Глава 8

Время

«Мы не хотели знать, но нам сказали:

Земля жила до нас непостижимо много лет.

И если вытащу я всю руку из пледа,

Где-то на конце ногтя жил человек…»

***

Я достал из старого блокнота помятый кусок бумаги – номер телефона Тани. Мы быстро перешли на мобильники, и домашним телефоном сейчас мало кто пользовался. Но в каждом доме он по-прежнему был.

«Теперь я, кажется, дорос до нее», – подумал я, сидя в своем инвалидном кресле.

Я набрал заветный номер.

Каждый гудок отозвался переживаниями в животе, так, словно я раз за разом совершал прыжок с высоты.

– Алло? – наконец послышался женский голос.

– Здравствуйте, а Таню можно?

– Кто ее спрашивает?

Я немного напрягся от такого вопроса, но тотчас ответил:

– Антон.

– Они переехали за город, но для Антона Таня оставила номер своего мобильного. Вы готовы записывать?

Я растерялся, но уже через секунду-другую схватился за шариковую ручку.

– Да, конечно, слушаю.

Удивительно, она точно знала, что я когда-нибудь позвоню.

Я долго пытался нажать кнопку с зеленой трубкой, но так и не смог. Отложив разговор на завтра, я почувствовал себя прежним. Будто я снова в школе.

– Так может продлиться неизвестно сколько, – раздраженно выпалил я и схватил телефон.

Гудок, другой…

– Алло? – послышался мужской голос, слишком молодой, чтоб быть ее отцом.

Я поспешил закончить звонок. Руки тряслись, мысли путались. Я швырнул телефон в угол стола и закрыл лицо руками. Но через минуту он снова зазвонил.

– Алло? Вы набирали? – это была Таня.

– Привет! – коротко отозвался я.

– Привет, кто это? – выдержала она деликатную паузу, демонстрируя, что изо всех сил пытается вспомнить мой голос.

– Это Антон, – коротко сообщил я так, словно на этом свете больше не осталось парней с таким именем.

– Антон, – все еще не понимала она, – дай мне пару ключевых слов, чтоб решить этот ребус.

Я усмехнулся. Ее тонкое чувство юмора.

– Олимпиада, КВН, грудастая ассистентка Стивена Хокинга…

Спустя мгновение я снова услышал эти прекрасные звуки – ее переливистый смех.

– Ну, привет, Антон!

– Привет!

Повисла пауза.

– Ты позвонил. Я надеюсь, у тебя все хорошо?

– Да, все отлично. Возможно, мы могли бы увидеться?

Как многого мне стоила эта фраза.

– Конечно, приезжай на выходных, – затем она отвернулась в сторону и игриво произнесла: – Глеб, ну перестань, дай поговорить…

«Глеб!» – отдалось громом в голове.

– Мы живем сейчас в частном доме за городом. Поселок Садовый, третья улица, дом восемь. Будешь подъезжать – набирай.

– Хорошо, – отстраненно ответил я.

– До встречи, пока.

Она положила трубку, даже не дождавшись от меня ответа.

Весь день я не находил себе места. Время – коварная штука. Если лично для тебя оно вернулось вспять, это совсем не значит, что оно вернулось для других. Или что другие так же, как и ты, горят желанием его вернуть.

Ворочаясь в кровати, я все перебирал в мыслях предполагаемые сюжеты жизни, если б тогда, давно, мне все-таки хватило мужества остаться с Таней. Мысли толпились, крутились и не давали уснуть.

Я открыл глаза от странного звука со стороны окна. Форточка скрипнула, а затем с грохотом открылась. Она коряво повисла всего на одном креплении, а в комнату ворвался свежий ночной ветер. Он принялся колыхать занавеску, за которой я заметил женский силуэт. Она сидела на подоконнике, задумчиво разглядывая мрачный пейзаж. Ее длинные пшеничные волосы холодным золотом отражали свет фонарей, а мужская голубая рубашка казалась неестественно хорошо выглаженной. Лишь по рваным джинсам и многочисленным браслетам на ее изящных запястьях я понял, что это, скорее всего, Галя. Надо отметить, эта красивая девушка была прекрасной парой Толе, и я почувствовал искреннее сожаление, что у них так все получилось.

Я захотел сказать ей что-то, но вдруг понял, что не могу произнести ни слова. В этом сне она захотела сделать меня немым слушателем, и, думаю, у нее были на то причины.

– Ты должен пойти за Женей, – произнесла она, даже не удосужившись пошевелить своими бледными губами.

«Она убежала сама, я не принуждал ее выбирать этот путь», – ответил я мысленно.

– Ты вправду не видишь своей вины в том, что произошло?

«Вины? В том, что произошло, нет моей вины! Я сам еле спасся».

– Ты можешь врать кому угодно, только не мертвым. Мертвые все знают! – произнесла она с угрожающей интонацией.

«Ты выглядишь не особо мертвой».

– Зависит от того, насколько ты умеешь разделять себя и свою оболочку при жизни.

«Как это»?

– Разделяя эти понятия, можно питать жизнью свою душу. Но люди чаще всего питают жизнью свое тело, обделяя свой дух.

У меня сложилось впечатление, что она берет уроки философии у моего покойного деда.

– Но я пришла не философствовать, – тут же прочитала она мои мысли. – Ты идешь за Женей и точка. Как это сделать, выбирай сам.

«Мы даже не любили друг друга, и что если я не вернусь?»

– Погоди, погоди, ты что, считаешь, что спасать стоит исключительно тех, кого любишь?

«Ну, нет, – запнулся я о свои же умозаключения, – но выйдет ли она на мой зов, остается только догадываться!»

– Да уж, и почему такая девушка была с тобой, остается только догадываться.

«Да на что ты все намекаешь?»

– А на то, что ты прекрасно знаешь, почему Женя с тобой встречалась. Потому что только так Толя был рядом. Ты всегда знал это, но боялся признать, и знаешь почему?

«Почему?»

– Потому что ты трус!

Кажется, это было правдой, в которую я просто отказывался верить, находя своим поступкам массу оправданий.

«Но я ведь побежал за ней в тот кошмарный лес! Я искал!»

– И о чем ты тогда думал? О том, как она сидит под деревом, оглушенная кошмарами и одиночеством? Ты думал о своем страхе перед ее родителями.

«Но я ведь столько раз ее вытаскивал из передряг и постоянных депрессий».

– Тогда тебе не составит большого труда спасти эту девушку еще раз. Пусть даже последний, но самый важный раз.

На этом я открыл глаза во второй раз и приподнялся на кровати. За окном как назло хулиганы разбили фонарь, и там не было теперь ничего, кроме темноты. Форточка была открыта, хотя я помню, что не открывал ее. В следующую секунду сквозь нее протянул женский голос: «Ан-то-о-о-он». Это произошло здесь и сейчас так живо, будто меня разыгрывают. Какой только псих решил постоять ради этой цели на парапете четвертого этажа?! Я закричал:

– Мама!

Заспанная мать вбежала в комнату.

– Что случилось? Тебе плохо?

– Прости, мам, что разбудил, мне просто страшно.

Она заботливо включила лампу на письменном столе и села ко мне.

Наутро я позвонил своей тете.

– Теть Маш, ко мне приходят мертвые, – ошарашил я ее с первых минут разговора.

– И что они хотят? – выдержав паузу, спросила она.

– Приходила Галя, хотела, чтоб я пошел за Женей и вывел ее из леса.

– И что ты по этому поводу думаешь? – выдерживая немыслимые паузы, продолжала тетя Маша.

– Помните, я когда-то в школе отравился барбитуратами?

– Да.

– Так вот тогда я видел этот лес в дверной иллюминатор. Я видел там себя. И я думаю, если б я нажал на дверь плечом, то она бы открылась.

– Я подумаю над этим, – послышался сухой ответ. – Я наберу на днях.

От разговора мне стало легче. То ли оттого, что я теперь не один на один со своей проблемой, то ли потому что спихнул ее решение на чужие плечи.

Незаметно подкралась суббота. Я искренне надеялся, что забуду об этом дне, но все надежды были напрасны. Ломая себя все утро, я все же твердо решил, что поеду к Тане. И в этом была отчасти заслуга Гали. Признание себя трусом не давало мне покоя, и мне было совершенно необходимо совершить что-то героическое, чтоб доказать себе обратное. Сегодня моим героическим поступком должна была стать поездка к Тане, даже если мне придется смотреть на их любовные игры с Глебом. Как знать, возможно, именно тогда я смогу, наконец, поставить точку в этой истории, идти дальше и не сторониться цветущих акаций.

День выдался по-настоящему летним. Мы с отцом продали мою разбитую иномарку и купили ему старенькое, но надежное советское авто. Он был рад, как ребенок. Всю жизнь у него имелись действующие водительские права, но никогда не имелось возможности купить автомобиль. Сейчас его глаза по-ребячьи горели, и я отметил, что душа не имеет возраста. Только мы сами решаем, радоваться ли нам по-детски или по-взрослому скрывать свои эмоции.

Навернув пару раз вокруг авторынка, мы выехали за город. Уже через несколько километров я почувствовал свежий запах травы и полевых цветов. Украдкой отдавало хвоей из смешанного леса и молодым камышом с дальних болот. Найдя нужный дом за высоким забором, отец усадил меня в коляску и нажал кнопку дверного звонка. Тут же загавкал пес, и раздались суетливые голоса.

– Пап, ты можешь ехать, я потом позвоню.

Тот заторопился снова за руль, посигналив мне странным футбольным ритмом.

Калитка открылась, и я увидел Танину маму. Она ничуть не изменилась и даже посвежела на лоне природы.

– Вы к Танечке? Проезжайте, я сейчас открою пошире.

Она меня совсем не помнила. Я вдруг понял, что, возможно, та пара недель, что мы дружили с ее дочкой, так важна исключительно для меня одного. Похоже, для всех остальных это был слишком короткий промежуток времени. Какой-то частью себя я пожалел, что приехал. Но другой своей частью я понял, что опять из-за кулис появляется трус.

По хорошо асфальтированной дороге я обогнул дом и выехал на аккуратно подстриженную лужайку с ярко-голубым бассейном. На ней тусили ребята. Парни и девушки в шортах и летних коротких платьях. Кто-то собирался с духом нырнуть в еще не прогретую солнцем воду, кто-то футболил мячик. Другие лежали и сидели на шезлонгах, раскладных креслах и просто на траве. Позади гула играла стильная зарубежная музыка.

– У вас так много гостей, – повернулся я к хозяйке дома.

И попытавшись сказать, что заеду в другой раз, неожиданно услышал в ответ:

– Конечно, у именинницы много друзей. Не стесняйтесь, проезжайте. Там на столике коктейли и закуски.

Театрально проехав вперед, я стал продумывать план побега, как вдруг увидел ее. Она была в ярком зеленом платье. Этот цвет так шел ее ярким глазам и темным волосам, что я не мог оторвать от Тани глаз. Она не изменилась, лишь стала более изящной и женственной. Вздернутый нос и ямочки надолго притянули взгляд, пока кто-то из ее друзей не указал ей на меня пальцем.

– Антон! – послышался радостный крик.

Теперь у меня не оставалось особого выбора действий, и я подъехал к ним.

Озаренное улыбкой лицо сменилось тревогой:

– Что случилось? Ты в коляске?

«Обнадеживающе, что Таня помнит меня без нее», – пронеслось в голове.

– Это на пару месяцев. Попал в автокатастрофу.

– Надеюсь, все живы?

– Да, – соврал я, не желая поднимать тему.

Ребята оказались из одного с Таней института, и я быстро подхватил их разговоры. Кормящиеся черные дыры, сингулярности и горизонты событий снова вскружили мне голову. Часы пролетали незаметно, пока у меня не зазвонил телефон.

– Антон? – это была тетя.

– Слушаю.

– Мы можем ввести тебя в глубокий гипноз, и если я направлю тебя на поиск Жени, то, вероятно, ты сможешь ее найти.

Это было неплохой идеей, и то, что я буду под присмотром врача, внушало мне оптимизм.

– Когда? – спросил я тоном секретного агента.

– Завтра, у меня.

– Понял.

Я положил трубку и посмотрел на ребят. Меня с интересом изучала Таня.

– Убегаешь, как всегда? – с грустью в голосе спросила она.

– Ну как я могу уйти, сегодня же метеоритный дождь!

Она расплылась в улыбке и взяла мою руку. Так мы сидели еще долго, пока тихие разговоры поредевшей толпы студентов не принялись перебивать сверчки.

– Глеб был с тобой, когда я звонил, – нерешительно озвучил я тревоги.

– Видишь того парня, – Таня указала на темного хрупкого паренька с копной темных волнистых волос, собранных в хвостик.

– Ага.

– Это Дима.

Она наигранно тянула паузу, пока в моей груди не начало покалывать.

– Они с Глебом уже два года в отношениях.

Мой облегченный выдох услышали на другом конце приусадебного участка.

– Я думал, что вернуть время невозможно, – прошептал я.

– Только не для человека, для которого оно никогда не являлось константой, – глядя в звездное небо, ответила девушка моей мечты.

Я наконец понял, что не так уж важно, работают ли ноги, если у тебя есть крылья.

Отец забрал меня неприлично поздно. Я был невероятно счастлив и не имел ни сил, ни желания скрывать улыбку. Отец ничего не спрашивал, но краем глаза я видел, как он доволен.

Я спал в ту ночь безмятежным сном, тепло обнимая подушку. Так я спал последний раз в двенадцать лет.

Утро встретило дождем. Тяжелые тучи нависли над городом, не давая ни единому лучу просочиться на землю. Эта тяжесть передалась и мне. Я пил свой ароматный кофе и продумывал план. Точнее, у меня не было никакого плана, я просто-напросто собирался с духом.

– Готов? – спросила тетя Маша.

Я не собирался геройствовать и отрицательно качнул головой. Она сложила мое кресло в багажник и села за руль.

– Скучаешь по вождению? – решив растормошить меня, поинтересовалась она.

– Нет, – напряженно ответил я.

– Там что, прямо вот так вот ужасно, что и говорить неохота? – вдруг как-то по-особенному заговорила моя тетя.

– Сложно описать все эти эмоции, но я уверен, живым не надо быть там раньше времени.

– Давай тогда отменим.

Она будто специально выехала на крайнюю правую, остановившись на перекрестке, чтоб иметь возможность развернуться на зеленый сигнал светофора.

– Еще вчера я б сделал все, чтоб не идти туда. Но так сложилось, что как раз вчера я понял, как важно отпустить страх и просто наконец сделать то, что ты должен сделать. Тем более это не кома, – я с надеждой посмотрел на тетю Машу, – это всего лишь гипноз. Если что-то пойдет не так, вы меня просто выведете.

Она сжала губы, сглотнула слюну и одобрительно покачала головой. Но стало кристально ясно, что даже во время обычного гипноза порою не все так гладко.

– Ты знаешь, – вдруг тетя Маша заговорила так громко, что я аж вздрогнул, – была у меня одна пациентка. Ее диагноз звучал так – диссоциативное расстройство идентичности. Также это расстройство психики называют синдромом множества личностей, или, проще говоря, раздвоением личности. Это довольно редкое психическое расстройство из группы диссоциативных расстройств, при котором личность человека разделяется. При общении с таким человеком складывается впечатление, что в его теле существует несколько разных личностей. Может показаться, что я опять говорю о шизофрении, но это не так. При шизофрении человек слышит личностей внутри себя, но при расстройстве данного типа он считает себя этими личностями, находясь в этих эго-состояниях попеременно. При этом в определенные моменты в человеке происходит «переключение», когда одна личность сменяет другую. Эти «личности» могут иметь разный пол, возраст, национальность, темперамент, умственные способности, мировоззрение, по-разному реагировать на одни и те же ситуации. После «переключения» активная в данный момент личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна другая личность, – тетя перевела дух от бесконечных определений. – Так вот, звали эту женщину Лиза. Она была совершенно лишенной каких бы то ни было психических расстройств, пока не попала на сеанс регрессивного гипноза. Вычитав в газете рекламу оного, Лиза хотела увидеть свою предыдущую жизнь. Предыдущее «воплощение своей души», как она впоследствии выразилась.

«– Я всерьез интересуюсь эзотерикой, – начала издалека болезненно-бледная женщина с выкрашенными набело волосами.

– Вы поступили к нам, так как ваши родные и близкие считают ваше поведение неадекватным, – раз так, я тоже начала издалека.

– Во мне живет всезнающая душа. Когда я вхожу в особое состояние, она может отвечать на все вопросы, которые вы только способны задать, – спокойно пояснила пациентка.

– Как этот дух попал в ваше тело? Вы помните этот момент?

– Разумеется, помню как сейчас. Я пошла на сеанс гипноза…

– С целью? – перебила я ее с неподобающим психиатру напором.

– С целью узнать предыдущее воплощение своей души.

– Значит, вы индуист, буддист или джайнист, исходя из веры в реинкарнацию?

– Нет, я христианка… То есть мне ближе по духу эзотерическое христианство, – немного растерялась она.

Я преследовала цель запутать ее, запугать, вывести из равновесия. Это был нетипичный случай, и днем ее раздвоение личности не проявлялось вовсе. Но с наступлением ночи тревога Лизы возрастала, ведь каждую ночь она проживала во сне другую судьбу другого человека. Вскоре «переключение» с одной личности на другую усложнялось, пока не начало занимать целые часы. Мучительный процесс возврата в реальность начал отнимать не только часы жизни, но силы и здоровье близких. Сейчас она держалась спокойно и уверенно, в ее памяти не осталось событий ночи. Мы обе знали, что вторая ее личность не проявит себя до захода солнца. Однако мне была важна каждая мелочь, обнажающая постоянное присутствие в ней второй личности.

– Тогда расскажите мне как можно подробнее, что тогда произошло.

Она закатила глаза и начала довольно отрывисто:

– Я пришла на сеанс гипноза, чтоб вспомнить свою прошлую жизнь. Мне дали выпить мятный чай, а после я легла на кушетку и полностью расслабилась. В комнате тихо играли индийские песни для медитации, и от голоса мастера я погрузилась в полудрему. Внезапно морской бриз дунул мне в лицо, и я увидела себя стоящей на палубе деревянного корабля, – она всего на минуту замялась, и я тут же напористо принудила ее к воспоминаниям.

– Деревянные корабли уже давно не строят!

– Это было тогда, когда еще строили. Я мужчина в красивой, но грязной одежде. Мне жарко, и я не понимаю, то ли от ненавистного парика, то ли от ужасов кровавого сражения. Перед глазами режут людей, таких же, как и я разодетых, и в одежде попроще. Время от времени раздаются оглушительные взрывы, от которых палуба содрогается. Я все еще могу стоять на ногах, но драться уже не могу. Один из кораблей буквально прилип к нам по правую палубу. Я стою на левой и вижу, как с моей стороны приближается еще один. Огромный и массивный. Этот монстр снова извергает из себя черное ядро, и оно на этот раз выбивает из-под ног палубу. Я падаю в море, и все эти адские звуки, наконец, затихают. Толща воды надо мной медленно возрастает, отдаляя продолговатые тени кораблей и падающие в воду тела. Вскоре моя спина коснулась дна. Какая глубина! Она завораживает и заставляет жить дольше, чтоб продолжать восхищаться ее мощью. Вскоре белый подводный песок покрылся трупами моей команды и людей, которых я знал. А волнующееся море покрыло полотно досок, обломков и мусора так, что если б я вздумал воскреснуть, то не нашел бы свободного места всплыть.

– Так вы были мужчиной в прошлой жизни?

– Да.»

У нее не было диссоциативного расстройства или классического раздвоения личности. В процессе воспоминаний Лиза перешла на рассказ о себе от лица мужчины, а значит, она, будучи собой, могла почувствовать себя кем-то другим.

– Она пошла на повторный гипноз в эту шарашкину контору!

– Зачем так выражаться, – рассмеялся я.

– Послушай, Антон, – вскипела вдруг она, – допустим, даже если у души есть предыдущий опыт, ну не зря же мир устроил нас таким образом, что мы этого опыта не помним! Помимо эзотерики в момент гипноза есть вещи, произношение коих грозит не только необратимыми последствиями в психике человека, но даже летальным исходом! Так работать нельзя! Ты думаешь, они там врачи в этом центре «Третий глаз» или «Пятая нога», все одинаково… – возмущалась она.

Я лишь иронично усмехнулся.

– Что было дальше?

– Дальше я провела ряд сеансов гипноза, в ходе которых попросила вторую личность Лизы поговорить со мной. И тут… Тут она заговорила по-французски! Говорила много, красиво и в мужской манере. Когда я дала послушать эту запись профессору филологу, специалисту в области французского языка и истории, он мне ответил, что сам Мопассан бы позавидовал такому безупречному произношению.

Тетя Маша глубоко вздохнула, приоткрыла запотевшее окно и продолжила:

– Если ты хочешь спросить меня, могла ли бухгалтер Лиза, работающая на хлебозаводе, говорить так по-французски? Я отвечу – никогда в жизни.

– Она умерла? – почему-то подумав о смерти, невпопад спросил я.

– Нет, нам тогда повезло. На повторном сеансе гипноза профессор общался с ее второй личностью на французском языке, попросив мужчину больше не появляться. Тот не совсем понял, что мы имеем в виду, но вскоре все же удалился или затих, если можно так выразиться. Нам удалось перезаписать ее коды. Лиза начала помнить свои сны, осознавая их как воспоминания из прошлой жизни, не имеющие к ее личности и ее настоящей жизни прямого отношения. Ей стало легче. Но такая желанная память прошлого воплощения не принесла ей ничего, кроме дополнительных переживаний. Там, в далеком прошлом, не было ничего, что смогло б ей помочь здесь и сейчас.

– Что ж, это веселая альтернатива ночным посиделкам с мертвыми.

– Я все это рассказываю лишь потому, что не хочу, чтоб ты открыл ту дверь, которую потом не сможешь закрыть.

– Зачем люди делают это? – я постарался отвести тему подальше от дверей.

– Занимаются эзотерикой?

– Нет, – улыбнулся я, – пытаются вспомнить прошлую жизнь? Они хотят знать, что были раньше кем-то поважнее и посущественнее, чем сейчас?

– Как знать. Только ведь из этих воплощений мы имеем не титулы и звания, не связи или зарытый клад, а душевный опыт. Переживания, проще говоря. Эти переживания обогащают дух. Когда дух обогащен, то средства его обогащения не имеют уже никакого значения: ни любовь, ни измены, ни предательства, ни ужасы войны, и даже воспоминание момента собственной смерти уже бесполезно. Душа пережила это событие и обогатилась.

Мы заняли ее просторный зал. Я лег на мягкий диван, она села на стул у изголовья. Дождь монотонно накрапывал, и сквозь него раздался монотонный четкий голос. Тетя была профессионал своего дела, и я даже вздрогнул, не узнав ее тембра.

– Твое тело расслабляется, мышцы слабеют, веки закрываются. Тебя клонит в сон. Когда я досчитаю до пяти, ты уснешь, но когда я досчитаю с пяти до одного – ты проснешься. Раз, два, три, четыре, пять…

Я открыл глаза в тускло освещенном помещении. Холодный бирюзовый свет озарял все предметы, но я не видел его источник. Я лежал на железной каталке уже знакомой мне палаты. Теперь было гораздо светлее, и я увидел ее уродливые обшарпанные стены. Вздувшийся бледно-зеленый мелкий кафель на полстены переходил в унылые стены, где огромными кусками отвалилась штукатурка, обнажив сырые стены. В углу явно была сильная течь, и, судя по ярким кругам плесени, уже давно. Я всунул ноги в клетчатые тапочки, завязал синий халат и пошел. Привычный коридор пульсировал белым светом, а обнаженные провода то и дело потрескивали, выдавая мини-молнии.

«Не шуметь!» – как и прежде, пронеслось в голове.

Аккуратными шагами я огибал кафельные препятствия одно за другим, пока не приблизился к двери. Окно покрывал иней, и я по известному ранее опыту приложил свою руку к стеклу. Не представляя, что увижу там, я не торопился убирать ладонь, пока ее очертания не окутал размытый ореол.

«Убирай ладонь», – кто-то приказал в голове.

Я убрал. В иллюминаторе возвысился все тот же лес, окутанный туманом. Мое тело обдало волной ужаса.

– Женя, ну где ты? – невольно прошептал я.

Среди черных стволов появился силуэт. Я прищурился, пытаясь понять, кто это. И тут мое зрение десятикратно приблизило картинку так, словно я настраивал невидимый бинокль. Это была Женя. Она тяжело дышала, руки в ссадинах и крови, колени разодраны в клочья, а крупные рыжие локоны сбились нелепой мочалкой, собравшей колючие иглы. Она опустила глаза и смиренно плакала, потеряв надежду когда-нибудь выйти оттуда. Я ударил плечом в дверь. Она не поддалась. Мне всегда казалось, что стоит лишь слегка надавить на нее, и я окажусь по другую сторону. Но дверной зазор был крайне обманчив, и лишь слегка подавшись вперед, тугая дверь откидывала меня с силой обратно. Я понял, что не смогу попасть туда. Нынешнее состояние не давало желаемого результата, и отсюда дорога была закрыта. Мне было необходимо погружаться глубже, чтоб оказаться с Женей в одном пространстве.

Жалость к ней повисла тяжелым камнем на груди. Теперь я точно знал – она страдает. Бродит, скрывается, пытается выжить в кошмарном лесу. Я побрел назад, погруженный в мысли, как вдруг услышал чей-то стон. Свернув направо, я прошел мимо своей палаты. Конец коридора был плотно завален пружинными кроватями и рваными матрацами. В то крыло я никогда не ходил.

Я оттянул пару тяжелых матрацев, с трудом опустил на пол непонятной силой приплюснутую к больничным дверям кровать и протиснулся в узкую щель. Здесь было темнее и ужаснее. Пол разорвало на две половины, между которыми темнела бездна. От каждого моего шага что-то непрестанно сыпалось и скатывалось в эту пропасть, навсегда исчезая там, так и не достигнув дна.

«Не шуметь!» – в голове раздался приказ.

Я обошел свесившийся кабель и схватился за стену, чтоб перелезть через вздутый кафель. Наполовину выкрашенные стены покрывали корявые надписи «спасите наши уши», «поймешь, когда умрешь». Чуть дальше какой-то психопат исписал все размашистыми пятерками разного размера и формы. Я брезгливо отдернул ладонь, стараясь ни к чему не прикасаться. Стон повторился совсем близко, и я заглянул в ближайшее окно с решеткой на железной двери. Там в полном одиночестве на панцирной сетке кровати сидел человек. Я машинально отшатнулся. Но затем понял, что стонет он.

Толково было б скрыться, пока он меня не заметил, но я застыл, сделав пару шагов назад.

«Я не помог Жене и этому бедолаге не помогу. Зачем тогда я все это затеял?» – размышлял я.

Тихо открыв тугую дверь, я окликнул сгорбившегося старика:

– Эй, дедушка, с вами все в порядке?

Он испуганно оглянулся, и я узнал в нем своего деда Павла. Я не мог так хорошо его помнить, он умер очень давно, когда мне не было и шести лет. Но та всезнающая и бесстрашная часть меня точно знала, что это мой дед.

– Парниша, у тебя выпить не найдется? – тут же подсуетился он.

– Нет, а что, так сильно трубы горят? – подколол его я.

– Да, я здесь уже несколько дней, а у них тут и чекушки не найдешь.

– Дед, это я, твой внук Антон!

– А второй где санитар? – смутился дед, не слыша моих слов. – Тебе одному меня не удержать, я так просто не дамся. Приходили тут двое в халатах, пытались увести, но я им хорошо отвесил, – закатывая рукав, продолжал он. – Лучше б водочки принесли, я не могу уже. Так хочется, ты бы только знал!

Я просто опустил голову. Ну и как ему помочь, если он живет в своих фантазиях?! Однако не так давно я сам жил в своих фантазиях и не поверил бы ни единому слову о том, что тот лес нереален. Мне остается только врать, как врал мне мой дед Алексей.

– На самом деле я не санитар. Я сосед Людмилы. Заждалась она тебя совсем.

Дед замолк и прислушался. А я продолжал. Мне часто бабушка Люда рассказывала, как дед ухаживал за ней. Три года изо дня в день приходил под окна и звал на танцы. Однажды она купила новые туфли, чтоб идти в дом офицеров, а он их оттоптал. Совсем не умел танцевать. Но потом научился и танцевал лучше всех, потому что сильно любил ее.

– Купила новые туфли, накрутила волосы и ждет тебя у окна. А ты тут сидишь.

Он на мгновение посветлел, с надеждой посмотрел на дверь, но снова осунулся.

– Выгонит меня из нашего дома Людмила, я же снова пьяный приду.

– Из какого дома, вы же не женаты еще?

Дед задумался, словно прислушивался к чему-то.

– Давай поспеши, а то там Петька весь порог оббил уже.

По рассказам бабушки Петька был ярый дедушкин соперник. И если б дед не подсуетился вовремя, то вышла б за Петьку, потому что уж больно хорошо на гармони играл.

– Петька уже вторую гармонь порвал, наверное, под окнами Людмилы. Торопись, Павел, торопись!

Я оглянулся на дверь, мне показалось, я услышал чьи-то шаги. Когда я повернулся, вместо деда сидел молодой красивый парень моего возраста. Он бодро вскочил на ноги и направился к двери, где его встретили двое мужчин в ослепительно белых халатах. Они взяли его под руки и, подшучивая, вывели из палаты.

Шокированный увиденным, я поспешил за ними. Один из медбратьев резко повернулся и шикнул на меня, как на кота.

– Куда вы его? – не удержался я.

– В рай, – смеясь, ответил он так, что я не понял, шутит он или всерьез.

– А ад есть? – не мог угомониться я, раз уж представилась такая возможность.

– Это и был его ад, – выглянул из-за спины деда другой светящийся медбрат.

– Ты здесь, парень, лучше не задерживайся, – прошептал тот, что был ближе, пронзая меня своими светящимися глазами.

– И не шуми, – добавил другой, игриво подмигнув.

– Людмиле пусть привет от внука Антона передаст, – шепнул я, – передайте ему.

– Он опоздал для встречи с ней, но ты все сделал правильно, – послышался ответ.

От этих слов мне стало грустно. Проводив деда взглядом, я протиснулся сквозь двери в свое крыло.

Я все думал над последней фразой светящегося медбрата и не замечал, как наступаю на разбитую плитку. Мои шаги становились все звучней, пока вдалеке я не услышал грохот. В голове кто-то настойчиво приказал:

«Не оборачивайся и ускорь шаги!»

Я так и делал, пока сзади кто-то огромный шагал грузными металлическими шагами, швыряя в разные стороны железные кровати, словно игрушечные. Сердце начало колотиться, и сквозь нарастающий грохот я услышал: «пять, четыре, три…» Но я знал точно, что должен добраться до своей палаты, снять тапочки и лечь на железную каталку. Только тогда я имел право проснуться.

Нога попала в пробоину, и я оставил тапок.

«Забери тапок!» – приказал голос в голове.

Пятясь назад и дрожа от страха, я нащупал тапок и подцепил его ногой. Уклоняясь от разлетающихся осколков плитки, я завернул к себе в палату. Там было полно воды.

«Уже натекло», – подумал я и, с трудом удерживая на ногах тапочки, подбежал к каталке.

Моргающий зазор под дверью закрылся мощной темной фигурой. У него не было двух отчетливых теней, обозначающих ноги. Вместо них что-то монолитное и невероятно тяжелое заслонило весь видимый свет. Он тяжело дышал, обнаружив и догнав меня. В тишине далекий голос тети в который раз отсчитывал: «четыре, три, два, один! Просыпайся, Антон, ради всех святых, просыпайся!»

Когда я открыл глаза, она плакала и трясла меня за плечи. Не уверен, что тряска была обычной процедурой пробуждения пациентов, и я поспешил ее успокоить:

– Я здесь, я здесь.

Она рыдала. Довольно долго рыдала.

– Пойдем на кухню, я закурю, – вдруг сказала тетя Маша.

Я не знал, что она курит, но молча потянул к ней руки, чтоб подняться с дивана и сесть в каталку.