Полночь. 22 октября 1780 г.

Франклин. Ой-ой! Что я сделал, чтобы заслужить такие ужасные страдания?

Подагра. Очень многое, ты ел и пил слишком обильно и слишком много разрешал лениться своим ногам.

Франклин. Кто это обвиняет меня?

Подагра. Это я, только я, Подагра.

Франклин. Что! Мой враг?

Подагра. Нет, не твой враг!

Франклин. А я говорю — мой враг, потому что ты не только досмерти замучила меня, но и лишила меня доброго имени: ты упрекаешь меня в том, что я обжора и пьяница; и теперь все, кто знает меня, не поверят, что я ни то, ни другое.

Подагра. Люди могут думать, что им нравится. Это иногда очень интересно для них самих или для их друзей. Но я очень хорошо знаю, что количество еды и питья, достаточное для человека, который совершает умеренный моцион, будет слишком большим для человека, который совсем не делает этого.

Франклин. Я совершал, ой-ой, моцион, ой, столько, сколько я мог, мадам Подагра. Ты знаешь мой сидячий образ жизни, и поэтому, мне кажется, мадам Подагра, ты могла бы немного пожалеть меня, потому что это не целиком моя вина.

Подагра. Ничуть не бывало. Твоя риторика, твоя вежливость ни к чему, и твои извинения тебе не помогут. Если тебе приходится вести сидячий образ жизни, то по крайней мере твои развлечения и твой отдых должны быть деятельными. Ты должен гулять или ездить верхом на лошади или, если погода мешает этому, играть в биллиард. Давай посмотрим на твой образ жизни. По утрам, когда у тебя есть время погулять на воздухе, что ты делаешь? Вместо того чтобы нагулять себе аппетит перед завтраком полезным моционом, ты развлекаешься книгами, брошюрами, газетами, которые вообще не стоят того, чтобы их читать. Затем ты съедаешь слишком большой завтрак: четыре чашки чая со сливками, один или два куска хлеба с маслом и с копченым мясом. Все это, я думаю, не так легко переварить. Немедленно после этого ты садишься за свой стол писать или разговариваешь с людьми, которые обращаются к тебе по делу. Так время протекает до часу дня без единого телесного упражнения. Но я могла бы простить тебе сидячий образ жизни. Однако что ты делаешь после обеда? Умный человек пошел бы погулять по саду со своими друзьями, с которыми он обедал, а ты садишься за шахматы и занимаешься этим два или три часа! Это твой обычный отдых, который менее всего подходит человеку, ведущему сидячий образ жизни, потому что, вместо того чтобы ускорить движение жидкостей, неподвижное состояние замедляет кровообращение и затрудняет внутреннюю секрецию. Погруженный в раздумья над этой несчастной игрой, ты разрушаешь свое здоровье. Что можно ожидать от такого образа жизни, кроме вялого настроения человека, готового пасть жертвой всякого рода опасных болезней, если я, Подагра, время от времени не принесу вам облегчения тем, что взбудоражу жидкости в вашем организме, очищу и разгоню их? Если бы это было в каком-нибудь закоулке или на узкой улице в Париже, где ты не можешь прогуляться и поэтому после обеда играешь в шахматы, это было бы извинительно, но та же самая склонность одолевает тебя, когда ты живешь в Пасси, Отейле, Монмартре или Сануа, в местах, где столько чудесных садов, аллей, чистого воздуха, прекрасных женщин и столько приятных и поучительных разговоров, и всем этим ты можешь наслаждаться, если будешь часто посещать аллеи. И все это отвергается из-за противной игры в шахматы. Фу, господин Франклин! За поучениями я совсем забыла свои полезные обязанности, так вот — получай приступ боли и еще один.

Франклин. Ой, ой-ой, о-о-о-й. Сколько угодно наставлений, мадам Подагра, и сколько угодно упреков, только умоляю, мадам, прекрати свои наказания!

Подагра. Нет, сэр, нет, я не уменьшу того, что послужит только для твоего блага, поэтому...

Франклин. Ой, ах! Неверно, что я не делаю никаких телесных упражнений, если я их очень часто делаю — еду обедать и возвращаюсь в карете.

Подагра. Из всех возможных упражнений это наиболее легкое и незначительное, если ты ссылаешься на движение кареты, подвешенной на пружинах. Исходя из количества тепла, получаемого в результате разного рода движения, мы можем дать оценку каждому упражнению. Так, для примера, если ты зимой отправишься пешком и у тебя холодные ноги, то через час ты почувствуешь приятную теплоту во всем теле; если ехать верхом на лошади, то почти такой же результат будет достигнут после четырехчасовой езды рысью; но если ты будешь тащиться в карете (то, о чем ты говоришь), то можешь путешествовать целый день и с радостью войдешь в самый захудалый постоялый двор, чтобы погреть ноги у огня. Не смей больше думать, что получасовая езда в карете достойно называться моционом. Провидение только немногим назначило езду в каретах, тогда как всем дало пару ног, которые несравненно более удобные и полезные механизмы. В таком случае будь благодарен и пользуйся надлежащим образом своими ногами. Знаешь ли ты, как они способствуют кровообращению при каждом движении с места на место; понаблюдай, когда ты идешь пешком, как весь твой вес попеременно переходит с одной ноги на другую; это создает большое давление на сосуды ног и перегоняет кровь. Когда вес тела переходит на другую ногу, то сосуды в первой ноге расслабляются и могут снова пополняться, а когда вес тела переходит на эту ногу, то отталкивание крови возобновляется. Так ускоряется кровообращение. Тепло, получаемое в каждое данное время, зависит от степени этого ускорения; жидкости в теле встряхиваются, соки разжижаются, секреции облегчаются, и все идет хорошо; щеки румяные, и здоровье укрепляется. Посмотри на своего прекрасного друга из Отейля; женщина, которая получила от щедрой природы больше действительно полезной науки, чем полдюжины таких притязателей на философию, которую ты можешь извлечь из всех своих книг. Если она удостаивает тебя визитом, то всегда пешком. Она ходит весь день и оставляет праздность и сопутствующие ей болезни для своих лошадей. Этим она сохраняет и свое здоровье, и свое очарование. Но когда ты отправляешься в Отейль, ты обязательно едешь в карете, хотя от Пасси до Отейля не дальше, чем от Отейля до Пасси.

Франклин. Твои рассуждения становятся скучными.

Подагра. Согласна. Я буду молчать и продолжать свое дело. На, получай вот это и это.

Франклин. Ой! Ой-ой! Говори! Умоляю тебя!

Подагра. Нет, нет. У меня порядочно приступов боли для тебя на сегодня вечером, и ты можешь быть уверен, что завтра будут еще.

Франклин. Что, с таким жаром! Я с ума сойду. Ой, ах! Не может ли кто-нибудь перенести это вместо меня?

Подагра. Спроси об этом у своих лошадей; они служили тебе верой и правдой.

Франклин. Как ты можешь так жестоко смеяться над моими мучениями?

Подагра. Смеяться! Я совершенно серьезна. Здесь у меня есть точный перечень проступков против твоего собственного здоровья, и я могу оправдать каждый вызванный у тебя приступ.

Франклин. Ну тогда прочитай.

Подагра. Перечень очень длинный и пространный, но я коротко упомяну некоторые подробности.

Франклин. Ну давай, я весь внимание.

Подагра. Ты помнишь, сколько раз ты сам давал себе обещание гулять на следующее утро в Булонском лесу, или в саду Мюэтт, или в своем собственном саду и не выполнял своего обещания, ссылаясь на то, что один раз было очень холодно, другой раз очень жарко, очень ветрено, очень сыро и все что угодно, тогда как на самом деле это было не что иное, как твоя непреодолимая лень?

Франклин. Сознаюсь, что это как-то было, возможно раз десять в год.

Подагра. Твое признание далеко от истины, и скорее это было сто девяносто девять раз.

Франклин. Неужели?

Подагра. Именно так; ты можешь положиться на правильность моего утверждения. Ты знаешь, какие прекрасные аллеи в садах г-на Брийона; ты знаешь замечательную лестницу в сто ступеней, которая ведет от террасы к лужайке внизу. Ты посещал эту милую семью два раза в неделю после обеда; и это твои слова, что «пройти одну милю вверх и вниз по лестнице — это то же самое, что пройти десять миль по ровной местности». И какая возможность здесь была для тебя совершать эти прогулки? Как часто ты пользовался этим случаем?

Франклин. Я не могу сразу ответить на этот вопрос.

Подагра. Тогда я это сделаю за тебя. Ни разу.

Франклин. Ни разу?

Подагра. Именно так; летом ты приходил туда в шесть часов. Там была очаровательная женщина, окруженная своими детьми и друзьями, готовая гулять с тобой и развлекать тебя приятным разговором; и какой же был твой выбор? Ты сидел на террасе, наслаждаясь прекрасным видом, любуясь красотой сада, не желая сделать ни одного шага, чтобы спуститься и погулять по аллеям. Напротив того, ты просишь принести тебе чай и шахматы и — о, ужас! — ты просиживаешь до девяти часов, и это еще кроме двух часов игры после обеда, и потом, вместо того чтобы пойти домой пешком, что тебя немного встряхнуло бы, ты садишься в карету. Какая глупость думать, что эту беззаботность можно совместить со здоровьем без моего вмешательства.

Франклин. Теперь я понимаю справедливость слов Бедного Ричарда, что «наши долги и наши грехи всегда более значительны, чем мы думаем».

Подагра. Так оно и есть. Вы, философы, мудрецы в своих сентенциях и глупцы в своем поведении.

Франклин. Ты считаешь преступлением то, что я возвращаюсь в карете от г-на Брийона?

Подагра. Конечно, потому что, просидев целый день, ты не можешь жаловаться на усталость и поэтому не должен искать отдыха в карете.

Франклин. Что же тогда ты предлагаешь мне сделать с моей каретой?

Подагра. Сожжем ее, если хочешь; по крайней мере таким образом ты хоть раз согреешься благодаря ей; или, если тебе не нравится это предложение, могу предложить другое: посмотри на бедных крестьян, которые работают на виноградниках и на землях около деревень Пасси, Отейль, Шайо и др.; каждый день ты можешь увидеть среди этих достойных людей четырех или пятерых стариков и старух, согбенных, а может быть, и искалеченных годами и слишком долгим и тяжелым трудом. После очень утомительного дня эти люди должны тащиться одну или две мили до своих закоптелых лачуг. Прикажи, чтобы твой кучер посадил их. Это будет очень хорошо для твоей души и в то же время, если ты после визита к Брийонам вернешься пешком, это будет хорошо для твоего тела.

Франклин. Какая ты надоедливая!

Подагра. Ну, ведь это моя обязанность, ты не должен забывать — я твой врач. Получай.

Франклин. Ой-ой! Какой врач, черт возьми!

Подагра. Какой ты неблагодарный! Разве не я в качестве врача спасла тебя от паралича, водянки и апоплексии? Если бы не я, какая-нибудь из этих болезней уж давно бы доконала тебя.

Франклин. Я покоряюсь и благодарю тебя за прошлое, но, умоляю, прекрати свои посещения в будущем, потому что, по-моему, лучше умереть, чем так мучительно лечиться. Разреши мне только напомнить, что я тоже не был недружественным к тебе. Я никогда не разрешал врачам и всяким знахарям писать рецепты против тебя; и если ты не оставишь меня в покое, то можно сказать, что и ты неблагодарна.

Подагра. Я вряд ли могу принять это в качестве возражения. Что касается знахарей, то я презираю их; они могут действительно погубить тебя, но не могут повредить мне. А что касается настоящих врачей, то они в конце концов убеждены, что подагра для такого организма, как твой, не болезнь, а лекарство; тогда зачем же ее лечить? Ну, а теперь за дело — вот!

Франклин. Ой-ой! Оставь меня в покое ради бога; я честно обещаю никогда не играть в шахматы, а каждый день совершать моцион и вести умеренный образ жизни.

Подагра. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты честно обещаешь, но через несколько месяцев, если будешь здоров, вернешься к своим старым привычкам; твои прекрасные обещания будут забыты, как прошлогодние облака. Давай в таком случае заключим договор, и я уйду. Но я покидаю тебя, уверенная, что приду снова в должное время и место, потому что моя цель — сделать тебе добро, и ты теперь понимаешь, что я твой настоящий друг.