1. Начнем с деталей. Попробуйте описать сильное напряжение, возникшее между героями, не доводя действие до физического контакта. Ваши герои не раздеваются, они могут даже не дотрагиваться друг до друга. Передайте их эмоции через движения, жесты или разговор. (Вспомните пример из Урсулы Ле Гуин.)
2. Попробуйте понять, из-за чего в 2018 году победителем премии «Bad Sex in Fiction Award» стал Джеймс Фрей. Отметьте непонравившиеся моменты, постарайтесь ответить на вопрос почему:
«Ослепительный бездыханный трясущийся переполняющий взрывающийся белый Бог. Я кончаю в нее, мой член пульсирует, мы оба стонем, глаза, сердца, души, тела стали едины. Едины. Белый. Бог. Кончаю. Кончаю. Кончаю. Я закрываю глаза, выдыхаю. Кончаю. Я прислоняюсь к ней, мы оба тяжело дышим, я все еще в ней, улыбаюсь. Она поднимает мои руки и обнимает ими себя, обнимает своими руками меня, мы не двигаемся и дышим, твердый внутри нее, узкая, теплая и влажная вокруг меня, мы дышим. Она мягко отталкивает меня, мы смотрим друг другу в глаза, она улыбается».
Подумайте, как бы вы изменили этот отрывок, если бы перед вами стояла задача показать подобное действие. Можете поэкспериментировать с рассказчиком, с тем, чьими глазами мы видим происходящее, или обратить внимание на то, где происходит сцена.
3. Опишите эротическую сцену так, чтобы читатель поверил, что это последняя ночь героев перед расставанием (или первая после долгой разлуки). Совсем разный посыл должен по-разному повлиять на проявление их чувств.
4. Послушайте пересказ подруги или друга (вспомните собственный опыт), запишите и подумайте, какие образы вы бы добавили/убрали, на чем заострили бы внимание, чтобы сделать жизненную историю, рассказанную устно, подходящей для литературного произведения.
5. Опишите сцену любви между ручкой и рыбкой.
6. Чтобы вам легче было перебороть себя или абстрагироваться, попробуйте написать сцену, в которой плед приглашает в спальню тапочки.
1. Джон Клеланд «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех»
2. Леопольд фон Захер-Мазох «Венера в мехах»
3. Зинаида Гиппиус «Влюбленные», «Тварь. Ночная идиллия»
4. Иван Бунин «Визитные карточки», «Митина любовь», «В одной знакомой улице»
5. Евгений Замятин «Север»
6. Владимир Набоков «Лолита»
7. Джон Фаулз «Волхв», «Женщина французского лейтенанта»
8. Джойс Кэрол Оутс «Делай со мной что захочешь»
9. Людмила Улицкая, рассказ «Двое» из сборника «О теле души»
10. Денис Осокин, рассказ «Ветлуга» из сборника «Огородные пугала с ноября по март»
11. Сцены из романов Иэна Макьюэна «Искупление» (2018), Франсуазы Саган «Здравствуй, грусть» (1954), Владимира Набокова «Король, дама, валет» (1928)
«Satira castigat ridendo mores» – «Сатира, смеясь, исправляет нравы».
История юмористического жанра берет начало в пятом столетии до нашей эры – времени, когда Аристофана написал свои первые комедии. Античные авторы тесно связывали юмор с соотношением в организме человека четырех жидкостей – крови, лимфы, желтой и черной желчи. «Гумор», по их мнению, во многом определял психическое и физическое здоровье человека.
Проблема юмора впервые была поставлена Платоном и Аристотелем. Их взгляды не только помогли осознать социальную значимость комического, но и определили вектор развития юмора как литературного жанра.
Юмором, с легкой подачи древних греков, долго будет называться преодоление препятствий жизни при помощи «доброго» смеха. А смех, в свою очередь, будет считаться сильнейшей эмоцией, имеющей ярко выраженное «общественное значение».
В Средневековье слово «юмор» одним из первых употребит Бен Джонсон, автор комедий «Всяк в своем нраве» и «Всяк вне своего нрава». На Бенсона же через два столетия в своей статье «О различии остроумного, смешного, эксцентричного и юмористического» сошлется С. Т. Колридж. Цитируя стихи Джонсона о четырех жидкостях, Колридж демонстрирует живучесть античных представлений о юморе, с одной стороны, и с другой – определяет юмор как «необычную связь мыслей или образов, производящих эффект неожиданного и тем доставляющих удовольствие».
Юмор в литературе довольно долго оставался низким жанром. И именно поэтому смешнейшего «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле современники воспринимали как страшную похабщину. Скабрезных шуток в произведении действительно много, а еще юмора, что называется, на злобу дня: например, образ желчного короля Пикрохола отчасти является сатирой на императора Карла V, долгие годы воевавшего с Францией.
Немало повлияла на эволюцию юмора и немецкая классическая эстетика. Иммануил Кант считал, что «смех есть ни что иное как аффект от превращения напряженного ожидания в ничто» – именно это позволило в дальнейшем мыслить юмор как психический механизм, конечным результатом которого является смех.
В XVIII веке термины «ирония», «сатира», «юмор», «смешное» и «комическое» разделились. Не последнюю роль сыграли в этом гуманистические движения. До конца XVII века было принято смеяться над неудачливыми и психически больными людьми, теперь напористые и агрессивные формы юмора стали расцениваться как неприемлемые и вульгарные, а юмором все чаще стали называть благоразумное веселье, противопоставленное жестокости сарказма.
Любопытен взгляд на природу юмора Зигмунда Фрейда, который считал юмор «одним из наиболее здоровых защитных механизмов выражения социально неприемлемых, агрессивных и сексуальных импульсов».
Говоря об эволюции юмора как литературного жанра, важно помнить о традиционном делении юмора на «высокий» (или интеллектуальный) и «низкий». Мы привыкли полагать, что наибольшим глубокомыслием отличается английский юмор. И обязаны мы этим стереотипом Жан-Полю Рихтеру. Это он одним из первых ввел английский юмор в ранг эталона, написав про него следующее: «великие юмористы не только были крайне суровы, но и наилучшими из них обязаны мы меланхолическому народу». С этим можно соглашаться, а можно и нет. Но кто из нас не восхищался чувством юмора Стерна и Диккенса?
Но не Англией единой. Возникновение высокого комизма в литературе давно и прочно связывают с испанским «Дон Кихотом» Мигеля де Сервантеса, а Франции приписывается изобретение иронии: в «Необычайных приключениях Тартарена из Тараскона» Альфонса Доде – небезызвестной вариации «дон-кихотского» сюжета – ирония уж очень преобладает над юмором.
Применительно к русской литературе нельзя обойти стороной раннее творчество Гоголя, «гумор» которого был восторженно оценен Белинским. Юмор Гоголя имеет куда менее личностную окраску, нежели юмор западноевропейский. Герои Гоголя оригиналы, они – чудаки. И их чудачества соответствуют исходному – античному значению слова «юмор», в отличие от чудачеств Дон Кихота, мистера Шенди и Пиквика. Вклад Гоголя покажется куда более значительным, если вспомнить, к примеру, то, что в России юмор в литературе стал появляться только в петровскую эпоху. Публиковать что-либо юмористическое до этого попросту запрещалось. Юмор же был в основном бытовой или устно-скомороший. Известно, что Тарковскому для «Андрея Рублева» пришлось самому составлять скоморошьи частушки, потому как оригинальные XV века почти полностью состояли из знаменитого русского мата.
С 1880-х годов в России распространяется юмористическая развлекательная литература. Во многом благодаря Чехову. Его безудержное стремление к новым формам оказало мощное влияние на развитие драматической литературы и театра, где изящный чеховский юмор стал чем-то вроде недостижимого идеала.
Талантливо сконструирована юмористика в произведениях Тэффи, Саши Черного, Аверченко, Зощенко. Юмористическое и серьезное, трагическое, сочетаются в творчестве Булгакова, Шолохова, Твардовского, Шукшина, Белова.
Направления изучения смешного в советское время обусловлены взглядами Белинского, Герцена, Луначарского, которые акцентировали внимание на деструктивных функциях смеха. Характерно, что в этот период «юмор» теряет свою определенность, что приводит к возникновению обособленного явления «сатира и юмор».
В XXI век юмористический жанр входит как исторически сложившийся и имеющий большие перспективы развития.
Перспективы эти уже на наших с вами глазах оформились в настоящий тренд. Вот о нем еще два слова перед практической частью статьи.
Шутить и смеяться в современной литературе по-прежнему можно и нужно, но делать это стало модно с использованием метаюмора, постиронии и новой искренности. Наверняка вы о них слышали. А если нет, то не беда. Суть здесь вот в чем. Если раньше шутка была смешной сама по себе, и смеющимся не нужно было знать, откуда у нее растут ноги, в каком контексте она шутилась и как видоизменялась со временем, то метаюмор как раз на этом и построен. В меташутке важно знать всю предыстрию, иначе вам на этом междусобойчике смеющихся будет просто не смешно.
Метаюмор на самом деле зародился еще в середине прошлого столетия. Все советские люди помнят анекдоты про маленького мальчика, попадающего в комичные ситуации, а американцы свои анекдоты про слонов. Вот про мальчика нам все ясно – это реакция на социально-бытовые проблемы эпохи, а вот про слонов уже не очень. И правильно – для этого нужно было быть американцем и жить во времена борьбы темнокожего населения за права. У метаюмора есть один важный нюанс – почти даже «минус». Он почти всегда недолговечен. Смешно ли будет современному ребенку, прочти он анекдот о маленьком мальчике? Другой нюанс – это почти «плюс». Метаюмор существенно обогащает произведение и придает ему неповторимое звучание. Про «Бесконечную шутку» Д. Ф. Уоллеса не знает только ленивый. И к тому же метаюмор – это почти обязательный ингредиент для книжных серий. Помните, какими чудесными шутками-колкостями обменивались из книги в книгу Гермиона и Рон? И вроде бы они нам и понятны, но, если прочтешь всю серию, то эти шутки будут смешны уже совсем в ином свете. В общем, использовать или не использовать метаюмор – дело исключительно авторское, но стоит ли забывать о моде?
Постирония – очень затейливо устроена. Это – настоящее преодоление границ жанра В постиронии автор создает ситуацию множественной интерпретации, конечным результатом которой должно стать замешательство читателя. Шутит ли герой, иронизирует или говорит ясно, без всяких таких намеков? В такой неопределенности рождается дополнительный смысл написанного автором и прочитанного читателем. Постирония – высший пилотаж литературного юмора, которому стоит учиться, ибо читателем такой текст никогда не будет забыт.
И самое новое в юмористическом жанре – это «новая искренность». Ее культивирование на литературную почву связывают с тем же Д. Ф. Уоллесом, который в «Бесконечной шутке» противопоставляет искренность другим чувствам и с ее помощью пытается вновь заполнить опустошенную цинизмом американскую литературу. Как работать с новой искренностью? Скрывать не станем. Трудно. И посоветуем банальное: лучший способ научиться – это разобраться в том, как это сделали другие. «Бесконечная шутка» – хорошее для этого пособие.
История юмористического жанра не проста и вся состоит из взлетов и падений. И еще она – лучшее доказательство того, что главный судья для литературного смешного – это время.