8. Александрия Египетская

В отличие от того Колосса Родосского, Александрийский маяк ещё не рухнул и пока вроде бы падать не собирался, так что уж это-то чудо света мы всё-таки повидали в его натуральном и достаточно впечатляющем виде. По мере приближения его громада всё поднималась и нависала над кораблём. Для нашей современной эпохи это была бы вполне заурядная высотка, но для античности – млять, просто слов нет, учудили Птолемеи!

Если уж и мы с Васькиным, привычные к виду небоскрёбов нашего мира, при виде этого маяка несколько прихренели, то Мунни, моя косская рабыня, и вовсе выпала в осадок. Она ведь до попадания в рабство вообще за пределами своего острова не бывала и никаких таких суперпостроек никогда не видела, а тут сразу такое, гы-гы! Учитывая, что в Александрии мы пробудем ещё не один день и насмотреться на маяк ещё успеем вволю, я не собирался лишать Мунни зрелища из окна, а себя самого – созерцания её уморительно отвисшей челюсти, но… Млять! Это ещё что за хрень такая?! Конопли я точно не курил, мля буду, в натуре, век свободы не видать, и вина тоже выпил ну совсем чуток, ни в одном глазу, как говорится – так какого ж, спрашивается, хрена, мне мерещатся такие глюки?! Отпихнув рабыню от окошка довольно бесцеремонным образом, я подозвал Хренио, тоже абсолютно вменяемого, и мы оба, выпучив глаза, уставились на местные плавучие чудеса. Мыылять! Вот это учудили Птолемеи!

И наш-то корабль был не из мелких, хоть и покороче военной квинкеремы, но уж всяко не уступал ей по вместительности трюма, но куда там той сопоставимой с ним по размерам квинкереме до этих кораблей-монстров! Не то чтобы мы о них совсем уж не слыхали, уж слухами-то земля полнится, но увидеть собственными глазами – мы выпали в осадок ничуть не хуже, чем только что Мунни при виде маяка. Один из этих чудовищных кораблей представлял собой настоящую плавучую крепость с настоящими крепостными стенами и башнями и на вёслах двигался еле-еле, так что традиционный таран на его носу выглядел комично. Но веселье у нас как-то пропадало, при взгляде на многочисленные башни с катапультами, наверняка мощными и дальнобойными, а уж точно не лёгкими полевыми. Вряд ли это чудище было бы эффективно в морском сражении, но стационарно, на якорях, для прикрытия порта – пожалуй, что и вполне. Второй же плавучий монстр оказался ещё более знаменитой «Сиракузией», построенной для Гиерона Сиракузского и спущенной на воду самим Архимедом. Дерева на эту махину ушло столько, что хватило бы на постройку доброй полусотни нормальных боевых кораблей. Эта тоже с несколькими внушительного вида башнями вдоль бортов и с гигантской катапультой Архимеда на носу, и хотя носовой таран этой тяжеленной громадины, дань устоявшейся античной традиции, тоже выглядел по-идиотски, о попытке взять «Сиракузию» на абордаж даже и думать-то было бы весьма тоскливо. Поэтому, собственно, никто и не думал об этом всерьёз.

Обратная сторона медали заключалась в том, что принять этот суперкорабль не мог ни один сицилийский порт, так что сам Гиерон, наигравшись новой игрушкой, вскоре подарил её Птолемею Филопатору, большому любителю такого рода кораблей-гигантов. Но не размерами и оборонительной мощью была знаменита «Сиракузия», а невиданной роскошью и комфортабельностью своего внутреннего убранства. Ну, чтоб там прямо все каюты были отделаны драгметаллами, слоновой костью и ценными породами дерева, как про неё рассказывают – это, конечно, туфта, можно смело делить минимум на три, но что некоторые – это-то наверняка. Замышлялся-то ведь корабль в качестве плавучей царской резиденции, так что апартаменты самого монарха и его придворных должны были быть оформлены на соответствующем уровне. По той же причине можно, пожалуй, верить и в наличие там роскошной купальни, а может быть – и конюшни. В общем, крутой круизный лайнер для ВИП-персон, и именно в этом качестве он и используется теперь Птолемеями, курсируя между Александрией и портами подвластной им Палестины. Ну, до недавнего времени подвластной, пока её не отжал у них Антиох Сирийский. Ну, хоть цари и воюют, а торговли и деловых поездок один хрен никто не отменял, особенно для дипломатов и им подобных важных и уважаемых сановников, которым и транспорт подавай достойный их важности и уважаемости. Так что не удивлюсь, если «Сиракузия» так и продолжает свои регулярные рейсы в теперь уже сирийскую Палестину. А если и нет, так у Птолемеев есть ещё и Киренаика, и Кипр.

Нашему кораблю было, конечно же, далеко до «Сиракузии» как по размерам, так и по комфортабельности, ну так и мы же не царские сановники ни разу, а в обычном классе, не виповском, а просто деловом, это был вполне приличный транспортник. Не навороченный двухмачтовый «лебедь», называемый ещё корбитой, как нас тут успели уж просветить мореманы, который станет массовым в последующие столетия, а пока что ещё довольно редкий, но уже его добротный одномачтовый прототип. Ну, двухмачтовый – это с некоторой долей условности, поскольку передняя мачта – не прямая, а наклонная. Была бы наклонена посильнее, поближе к горизонтали, так за бушприт сошла бы. Наше судно – более старого типа, ещё без неё, но по удобствам в трюме ничем не хуже. И, собственно говоря, пока мы не увидели «Сиракузию», мы им были вполне довольны.

Но вот увидели мы её и, конечно, невольно обзавидовались. Особенно забавно было наблюдать завидючие глаза Мунни, едва вырвавшейся из родного захолустья, да ещё и далеко не в оптимальном качестве, но уже один хрен в мечтах примерившей на себя все блага развитой городской цивилизации. Баба есть баба – то, что круиз на этом крутейшем суперлайнере, единственном в мире, кстати, стоит гораздо дороже её самой, в её простых как три копейки мозгах как-то не укладывается. В наших – очень даже укладывается.

Васкес, поразмыслив непредвзято, пришёл к выводу, что ни один нормальный частный пассажир, путешествующий за собственный, а не за казённый счёт, «Сиракузией» не воспользуется, без вариантов, поскольку по соотношению цена-качество этот заведомо представительский лайнер нормальным простым транспортникам заведомо проигрывает. Собственно, потому-то он так и остался единственным в античном мире, если не считать чисто озёрных кораблей-дворцов ещё не родившегося на свет Калигулы.

Я же обратил внимание вот на что. Двухмачтовые – ну, вот с этой наклонной мачтой на носу – суда, позволяющие галсировать и пользоваться таким образом даже не попутным ветром, античному миру хорошо известны. В основном этот принцип давно уж применяется на военных судах – ради сбережения сил своих гребцов, которым придётся выложиться без остатка в бою. Но постепенно он проникает и в торговый флот, в котором уже появились двухмачтовые «лебеди».

«Сиракузия» же в этом смысле представляет собой дальнейший шаг вперёд – уже трёхмачтовик, то бишь если и не прототип, то уж всяко прообраз будущих каравелл и каракк эпохи Великих географических открытий. И не увлекись Гиерон избыточными для разумного применения размерами и роскошью, нормальный-то транспортник такого типа, пожалуй, мог бы стать полноценным судном океанского класса – ага, за добрых полтора тысячелетия до Колумба. Ну и кто после этого доктор означенному Гиерону? Акобал вон рискует, на архаичной одномачтовой гауле Атлантику пересекает, а вот эти виповские уроды в двух шагах от создания античной каравеллы тормозят! Дурачьё, млять, ущербное! И по сравнению с этими потомками мореплавателей-колонистов какой спрос с Птолемеев, получивших этот уникальный корабль в подарок и использующих его в том единственном качестве, для которого он только в данном конкретном исполнении и пригоден?

Ну, говоря об океанском классе, я конкретно парусное оснащение «Сиракузии» имею в виду. Так-то, если в тонкости вникнуть, то настоящее океанское судно много чем от средиземноморского отличается. В Гадесе мы как-то особо над этим не задумывались, но в Карфагене разница между местными средиземноморскими плавсредствами и такими же, но заточенными под океан гадесскими бросилась нам в глаза практически сразу. Ряды металлических шляпок гвоздей или заклёпок, характерных для судов Гадеса независимо от их типа, хрен с чем спутаешь. Железные, если владелец судна небогат, или бронзовые, если деньги для него не проблема. Прочный корпус с обшивкой, жёстко закреплённой на мощном остове, представляется нам обычно для старинного деревянного парусника чем-то само собой разумеющимся. А как же ещё-то, если этому корпусу предстоит нешуточная борьба с волнами открытого океана, немилосердными и в тихую-то для него погоду? Но в Средиземном море так сейчас никто судов не строит – металл дорог, и к чему эти лишние затраты на металлический крепёж, если на средиземноморской волне можно обойтись и без него? Море-то – внутреннее, и волны в нём пониже да послабее океанских. Хорошее морское судно и так удовольствие не из дешёвых – не один десяток талантов серебра вынь за него и положь, так что удорожать его дополнительно сверх необходимого желающих немного. Гадесцам деваться некуда, у них открытый океан, и их дорогой жёсткий корпус на металлическом крепеже – своего рода налог на условия плавания. В Средиземном же море доски обшивки скрепляются меж собой деревянными шпонками и деревянными же нагелями – для его волн этого достаточно. Военные корабли, для которых важна скорость, а значит, как можно меньший вес корпуса, даже вовсе без внутреннего остова обходятся, на одних только этих шпонках с нагелями и держась. Торговые транспортники кое-какой остов имеют, но слабенький он у них в сравнении с гадесским. И карфагенские мореманы говорят, что всегда так и строили. То ли дело гадесский остов, у которого и верхние балки не просто опора для палубных досок, но и важный элемент жёсткости набора. И это тоже, конечно, работает на удорожание океанского судна гадесцев по сравнению с его аналогом для внутреннего моря, хоть и в меньшей степени, чем металлический крепёж. Ещё одно не столь дорогое, но тоже важное отличие – жёстко закреплённые рулевые вёсла на корме. В смысле, не на одной петле к корпусу крепятся, а на двух, так что подгребать ими нельзя, а можно только поворачивать их поперечными румпелями. А в Средиземном море с его не столь суровыми волнами финикийцы, как и греки, крепят свои рулевые вёсла на одной петле, дабы иметь больше степеней свободы при подруливании. А внешне, если издали глядеть и тонкостей этих не знать, так абсолютно однотипные суда – гаула как гаула и корбита как корбита. Поэтому, говоря о «Сиракузии» как о прототипе океанского судна, я подразумеваю, конечно, не средиземноморскую, а гадесскую постройку, которая как раз и обеспечит автоматически все эти нужные для океана особенности. Ведь самоочевидно же, верно? На гадесский корпус да её парусное вооружение – вот что главное, а без роскоши отделки, не будучи избалованными Птолемеями, мы уж как-нибудь обойдёмся…

Птолемеи – вообще большие любители пустить пыль в глаза своим богатством. У них торговля с Индией через Индийский океан, но там муссоны, позволяющие обойтись и архаичными кораблями, и полноценный трёхмачтовик там не очень-то и нужен. Корпус – другое дело. Всё-таки тоже океан, как-никак, и, в принципе, если по уму, напрашиваются и туда атлантические технологии судостроения. Но так ли оно на самом деле, мы можем только гадать. Может, суда финикийцев, торгующих через Египет с Индией, и одинаковы по конструкции с гадесскими, а может, и самые обычные средиземноморские. Торговля с Индией вполне может быть и настолько доходной, что с лихвой окупает и капитальные ремонты судов после каждого рейса. А возможно, они плавают туда и вовсе на египетских или индийских судах – о таких подробностях история как-то умалчивает. Так или иначе, маршрут там в основном каботажный, как и в Средиземноморье, и средиземноморские суда старых и давно отработанных типов для него, надо думать, вполне пригодны. А уж в Восточном Средиземноморье и вовсе всё знакомо и привычно, и если уж римлянам вплоть до падения империи будет за глаза хватать уже изобретённых до них «лебедей», то бишь корбит, то Египту птолемеевскому – и подавно. А вот здоровенный роскошный корабль представительского класса – это да, это круто, и это позарез нужно для подчёркивания царского величия. Это же Египет, и каждый очередной Птолемей в нём – фараон, живой бог, как-никак. Это для греков можно и просто базилевсом быть, а для египтян – только фараоном, и уж если уселся на трон – изволь соответствовать, гы-гы! Стоит ли удивляться тому, что на фоне царского гигантизма и великолепия блекнут заполняющие всю гавань александрийского порта обыкновенные военные и торговые корабли?

Порт Александрии громаден – намного крупнее карфагенского Котона. Вот что значит подходящее от природы место! В Карфагене гавань копать пришлось, а много ли выкопаешь врукопашную-то? На безрыбье, конечно, «три солдата из стройбата заменяют экскаватор», а три заезженных на полный износ раба, за смерть которых, если все работы выполнены, начальство строго не спросит, – тем более, но и любым человеческим силам есть предел. Здесь же большую часть работы заранее выполнила сама природа, и людям осталось сделать лишь относительно небольшую доработку. Сам Филиппыч это место для города выбрал, или подсказал ему кто-то более сведущий в подобных делах, но их выбор оказался весьма удачен.

С моря портовая часть города похожа на все греческие города, но едва сойдя на берег и приглядевшись, сразу же вспоминаешь тот давешний анекдот про Вовочку, что «в древнем Гребипте жили древние гребиптяне». Это тот Вовочка так училке-историчке ответил, когда та его про древний Египет спросила, если кто не в курсах.

Они тут на каждом шагу попадаются – спасибо хоть не деревенские феллахи, а вполне городские, греческим владеющие. Ну и верблюда, для будущей Северной Африки вполне обыкновенного, её визитную карточку, можно сказать, но сейчас пока ещё для неё весьма экзотичного, мы в александрийском порту наконец-то увидели вживую. Мунни, простая непосредственная провинциалка, даже потрогать было полезла, и мне пришлось грубо её удержать. Впрочем, она угомонилась и сама, когда я разжевал ей, что верблюд не только лягается, но и лихо плюётся, когда не в духе. Ага, чистюля! Да и некогда нам было тут особо на эти достопримечательности местные пялиться. Мы ведь тут не на экскурсии туристической, мы – по серьёзным делам. Ими мы и занялись, едва только остановились и устроились в гостинице, где смогли оставить рабыню «на хозяйстве».

Прежде всего мы разыскали главу местной этрусской общины. Конечно, было бы ещё лучше, если бы мы владели этрусским языком, но увы, мы им не владели, так что пришлось объясняться на греческом, которым в Александрии, хвала богам, владеют все. Но соплеменников Тарквиниев и местные александрийские этруски знали и уважали, так что этот фактор оказался решающим. Ещё перед самым нашим отплытием из Карфагена мне удалось убедить нашего нанимателя, не посвящая его во все нюансы наших знаний, что всякое может случиться и нельзя зарекаться от необходимости экстренно сплавать аж в Египет. Поэтому вместо отсутствующего знания этрусского языка у нас имелось кое-что получше – рекомендательное письмо от Арунтия, данное им нам как раз на всякий случай, и я решил воспользоваться им. В конце концов, этнические мафии – вовсе не изобретение нашего современного мира. И в античном мире они существовали, в чём мы имели случай убедиться ещё в Гадесе. В результате же мы и по-гречески прекрасно договорились о том, что за портом в эти дни проследят и о факте прибытия судна наших конкурентов, в порту Александрии хорошо известного, нам немедленно сообщат. Мы ведь ещё на Родосе, как только поняли, что к чему, дожидаться отплытия конкурента не стали, дабы глаза ему не мозолить, а отплыли первыми. Куда тому мимо александрийского порта деваться? Египет – государство, зацентрализованное до поросячьего визга. Плевать, что на таможне вечный затор, потерпят торгаши, зато пошлины с них собирать удобно, и хрен кто от тех пошлин отвертится. Другое дело, что на таможне служат таможенники, которые в том Египте ещё коррумпированнее, чем в Карфагене. Восток – дело тонкое…

Уладив основное дело, мы занялись второстепенным. Ведь нашему нанимателю требовался ещё и «пулемёт», который на Родосе нам раздобыть так и не удалось. Ну и где прикажете искать его в Александрии? Для начала мы решили поискать людей, владеющих вопросом. Тот Филон Византийский, полибол Дионисия в своём трактате описывавший, где работал? Правильно, в Мусейоне, что при библиотеке. Было это, впрочем, настолько давно, что вполне могло уже успеть стать и неправдой. Он запросто мог и умереть, и на родину вернуться, и просто «уйти на заслуженный отдых» по старости. Но в Мусейоне-то наверняка продолжали работать его ученики или ученики учеников того Дионисия, а нам ведь не шашечки, нам ехать.

Наше счастье, что Мусейон, хоть и объединён с библиотекой организационно, находится всё же в отдельном здании. Оба заведения предназначены сугубо для учёных, а учёный в птолемеевском Египте – человек исключительно государственный, состоящий на полном казённом довольствии, а часто – и пансионе. И естественно – числящийся в государственных документах, регулярно ходящий в Мусейон на работу, если вообще не живёт в нём же, а значит – знакомый в лицо привратной страже. Для нас же, не только не казённых яйцеголовых, но и вообще иностранцев и варваров, попасть в библиотеку было бы заведомо дохлым номером. Но зачем нам, спрашивается, библиотека, где кучкуются в основном поэты, искусствоведы и прочие восхвалители царей-благодетелей? Нам нужны не лирики, нам нужны физики, то бишь – технари, а не политработники. А конкретнее – механики-машиностроители, как те же Дионисий с Филоном или тот ещё не родившийся изобретатель множества хитрых механизмов Герон.

Механические мастерские, где нам и следовало искать нужных нам инженеров, располагались даже не в самом Мусейоне, а в его пристройке с отдельным входом, и это здорово облегчило нам жизнь. Ведь поскольку вся греческая наука в Египте, в отличие от храмовой местной – государственная, то и вместилище этой науки находилось в царском квартале города, строго и бдительно охраняемом. И если в сам царский квартал нас ещё пропустили, осведомившись лишь о цели визита, то уж в его святая святых с нашими-то варварскими рожами иностранных шпионов нечего было даже и соваться. Мастерские же считались делом низменным, к настоящей науке – так, сбоку припёку, и охранял вход туда пожилой, раздобревший на казённых харчах и оттого не слишком ревностный стражник. Выслушав историю тёмных, но любопытных варваров, жаждущих приобщиться к лучшим в мире и самым передовым техническим достижениям великой и прославленной на весь мир эллинской цивилизации, правдивость которой мы неопровержимо подтвердили парой птолемеевских драхм, он снизошёл к нашей похвальной любознательности и впустил нас внутрь «режимного предприятия». Видят боги, эту страну погубит коррупция, гы-гы!

Побродив внутри и поспрашивав обитателей, мы добрались в конце концов и до мастерской военных метательных машин, которую опознали по целой выставке образцов её профильной продукции, среди которой и увидели наконец искомый полибол.

Поговорив с надсмотрщиком над работающими в мастерской рабами и снискав его расположение соблазнительно блестящим серебряным кружочком с гордым чеканным профилем царствующего ныне Птолемея Эпифана, мы вскоре выведали у него имена всех руководящих работой учёных механиков, их специализацию и жизненные обстоятельства. На полиболах специализировались двое – один совсем молодой и неженатый, живущий в «общаге» Мусейона, второй – солидный семейный человек, снимающий жильё в городе, а в Мусейоне только работающий. Ещё одна драхма раскрыла нам и его адрес, и невесёлые подробности скудного казённого довольствия и сварливости его жены-мегеры, которой жалованья мужа катастрофически не хватало на достойную жизнь. Словом – мы нашли наконец именно того, кто нам требовался.

Встретиться с инженером не нарочно, а как бы невзначай нам особого труда не составило. Запиленный стервозной супругой, он даже ужинать-то предпочитал в таверне неподалёку от дома. Естественно, и мы отужинали там же, и щедро подмазанный хозяин заведения показал нам учёного сразу же, как только тот появился. Нищим он не выглядел, всё-таки в чёрном теле Птолемеи свою науку не держат, но видок имел затравленный и заказал на ужин дешёвые блюда – в деньгах на свои карманные расходы мужик был явно стеснён. Воистину, нет предела жадности офонаревшей от безнаказанности бабы! Хотя с другой стороны, если ты учёный – разве это означает, что можно быть размазнёй? А если уж не повезло, и родился именно таким – так на хрена ж жениться на стерве? Увы, такова судьба большинства людей интеллигентных, работающих преимущественно головой, и перед нами был как раз типичный представитель этого большинства.

Подсев к задроченному античному интеллигенту и угостив его хорошим вином с достойной закусью, мы заодно и разговорились с ним. Представились ему испанскими купцами-варварами, интересующимися хитрой техникой эллинов. Типа наслышаны вот краем уха про такой навороченный «скорпион», который сам перезаряжается и стреляет непрерывно, не поверили, но знающие люди уверяют, что есть такой, но нам один хрен не верится, что такую машину под силу изготовить простым смертным. Может, и есть где-то, в каком-то дальнем храме, дарованная людям богами в единственном экземпляре, а чтоб человеческими руками такую сделать – где ж это видано? При этом мы типа не знаем, что он-то как раз и есть специалист по этим «автоматическим скорпионам», а наслышаны только, что он грамотный механик, разбирающийся в метательных механизмах. В общем, задели мужика за живое, а поскольку от нашего угощения ему уже сделалось хорошо, да и мнение о варварах изменилось в лучшую сторону – ну, по крайней мере о двух испанских варварах, то он с немалым удовольствием взялся нас просветить. Разумеется, при нашем средненьком владении греческим языком мы из его заумных высокоучёных объяснений не поняли и половины, и он принялся объяснять нам уже по-простому, на пальцах. Тут мы уже кое-что поняли, чему и выпитое вино поспособствовало, но тоже далеко не всё, что хотели понять. А главное – «не поверили», что такое оружие может сделать каждый. Ну, какой-нибудь святой человек, высокомудрый жрец, снискавший своей долгой праведной жизнью особую милость богов – это ещё куда ни шло, но чтобы этого мог достичь любой нормальный светский раздолбай – да быть такого не может! Уж мы-то знаем, мы – тёртые калачи, нас на мякине хрен проведёшь!

Распалившись и сообщив нам, что мы – суеверные дикари, он похвастался, что сам сделал добрый десяток полиболов. Ну, не собственными руками, конечно – где ж это такое видано, чтобы образованный эллин работал руками, когда рабы есть, – но расчёты, чертежи и руководство работами он выполнял, и для него это – пара пустяков. Варвары желают убедиться в этом? Естественно, мы пожелали, но не сей секунд. Что нормальные люди делают на ночь глядя? По нашим скабрезным ухмылкам он понял, что мы имеем в виду, и помрачнел. Похоже, супружница его не только пилила, но и в постели отказывала, а рабыня-наложница от казны в положенное ему довольствие не входила – входил в него только раб-слуга для домашних работ. Ну, это-то разве проблема? Или в Александрии что, нет баб, дающих за деньги? Да быть такого не может! У нас в Испании – и то есть, а уж в цивилизованном эллинском мире они должны находиться на каждом шагу! Ведь один наш приобщённый к цивилизации знакомый говорил нам, что в Греции есть всё! Учёный грек помрачнел ещё сильнее – есть-то, конечно, есть, да только не про его честь. Туго у него с финансами, а таких продажные девки не любят точно так же, как и непродажные – типа пошутил. Ну, мы услужливо поржали с ним, делая вид, что куда пьянее его, хотя он один выдул побольше нас обоих. Это его развеселило – эти варвары совершенно не умеют пить, хе-хе! Вот он – огого! Ну разумеется, кто бы сомневался! Расплатившись с хозяином за ужин и выйдя с нашим инженером на улицу, мы пошли с ним по бабам. Как и следовало ожидать, ночная жизнь в Александрии не только существовала, но и била ключом.

Шлюх на александрийских улицах хватало. В основном это были египтянки, и дешёвый ценовой диапазон был представлен исключительно ими. И хотя даже среди них встречались молодые и симпатичные, нашего механика-баллистария местное коренное население явно не возбуждало. Приглядевшись, мы его поняли. Издали египтянки с их пышными причёсками выглядят сногсшибательно, но вблизи видно, что причёска-то эта – фальшивая, то бишь парик. Причём у дешёвых шлюх он даже и не волосяной, а чуть ли не травяной. Египтяне вообще зачем-то бреют голову и носят вместо собственных волос парик – и мужики, и бабы. А станет ли такую хрень пороть нормальная баба, если у неё с собственными волосами всё в ажуре? Дефектные они какие-то, получается. Гречанки же, и здесь гордо именующие себя «гетерами», ценили себя высоко, а наш знакомый ещё и на блондинок, как я заметил, заглядывался, которые на югах в особенном дефиците. Но раз надо – значит, надо. Красотка, вид которой сразил его наповал, запросила за свои нежные чувства целый статер. Снимай мы для себя – жаба бы задавила, но тут-то – случай особый, тут ведь для дела нужно. Статер-то ведь хоть и не карфагенский, а птолемеевский, десяти серебряных птолемеевских же драхм только и стоящий, а они у Птолемеев по родосскому стандарту чеканятся, но это ведь в два с половиной раза больше, чем взяли с нас давеча те наши родосские «гетеры». Ну, пусть будет ровно в два, если не учитывать выторгованной нами тогда «оптовой скидки».

Чем она лучше их, да ещё и вдвое, я так и не понял, но торговаться с ней было не с руки, и я, скрепя сердце и прочие внутренности, заплатил этой грабительнице требуемое, после чего указал ей на клиента и велел обслужить его так, чтобы тот остался доволен. Потом вполголоса добавил, что, на мой взгляд, она не стоит и половины, но ей крупно повезло, и если она хорошо выполнит свою работу, то повезёт и ещё. Судя по её понимающему кивку, её реальная оценка собственной персоны не сильно отличалась от моей, и ради хорошего заработка она очень постарается. Ага, пусть только попробует не постараться, грёбаная шалава! Пять полновесных карфагенских шекелей, треть золотого карфагенского статера – это же грабёж среди бела дня! Ну, не среди бела дня, дело к ночи, но один хрен! Не отработает по высшему разряду – вот мля буду, в натуре не поскуплюсь заплатить местным уркам, чтоб поучили её уму-разуму! Это она, кажется, тоже поняла по моему свирепому виду, хоть и наверняка ни хрена не въехала в причины моей щедрости к этому размазне-неудачнику. Но от неё и не требуется въезжать в мои резоны, а требуется от неё исключительно работа по профессии. Арбайтен, арбайтен унд дисциплинен.

Организовав наконец горе-учёному приятный ночной досуг, мы с сознанием выполненного долга отправились к себе.

– Дороговато тут с этим делом, – задумчиво проговорил Васкес.

– Ага, недёшевы в античном мире пулемёты! – охотно согласился я с ним.

Торговаться со шлюхами, снимая их уже для себя, настроения у нас не было, да и нужды в этом – как-то тоже. Рабыня на что? Хоть и не для этого я её покупал, а совсем для других целей, на дальнюю перспективу, ближней-то ведь один хрен никто не отменял. Софониба ведь в Карфагене на домашнем хозяйстве оставлена, так что пускай и эта за неё по основному назначению поработает…

Мунни, вообще говоря, особо и не ломалась. Продавший мне её работорговец объяснил мне расклад честно – в той его части, которую знал сам, то бишь о рабыне. Но о нас самих он знал не всё, а только то, что ему полагалось знать. Чистопородной индуской она не выглядела, скорее уж – греко-индийской полукровкой, но уж всяко имела в роду и индийских предков. Попав на Кос, индийские рабы-ткачи обнаружили в его лесах дикого шелкопряда, похожего на того, что обитал в лесах Индии. Занявшись выделкой шёлка из его коконов сперва украдкой для себя, они вскоре прознали, какую ценность производят по местным средиземноморским меркам, и достаточно быстро сумели заработать себе на освобождение из рабства. А освободившись, образовали на Косе общину-касту по образу и подобию той, в которой состояли у себя на родине. Стоит ли в таком случае удивляться перенесённым ими на греческую землю индийским кастовым заморочкам? Диаспора – она и в Африке диаспора.

Классический кастовый строй Индии окончательно оформился только в раннем Средневековье, но предпосылки к нему существовали, конечно, с древности. Профессии в античной Индии ещё не превратились в отдельные замкнутые касты, но будущие группы каст – варны – уже существовали, как и их взаимная иерархия. Высшими были брахманы – жрецы, учёные и мудрецы. Ниже их, но выше остальных – воины-кшатрии, к которым относились как рядовые пехотинцы, так и большинство раджей. Ещё ниже их – вайшии, податное сословие, состоящее из крестьян, ремесленников и торговцев. А ниже всех были шудры – это слуги и разнорабочие, не имевшие какой-то одной определённой профессии. Причём, что самое интересное, к разделению на рабов и свободных это вообще никакого отношения не имело. Свободный разнорабочий, как и раб-слуга, считались – в кастовом смысле, конечно – «равными» между собой шудрами, а вот раб-ремесленник, работающий по специальности, считался вайшием, и этому ничуть не мешало и его рабское состояние. Если исходить из этой индийской логики, то тогда раб-телохранитель должен считаться воином-кшатрием, что ли? Раб, условно «равный» свободному воину или даже радже? В общем, Восток – дело тонкое…

Но в нашем случае не эти тонкости сыграли свою роль, а несколько иные. Сама варна вайшиев, хоть и не разделилась ещё на узкие профессиональные касты, некоторую неписаную градацию внутри себя всё же имела. Крестьянин на Востоке – это уважаемый человек, соль земли. Даже если он и беден как мышь, он – кормилец всех прочих. Если без продукции ремесленника жизнь – каторга, но кое-как прожить всё-таки можно, то как ты проживёшь без жратвы? И поэтому в индийском обществе вайший-крестьянин несколько выше вайшия-ремесленника. А ремесленник, производящий полезные в хозяйстве вещи, полезнее, а значит – несколько выше ничего не производящего торговца. Вот тут-то, как говорится, и порылась собака. Родители Мунни были ремесленниками, и сама она, будучи прядильщицей шёлка, оставалась тем самым в ремесленной страте как по праву рождения, так и по своей фактической профессии. Мы же по маскирующей нашу миссию легенде – торгаши, ниже ремесленников, и ей, аж целой ремесленнице, спать с какими-то жалкими торгашами унизительно. Это и объяснил нам, как понимал сам, продавший её купец. Так оно и было, пока я вёл свою ходячую покупку с невольничьего рынка – она брыкалась, шипела ругательства и демонстрировала нам презрение всеми способами, какими только могла, и подзатыльники, которыми я её пару раз урезонил по дороге, помогли ненадолго. Но на постоялом дворе, войдя в комнату и осмотревшись в ней, она изрядно озадачилась. Ножи, кинжалы и трости-дубинки – это одно, их носят и применяют при необходимости практически все и всюду. Но мечи, арбалеты, шлемы и панцири, бросившиеся ей в глаза в комнате, с образом презренных барышников-купчин как-то не вязались. У меня же вдали от посторонних глаз и ушей не было больше причин разыгрывать из себя торговца ещё и перед собственной рабыней, и ту часть правды, которую ей можно было сообщить – в том числе и о нашей настоящей профессии, – я от неё скрывать не стал. Разобравшись в этой ситуации, Мунни мгновенно «произвела» нас в кшатрии, и ровно с этого момента её будто подменили. И не могу сказать, чтобы нас это хоть как-то опечалило – сухостой нам в этой командировке больше не грозил, гы-гы!

Утром мы снова встретились в порту с этрусками, от которых узнали, что наши конкуренты ещё не прибыли. Затем – хвала богам, античные работники умственного труда имеют нежёсткий рабочий график и могут позволить себе поспать – перехватили и нашего инженера и угостили его хорошим завтраком в таверне, после чего напомнили ему о его обещании показать нам, невежественным варварам, как великая божественная автоматика делается руками простых смертных. А то не верится нам. Вот если увидим собственными глазами – тогда поверим. Проблема в финансах? Ну, это разве проблема! Тут мы уже «под строжайшим секретом» признались греку в том, что наш интерес к греческому полиболу не только познавательный, но и вполне утилитарный – испанские «борцы за свободу» не в силах противостоять римским легионам в чистом поле, и им прямо позарез нужно мощное скорострельное оружие, способное рассеять железный строй римских манипулов. А уж то, что хорошая вещь стоит хороших денег, мы и сами прекрасно понимаем, и для хорошего человека, который поможет нам обзавестись столь хорошей вещью, нам хороших денег не жалко. Поразмыслив, тот припомнил все свои географические познания, прикинул, где та Испания, а где Египет, и пришёл к выводу, что предательством тут и не пахнет. Конечно, не очень хорошо давать столь мощное цивилизованное оружие в руки каким-то варварам, которые тут же обратят его против цивилизованного народа, но так ли уж цивилизованы римляне? Далеко ли они сами от варваров ушли? Мы подтвердили, что крайне недалеко – вот, даже мечи наши варварские для своих легионеров у наших иберов собезьянничали, да и этого-то как следует сделать не сумели, сталь у ихних «испанских» мечей – дерьмецо, и аристократы ихние для себя любимых настоящие испанские клинки покупают. Какая же это цивилизация? О том, что и греческий оружейный ширпотреб по качеству стали ничуть не лучше римского, мы как-то дипломатично умолчали. В результате греческий снобизм, соединившись с желанием хорошо подзаработать, дал нам на выходе горячее стремление помочь маленькому, но гордому испанскому народу в его отчаянной справедливой борьбе против римской тирании. Такой образчик греческой логики нас вполне устраивал.

Учитывая строжайшую «режимность» механических мастерских Мусейона и нашу готовность платить, учёный предложил нам сделать полибол на стороне, то бишь у частного ремесленника, с которым нас и свёл. «Режимность» в античном мире – ещё та. Посторонним вход на «объект» строго воспрещён, это да – в теории, об уже проверенной практике дипломатично промолчим, а вот что специалист часть своей работы выполняет на дому и держит не столь уж и малую часть документации у себя, вне «объекта» – вот об этом как-то птолемеевские «режимщики» не подумали. Типа ну ни разу не касается их то, что происходит за пределами вверенного им «объекта», обычные полицейские службы на то есть. Есть, конечно, как не быть, да только по их части обычная уголовщина, а никак не военно-промышленный шпионаж. Я, кажется, сказал, что эту страну погубит коррупция? Ага, если успеет. Если её ещё раньше не погубит бюрократизм…

В общем, договорились мы с ними на том, что от нашего механика техническая документация, от частного производителя – работа, а от нас – оплата обоим. Ну, до кучи я по принципу «кто девушку ужинает, тот её и танцует» выговорил себе право инспекции производственного процесса. Надо же разобраться, как эти хитрые механизмы делаются. Это в современном производстве для меня, технолога-машиностроителя по образованию, особых тайн нет. Но нет, увы, и означенного современного производства, а есть только вот это местное, античное, в котором я ни ухом ни рылом. Я же не просто полибол хочу вывезти, я же хочу при необходимости иметь возможность наладить его выпуск и у себя собственными силами. Мало ли как жизненные обстоятельства сложатся?

Решив вопрос с «пулемётом», мы отправились на рынок импортных товаров. Как я и ожидал, «индийская соль», то бишь селитра, там имелась. Но цена! Если бы не покойный Дагон, отправленный мной к праотцам в Гадесе, но перед смертью, пытаясь меня уболтать, предупредивший меня о том, что «индийская соль», которую он называл «египетской», во много раз дороже обычной, я был бы в шоке. И обычная-то недёшева. Котила, четверть литра примерно, два обола стоит, это ровно треть драхмы. За медимн, несколько больше полусотни литров, шестьдесят шесть драхм получается, но медимн – это уже мешок, мелкий опт, так что скидывают до шестидесяти. А такой же мешок селитры – втрое дороже, сто восемьдесят драхм. В три раза – это, конечно, только «несколько», а не «много», но тут наверняка ведь вдобавок и фактор внутрисредиземноморской спекуляции задействован. Наверное, и здесь селитра больше бы стоила, если бы была товаром первой необходимости, но она нужна только храмам да царскому двору для хитрых «огненных» фокусов, а храмы и самих себя Птолемеи торгашам слишком уж обирать не позволяют. И тем не менее бой с жабой нас ожидал нешуточный. Но торговаться не приходилось, товар ведь эксклюзивный, ничем другим не заменишь, один хрен кто-то купит, так что больше положенного за него никто не скинет, а на крупный опт у нас купилок не хватит. Кряхтя и проклиная по-русски «проклятых спекулянтов», я отсчитал серебро. Потом мы закряхтели оба, пытаясь поднять купленный мешок – добрая сотня кило, гы-гы! Пришлось нанимать мальчишку с ишаком, чтоб доставил нашу покупку прямо на наш корабль. Ох и недёшево же нам обходится будущее «огненное зелье»! Учитывая, что приобреталась селитра для себя, а не для Арунтия, который нам её не заказывал, удар по карману получился нехилым – пришлось продать парочку аквамаринов из числа сэкономленных давеча на кордубском руднике. Но дело того стоило, и моей жабе пришлось утереться.

Отобедав и слегка передохнув от трудов праведных, снова встретились в порту с этрусками. Там обстановка не изменилась, судно конкурентов всё ещё не прибыло. Ну и прекрасно, у нас ведь ещё не все собственные дела провёрнуты. Я для чего эту Мунни на Родосе купил? Нет, в постели-то она тоже неплоха, за неимением под рукой Софонибы, но вообще-то – искать шелкопряда и прясть шёлковую нить. А точнее – учить этому ремеслу других рабынь, которых я для этого и в Карфагене куплю, потому как задумал я завести не просто мастерскую, а нормальную мануфактуру, выпускающую не пряжу, а готовую ткань. А мануфактура – это ведь не только сведущие в работе кадры. Это ещё и хорошее высокопроизводительное промышленное оборудование. Вот его-то я и намерен поискать и если не приобрести, так хотя бы уж посмотреть в Египте…