Глава 8
Мары воспитывают новых сестёр все вместе, но нового Морока тренирует лишь один. Его наставник.
Когда Тень отмечает для себя нового мальчика десяти лет, то его появление чувствует лишь один из взрослых Мороков. Такой человек связан с мальчиком особенной связью, будто отец и сын или старший брат с младшим. И эта связь не порвётся на протяжении всей их жизни.
Когда Морок заканчивает своё обучение в восемнадцать лет, то после он может продолжить свой путь в одиночку или остаться вместе со своим наставником, если они оба того желают.
Малахий Зотов. Забытое о Марах и Мороках
После моей первой попытки избавиться от старых воспоминаний я моюсь в показанных купальнях, успеваю высушить волосы и переодеться как раз к нужному часу. Я, Марк и ещё пятеро Теней собираемся на закате перед выходом из дворца, чтобы вместе поехать в таверну. Все удивляются, когда перед самым нашим отбытием к нам присоединяется Аарон. На это Тени с трудом удерживают натянутые улыбки, а я закусываю губу, стараясь не смеяться, вспоминая, как они не любят брать его с собой. Но я понимаю, что по большей части мужчины лукавят, потому что их улыбки становятся настоящими буквально через пять минут пути. Хотя немалую роль играет напоминание о том, что именно кошелёк принца сегодня опустеет.
Чтобы вместить всех Теней, требуется целое здание, где первые два этажа отведены под таверну, а на третьем и четвёртом этажах – постоялый двор. Даже это продумали для тех, кто планирует напиться так, что не сможет верхом на коне вернуться в казармы. Когда мы заходим в помещение, меня едва не оглушают гам и хохот. Таверна забита под завязку солдатами Александра. Хотя только знающий их может это понять, потому что в этот раз все одеты в удобную одежду, кто-то сидит в кафтанах, а другим ближе дублеты, некоторые, уже разгорячённые алкоголем, успели скинуть верхнюю одежду до рубашек. Одни пьют и болтают, другие едят и спорят, кто-то играет в карты, другие обнимаются со своими девушками, либо успели где-то подцепить мимолётную компанию. Музыканты надрываются, играя весёлую мелодию, а в воздухе стоит запах жареного мяса с картошкой и аромат сладкой медовухи.
В первый момент я теряюсь, удивлённая, как сильно эта атмосфера отличается от скучного праздника в Ярате. Никто не поднимается с места и не напрягается при виде своего командира. Сейчас он один из них и солдаты лишь приветствуют его взмахом руки, улыбками или рукопожатием.
Я не знаю, куда мне стоит идти и где сесть. Но эту проблему решает Аарон, который, стоя сзади, вновь обхватывает ладонями мои плечи и толкает вперёд, уводя к одному из дальних столиков. Здесь тише, чуть темнее и спокойнее, мы слышим музыку, но она не настолько громкая, поэтому мы с лёгкостью можем разговаривать. К нам за столик также присаживаются Марк, Кирилл и ещё двое Теней: Павел и Михаил. Михаил один из рядовых в отряде, а Павел занимает положение командира, если Александр и Марк отсутствуют. Им обоим не меньше двадцати пяти. У них короткие русые волосы, у Павла голубые глаза, а у Михаила карие. И, несмотря на разную комплекцию и лица, в своём поведении они похожи на братьев.
Несколько девушек приносят еду и медовуху. Чтобы никто не смущался, я тоже ем, но немного, потихоньку отрывая маленькие, сочные кусочки куриного мяса с костей.
– Расскажи, что нас ждёт после смерти, Агата? – весело интересуется Михаил, делая несколько крупных глотков из своей кружки.
– Кто же о таком спрашивает в разгар веселья?! Будешь такие вопросы задавать, и тебя только Тень дождётся, придурок! – хохочет Павел.
– Да не может быть, – со скромной надеждой тянет Кирилл, поглядывая на Аарона, а тот наклоняет голову, загадочно улыбаясь.
– Я бы рассказала, если бы что-то помнила, – я пододвигаю к себе кружку медовухи, решая, что буду веселиться со всеми. – Но на деле я будто спала, а кто-то меня грубо разбудил. Я не осознала, как прошли все эти годы. Поэтому, когда я встала… все мои чувства, с которыми я умерла, были свежи, будто я только их пережила.
– Это правда, что богиня подарит нам новую жизнь?
– Да, – киваю я.
– Даже если мы убивали? – удивительно серьёзно спрашивает Марк.
– Да, – вновь соглашаюсь я. – Дело не в том, убивали вы или нет. Дело в ваших мотивах и душе. Если вы наслаждаетесь убийством, делаете это из прихоти и собственного желания, то нутро ваше пропитается гнилью и злобой. Нередко именно такие чувства не дают душе уйти, и появляются упыри или неупокоенные.
– То есть упыри – это чаще всего злодеи?
– Да. Но не только. Упырём может стать и невинная девушка или даже жертва убийцы, которая испытала злость, страх или другое сильное негативное чувство, что позволило душе уцепиться за этот мир.
– Как вы их отличаете? – Кирилл продолжает жевать свою еду, но, не отрываясь, смотрит на меня, ожидая продолжения. Остальные, как и он, заворожённо ждут ответа. Только Аарон наблюдает спокойно, по его губам изредка пробегает улыбка, когда он оглядывается по сторонам, замечая, что другие члены его отряда за соседними столами придвинулись ближе, заинтересованные.
– Обычно, чем больше гнили и злобы было в человеке, тем в более мерзких тварей способна превратиться душа. У некоторых даже появляется осознанность, они продолжают нападать на беззащитных людей, прекрасно понимая, что делают. С такими опасно иметь дело, даже Мар они могут легко обмануть, подстроив ловушку, – я делаю несколько глотков из своей кружки, чувствуя странное удовлетворение от того, что Теням интересно слышать о Марах.
Я уверена, что Анна уже что-то им рассказала, но приятно видеть искренний интерес этих мужчин, когда они ждут моих историй.
– Значит, Мороки и появились ради того, чтобы помогать Марам с такими чудовищами? Чтобы отправлять эти отвратительные души в Тень? – уточняет Михаил, поворачиваясь к Аарону, и тот молча кивает.
– Ты и вправду не знала, что Мороки вам как братья? – задаёт новый вопрос Марк. – Аарон рассказал нам историю.
– Нет, я не знала. И вряд ли моё поколение было первым, кто об этом не знал, – нехотя признаюсь я.
Может, разлад произошёл давно и не из-за меня, но я чувствую, что часть вины за это лежит и на моих плечах в равной степени, как и на других мёртвых Марах, что были слепы.
Повисает неловкая тишина, которую разбавляет достаточно прямолинейный и несколько наглый вопрос Марка:
– А правда, что всё Мары красивы, как богиня?
Молодые люди все как один подаются вперёд, ожидая моего ответа. Я сдержанно улыбаюсь, но понимаю, что не знаю, как ответить на этот вопрос. Хотя я прекрасно помню яркий, живой блеск в глазах Киры. Опасное очарование в улыбке Ирины. Изящные движения Лилиан, что танцевала как настоящая принцесса. Спокойная Лада, с которой можно было говорить часами, наслаждаясь её мягким голосом. Добрая Яна, чья кожа была как настоящий бархат на ощупь. А что же говорить про Анну, на которую засматривались даже молодые девушки, завидуя её обворожительному лицу.
– Вряд ли я оцениваю женскую красоту так же, как вы, но все знакомые мне Мары были намного красивее меня, – улыбаюсь я, вспоминая сестёр.
Кажется, что после моего ответа тишина становится более напряженной, я поднимаю недоумённый взгляд на мужчин, что смотрят на меня раскрыв рты с некоторым замешательством.
– Ты что? Ни разу не сказал, Агате, что она красивая? – с укором поворачивается Марк к Аарону, и тот с видимым трудом проглатывает кусок картошки, отвечая другу хмурым взглядом.
– Тогда всё понятно, – разочарованно тянет Павел, откидываясь на спинку стула.
– Это в его стиле, – соглашается Кирилл, и все остальные, даже за соседними столами, поддакивают.
Я не понимаю, притворяются они или, может, шутят. Хочу спросить, но тут Михаил вновь перебивает мою мысль:
– А каково это быть мёртвой?
– Хватит о ней так говорить, – внезапно вмешивается Аарон, хмуря нос от недовольства, – сейчас её сердце бьётся, тело полностью восстановилось. Она живая, как и мы.
– Только на… привязи? Или… поводке? – с натянутой улыбкой предлагает варианты Марк.
Я тихо хмыкаю. После того как я узнала о жертве Аарона ради воскрешения Анны, мысль о моей зависимости от Морока и вправду кажется мне малой ценой.
– Действительно, – аккуратно вмешиваюсь я, – я чувствую себя… почти как при жизни, только мне не обязательно есть, хотя я могу, если пожелаю. Моё существование поддерживает жизненная сила Морока. Но у меня и вправду есть поводок. И он, – я киваю в сторону Аарона, – может заставить меня сделать что угодно.
Все с удивлением таращатся в сторону Морока.
– Прямо всё-всё? – недоверчиво тянет Кирилл.
– Хватит на меня так смотреть, будто я сделал её своей прислугой, – фыркает Аарон, отпивая алкоголь из своей кружки.
– А так тоже можно? Заставить прибраться, еду приготовить или даже поцеловать? – раскрывает рот от удивления Марк.
– Ещё пара таких вопросов, и если получишь пощёчину от Агаты, знай, что это я её заставил, – усмехается Аарон, а Марк с опаской отодвигается на пару сантиметров от меня подальше. Я сижу прямо рядом с ним, а Аарон напротив.
– Как эта связь работает? Вы чувствуете друг друга? – Михаил делает несколько больших глотков, но его взгляд переходит с меня на Аарона и обратно.
– Агата ничего не чувствует, – поясняет Морок. – Я, если обращаю внимание, ощущаю просто нить, что нас связывает. При желании могу определить, где она или в каком направлении пошла.
– А если так? – Марк внезапно болезненно щиплет мне кожу на запястье.
– Ай!
Рефлексы срабатывают быстрее, чем я анализирую. Моя ладонь, которая должна была дать ему затрещину, пролетает в сантиметре от лица молодого мужчины, потому что он успевает отклониться. Однако все Тени уже подвыпили, и Марк неуклюже заваливается назад. Его падение останавливает Павел, в последний момент хватая друга за рубашку на груди.
– Нет. Я не чувствую то, что чувствует она, – со смешком отвечает Аарон, когда его друг вновь выпрямляется, а я щиплю Марка в ответ. – Исключением может стать только серьёзная рана.
– Жестокая, – шипит на меня Марк, потирая красный след на руке.
– А ты вообще можешь умереть? – задаёт новый вопрос Кирилл.
– Я могу? – передаю я вопрос Аарону, потому что сама не уверена, как это работает.
– Да, – кивает тот. – После воскрешения Анны мои жизненные силы, которыми ты живёшь, – не бесконечны. Я не могу восстановить серьёзные повреждения тела.
– Например, мозг? – предлагает Марк.
– Именно.
– А если ранить в сердце? – встревает Павел.
– И сердце.
– А если голову отрубить? – поддерживает Михаил.
– Или сжечь? – заинтересованно добавляет Марк.
Аарон закатывает глаза, делает несколько больших глотков, игнорируя своих людей.
– Вы интересуетесь, как от меня избавиться, когда я вам надоем? – подпираю голову рукой, растягивая губы в мрачной улыбке.
– Нет! – сразу машет рукой Марк, обиженно выпячивая нижнюю губу, а потом поворачивается к своим друзьям и строго выдаёт подчинённым: – Так, парни, заткнулись! Ни слова больше о смерти!
Я смеюсь, что он отчитывает других, хотя сам задал большую часть вопросов. Пока я допиваю свою первую кружку, наслаждаясь сладким вкусом на языке, мои новые друзья успевают прикончить всю еду и начать по второй медовухе. Когда девушки уносят пустую посуду и возвращаются с полными кружками, парни удивлённо гудят, замечая, что Аарон тоже начинает вторую.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
– Он редко ходит с нами, а если и так, то едва допивает первую кружку, – растерянно шепчет Кирилл.
– Из нас только я видел его пьяным, – объясняет Марк, демонстративно содрогаясь всем телом от мнимого холода, – и лучше, чтобы это не повторялось.
– О, я слышал его рассказы об этом, – нагибается ко мне ближе Павел, но градус в крови притупляет его чувство самосохранения, и он не понижает голос. Его слова слышат все, включая Аарона, который терпеливо и с едва заметной ухмылкой слушает сплетни о себе.
– Мы все слышали, – усмехается Кирилл, отхлёбывая медовуху.
Они все лишь кажутся расслабленными, но я вижу, как глазами следят за настроением Аарона, чувствуя, что ходят по острому краю. Это забавно, и я допиваю свою первую кружку. В голове появилась лёгкость, решаю присоединиться к этой игре, подбросив немного дров в огонь.
– Что Аарон сделал? – пытаюсь представить, насколько жутким он мог быть, может, что сломал или даже разбил лицо какому-нибудь обидчику.
Глядя на меня, Морок специально поднимает свою кружку и за несколько больших глотков выпивает половину. Я откашливаюсь, прочищая горло, чувствую странную угрозу в его простом действии.
– Он стал добрым, – хмыкает Марк, наблюдая как мои глаза округляются, – и откровенным. В тот день я узнал о нём так много, что мне почти стыдно.
– К твоему же счастью, ты знаешь, что лучше держать язык за зубами, – отвечает Аарон.
– Я же не дурак! Я прикусил его после того, как разболтал лишь половину, – хохочет Марк.
Остальные парни под внимательным взглядом своего командира начинают ёрзать и предпочитают сделать вид, что ничего не знают. Их отношения настолько забавные, что мне приходится постоянно пить, чтобы спрятать улыбку, которая не сходит с лица.
Я теряю счёт времени, когда парни сменяют уже по третьей или четвёртой кружке, обсуждая старые походы. Я рассказываю им о жизни в храме, о наших тренировках и правилах, о том, как появляются новые Мары. Почти все возмущенно гудят, когда я рассказываю, что брак для нас запрещён.
– Но почему? Им-то можно? – Кирилл машет полупустой кружкой в сторону своего командира.
Движение возмущенное и резкое, отчего часть напитка выплёскивается на стол, и остальные Тени шипят на своего товарища, когда капли попадают им на одежду. Молодой человек виновато улыбается, прижимая свою кружку к себе.
– Я не знаю, возможно, чтобы мы не отвлекались на что-то постороннее.
То ли алкоголь, то ли этот вопрос, но я действительно впервые серьёзно задумываюсь о том, откуда пошло это странное правило, было ли оно изначально или его придумали просто из-за жизни в храме.
– У тебя даже отношений не было?! – громче, чем следует, интересуется Марк.
Я уже выпила достаточно, чтобы не чувствовать лишнего смущения, поэтому только пожимаю плечами, отвечая честно:
– Нет, как-то не удалось встретить подходящего человека.
– Но теперь Мар нет, поэтому ты не связана никакими обязательствами, – вдруг выдаёт Павел, и эта очевидная мысль удивляет меня сильнее, чем кого-либо за столом.
Теперь я могу не только делать, что хочу, но даже решать: как мне жить, что носить и кого любить. Но прежде чем эта мысль пускает корни в моей душе, я мотаю головой, напоминая себе, что теперь я слишком мёртвая для жизни.
Несмотря на серьёзные разговоры, возникающие временами, за этот вечер я искренне смеюсь больше, чем за многие годы своей жизни. Таверна немного пустеет, когда её покидают первые Тени, желая отдохнуть в казарме, либо провести время в другом месте. Вечер продолжается, мои новые друзья развлекаются игрой в карты, особенно подвыпившие громко спорят и меряются силами, сцепляют ладони в замок и пытаются прижать руку противника к столу. Тени ощутимо облегчают кошелёк принца за счёт выпитых напитков и находят себе подруг на вечер. Первыми от нас уходят Кирилл и Михаил.
После того как Аарон выпивает почти всю третью кружку и смеётся, слушая шутку Марка, за столом повисает неловкая тишина. Из-за настороженных взглядов Марка и Павла в сторону Аарона, я едва не сгибаюсь от хохота.
– Я во дворец не планирую возвращаться, – невзначай бросает Павел.
– Я тоже, – моментально поддерживает его Марк, провожая взглядом симпатичную девушку, которая несёт напитки за соседний столик.
– К чему вы это? – Я допиваю свою вторую кружку, но начинать третью не спешу, решая, что с меня хватит.
Марк тянет меня к себе за плечи и заговорщически шепчет на ухо:
– Ты можешь довести нашего мрачного командира до дворца? Я переживаю, чтобы он с коня по дороге не рухнул.
Аарон разговаривает с несколькими солдатами за соседним столиком, но замечая наше внимание и то, как близко губы Марка к моему уху, он пристально наблюдает за нами.
– Хорошо, всё равно он мою лошадь так и не отдал, продолжая возить меня с собой, – я всё ещё говорю с Марком, но из-за лёгкости в голове продолжаю смотреть в зелёные глаза Аарона, замечая там что-то новое, но не могу понять, что.
– Спасибо, – выдыхает Марк и целует меня в висок, возвращая в реальность.
Я отрываюсь от зелёных глаз, чтобы повернуться к собеседнику, хоть в этом поцелуе и не было ничего интимного, но мои щёки всё равно розовеют.
– Это ещё за что?
– В благодарность, – улыбнулся он. – Хочешь ещё?
Он, конечно, обаятельный, но это не защищает его ногу от моего пинка под столом. Марк недовольно восклицает, но менее наглой его улыбка не становится.
– Я же пошутил, Агата. Теперь из-за тебя у меня обе ноги больные.
– Радуйся, что только ноги, – отвечает за меня Аарон, возвращаясь за наш столик. – Нам пора домой, Агата, вставай.
Без лишних возражений я поднимаюсь и накидываю на плечи тёплый кафтан. Пока я разбираюсь с пуговицами и завязками, Аарон уходит расплатиться с хозяевами за всё съеденное и за любые доставленные неудобства. В середине веселья мы все слышали, как несколько тарелок и кружек были разбиты.
– Агата, – вновь придвигается ко мне Марк, – проследи, чтобы он добрался до своей комнаты, хорошо?
– Ты действительно переживаешь, что он настолько пьян, что может уснуть в коридоре? – удивляюсь я, переводя взгляд на Аарона, который огибает людей и столы как ни в чём не бывало. Я не замечаю в нём изменений после выпитого, он даже не стал более болтливым, лишь смеялся и улыбался чуть чаще.
– Я всегда за него переживаю, – уклончиво отвечает Марк и подталкивает меня к выходу, а сам уходит к девушке, от которой почти не отрывает взгляда последние полчаса.
Когда я выхожу на улицу, а дверь таверны захлопывается за мной, ощущаю удивительную тишину ночи. За весельем прошло не меньше пяти часов, и сейчас уже далеко за полночь, когда даже улицы города пусты, а в окнах почти не горят свечи. Только на улицах остаются редкие, зажжённые факелы для таких поздних весельчаков, как мы. Морозный воздух быстро прочищает мне голову от выпитой медовухи. Я выдыхаю облачко пара, наблюдая, как Аарон ведёт к нам Сахарка. Наклонив голову, я пытаюсь разглядеть в нём признаки сильного опьянения, о котором говорил Марк. Но принц выглядит как и всегда, за исключением румянца на щеках и того, что он чаще запускает руку в волосы, перекидывая тёмные пряди то в одну сторону, то в другую, будто это помогает ему собраться с мыслями.
Под ногами хрустит свежий снег, и я принимаю помощь, когда Аарон протягивает мне руку, помогая забраться в седло перед ним.
– Когда ты вернёшь мне Вьюгу? Мы не может ездить так всё время.
– Почему нет? – насмешливо спрашивает он, притягивая меня поближе к себе, это настолько привычное движение, что я уже не обращаю внимания.
– Ты в одиночку громила, а таскать нас вдвоём Сахарку вряд ли в радость, – недовольно бормочу я, забирая у него поводья. К моему удивлению, Аарон, не сопротивляясь, отдаёт мне право вести.
В темноте и из-за снега я не решаюсь пустить коня галопом, боясь, что он поскользнётся. Мы двигаемся в меру быстрым шагом, одинокие, по пустынным улицам Серата. Мне практически не нужно управлять, Сахарок сам знает, где его дом, и поворачивает в правильном направлении раньше, чем я дёргаю поводья.
– Что тебе сказал Марк перед нашим уходом? – прерывает тишину Аарон, когда мы преодолеваем почти половину пути.
– Попросил довести тебя до комнаты, переживает, что ты пьяный споткнёшься о ковёр на лестнице, – хмыкаю я.
Начинает идти небольшой снег, и Аарон накидывает себе на голову капюшон. У меня его нет, поэтому принц крепче притягивает к себе, закрывая меня своим же плащом. Он прижимается своей щекой к моему виску, а когда спиной я чувствую его сердцебиение, мне становится теплее.
– Я не пьян.
– Я почти верю. Но и три чашки медовухи сами по себе не испарились.
Расслабляюсь под воздействием его мягкого тона. Сегодня я почти чувствую, как наши отношения стали лучше, они почти похожи на те, что появились между нами, когда мы бежали из Ярата. Возможно, Северин прав, и Аарон меня не ненавидит, однако уверена, что и доверия ко мне он не испытывает. Хотя я это заслужила за то, что попыталась убить его брата.
– Ты решил, как мне тебе отплатить за помощь сестре?
Он выжидает какое-то время, прежде чем ответить.
– Я принц, у меня есть всё, что можно захотеть. А то, что я хочу, ты дать мне не можешь.
– А ты скажи, и это мы проверим. Может, ты недооцениваешь мои способности? – упорствую я с улыбкой.
Его пальцы сжимаются на моей талии, до дворца осталось минут пять. У меня перехватывает дыхание, когда он расстёгивает несколько пуговиц на моём кафтане на уровне живота и забирается рукой под верхнюю одежду, лениво поглаживая кожу сквозь ткань рубашки. Я чувствую каждое прикосновение холодных пальцев, но продолжаю сидеть спокойно, до скрипа сжимая в руках поводья.
– Что ты пообещала Даниилу за спасение Анны? – тихо спрашивает Аарон.
– Ты не слышал?
– Нет, но догадываюсь.
– Тогда лучше…
– Скажи, – он едва сжимает пальцы, а я сглатываю. – Скажи, что он у тебя попросил.
Это уже не вопрос, а скорее приказ.
– Он хотел меня. Возможно, на один раз, возможно, на множество, – стараясь оставаться равнодушной, отвечаю я.
Молодой человек молчит, его поглаживания остаются спокойными и даже задумчивыми, принц не пытается расстегнуть рубашку. И я не уверена – это меня радует или расстраивает.
– И ты согласилась.
Вновь это не вопрос. Я не слышу в его голосе презрения и рада хоть этому, хотя ни радости, ни злости там тоже нет. Мы видим дворец. У меня вырывается тихий вздох, когда Аарон вытаскивает руку и обратно застёгивает кафтан.
В полной тишине нас встречают несколько солдат из дворцовой стражи. Они уводят коня, а мы входим во дворец. Вместе поднимаемся на третий этаж, и когда я пытаюсь свернуть в сторону своей спальни, Аарон останавливает меня.
– Пойдём.
– Куда?
– На четвёртый этаж. Ведь Марк попросил тебя проследить, чтобы я дошёл в целости и сохранности. Ты даже не знаешь, где моя спальня, – его губы изгибаются в слабой улыбке, и я иду за ним.
От лестницы мы поворачиваем налево и идём по коридору, который мало чем отличается от коридора на третьем этаже.
– Думаешь, Марк решит проверить и спросит какого цвета у тебя дверь? – иронично замечаю я, но всё равно смотрю на двери, гадая, которая из них ведёт в комнату Аарона. Здесь они все двойные, белые, украшенные абсолютно одинаковым узором с позолотой и золотыми массивными ручками.
– Нет. Он спросит, какого цвета у меня постельное бельё и сколько подушек на кровати, – спокойно отзывается принц, распахивая передо мной пятую по счёту.
– И сколько? – удивляюсь я, заходя к нему в комнату.
Здесь темно, только несколько подсвечников позволяют разглядеть, где стоит мебель. Я даже не могу определить, насколько комната большая, но вижу три огромных окна, сквозь которые проглядывает зимнее светлое небо, затянутое снежными облаками.
– Три, – отвечает принц, прикрывая за собой дверь.
– А постельное бельё?
Зачем Марку вообще такое спрашивать?
Только встречая взгляд Аарона и замечая, как уголки его губ дёргаются в снисходительной улыбке от моей недогадливости, я начинаю понимать. Перевожу взгляд на кровать. Там тёмное покрывало, и узнать цвет простыней я смогу, только если подойду и откину его или если… лягу сама.
Сердце начинает биться быстрее в груди, а внутри поднимается странный трепет, я чувствую, как горит моё лицо, но принц не замечает этого, проходит мимо, развязывая свой плащ.
– Марк любит подобные игры, – хмыкает он, скидывая влажную от снега накидку на пол.
– Но откуда Марку знать правильный ответ?
– Он и Павел – главные среди Теней после меня и свободно передвигаются по дворцу. Раньше они имели хоть немного совести, спрашивая позволения войти ко мне, но Марк свои манеры уже пропил и наведывается в мою комнату, когда пожелает, – морщится молодой человек, но я знаю, что его раздражение полностью напускное. – Если желаешь обыграть его, то откинь и посмотри, если нет, то можешь не смотреть.
Александр присаживается на край своего стола и продолжает спокойно расстёгивать пуговицы на кафтане, но заметив мою растерянность, останавливается.
– Если тебя это смущает, то я могу сказать. Тебе нужно только спросить.
Я не знаю, что мне сделать. Не знаю, зачем прохожу ближе к кровати старшего принца Серата и едва заметно касаюсь пальцами бархатного покрывала, зачем трогаю резные столбики балдахина из тёмного дерева. Я почти уверена, что тяну время, чтобы принять решение, но в голове полнейшая тишина, нарушаемая только стремительными ударами моего сердца, которое никак не хочет успокаиваться.
Александр терпеливо ждёт моего ответа, но любой намёк на улыбку исчезает с его лица, когда я начинаю расстёгивать свой кафтан, а потом подхожу к собеседнику и начинаю помогать раздеваться ему. Всего несколько мгновений, и я распахиваю его верхнюю одежду, а когда пальцами тянусь к пуговицам на рубашке, он перехватывает мои руки.
– Ты не так поняла, Агата, – хмурится он, – никто не намекал, что тобой можно воспользоваться как развлечением.
– Я знаю, – просто отвечаю я, и понимаю, что смелею только из-за лёгкости в голове после выпитого.
– Тогда, что ты…
Я сама подаюсь вперёд, накрывая его губы своими, вначале Александр теряется, отвечает мне неуверенно, с сомнением, но, когда понимает, что чувства, которые я вкладываю в этот тягучий поцелуй, настоящие, он сразу перехватывает инициативу. Отвечает мне с такой неожиданной жаждой и пылкостью, словно это именно ему всё запрещали всю его жизнь, а не мне. В этом поцелуе больше нет былой враждебности, в нём только голод и желание получить то, чего нам так не хватало долгие годы – чужой любви.
Я сжимаю в руках ткань его рубашки, притягивая к себе. Его губы мягкие, всё ещё отдают выпитым мёдом, и я задыхаюсь, не зная, как мне от него оторваться. Я не хочу его отпускать. Внутри меня всё, что ещё было мертво, точно оживает в этот момент, когда он запускает руку в мои волосы, а второй рукой обхватывает талию, притягивая так близко, что я чувствую его бешеное сердцебиение.
С губ срывается стон, когда Александр встаёт со стола и резко разворачивает меня к стене, придавливая всем телом, от удара настенный подсвечник над головой дребезжит. Я не возражаю. Кровать кажется слишком далёкой. Откидываю голову назад, когда он спускается губами на мою шею. Александр даёт мне отодвинуться от опоры за спиной только на несколько секунд, пока несдержанно стаскивает с меня кафтан, а я помогаю, торопливо вытаскивая руки из рукавов. Но стоит одежде упасть на пол, как он вновь толкает меня назад, и я знаю, что в этот раз не собираюсь это останавливать, я выгибаюсь вперёд, ему навстречу, когда на моей коже его губы сменяются на язык.
– Александр…
Он шумно втягивает носом воздух, позволяя моим трясущимся пальцам расстегнуть пуговицы на его рубашке.
– Ты уверена в том, что делаешь, Агата? – по телу проходит дрожь, когда я слышу его голос, сейчас он ниже, чем когда-либо, а глаза такие тёмные.
– А ты? – мои пальцы замирают на середине, я уже вижу его голую кожу на груди, мне хочется прикоснуться, но я медлю.
Его губы приоткрываются, а дыхание сбивается, тогда я расстёгиваю его рубашку до конца. Он едва ли обнажён, но теперь, касаясь каждой напряженной мышцы его пресса, я понимаю, почему мне было так больно, когда я ударила его. Он потрясающе сложен и сейчас, в тусклом свете свечей, чарующе красив. Я не могу оторвать взгляд от того, как его кожа покрывается мурашками под моими пальцами. Моя рука такая бледная на фоне его груди, хотя его кожа тоже светлая.
Я хочу его. Эта мысль не просто вспыхивает искрой, а поднимается пожаром по всему телу, когда я чувствую его сердце под своей ладонью. Я прижимаюсь губами к его шее и едва успеваю увидеть край его чернильного рисунка, как у всех Теней Морока. Она и вправду не на руке, она начинается на левой груди, но уходит в сторону плеча, пока скрываясь от меня под тканью рубашки.
Александр выдыхает сквозь зубы, а я прижимаюсь к нему всем дрожащим телом, обхватывая его шею руками. Его тело такое горячее, но губы ещё горячее. Не разрывая поцелуй, он тянет меня к кровати. Секунду назад я стояла, и уже лежу на мягком матрасе, пока Александр нависает сверху. Его руки едва заметно трясутся, он всё-таки отстраняется, чтобы расстегнуть мою рубашку.
– Тебе весело? – тяжело выдыхает он, замечая улыбку на моих губах.
– Удивляюсь твоему терпе… – он рвёт последние пуговицы, устав с ними бороться, – нию…
На мне всё ещё остаётся широкая повязка, прикрывающая грудь, которая помогает при тренировках, но Александру всё равно, он уже покрывает поцелуями мои ключицы и каждый сантиметр кожи под ними, я выгибаюсь навстречу его горячим ладоням, что ласкают живот.
Он шепчет моё имя, сменяя губы на язык, а потом на зубы. Я шиплю, сажусь на кровати, пытаясь стянуть с него рубашку до конца. Меня трясёт, я хочу увидеть его всего, хочу видеть, как меняется рисунок на его теле, когда напрягаются мышцы. В полумраке свечей замечаю больше тёмных пятен, что уходят по плечу на спину, вероятно, у него больше рисунков на теле, и я жадно хочу увидеть их все.
– Александр, пожалуйста… – моё сердце стучит так быстро, что мне кажется, от его новой остановки меня удерживает лишь жизненная сила самого Морока. И эта сила во мне жаждет его так сильно, что каждый сантиметр кожи горит.
Мои руки скользят по его плечам, я сжимаю его волосы, а он стонет, и я впервые вижу, как вечно собранный Александр с трудом себя контролирует. Мы встречаемся взглядами, в его зелёных глазах вдруг появляется осознание, а потом страх, будто он только сейчас узнаёт меня.
– Проклятье… – растерянно выдыхает он. – Нет, Агата… нет…
Принц отшатывается, стремительно уходя от кровати на несколько шагов. Он загнанно дышит, запахивая рубашку, пытается вновь застегнуть хоть несколько пуговиц, стремясь скрыть свою кожу. В его глазах огромное смятение, которое мне непонятно. Моя кожа покрывается мурашками, словно температура в комнате резко опустилась.
Медленно я прихожу в себя, пытаюсь прикрыться порванной рубашкой. Александр замечает моё смущение и приносит из шкафа свою, чёрную, взамен порванной. Его движения порывистые, неуклюжие, временами его пошатывает и, возвращаясь, он задевает плечом столбик балдахина. Его рубашка мне большая, но я принимаю одежду, чтобы прикрыть наготу.
– Прости меня, – в его взгляде столько раскаяния, что его внезапный отказ пугает меня ещё больше. – Нам нельзя, мне… нельзя так. Мы… не можем, Агата.
Принц опускается на одно колено передо мной, пытаясь заглянуть в глаза, пока я сижу на краю его кровати, цепляясь за его рубашку, что пахнет лимоном и елью. Александр сбивается, путается в словах, пытаясь успокоить дыхание. Неуверенно гладит меня по щеке и волосам, извиняясь.
Я поступила глупо, думая взять то, что мне не принадлежит. Передо мной не просто Морок, не просто Аарон. Он принц Серата, а я лишь мертвец, которого он поднял. Мертвец, что вряд ли когда-нибудь станет полноценно живым. Он уже оживил мою сестру, а теперь я паразитирую на его жизненной силе и требую чего-то большего.
– Всё в порядке, – я пытаюсь сглотнуть ком в горле.
Александр достоин хорошей девушки из благородной семьи, что подарит ему детей.
– Я пойду, – говорю я, избавляя его от необходимости меня выпроваживать. Ведь это его комната.
Вижу, что ему не нравится такой вариант. Александр открывает рот, желая возразить, но, не издав ни звука, вновь закрывает, слабо кивая. Длинные волосы падают ему на глаза, я убираю одну прядь ему за ухо и сразу поднимаюсь, намереваясь покинуть эту комнату как можно скорее. Александр не останавливает меня, так и остаётся стоять перед кроватью на одном колене, задумавшись о чём-то. Я выхожу в коридор, как можно тише прикрывая за собой дверь.