Книга: ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную
Назад: Замечать хорошее
Дальше: Не судить

Спасать

Директор Элвиса Пресли придумал продавать значки «Я люблю Элвиса». Фанаты с радостью разбирали их.

Не потому, что им нужен значок, а потому, что в этом значке поймана эмоция.

«Но ведь существует много людей, которые не любят Элвиса, даже ненавидят», – подумал директор Элвиса.

А ненависть – это тоже эмоция, которая по силе может быть даже больше любви.

Он выпустил значки «Я ненавижу Элвиса» – и не прогадал. Их разбирали так же охотно, как и противоположные.

Иногда ненависть и любовь уживаются в одном человеке.

Например, вот письмо от Тони. Она написала его мне, когда ее муж пришел домой пьяный. Хотя обещал, что бросит пить. Он уже семь лет обещает. Кодируется, лежит в больницах… А потом опять.

Он в тот день упал на пол, не дойдя до кровати. Заснул. Под ним на паркете растеклась лужа. Он был так пьян, что не контролировал физиологию.

Тоня написала, что ненавидит его.

– А зачем тогда… Почему вы не уйдете? – спросила я. Я имела в виду, зачем спасать человека насильно, если он не хочет, сопротивляется и выбирает тонуть в бутылке.

– Потому что люблю.

Это очень странно, что два противоположных чувства уживаются в одном человеке по отношению к другому. Мне сложно это понять.

Как можно любить того, кого ненавидишь?

Тоня охотно пояснила.

Тоне важно служить. Ей близка миссия служения. В этот момент она ощущает себя нужной, полезной, ее жизнь наполнена смыслом.

Раньше она служила детям: они были маленькие и отчаянно нуждались в ней. А теперь они большие, у них свои отдельные семьи и свои жизни, а один даже за границей живет.

И вот Тоня вдруг никому не нужна. Ну, то есть нужна, конечно, но совсем по-другому. Ежедневные ее стирки и уборки не нужны, а что же делать тогда весь день?

Для Тони жить равно служить.

И вот примерно в это время ее муж нырнул в алкоголизм. Ну то есть он всегда был выпить не дурак, а тут…

Его уволили из-за запоя, и он от отчаяния опять в него ушел. Стало понятно, что человек кубарем катится в пропасть, и, как бы цинично это ни звучало, это оказалось очень кстати: Тоня снова нужна.

Однажды он упал в ванной и ударился затылком о раковину. И пролежал там, в крови, пока Тоня не вернулась с работы и не вызвала скорую.

Все закончилось хорошо, но Тоня усвоила: муж умрет без нее. Он не умеет без нее.

Когда рождается маленький ребенок, он, например, тоже полностью зависит от мамы. Он маленький, он не выбирал свою беззащитность. Но он сам не сможет себя ни накормить, ни согреть.

А тут – муж, взрослый человек, он вырос и выбрал. Выбрал образ жизни, при котором он, как младенец, зависит от другого человека.

Готовить не умеет, убирать не умеет, работает от запоя до запоя.

Коррупция – это когда берут взятки.

И когда дают. Давать взятки – это тоже коррупция. Давать взятки – плохо, но иногда не дать – слишком сложно, сложнее, чем найти деньги и дать. Особенно если от взятки зависит, ну, например, лечение твоего ребенка и его здоровье. И ты выбираешь дать взятку, купив себе спокойствие от мысли, что сделал для ребенка все, что мог.

Вот у Тони в семье тоже коррупция: Тоня дает, муж берет.

Я про «всю себя». Тоня отдает все, что есть.

Может ли она не давать? Может.

Может бросить все и не жить с алкоголиком.

Но он тогда умрет, и ей придется жить с мертвецом. Он будет с осуждением заглядывать в ее сны и легко отвоюет ее совесть. Тоня не вынесет чувства вины.

Я знаю, что такое алкоголизм. Это когда человек утонул в выпивке, но пришел домой и делает вид, что не пил.

А выглядит как утопленник, и эффективность жизненная такая же.

Сейчас популярны фильмы про зомби – оживших мертвецов. В кино эти фильмы называются «фильмы ужасов». Мне кажется, таких, как Тоня, подобные фильмы не напугают. Они живут в этом сценарии годами, десятилетиями…

И ужас давно стал рутиной.

Тоня говорит об ответственности.

Она немножко Маленький принц, она приручила мужа и теперь не может его бросить, потому что она за него в ответе.

Мне кажется, она неправильно поняла Сент-Экзюпери, я ищу аргументы, хочу от лица Маленького принца пояснить Тоне, что он имел в виду животных, например, собачек, но не имел в виду взрослых зависимых людей.

Но Тоня не слышит, возражает.

Говорит, муж не может без нее, потому что она позволила ему не мочь. Она все взвалила на себя, стала незаменимой в быту, причем организовала эту зависимость из лучших побуждений. Она заботилась о нем, а потом очнулась через семь лет, когда забота превратилась в ненавистную повинность.

Можно взять и уйти, забрав с собой свою заботу. Свои супы, чистые полы, оплаченные коммунальные платежки.

Тоня, оглянись: нет наручников, ты свободна.

Но наручники есть. Наручники Тониной совести крепко приковали ее к мужу, а ключ потерян.

Это называется созависимость.

Есть такой смешной-несмешной диалог между мужем и женой:

– Мне с тобой плохо.

– Так и должно быть.

Так вот, так не должно быть. Семья – это когда «мне с тобой хорошо». Это не значит, что при первом испытании горем надо бежать в загс, подавать на развод, а в причинах указывать: «Потому что мне плохо».

Нет, своих на поле боя не бросают, и борьба за семью всегда дает силы. Только через семь лет уже можно получше разглядеть того, кого ты все эти годы так отчаянно тащишь с поля боя: это точно «свои»? Не чужие?

Тоня не уходит.

Но и не живет. Ведь разве это жизнь?

Подтирать мочу, нюхать перегар?

Твой муж – не младенчик. Он не умрет от голода и холода. А если и умрет, то это будет его выбор и его ответственность.

Ты сама зачем-то выбрала эту ответственность взвалить на себя.

Но Тоня не уходит. Говорит аргументированно: «Мне вот и в стране моей плохо, но я же не уезжаю. И от мужа не уйду по той же причине».

Тоня – патриот своего мужа.

Он у нее плохой, но она его не бросает.

Как бы носит сразу два значка: «Я ненавижу мужа» и «Я люблю мужа».

Тоня несет свой крест. Даже не несет, тащит. У меня тоже есть свой крест, и мне неловко при ней нести его вприпрыжку.

Я смотрю на Тоню и учусь уважать ее выбор. Мне не обязательно его понимать, чтобы уважать. Наверное…

Мне кажется, Тоня просто не умеет себя любить. Ее не учили, не было повода.

Я это очень хорошо понимаю, потому что мы росли с Тоней в одно время, когда любовь к себе считалась эгоизмом, и само это слово имело лишь негативные коннотации.

Вот на тарелке лежат два яблока. Подгнившее и обычное. Вы какое возьмете?

Тоня возьмет гнилое. И я возьму гнилое. Точнее, очень долго брала гнилое. Меня, как и Тоню, так учили.

Мне с детства говорили, что самопожертвование – это прекрасно, а забирать себе лучшее – стыдно.

Это ведь кому-то достанется гнилое! Как ты будешь с этим жить? Отобрать хорошее яблоко у того, кто его достоин, – это же низкий и подлый поступок.

Я отлично усвоила этот урок.

Я заберу себе гнилое и никого не обижу этим выбором.

Я вам больше скажу: я рада взять гнилое, потому что в этот момент я сразу хорошая и молодец. А мне это очень важно, когда я хорошая и молодец. Важнее, чем звонкое и хрустящее свежее яблоко.

Я всю жизнь собираю в лукошечко своих недополученных в детстве молодцов, бережно их храню и часто рассматриваю, блестят ли на солнышке.

Недохваленность сильно ранила меня в детстве. Меня не хвалили, даже когда объективно надо было бы. Поэтому своего сына я хвалю впрок. Я впихиваю в него «молодечиков» так активно, что они валятся из ушей, и он перестает их ценить и замечать. Он уже понял, что он молодец, поэтому подойдет и заберет себе лучшее яблоко, а на гнилое даже не посмотрит.

Я не знаю, правильно ли это.

С одной стороны, я наелась гнилых яблок и желаю сыну не гнилых. С другой стороны, забрать и даже не подумать о том, втором, кому достанется гнилое…

Как же так?

И речь не о том, чтобы отказаться от хорошего, скажем, в пользу, ребенка. Тут-то понятно. Тут каждая мама так сделает.

А просто отказаться от хорошего, потому что внутри живет убежденность, что хорошее – это для других, а для меня – гнилое.

Я смирилась с гнилым, и мне было нормально. Даже вкусно. Можно же обрезать там, где сгнило, и отлично пообедать, они сладенькие, когда перезреют.

Я так увлеченно хрустела гнилым яблоком, что не заметила, как мир снаружи изменился.

Изменился стремительно.

Все сферы жизни на глазах становятся другими.

Раньше ценилась целомудренность, до брака ни-ни и не дай поцелуя без любви. Сейчас другие нравы: Тиндер и новая любовь каждую пятницу.

Раньше семьи жили вместе, без разводов, и вместе проживали испытания. Сейчас сломанных мужей и жен выбрасывают из квартир, как коротнувшие тостеры.

Раньше ценились стахановцы и самопожертвование во имя общих идеалов. Сейчас в тренде любовь к себе.

Любовь к себе – это взять хорошее яблоко. Негнилое. И не спасать мир, забирая гнилое, ибо этой жертвы никто не оценит.

Раньше люди копили. Вещи, деньги. Их не было, и люди копили. Было интересно копить: ни у кого нет, а у тебя есть!

А сейчас век потребления. У женщин – целые гардеробные. Сто сумок, двести туфель. Это все про любовь к себе.

Я обнаружила, что мои принципы устарели, я не успеваю за миром, застряла в прошлом, там, где было чисто и светло, и оттуда я с легким недоумением выглядываю из-за старой сумки, с которой еще в институт ходила. Я смотрю на тех, кто любит и ценит себя: сто сумок у нее и двести туфель (зачем тебе столько?) – и делает это красиво, без надрыва и примесей чувства вины.

Я так не могу. И Тоня не может. Нас много, тех, кто не может.

Мне кажется, это стыдно – любить себя. И быть богатым – стыдно.

Помню, бабушка говорила, кивая на хрусталь: «Куда это все? В гроб с собой?»

Вот и я так же гундю, бабушка Оля во мне гундит. Не надо тебе двести сумок. У тебя вон какая институтская хорошая. Можно брелочек на нее повесить – и красиво.

Но те, кто может и умеет себя любить – вдумчиво, нежно и ежедневно, – выглядят такими счастливыми.

Любить себя – это уметь слышать себя и свои истинные потребности, и наполнять себя именно тем, что хочется. Тогда эта внутренняя наполненность будет выплескиваться через край счастьем, а люди будут тянуться, и все будет получаться.

Люди намагнитятся любимые, семья расцветет, и светофоры зеленые, и проекты успешные, и вся жизнь как коробка конфет.

Как, как начать себя любить? Вот прямо с этой пятницы? Так сильно влюбиться в себя, так, что дух захватывает?

Прямо любоваться собой и говорить себе: «Деточка, ты это заслужила».

Я так хорошо усвоила это в теории, а на практике…

На практике так сложно выбрать счастье. Целая наука, которую невозможно освоить быстро. Потому что страшно. Страшно сорваться в нелюбовь.

Верните мне мое гнилое яблоко, ведь с ним меня все любили.

Вдруг я возьму хорошее и все меня немедленно разлюбят?

Скажут: «Мы думали, ты другая… А ты вон какая, ишь, вцепилась в хорошее яблоко».

Однажды я стояла на остановке, подъехал автобус, а на нем табличка:

«За рулем стажер». Я села в этот автобус и поехала. Мне было интересно, как водит стажер.

А вел он отлично. Вот я вдруг подумала, что я давно отлично вожу свою жизнь, зачем же я оглядываюсь на инструкторов из прошлого, которые машут мне гнилыми яблоками? Мы же проехали эту остановку, разве нет?

Ну так и смотри тогда вперед, на дорогу смотри, Оля, слушай себя, решай, куда едешь, пойми, чего хочешь, дерзай, если можешь. Быстрей, ибо время, пора быть смелее, учись себя слышать, услышь, чего хочешь, беги на свиданье, свиданье с самою собой, и люби эту Олю, люби до мурашек…

Ох, кто бы знал, что это такая сложная наука – любить себя так, будто никогда не было больно, будто ты заслужила эту любовь.

Я смотрю на Тонину реальность, искаженную чужим перегаром, и на Тонину страну, безнадежную и отчаявшуюся, благородную, увлеченную самозабвенным служением своим личным сомнительным идеалам, и понимаю, что Тоня берет гнилое яблоко. Выбирает его, потому что не умеет по-другому.

Так хочется угостить ее своим хрустящим яблоком, но нельзя. У каждого своя яблочная философия.

Ей надо самой захотеть и научиться по-другому, а для этого надо очень устать от чертовых гнилых яблок.

Смотрю и думаю о том, что мы с Тоней живем на соседних улицах, а как будто на разных планетах. Единственное, что в этих планетах общее, – осень, которая наступит после лета, а лето – после весны.

Осенью в магазины завезут спелые сезонные яблоки, и мы с Тоней обе купим их, и, возможно, заплатим за них одному и тому же кассиру.

А потом пойдем в наши разные жизни, чтобы придумать разные шарлотки из одинаковых ингредиентов…

Назад: Замечать хорошее
Дальше: Не судить