Сказка 18
Бессмертие
– Илья, ты где шлялся, окаянный?
– Подстрелили меня, Ваше Величество. Стыдно сказать, но прямо в жопу.
– А кто подстрелил-то?
– Да шут его знает. Но кота доставил в целости и сохранности.
Илья вытряхнул содержимое мешка на большой дубовый стол. Помятое тело Барсика выглядело жалким. Оторванный хвост свалился на пол. Царь посмотрел на животное и поморщился.
– Ты, конечно, идиот. Какая же это целость и сохранность? Он говорить-то может?
– Сам виноват, Ваше Величество, оказал активное сопротивление при аресте.
Кот не шевелился. В комнате повисло тягучее молчание, только электрическая лампочка жужжала мелодию вечного труженика. Комната допросов в замке была перестроена из царской бани, поэтому стены до сих пор пахли сыростью.
– Барсик, ты не серчай. Этот остолоп ничего кроме рубки не знает и не умеет. Я давно с тобой хотел познакомиться, не в те руки ты попал. Отсюда все беды.
Барсик открыл глаза. Медленно пошевелил лапами, будто разбираясь в устройстве нового механизма, и постарался сесть. Первая попытка не увенчалась успехом. Сломанная передняя лапа подогнулась, и кот упал. Царь зло посмотрел на богатыря.
– Не волнуйся, мы тебя подлатаем и компенсируем весь моральный ущерб. Ты говорить-то можешь?
– Могу, – тихо промямлил Барсик, – только не очень хочу с вами разговаривать. Вы же душегубец и вор.
Царь улыбнулся.
– Ну вот, соображаешь еще. Чувствую, как тебе мозги промыли. Поэтому давай по порядку. Мы в Тридевятом царстве никого просто так не губим и не душим. Скажи мне, если человеку или зверю плохо живется, кто в этом виноват?
Барсик смог приподнять голову и разглядеть Царя. Зрелище ему не понравилось исключительно по причине несоответствия. Царь совершенно не выглядел как тиран и убийца. Вот как умный человек – это да.
– Не знаю. Вы Царь, вам виднее. Я видел, во что вы свои владения превратили. Всюду пьянство, разбой и произвол чиновников. Даже моего хозяина в тюрьму упекли.
– А что раньше было, ты видел, кот мой дорогой? Видел ли ты, как Змей Горыныч и прочая нечисть людей похищают? Видел ли ты, как чума съедает за месяц половину моих подданных? Думаешь, тут руки кто-то мыл? Даже элементарных правил гигиены не выдерживали. А разбойники? Пока деревянные солдаты не пришли, нас же каждый месяц грабили, резали и насиловали.
Барсик задумался. Действительно, ничего про прошлое ему не рассказывали, лишь угнетали настоящим.
Царь продолжил:
– Произвол чиновников – безусловно! Есть такое. Но как его избежать, если сначала нужно всех в ежовые рукавицы взять! Приучить жить так, чтобы не дохнуть на каждом шагу. Полицейское государство? Да! Но как быть не полицейским, если каждый второй преступник. Если никто работать не хочет, а жить хотят хорошо. И вот представь, только ты выстраиваешь все, чтобы сделать шаг в прогрессивное либеральное будущее, как начинают вылезать всякие и топить твои труды. Говорить, что теперь важна не смертность от холеры и нечисти, а свобода прав! А кому нужна свобода эта? Только разбойникам, они без свободы ничего не могут.
Царь подошел к коту и погладил его по измазанной грязью шерстке. Странное дело, но руки у него были нежные и теплые.
– Дай время, Барсик, дай время, и все наладится. Нельзя судить по моменту, можно только столетний минимум оценивать, все остальное бессмысленно.
– Глобально я с вами согласен, – заявил кот, – но весь мой опыт пребывания в Тридевятом царстве нельзя назвать приятным.
Кошачья сущность подвела животное, и Барсик замурлыкал.
– Понимаю, прекрасно понимаю. Поэтому и хорошо, что приехали! Я вам грамоту за это дам. Федор Иванович твой уже Крестовый хутор отстраивает. Ты же не слышал об этом? А он занялся благим делом по своей инициативе. Может быть, вы мне Богом посланы, чтобы Тридевятое лучше сделать. Давай сначала тебя подлечим, и поедешь к своему пенсионеру. Илья!
– Так точно, – ответил богатырь.
– Давай нашего друга в порядок приведем. Потом зайди ко мне, обсудим, что делать дальше.
– Но вы меня все равно не убедили, – заявил кот. – Мне про вас совсем другое рассказывали.
– Барсик, а я и не собираюсь. Ты сам решишь. Только вот запомни одно. Если на монету справа посмотреть – то решку видишь, если слева – то орла. Ну все. Еще увидимся.
Богатырь подхватил кота и вышел с ним за дверь. Царь достал сигарету и закурил.
«Странные настали времена. Приходится с мертвыми котами общаться. А все потому, что никто ответственность на себя брать не может. Лидеров у нас нет. Извели всех. Кого я, кого время, кого любовь. Вон какие на Кощея надежды были, а ведь скурвился злодей. Помешался на своем хрустальном гробе. И эти так же сгинут, что пенсионер, что кот его. Главное сейчас – правильно разыграть все, чтобы каждый остался доволен. В короткой перспективе нам волнения не нужны, а уж в долгосрочной тем более. Лет пятьдесят бы еще продержаться, а там преемник найдется», – подумал Царь.
Сколько раз его касались подобные мысли? Сколько раз хотел уйти на покой и все отдать? Перестать думать о неблагодарных жителях, перестать переживать, чтобы им елось и пилось. Только вот никак не находился этот наследник, никак не находился тот, кто примет и не упустит. А царство жалко. Разворуют его без Царя, растопчут.
Сказка 19
Осиный рой
– Нет у меня в жизни ничего! Ни мужа, ни друзей, ни детей! Уже сорок пять лет хожу по свету, а все одна! Родители в детстве унижали, да хоть нужна была. Пускай для издевок, но нужна была. А теперь никому, никому. Хоть сегодня подыхай. Глядишь, в Крестовом хуторе счастье найду.
Изрядно подпитая баба в дешевом праздничном сарафане рыдала горько, но скучно. Три или четыре подруги наперебой сыпали советами и упивались своей полезностью. Илья смотрел на это голубыми глазами, помутневшими от выпитой медовухи.
– А брат мой подсел на лопуший корень! Уже не брат совсем, а скелет одержимый. Ходит и только о дозе новой думает. Уж и просили его, и умоляли, и ругали – все что мог продал, теперь меня обирает!
– За шкирку его надо, за шкирку и в клинику. Пиявки вмиг кровь почистят. Только так! Выпустить дурное, – с умным видом перекрикивала ор толстая баба.
Илья залпом допил кувшин, и услужливый официант поставил еще один перед могучей грудью богатыря.
«Вот и подвиги мои нынешние – сколько кувшинов за вечер выпью, – подумал богатырь и отпил добрую половину посудины. – Бабой тяжело быть, конечно. Кому ты нужна в сорок пять, еще и с братом-наркоманом. Так и сдохнешь. Жаль тебя, конечно, скорее оттого, что смеяться над твоим горем хочется, а надо плакать. Плакать от ужаса».
Кабак был полон народу. В воскресный день в Тридевятом нужно было пить обязательно, иначе зачем жить. Воскресенья для того, чтобы воскресать, а без вина и хлеба подобное действо невозможно.
Барсика залатали и временно оставили в царских покоях. Завтра Илья его доставит пенсионеру и заодно проведет разведку хутора и политических настроений среди мертвых.
– Я тебе говорю! Царь наш – вор! Наших запасов золота хватит, чтобы все жили как бояре, а не гнили в нищете.
– Может, и вор, а государство с колен поднял! Вспомни, скольких Кощей замордовал? Моего деда в темнице сгноил, прадеда конем затоптал. А Горыныч? Забыл, сколько женщин унес? Вот представь, твою дочь бы забрал!
– Мою бы не забрал. Она страшная! И вообще, Змея Илья зарубил. Царь ни при чем.
– А Илья кому служит?
– Народу! Он же богатырь.
– А вот в газете писали, что богатырь твой такой же кровопийца. Живет небось припеваючи за наш счет! Налог на богатырей в прошлом году опять подняли.
Раньше Илья бы дал в рыло за такие слова. Но этих пьянчуг, настолько залитых, что не заметили массивное тело богатыря, тоже сегодня было жаль. Наверное, потому, что ничего, кроме как пить, они не умели, а с таким талантом многого в жизни не добьешься.
«Эх, народ, – думал Илья, – тебе сколько ни давай, все мало будет, сколько ни забирай, никогда не кончится».
– Ой! Какое красивое колечко у тебя! Где муж твой купил такое?
– Мой Ванька? Да он в жизнь не скопит. Это мне Сергей подарил. Вчера!
– Сергей Серович? Тот самый? А Ванька не заметил?
– Не его дело. Не могу я без любви. А с Ванькой моим только чай попить можно. Дай бог, чтобы на баранки хватило. Да и вообще, детей я ему родила, больше обязательств не имею.
«И их я должен защищать? Эти обрезки общества? За них жизнь отдавать? – Илья опорожнил новый кувшин и тряхнул головой. – Да лучше таких, чем никаких. Не может богатырь жить без подвигов. Не может».
– Илья!
Богатырь отвлекся от своих мыслей. Перед ним с почти зажившим фингалом сидела Аленушка. Волосы девушки были убраны в аккуратную косу, новое платье бирюзового цвета выделялось на фоне черного и задымленного кабака. «Какая же она красивая, – подумал богатырь. – Такую бабу и в жены можно взять. Только для этого знать ее не надо. Только смотреть, только любить. Ведь заглянешь внутрь – и столько говна разглядишь. А с говном любить тяжелее».
– Что тебе? Опять стрелять будешь?
– Нет, – Алена потупила взгляд и уставилась на кувшин, – не буду. Я извиниться пришла.
– Извиняю. Но в следующий раз пришибу.
– Просто пойми, нельзя так жить. Нельзя служить тому, кто страну душит. Я почему в этого кота вцепилась? Потому что надежда это наша. Надежда на перемены.
Илья взял кувшин и разбил об пол. Никто, кроме официанта, выходки не заметил. Слишком шумно было в заведении. Где-то плакал ребенок.
– Тебе что надо? В тюрьму сажать тебя не собираюсь, вони потом не оберешься.
– Мне надо, чтобы тот, кто нас защищать должен, начал это делать и перестал быть царским псом.
– От кого вас защищать? От самих себя если только. Посмотри вокруг! Да это сборище вообще бы вымерло без царского слова.
– Илюша, но это не все. Подумай о детях без будущего, о пенсионерах. Да о себе, в конце концов! Сажают вокруг по желанию, а не по причине. Неужели ты не видишь?
– Все я вижу. Только лучшей альтернативы не представляю. Царь уйдет – сразу повылезает всякий сброд.
Аленушка наклонилась к Илье ближе, так, чтобы вырез на платье стал виден.
– Тебе же от этого только прок! Представь, сколько подвигов ратных совершить сможешь! Тебе пора решить, кого защищаешь – народ или Царя! В Тридевятом это вещи разные.
– Убью суку! – заорал пьяный мужицкий голос, и послышался глухой удар, наверное, табуреткой по лицу.
Илья сидел молча. Аленушка достала сигарету и закурила. Дым смешался с пропитым воздухом и растворился в нем. Богатырь сделал глубокий вдох и запел. Тяжело, хрипло, как поет паровоз в момент прибытия на станцию. Грубый бас разносился по кабаку и заставлял заткнуться суматоху:
Как с далекой Луны
Король ехал с войны.
Десять лет он воевал,
Дом родимый защищал.
Не видал жену и дочь,
На него похожа в точь.
Не видал родимый край,
Где не жизнь, а просто рай.
Пьющие, дерущиеся затихли. Аленушка забыла про сигарету и впилась своими красивыми глазами в богатыря.
Ах, зачем я воевал,
Король горько зарыдал.
Дом родимый оставлял,
Жену, дочку не видал.
В тишине открылась дверь, и тусклый свет опустился на грязные столы. Вбежал Ванька Малой, перепуганный, грязный и с вечной цигаркой в зубах. Услышав песню, Ваня замер. Хотя слова, как осиный рой, жалили рот изнутри и пытались вырваться.
Вышел старец из толпы
И сказал царю на ты:
Ах, затем ты воевал,
Чтоб стоял родимый край,
Чтоб стоял родимый край,
Чтоб не жизнь была, а рай.
Илья закрыл глаза. Это не он пел, это пели богатыри, спившиеся и потерянные, это пели люди, на чью жизнь не выпало подвига. Кабацкий народ сначала неуверенно, потом все с большим напором подхватил песню:
Потому жива и дочь,
Не убили ее в ночь.
Потому краса-жена не обругана, цела.
На границе ты стоял и мечом нас защищал.
Потому стоит твой край
И не жизнь, а просто рай.
Песня кончилась. Словно волна, накатившая на берег, оборвалась и превратилась в пустую тишину. Редкую для этого заведения. И в этот момент Ванька Малой прокричал:
– Товарищи! Крестовый хутор горит!
