Сказка 16

Встреча с другом

Аленушка сидела в кабаке «Три кота». Большой лиловый синяк наливался под правым глазом и отказывался прятаться под слоем пудры. Пухлый блокнот сменился свежей тетрадью.

«Нужно было ружье брать, кто же знал, что богатыря пуля не берет, – склонившись над бокалом дрянного вина, рассуждала девушка. – Или ножом в сердце, чтобы перестало биться. Царский ублюдок. Сейчас сожгут все к чертям, а народ съест. Тяжело по правде жить, тяжело биться, даже если душит так, что продохнуть не можешь».

Алена сделала большой глоток и попросила официанта принести еще. Глаз болел жутко и почти не видел. Вторая пуля попала богатырю в срамное место. Старое оружие подчиняется только своей воле, да и руки журналиста не приучены к стрельбе. Богатырь ничего не сказал, но глаза у него были грустные. Ни ярости, ни злости. Просто ударил разок и ушел в шкаф вместе с помятым Барсиком. Пожалуй, если бы он разозлился и хотя б изнасиловал Аленушку, было бы лучше. А так вся карьера снова пойдет на спад. Нет тебе ни героической защиты ценой собственной жизни, ни большого дела о задержании убийцы-богатыря, а фингал любая получить может.

Алена взяла ручку и начала писать заголовки:

«Кот Барсик похищен правоохранительными органами»

«Отважная корреспондентка пожертвовала честью ради спасения правды»

«Богатырь Илья – враг свободы и народа Тридевятого царства»

«Богатырская удаль! Правда, свобода и кот»

«Богатырская угроза»

Алена снова сделала глоток вина и перечеркнула все написанное. Текст не шел. Во-первых, события казались мельче того, что писалось раньше. Во-вторых, власть легко сделает опровержение, а лояльность к Царю пока высока. Что же делать? Полная и бесконечная беспомощность. Как в детстве, когда мама приводила любовников и запирала ее в шкаф, чтобы дитя не мешало.

– Добрый вечер! – раздался мужской низкий голос. – Извините, что опаздываю.

Человек в спортивном костюме сел напротив Алены. Самое примечательное в его образе представляли глаза разного цвета и закрученные усы.

– Здравствуйте, Добрей Иваныч. – Алена потянулась, чтобы поцеловать пришедшего в щеку.

– Читал ваши последние статьи. На мой взгляд, очень талантливо и, судя по отклику в народе, имело небывалый резонанс. Чем обусловлена поспешность нашей встречи и синяк у вас под глазом?

Алена отодвинула бокал.

– Добрей Иваныч, Барсика у меня выкрали. Илья приперся, а на прощание приложил своим кулачищем.

– Это хорошо или плохо? Мы еще никогда с вами не были так близки к свержению режима. Народ негодует, плюс мы запланировали пару инцидентов с деревянными солдатами. Сегодня ночью их пожгут неизвестные. Надеемся на задержания со стороны властей.

– Это плохо, очень плохо, потому что теперь будет сказка со счастливым концом! Воссоединение пенсионера и кота! Все забудется и сотрется. Вы же знаете наш народ! Нужна трагедия, нужны жертвы.

Добрей Иваныч покрутил усы. Аккуратно взял бокал и сделал маленький глоток.

– Алена, вы же хотите пить вино, а не это пойло? Тогда устройте трагедии, найдите жертвы.

Сказка 17

Умение

Костя отодвинул шкаф. Большой, старый и пыльный. Когда-то его стены были обшиты золотом и драгоценными камнями. Когда-то Костю боялись и уважали. Как же это было давно! За шкафом притаилась небольшая малахитовая шкатулка. Внутри лежали артефакты давно минувших дней. Рукоять меча, разбитого о вражеские щиты, кулон матери, давно проклятый, золотые монеты и сломанная игла.

– Когда же это случилось? – обратился Костя к кому-то в комнате. – Когда из Кощея Бессмертного получился невнятный обрубок Костя?

Комната, самая роскошная в Крестовом хуторе и от этого еще более убогая, промолчала. Сражения отгремели, богатыри обеднели, и только память не покидала Костю. Горькая и острая, она колола мертвое сердце сломанной иглой. Внимательно рассмотрев содержимое шкатулки, Костя отправился к письменному столу.

Завтра будет очередной день сжигания, а значит, нужно определить, кто покинет Крестовый хутор на этот раз. Вначале выбор казался очевидным – сжечь Федора Ивановича. Пенсионер своими благими действиями практически разрушил авторитет Кости у мертвых. Стоило вычеркнуть его из уравнения – жизнь снова бы вернулась на круги своя. Те же серые дни и то же бесконечное бессмертие. Хотя бы это свое обещание Царь выполнил. Только вот вчера пришло указание свыше пенсионера не сжигать. Странно было вообще перерабатывать мертвых в пепел, когда за месяц восстановили почти все склепы. Но процедура есть процедура.

– А может, бунт? Может, прав пенсионер и нужно бороться за свои права? Когда я стал марионеткой власти? Когда из могучего воина превратился в дрожащего и зависящего мертвеца? Все-таки не может зло подчиняться добру. Рубил головы направо и налево, так и надо было продолжать. Все Елена меня с толку сбила, все проклятая любовь.

Костя посмотрел на хрустальный гроб, стоящий рядом со столом. В гробу уже добрую сотню лет спала принцесса Елена Прекрасная.

– Проснешься ли ты когда-нибудь? Понравится ли тебе Костя? А не тот злодей, которого полюбило девичье сердце. Знай, многого я лишился ради тебя и многого еще лишусь. Нет веры никому. Ни Царь, ни доктора заморские не смогли найти противоядие. Остается верить и ждать. Ведь должны и мы счастья дождаться? Должны же? Правда?

Костя снова обратился к бумаге. Кого сжигать? Может, Ваньку Малого? От него проку нет, только шум. Да прикипел к нему Федор Иванович. Вонь поднимет знатную. Кого же? Может, Вмятыша-ублюдка? А ведь пощадил его когда-то, мог давно под огонь пустить.

Раздался стук в дверь. Костя оторвал голову от бумаги. Потом медленно поднялся и накрыл хрустальный гроб ковром. Стук раздался снова.

– Иду! Иду! Ишь, нелегкая вас носит.

Дверь открылась. На пороге стоял серый от пыли и белый от краски Федор Иванович.

– Здравствуй, Константин!

– И тебе привет. Что не спишь? Поздно уже. Завтра работать опять соберешься небось!

Федор Иванович улыбнулся своей мерзкой открытой улыбкой – по крайней мере, так воспринимал ее Костя.

– Константин, мы же, мертвые, не спим. Только вид делаем. Я к тебе по важному вопросу. Мы провели собрание и решили завтра на сжигание никого не выдавать. Знаю, знаю, что ты следишь за этим, но склепов в избытке. Живи, так сказать, не хочу.

Костя Смертный нахмурился. «Вот тебе и революция! Может, сожгут пенсионера все же?» Вслух же председатель кладбища произнес:

– Это, конечно, хорошо. Но есть установленная процедура. А процедуры так просто не меняют.

– Да плевать на эту процедуру. Ну ты что? Места вдоволь, нам сейчас, наоборот, рабочие руки нужны. Нельзя никем жертвовать.

– Мне, Федор Иванович, не все равно. Я, знаешь ли, за каждого из вас душой переживаю. Именно душой, потому что все остальное уже умерло. Только порядок такой не просто так установлен. Он установлен, чтобы был порядок. Понимаешь?

– Честно сказать, нет! Что, у нас сейчас порядка нет? Посмотри, как хутор преобразился. Как мертвые воодушевились. И что? Все это зря? Пусть меня тогда жгут. Я ребят в обиду не дам.

«Вот, значит, как. Заступничек у нас появился».

– А тебя кто-то просил хутор отстраивать? Сам начал. Теперь уж извини. Надо сжигать – значит, сожжем. Вот твою Валентину Ивановну, например. Какой от нее прок? Девку, думал, себе завел? Завтра как на пепел разлетится, будет тебе девка. Поджаренная.

Федор Иванович размахнулся и ударил Костю в челюсть. Председатель пошатнулся, но не упал.

– Ну и мразь же ты, Костя Смертный. Была бы слюна, плюнул бы в твое лицо мерзкое. Своих готов сжечь, лишь бы услужить порядку. А то, что этот порядок ничего, кроме смерти, не несет, тебе плевать. Никого любить не умеешь. Да и не научишься уже.

Пенсионер развернулся и быстро растворился во тьме. Долго еще Костя стоял у дома, долго еще тихо повторял себе под нос одно-единственное слово: «Умею».