Понятие ликвидности близко банкирам так же, как и финансистам. Однако, как правило, банкиры оперируют им на бытовом уровне, считая, что ликвидность нужна для кредитования и выживания. В ее составляющие особенно не вдумываются, даже если понимают, что в критические моменты от наличия или отсутствия ликвидности зависит само существование банка.
Большинство людей под термином «ликвидность» понимают возможность купить или продать, причем продать быстро и без значительных потерь. Определение ненаучное, зато ясное. Однако оно не совсем точно отражает суть термина. Недооценка сложности этого понятия приводит к тому, что снижение роли фактора ликвидности — самая старая и могущественная причина кризисов. Иначе говоря, существует некий парадокс: с одной стороны, нет такого регулятора, банкира или инвестора, который не знает о проблемах, к которым способны привести искажения ликвидности. С другой стороны, силуэт самого этого понятия слабо очерчен.
Так, рейтинговые агентства, аудиторы и правительства ликвидность не предсказывают. В текущей ситуации они подменяют его очень далеким понятием «уверенность рынка»: если рынок «уверен», то он ликвиден.
Центральные банки представляют некоторые агрегированные данные, которые отражают состояние ликвидности, но они недостаточно детализированы для анализа конкретных сегментов рынка.
Казалось бы, разного типа классификации не представляют интерес для практиков. Однако начиная с 2007 г. многие обратили внимание на то, как часто термин «ликвидность» упоминается в комбинации с описанием банковской деятельности. Некоторые моменты вызывают всеобщее удивление. Так, в 2009 г. многие задавались вопросом: как получилось, что в 2007 г. на рынке только и было разговоров, что об избыточной ликвидности, а в 2009 г. она внезапно исчезла. Интересно, куда?!
Учитывая увеличение важности категории под названием «ликвидность», попробуем выделить несколько практически полезных элементов. Существуют такие понятия, как «ликвидность рынка», «ликвидность инструмента», «ликвидность банка или инвестора», «ликвидность конкретного временно́го горизонта» всех вышеперечисленных понятий и т.д.
Ликвидность рынка в целом проще ощутить. Когда она есть, о ней свидетельствуют повышенные объемы сделок и устойчивые цены. Скажем, при избыточной ликвидности в стране появляются деньги на кредитование и поэтому растут цены, например, на недвижимость. Однако в определенных ситуациях ликвидность падает, и инвесторы боятся покупать даже наиболее ликвидный актив — государственные облигации.
Но кроме выделения из ликвидности составляющих элементов (например, ликвидности портфеля), ее также можно подразделить на ликвидность продавцов и ликвидность покупателей.
Пока все хорошо, эти два типа ликвидности близки, т.е. наличие средств на рынке в целом предполагает готовность банков предоставить за их счет кредиты. В результате ликвидность инструмента (кредита) высокая; даже если поступают плохие новости, рынок реагирует лишь временными корректировками ставок. И вот однажды, когда весь рынок «решает», что произошло нечто ужасное, два типа ликвидности расходятся. Банки начинают накапливать свободные средства и, несмотря на их наличие (т.е. «высокую ликвидность рынка») не выдают кредиты и не покупают облигации. Например, сегодня у западных банков есть деньги, но они не кредитуют.
С помощью выделения из понятия «ликвидность» этих двух элементов можно ответить на вопрос, заданный в начале главы: почему в условиях избыточной ликвидности происходит ее кризис? Из истории мы знаем, что даже на первых этапах финансовых крахов инвесторы и банки имеют огромную ликвидность. Именно поэтому не все сразу принимают защитные меры, а некоторые, как Lehman Brothers, следуют принципу «Кому война, а кому и мать родная», и используют собственную ликвидность для скупки подешевевших активов. Однако оказывается, что большинство банков, обладающих значительным запасом ликвидности, не готовы ею рисковать. Иначе говоря, наличия ликвидности рынка в целом недостаточно для предотвращения кризисов ликвидности отдельных инструментов. А такой кризис может распространиться на всю систему и сковать ликвидность во многих группах инструментов.
То же самое происходит и с ликвидностью банков, когда «дыра», образованная неудачами в одних инструментах, может заморозить всю их кредитно-инвестиционную деятельность.
Эти соображения лишь кажутся тривиальными. В ситуациях, когда рынки находятся в состоянии избыточной ликвидности, каждое предложение находит спрос, и ликвидность рынка кажется тождественной ликвидности инструмента. Распознавание момента расхождения этих понятий, как в 2008 г., может стать критическим для выживания бизнеса, как это было с Lehman Brothers в 2008 г. и MF Global в 2011 г.
Для лучшего понимания того, как происходит разрыв между точками зрения покупателей и продавцов, введем в обсуждение аспект управленческой психологии. Например, многие задаются вопросом: неужели опытные банкиры не могли предсказать пагубного изменения динамики ликвидности в преддверии кризиса 2007 г.?
Представляется, что ответ лежит не только в сфере финансов. В предкризисные годы о том, что на мировых рынках происходит что-то неладное, говорили все, кто раньше пережил хотя бы один кризис.
С 2006–2007 гг. появлялись «предпосылки бури», от которых у ветеранов ныли раны. Так, быстро сокращались цены заимствования для заемщиков с невысоким кредитным качеством. Кроме того, резко падала волатильность индексов акций. При этом негативная информация вызывала очень незначительные и очень краткосрочные ценовые коррекции. В результате все крупные сделки находили все более дешевое финансирование. Иначе говоря, инвесторы покупали «все», а банки кредитовали под «любой залог», и поэтому стремительно и необоснованно падала премия за любой риск.
Все эти признаки сопутствовали кризисам и раньше. Они бросались в глаза. Но поставьте себя на место опытного инвестора или кредитного менеджера. Вы начинаете понимать, что тенденция ведет к перегреву и это закончится плохо. Что делать — немедленно выходить из рынка и ждать? При этом вы не знаете, откуда конкретно придет опасность. Как вам объяснить своим начальникам, почему все вокруг кредитуют и зарабатывают на растущем рынке, а из-за вас они не могут отчитаться своему руководству о результатах, соответствующих динамике рынка? Не можете? Значит, потеряете работу. Даже если через год, два или три окажется, что вы были правы, о вас к тому моменту уже забудут. А пока вам объявляют, что больше не нуждаются в ваших услугах, и нанимают тех, кто мыслит более оптимистично.
Как правило, это сотрудники, не видевшие кризисов, а потому лишенные комплексов и страха. Их еще называют людьми «с ви́дением будущего», а вы, извините, слишком много думаете о прошлом кризисе.
Зная эту простую динамику человеческих отношений, вам придется делать то же, что и необстрелянным новичкам. К сожалению, «попав в струю», сложно из нее выбраться. Поэтому многие из тех, кто вовремя предупреждал об угрозе кризиса, не смогли выскользнуть из толпы, ориентированной на рост рынка, и все равно потеряли деньги. При этом те, кто бежал вместе с толпой, остался с бонусами и значимыми постами в послужном списке. Те же, кто удержал себя и свою компанию от «порыва», зарабатывали меньше до кризиса, не получили ничего после его окончания, да еще и должны были избегать косых взглядов менеджеров, которые помнили, что не прислушались к советам своих более прозорливых коллег.
Ситуация осложняется тем, что высший менеджмент находится под давлением акционеров, которые ставят перед ним задачу увеличить кредитный портфель или долю рынка. В США продолжение наращивания портфелей (возможностей) происходило, по выражению тогдашнего главы Citigroup Чарлза Принса, как при игре в «Кто лишний?»: наращиваешь вместе со всеми и надеешься, что в нужный момент первым выскочишь из круга и займешь безопасный стул. Поэтому ликвидность рынка создавала питательную среду для ликвидности инструментов.
В Европе времен Греческого кризиса (начало 2010-х) игра в «Кто лишний?» преобразилась в процесс затягивания решений, который в прессе называли соревнованием по забрасыванию банки (проблем) подальше. Как бы это ни называлось, суть одна — изменения в характере работы в условиях ухудшения ситуации не происходят до тех пор, пока значительное число руководителей одновременно не отходят от «игры» и резко не меняют свое отношение к происходящему. И когда этот момент внезапно наступает, ликвидность рынка, точнее, ликвидность покупателей перестает преобразовываться в ликвидность инструментов. Поскольку время и направление трансформации мнения большинства предсказать сложно, момент, когда нужно «запрыгивать на стул» или переставать «закидывать банку», тоже вычислить непросто. Поэтому некая кумулятивная ликвидность рынка инструментов в значительной степени является нефинансовой категорией. Поведение подобных многосторонних процессов сложно прогнозировать, что может стать причиной резкого падения элементов ликвидности даже в условиях, когда «все» его ожидают.
В основе ликвидности банка, в отличие от ликвидности рынка, лежит чуть более простая идея. На элементарном уровне ее можно измерить соотношением активов и пассивов с разной срочностью платежей, т.е. разрывом между тем, что активы данной срочности есть, а финансирующих их пассивов той же срочности нет. Однако если разрыв между сроками платежей небольшой, то на этом много денег не заработаешь, поэтому его удлиняют и разводят по валютам. Например, занимают в дешевых краткосрочных долларах, а кредитуют на более долгий срок в рублях. Такие вариации делают расчет ликвидности более сложным, более того, появляются аномалии риска, которые очень сложно просчитать. О них мы будем говорить в главе 10, посвященной форвардам, однако сейчас стоит заметить, что значительная часть арсенала трюков казначейств, используемых ими для управления активами и пассивами, которые в России контролируются нормативами ЦБ, а на Западе нормативами, предписанными соглашением по регулированию банковской деятельности «Базель III». Благодаря новым требованиям к ликвидности это понятие стало более прозрачным, ограничив простор действий казначейств в тех сферах, о которых мало кто из банкиров раньше задумывался. Пока этого не произошло, они предпочитали не влезать в «таинства» рыночных манипуляций казначейств, которые, в свою очередь, тоже не стремятся к прозрачности, объясняя, что их манипуляции сложно описать алгоритмами. Отчасти и это было правильно, поскольку расчет ликвидности в более сложных обстоятельствах должен основываться на иных установках по сравнению с нормальными условиями. Например, в кризисной ситуации заемщики с низким кредитным качеством задерживают возврат кредитов, искажая прогнозы ликвидности.
Тем не менее эти сценарии могут и должны быть под рукой, причем необходимо, чтобы они были изложены в понятном для нефинансиста виде, иначе в критической ситуации объяснить высшему менеджменту суть того, что написано мелким почерком на клочках бумаги, будет невозможно. Но, положа руку на сердце, скажите, сколько банкиров знают о мультисценарном анализе ликвидности? А от всех ли банков требуют, чтобы в преамбуле к сценариям простым языком излагали все основные допущения модели? Все ли знают, какой смысл вкладывают в казначействе в понятие «стрессовый сценарий»? Поверьте, далеко не каждый финансист поймет сотрудников этого подразделения, поскольку, как и представители других специальностей, они используют специфические термины, употребляемые только в их сфере деятельности, и потому что в обычные времена не думают, что именно должны содержать отчеты, описывающие кризисные явления.
* * *
Таким образом, ликвидность является одним из ограниченных ресурсов с достаточно сложным механизмом расчета, оптимизации которого, как правило, уделяется недостаточно внимания, а потому и риски, и возможности ликвидности недооцениваются. Подводя итог этой главы, можно сказать: нельзя утверждать, что тема ликвидности во всей ее полноте понятна банкирам, да и многим финансистам, причем как в России, так и на Западе. Она существует словно в параллельном мире, поскольку все ее макро- и микроаспекты не лежат на поверхности и напрямую не влияют на каждодневную деятельность банков. Именно поэтому мы будем возвращаться к ликвидности много раз, показывая, как она проявляется в разных сферах финансов, и анализируя ее в привязке к конкретным продуктам и ситуациям.