Родился 6 октября 1830 года в семье обер-офицера, окончил курс в Санкт-Петербургском Введенском училище, трудовую деятельность начал канцелярским служителем в 1-м департаменте Санкт-Петербургского городского магистрата 30 августа 1847 года. Однако срок его коронной службы отсчитывался не с этой даты, а с даты достижения им восемнадцатилетнего возраста, т. е. 6 октября 1848 года. В октябре 1850 года Фурсова переводят в другой департамент – Гражданских отчетов, а 4 мая 1853 года он был произведен в чин коллежского регистратора (со старшинством с 6 октября 1852 года). Получал он немного: 113 рублей серебром в год жалованья, 25 рублей квартирных и 13 рублей 72 копейки пайковых.

К сожалению, сведений, чем занимался и где служил Фурсов следующие двадцать лет, у нас нет. По всей видимости, он выходил в отставку на три года, так как в коллежские асессоры был произведен только в 1870 году, тогда как его ровесник Путилин – в 1867 году (а первый свой чин – коллежского регистратора – они оба получили одновременно, в октябре 1852 года). В СПбСП Фурсов поступил не позднее 21.01.1874 на должность старшего помощника делопроизводителя. 26 августа 1875 года уже в чине надворного советника (старшинство с 26 августа 1874 года) стал чиновником для поручений.

8 июня 1878 года во дворе дома № 22 по 9-й линии Васильевского острова при закладке фундамента нового флигеля был найден сильно разложившийся труп, при медицинском освидетельствовании которого обнаружены были следы насильственной смерти. Сыщики (кроме Фурсова, дознанием занимались полицейские надзиратели Эдуард Амброзиевич Руткевич, через пару лет ставший чиновником Сыскной и прослуживший там в этой должности до конца 80-х годов, и некий Шемаргин) выяснили, что ещё 2 мая пропали дворник означенного дома Михаил Григорьев и его приятель, дворник дома № 28 по 9-й линии, Денис Иванов. Брат Иванова опознал жилетку, которая была на убитом, мол, она принадлежала Денису. Возникло предположение, что Григорьев убил Иванова и решил скрыться. Однако оно не подтвердилось – 20 июля на том же дворе был найден второй труп и тоже со следами насильственной смерти. Рядом с ним откопали ключ от дворницкой, в которой проживал Григорьев.

Сыщики стали опрашивать знакомых убитых дворников и выяснили, что у Григорьева в дворницкой долгое время проживали без прописки крестьянин Московской губернии Клинского уезда Андрей Киселев и жена его однодеревенца Марья Густова. Однако после «исчезновения» Григорьева их никто более не видал. Фурсов был откомандирован в Клинский уезд, где выяснил, что Киселев и Густова содержатся там под арестом за кражу, совершенную ими ещё до приезда в Петербург. Оба чистосердечно признались в том, что причастны к убийству Григорьева и Иванова, только как укрыватели преступника – дворника дома № 20 Алексея Ефимова. Тот ревновал их к своей сожительнице Александре Зиновьевой и давно искал возможность расправиться с соперниками. Удобный случай ему представился 2 мая.

Ефимов был арестован. Дело было передано судебным властям. За быстрое и успешное раскрытие сего дела чиновнику для поручений Сыскной полиции надворному советнику Фурсову санкт-петербургский градоначальник генерал-майор Александр Елпидофорович Зуров (1837–1902) объявил благодарность.

После перехода первого помощника начальника Сыскной А.У. Гейера в Наружную полицию, 21 августа 1878 года Василий Васильевич занял его кабинет. Но всего лишь на три месяца – уже 25 ноября 1878 года Фурсов был назначен заведующим Секретным отделением Санкт-Петербургского градоначальства (официальное название до 1881 года – «Отделение для производства дел по охранению общественного порядка и спокойствия в Санкт-Петербурге», неофициальное – «Охранка»).

Главной задачей Секретного отделения был надзор за жизнью политически неблагонадежных лиц, разрешение или воспрещение проживания им в столице, высылка их из города и объявление в розыск. Штат отделения был небольшим – всего 3 человека: начальник (заведующий), делопроизводитель и его помощник. Также к отделению постоянно было прикомандировано от 4 до 6 человек. Понятно, что такими силами надзор за неблагонадежными лицами в столице было не осуществить. Секретное отделение было не исполнительным, а распорядительным органом, в котором концентрировались, обобщались и анализировались сведения об этих людях, и на их основе готовились распоряжения (секретные прибавления к суточным приказам) градоначальника участковым приставам, которые и осуществляли надзоры и розыски.

По мнению начальника императорской охраны штабс-капитана Карла-Юлиуса Иоганновича Коха (1846–1909 (?)), В.В. Фурсов относился к охране общественного порядка с ленцой, а выделяемые ему на агентуру средства клал себе в карман. В качестве доказательства этих утверждений Кох в воспоминаниях рассказывает о визите к нему в феврале 1881 года (незадолго до убийства императора) вдовы отставного чиновника Ковальского, у которой, по её словам, на квартире собирались заговорщики, замышлявшие покушение на Александра II. Ковальская заявила Коху, что ранее она сообщала эти сведения В.В. Фурсову, но тот ровным счетом ничего не предпринял, а вдобавок ещё и не заплатил. Штабс-капитан К-Ю.И. Кох составил подробную записку с изложением дела и представил её министру внутренних дел графу Михаилу Тариэловичу Лорис-Меликову (1824–1888) Однако тот принял начальника охраны холодно, посоветовал ему «служить без суеты», а составленную записку велел отнести непосредственному начальнику Фурсова – тогдашнему градоначальнику (с 9 мая 1880 г. по 10 марта 1881 г.) генерал-майору Александру Владимировичу Федорову. Федоров был лаконичен: «Хорошо, я передам вашу записку Фурсову». Позднее при встрече с Кохом Федоров «произнес следующее в довольно саркастически-насмешливом тоне: “А Ваше ужасное заявление осталось без последствий, так как заявительница, по отзыву Василия Васильевича Фурсова, оказывается сумасшедшей барыней, словам и личности которой не следует придавать никакого значения…”».

Неизвестно, была ли Ковальская и впрямь сумасшедшей или же Фурсов упустил возможность раскрыть заговор террористов. Учитывая обстановку (народовольцы последние 15 лет охотились за царем), он был обязан проверить сведения, изложенные Кохом, даже имея сомнения в дееспособности осведомителя.

Не придал должного значения В.В. Фурсов и сведениям, которые сообщил ему утром 28 февраля 1881 года, за день до убийства Александра, пристав 1-го участка Спасской части П.П. Теглев. На этом карьера Фурсова и завершилась.

28 февраля 1881 года пристав 1-го участка Спасской части статский советник Павел Павлович Теглев сообщил начальнику Секретного отделения статскому советнику В.В. Фурсову о подозрительной лавке «Склад русских сыров» на Малой Садовой улице в доме графа Менгдена (второй от угла с Невским проспектом. В 1902–1903 гг. на этом участке был построен магазин Елисеевых).

Лавка была снята в декабре 1880 года супругами Кобозевыми, однако торговля велась ими неумело и как бы для виду. А внешний их вид (чистые, непривычные к физическому труду руки) и привычки (Елена Кобозева – на самом деле её звали Анной Васильевной Якимовой (Баска) (1856–1942) – курила папиросы и часто не ночевала дома) были необычны для торговцев из крестьян. Кроме того, лавку часто посещали лица, казавшиеся дворникам подозрительными. Так, 27 февраля 1881 года дворник Никифор Самойлов обратил внимание, что двое посетителей лавки Кобозева, проходя мимо него, прячут свои лица под воротниками. О своих подозрениях он сообщил околоточному Исаю Дмитриеву, которому удалось проследить, что, выйдя из лавки, один из этих посетителей нанял «лихача» за рубль, чтобы тот отвез его на Вознесенский проспект. Вернувшись, лихач сообщил околоточному, что по дороге клиент переменил маршрут, велев ехать в Измайловский полк, где, внезапно приказав остановиться на одной из улиц, бросил извозчику три рубля и скрылся.

Фурсов отдал распоряжение приставу Теглеву и старшему технику технической части градоначальства генерал-майору Константину Иосифовичу Мровинскому (1828–1923) произвести осмотр лавки, который они в тот же день и сделали. И хотя хозяин лавки Евдоким Ермолаевич Кобозев (впоследствии было установлено, что под этим именем скрывался народоволец Юрий Николаевич Богданович (1849–1888)) был напуган и смущен их появлением, осмотр не дал никаких результатов.

После событий 1 марта Кобозевы покинули лавку и больше туда не возвращались. Дворники заявили об этом в полицию. В лавке произвели обыск и нашли: серебряный рубль с запиской, содержащей просьбу отдать его мяснику, которому Кобозевы задолжали за мясо для кота, орудия для землекопания и землю в больших количествах: в бочке, кадке, деревянных ящиках, внутри дивана и т. д. Вызванный полицией судебный следователь, отодрав обшивку одной из стенок, обнаружил вырытый из лавки подкоп под Малой Садовой улицей с установленным там зарядом (два пуда черного динамита, капсюля с гремучей ртутью и шашка пироксилина, пропитанного нитроглицерином). По мнению экспертов, если бы заряд взорвался, на улице образовалась бы воронка с диаметром до двух с половиной сажен, а в соседних домах были бы вышиблены оконные рамы и могли бы обвалиться печи и потолки.

Дознание о подкопе, обнаруженном в доме графа Менгдена, проводил Свиты Его Величества генерал-майор Петр Александрович Черевин (1837–1896), занимавший должность товарища министра внутренних дел. Выяснилось, что Андрей Желябов (1851–1881) и его товарищи готовили несколько вариантов для убийства императора 1 марта 1881 года. Одним из них был подрыв царя на Малой Садовой. Однако Александр II в тот день изменил маршрут, по этой улице не поехал и был убит на набережной Екатерининского канала другой группой террористов.

У властей, следствия и общественности возник закономерный вопрос: почему подкоп не был обнаружен 28 февраля во время осмотра лавки? Ведь Мровинский даже простукал злополучную стенку, обнаружил за ней пустоту, но ничего не предпринял.

Мровинского и Теглева предали суду, обвинив в преступном бездействии. Вместе с ними 25–29 ноября 1881 года на скамье подсудимых оказался и статский советник В.В. Фурсов, который был «признан виновным в том, что, удостоверившись утром 28 февраля в недостаточности мер, принятых Теглевым по наблюдению, не испросил разрешения градоначальника на обыск, не усилил негласного наблюдения и ограничился осмотром».

Всех троих осудили за преступное бездействие, лишили всех особенных и личных по состоянию прав и преимуществ и приговорили к ссылке на житье в Архангельской губернии в течение трех лет.

25 декабря 1881 года В.В. Фурсов подал в Сенат прошение о кассации, в котором просил переквалифицировать ему обвинение с преступного бездействия на преступное нерадение, что смягчило бы наказание. Прошения о пересмотре приговора Петербургской судебной палаты подали и адвокаты других осужденных. Кассационный департамент Правительствующего сената 16 февраля 1882 года отменил обвинительный приговор Теглеву, оставив его в силе в отношении Мровинского и Фурсова. Дальнейшая судьба В.В. Фурсова нам неизвестна.