Книга: Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Назад: 6.1.4. Август Ульрихович Гейер (02.05 1843–25.03.1891){277}
Дальше: 6.1.6. Василий Васильевич Фурсов (06.10.1830 –?)

6.1.5. Василий Иванович Назоров

Исправляющий должность начальника СПбСП с 30.04.1877 по 03.06.1878.
К сожалению, в одних исторических источниках, например, «Справочных книжках с. – петербургского градоначальства», фамилия этого чиновника указывается как НазОров, в других – таких как «Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц» – как НазАров, что осложняет поиски.
Уроженец Костромской губернии, Василий Иванович долгое время служил в Костроме в административных учреждениях и в штате городской полиции. С 21 октября 1872 года Назоров – чиновник для поручения СПбСП.
В своем рассказе «Убийство под сенью святой обители», посвященном расследованию убийства иеромонаха Иллариона (о нём подробнее Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден), Иван Дмитриевич Путилин сообщает, что задержание преступника на станции Окуловка (у А.Ф. Кони – станция Любань) производил агент Назаров, который «действовал умно, тонко, осторожно». Скорей всего, это Василий Иванович Назоров (мы уже не в первый раз сталкиваемся с ошибками у Путилина с фамилиями, а словом «агенты» тогда было принято обозначать всех чинов Сыскной – чиновников, надзирателей и собственно агентов).
С 21 декабря 1873 года Назоров имел чин коллежского асессора.
С 30.04.1877 по 03.06.1878 Василий Иванович возглавлял Сыскное отделение в качестве исправляющего должность начальника. Приказом Санкт-Петербургского градоначальника № 2734 от 06.06.1878 в связи с возвращением на должность начальника Сыскной полиции И.Д. Путилина коллежский асессор Назоров был возвращен на прежнюю должность чиновника для поручений. Однако на 5 ноября 1878 года он уже был выведен за штат Сыскного отделения и в чине надворного советника числился среди классных чинов градоначальства (этих чиновников обычно прикомандировывали для усиления состава к отделениям полиции, участкам и т. д.).
Затем он вышел в отставку. 11.08.1882 отставной надворный советник Василий Назоров по ходатайству Саратовского губернатора был причислен к МВД, командирован в распоряжение Департамента государственной полиции и оттуда в распоряжение Саратовского губернатора для заведования сыскной и паспортной частью. В Саратов он прибыл 1 сентября. Получал на новой службе жалования по 200 рублей в месяц, отозван был из командировки 22.11.1883 и 15.12.1883 уехал в Санкт-Петербург. 8 января 1884 года был отозван от занятий в Департаменте полиции, но остался причисленным к МВД и не позднее апреля 1887 года получил следующий чин – коллежского советника. Умер не позднее 11 февраля 1902 года, так как в этот день в МВД поступило ходатайство его жены Татьяны о назначении ей пенсии.

Дело № 17. В.О. Михневич «Убийство кухарки поэта Н.А. Некрасова»

«В 1877 г., летом, за несколько сот верст от Петербурга по варшавской железной дороге, близ станции Новоселье, в лесу был найден изувеченный труп не старой еще женщины, с явными признаками насильственной смерти и ограбления. Покойница оказалась совершенно неизвестной личностью как для местной полиции, так и для окрестных поселян, в том числе и для жителей Новоселья. Казалось, будто она с луны свалилась на территорию Порховского уезда, к великому скандалу и смущению порховских блюстителей. Ввиду такой загадочности события псковская прокуратура обратилась за содействием к столичной сыскной полиции, которая и командировала немедленно на место происшествия искусного и опытного агента. Последний, однако, на первых порах тоже стал в тупик. Из осмотра трупа он сделал одно только верное заключение, что покойница была петербургская жительница; но как она попала в лесную глушь Порховского уезда, кто её завез туда и для какой цели, кто, наконец, наложил на неё руки, – долго оставалось неразъяснимой тайной. Было очевидно, что она приехала по железной дороге на станцию Новоселье и отсюда отправилась дальше; но куда и с кем – нельзя было добиться от местных жителей. Особенно настойчиво приставал агент с расспросами к хозяину и прислуге находящегося при станции трактира, так как здесь обыкновенно происходили rendez-vous всех приезжающих. Потом оказалось, что трактирщик и его домашние очень хорошо заприметили петербургскую гостью и знали, с кем она уехала со станции; но, по присущему русским людям страху к следствию и суду, наотрез отказались дать какие-нибудь сведения, отговариваясь классической фигурой умолчания: “знать не знаем, ведать не ведаем!” Только благодаря случайности агент напал на прямые следы преступников. Одна соседняя помещица, узнав об убийстве и его обстоятельствах, доброхотно сообщила полиции, что она, быв на станции Новоселье в день убийства, видела лично, как такие-то, известные ей крестьяне (она назвала имена), ранним утром увозили куда-то приехавших с поездом трех женщин, по-городски одетых. Этим показанием целый угол завесы над кровавой тайной был приподнят, – и полиция вскоре открыла ее всю, путем очень сложных розысков, за которыми следить дальше нам нет надобности.
Убитая оказалась жертвою очень замысловатой и даже довольно тонкой интриги, особенно если взять во внимание малоразвитость и некультурность действующих лиц. Жила у Некрасова в кухарках смирная, добронравная и бережливая чухонка, Марья Эсаиасовна Линдфорс, которую для краткости обрусили, назвав попросту Ильиничной. Известно, что творец поэмы «Кому на Руси жить хорошо?» любил сам хорошо жить и вкусно кушать. Следовательно, Ильинична была, вероятно, отличной стряпухой; но, видно, в делах житейских была простовата и большой смекалкой не обладала, как все почти петербургские чухонки.
В Петербурге искусные и исправные кухарки дорого ценятся. Ильинична, надо полагать, жила всегда на “хороших местах”, с точки зрения кухарочных выгод и прибылей, и скопила порядочные средства: у неё были и ценные вещи, и деньги в таком размере, что она могла давать в долг по сту рублей. Женщина уже зрелых лет, одинокая, состоявшая на положении девицы, Ильинична была не прочь от уз Гименея и вообще имела сердце теплое и общительное. Случай свел её с одной девушкой, Настасьей, служившей в кухмистерской, в том же доме г. Краевского, где всегда и до конца дней жил Некрасов. Ильинична очень сблизилась с Настасьей и переманила её к Некрасову на должность судомойки. Теперь подруги были неразлучны, и простодушная Ильинична беззаветно вверилась Настасье. У Настасьи были здесь родные – старшая сестра, Ульяна, и её муж, оба фабричные, которые тоже познакомились с Ильиничной. Неизвестно, кто первый из них набрел на мысль воспользоваться достоянием зажиточной чухонки, но обрабатывали они эту мысль все вместе, деятельнее же всех – Настасья. По всем вероятиям, они сразу остановились на убийстве, как на верном средстве для достижения намеченной цели; но как это сделать половчее? – Тут начинается комедия, очень ловко разыгранная и основанная на тонком изучении характера жертвы. Как старая дева, Ильинична была склонна к сантиментальности и жаждала выйти замуж по любви. Этой её слабой стрункой и пользуются злоумышленники. Настасья вспоминает, как бы невзначай, что у неё на родине, в Порховском уезде, есть приятель, некий волостной старшина – красавец, богач, ангел доброты, притом холостой, и, будучи “образованным человеком”, желает жениться, но не на деревенщине, а на приличной городской даме – вот бы жених Ильиничне!.. Ильинична развесила уши и поддалась соблазнительной мечте стать супругой эдакого идеала. Настасья кует железо пока горячо – и положительно берется сосватать подруге блистательного старосту. По адресу его немедленно написано в таком смысле подзадоривающее письмо, в котором Ильинична представлена во всей красе своих прелестей и добродетелей. Ответ не заставляет себя долго ждать – староста в восторге от невесты и выражает полную готовность отдать ей сердце. Начинается любовная переписка, совершенно отуманивающая чувствительную чухонку. Наконец влюбленный староста, горя страстным нетерпением, зовет Ильиничну в свой “чертог златой” для заключения брачного союза… Дева побеждена и, пренебрегая “хорошим местом” у Некрасова, выгодами городской жизни, а – что всего важнее – неизвестностью будущего и незнакомством с женихом, бросает Петербург, берет с собою все пожитки и мчится очертя голову по железной дороге, в сопровождении коварных подруг и свах, Настасьи и Ульяны. В Новоселье встречает их с лошадьми муж Ульянин, раньше уехавший из Петербурга, чтобы подготовить развязку этой трагикомедии. Ильинична, полная сантиментальных мечтаний о близкой романической встрече с пленившим её сердце старостой, садится в телегу со своими друзьями и едет, ничего не подозревая. Путь был недолгий. Спустя не более получаса после отъезда несчастная уже лежала с раздробленным черепом в лесу, бездыханная и ограбленная… По показанию Настасьи, убийство совершили её сестра и муж последней; но если сама Настасья и оставалась здесь безучастной, то в подготовке преступления ей принадлежала главная роль. Говорить ли, что никакого жениха старосты тут не было и ниоткуда никаких писем с изъявлением любви Ильиничне не присылалось – всё это был плод изобретательной фантазии Настасьи и её родных, а что касается писем от мнимого старосты, то, за безграмотством всех участников этой интриги, их сочинял, по просьбе Настасьи и совершенно платонически, её “знакомый”, молодой человек – ученик консерватории».

Дело № 18. Убийство в Харькове врача А.И. Ковальчукова, раскрытое петербургской сыскной полицией

10 декабря 1877 года в № 48 харьковской гостиницы «Дагмара» был убит известный в городе врач, статский советник А.И. Ковальчуков, 45 лет. Подозрение пало на одного из постояльцев, отставного ротмистра барона Аркадия Штемпеля, который вызывал доктора в гостиницу для оказания медицинских услуг. После обнаружения трупа ротмистр спешно покинул гостиницу, забыв в номере свои вещи.
Харьковская полиция выяснила, что убитый был женат, однако его супруга несколько лет назад, прихватив детей и деньги мужа, сбежала от Ковальчукова к гусару Ильяшенко. В связи с тем что теперь она проживала в Петербурге, харьковчане обратились за помощью к Петербургской сыскной полиции. Та выяснила, что гусар Ильяшенко давно отставлен и что до конца ноября Мария Ковальчукова проживала в питерской гостинице «Bell-vue» с отставным поручиком Георгием Безобразовым под видом его жены. Однако в первых числах декабря Безобразов выехал в Ялту, и Ковальчукова переехала в меблированные комнат по адресу: Невский проспект, дом 94. За ней установили наблюдение. 15 декабря она выехала в Харьков, по дороге вела себя так, будто ожидала ареста.
По внешним приметам Безобразов был схож с загадочно исчезнувшим из Харькова отставным ротмистром. Петербургская сыскная полиция раздобыла фотокарточку Г.А. Безобразова, переслала её в Харьков, где служащие гостиницы «Дагмара» опознали на ней «барона Штемпеля». А прислуга отеля «Bell-vue», осмотрев вещи, забытые «бароном» в харьковском номере, указала на их владельца – Георгия Безобразова. По приезду в столицу 29 декабря он был задержан.
Суд состоялся в октябре 1878 года в Харькове. «В зале был весь цвет харьковской публики, все были разодеты, словно приехали не в суд, а на бал, а на лицах сияла такая радость и нетерпение, что, признаюсь, можно было подумать, что все эти люди собрались на самое веселое зрелище.
Ввели подсудимых. Герой процесса – Безобразов, красивый ещё джентльмен, несмотря на свои сорок восемь лет. Он отставной офицер и принадлежит к знатной фамилии. Героиня – жена убитого доктора, недурная собой малороссиянка, тридцати одного года, несколько полноватая, с голубыми глазками. Лицо вульгарное, но не лишено пикантности».
Георгий Безобразов сообщил суду, что «жил не по средствам и наделал более миллиона долга». Родственники предложили ему поехать на службу в Ялту, где он сблизился с отдыхавшей там Ковальчуковой. Очутившись позднее в Харькове, он увидел хорошие дома, «мне сказали, что дома эти принадлежат Ковальчукову. Я должен здесь сказать, гг. присяжные заседатели, что тут мне пришла мысль, и я подумал, что вот такая дрянь-ростовщик пользуется таким капиталом и прелестной женой, тогда как мои дела совершенно расстроены, и мне пришла мысль, что не худо было бы, чтобы Ковальчукова была вдова».
«Разработав» эту мысль, Безобразов приехал в декабре в Харьков под чужой фамилией и вызвал Ковальчукова для врачебного совета.
«Я зашел к нему сзади, взял топор и дал удар ему прямо в голову так, что голова раздвоилась. Он упал, сделав поворот налево. Может, я дал два удара – я этого не помню. Когда он упал и полилась, конечно, уже кровь, я вспомнил, что у меня дверь номера не заперта. Я наскоро дал ему ещё удар, кинул топор и побежал запереть дверь».
Безобразов всячески выгораживал Ковальчукову, мол, она ничего не знала. Присяжные поверили. Её оправдали, а он был приговорен к 11 годам каторжных работ. По выходе из Окружного суда Ковальчукова сразу отправилась в ту самую гостиницу «Дагмара» и пожелала осмотреть номер, где погиб её муж, а затем заказала себе ужин с шампанским. На следующий день она посетила тюрьму, где «поплакала» вместе с Безобразовым, а вечером в том же «Дагмаре» закатила обед для друзей и родных. Марии Ковальчуковой было что праздновать – она избавилась от ненавистного ей мужа, унаследовав его капиталы.
Назад: 6.1.4. Август Ульрихович Гейер (02.05 1843–25.03.1891){277}
Дальше: 6.1.6. Василий Васильевич Фурсов (06.10.1830 –?)