутит головой.

– Можете. Как компенсация за то, что вертолет стал самолетом, грузовик в нагрузку.

– А мы возьмем тогда поезд, – мама с двумя подростками решительно берет с полки поезд.

– А с меня лодка! – говорит женщина в ярком шарфе.

– А мне дорого игрушки, я крекеры для Славика возьму, – говорит милая улыбчивая бабушка.

В третье окошечко – очередь. Целая очередь людей, которые остаются людьми даже в кризис. В кризис это сложнее. Потому что страшнее за свое завтра. И неизвестно, можешь ли ты позволить себе щедрость.

Но смысл щедрости не в кошельке, а в том, что это встроенная функция души.

Она не гаснет в беде, а разгорается еще ярче.

Через пять минут мама Славика опять рыдает. У нее в руках – все виды игрушечного транспорта, крекеры и варенье.

Это другие слезы, какие-то нежные, недоверчивые.

Она похожа на маленькую девочку, которой только что вернули счастье.

Я представляю, как проснется маленький грустный Славик и увидит это богатство. И ненадолго станет самым счастливым человеком на свете. А может, надолго. А может, навсегда. И его мама тоже научится быть счастливой.

И поймет, что ее коробка семьи полна любовью до краев!

Счастье никак не связано с количеством денег в кошельке.

Помню, как однажды я прочла байку про Дональда Трампа, нынешнего президента Америки.

Он как-то задолжал госкомпании миллион долларов. И шел по улице, очень удрученный, и думал о невообразимом долге и вдруг увидел бездомного человека, который попросил у него денег:

– Видно же, что вы богатый человек, подайте бедному, – сказал бездомный.

– Прямо сейчас ты богаче меня на миллион долларов, – грустно ответил ему Трамп.

Я прочла эту байку (не знаю, было ли такое на самом деле) и задумалась.

Каждый человек богат, но может даже не подозревать об этом.

Люди придумали измерять богатство денежными знаками и очень боятся потерять свои кошельки.

Но богатство – оно же так многогранно!

Если вам есть кого любить, если вы для кого-то душевный витамин, если сердце ваше полно добротой, если семья рядом, если есть хоть один адресат, кто ждет от вас весточки, – вы очень-очень богатый человек, и ни один кризис вам не страшен.

Мы проводили заплаканную счастьем маму Славика и снова рассредоточились по залу ждать своей очереди.

Но в атмосфере зала что-то неуловимо изменилось. В каждом окошечке люди улыбались друг другу.

– Вот и нашлась ваша посылка!

– Там внутри конфеты, я сейчас вас угощу…

– Спасибо за оперативность.

Я стою и улыбаюсь. И не тороплюсь уходить. Я будто купаюсь в человечности, и мне нравится это море.

Море, которое живет в каждом из нас и очень волнуется, когда мы об этом забываем.

Назад: Чинить
Дальше: Вдохновлять