25. Военные приготовления

– Макс, ты охренел! – завизжала Юлька, едва услыхав, что нам всем предстоит принять на довольствие больше сотни матёрых испанских наёмников. – Ну вот только этой буйной полупьяной солдатни нам ещё не хватало для полного счастья! Ты ещё папуасов голожопых не мог набрать?!

– Папуасы в Африке не водятся, – успокоил я её. – Они на Новой Гвинее, а она, считай, на другом конце шарика.

– Ну спасибо, утешил! И что с того, что они не папуасы?! Мало нам навязанных твоим тестем конвоиров! Это же ты у нас латифундист, капиталист и вообще империалист хренов! Можешь позволить себе и в солдатики поиграться! А нам чем прикажешь сотню этих прожорливых охламонов кормить?! Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист! Велия, ну хоть ты-то его урезонь наконец! – ага, на женскую солидарность надеется, гы-гы! Только хрен она угадала!

– Я думаю, можно и больше взять, – задумчиво сообщила моя ненаглядная. – Это же наши, турдетаны.

– Да вы чокнутые! Вы в натуре созданы друг для друга! – Юлька окончательно выпала в осадок, после чего мы смогли наконец обсудить вопрос конструктивно.

– Я как «латифундист, капиталист и хренов империалист» беру к себе тридцать пеших и пятнадцать конных! – положил я начало «постойной повинности».

– Наполеон ты недоделанный! – буркнула Юлька.

– Половину всей конницы? А нам по пять всадников оставляешь? – нахмурился Васькин.

– А сколько ты хочешь?

– Почему бы не десяток? Я осилю.

– И в чём проблема? Арунтий просит нас принять хотя бы тридцать конных. Думаю, даст и больше, если сами попросим.

– Вы, два идиота, не вздумайте! – снова взвилась Юлька. – Ну куда нам больше! Ты, Васькин, если тоже на лошадях помешан, как и этот татаро-монгол, так забирай себе и «нашу» пятёрку, и будет тебе твой десяток!

– Мужики, мне ведь тоже пяти маловато. Это же получается ни два ни полтора. Давайте уж тогда и мне десяток, что ли? – подал голос и Володя, а его Наташка фыркнула, но всё-таки отмолчалась.

– Хорошо, ни разу не вопрос, – глупо было бы возражать против столь здоровой инициативы. – Я потом, если решу, что мне десятка конных мало, ещё у тестя попрошу.

– Тебе треуголка не жмёт? Барабан под ногой не слишком большой? – съязвила Юлька.

– Пеших сколько с Серёгой берёте? – вернул я её к обсуждаемой теме.

– Так и быть – десяток. Сволочь ты, Макс!

– Знаю. А ещё – эгоист, буржуин, рабовладелец и латифундист.

– Юль, у нас же только пять охранников! – напомнил ей Серёга. – Этого же не хватит, если дикари налетят!

– Рабов вооружишь! Это двадцать ленивых рыл, между прочим, за которыми ты совершенно не следишь! Нечего им бездельничать!

– Охренела, что ли? Рабов вооружать…

– Поговори мне ещё! Ещё один Наполеон мне тут выискался!

– Мне – два десятка, – попросил Володя.

– Больше мы никак не осилим, – добавила на всякий случай Наташка, и хотя, на мой взгляд, они осилили бы и три десятка, если бы задались целью, но какие к ним могут быть претензии по сравнению с Юлькой?

– Десятка три я потяну, – выручил Хренио. – Больше, извини, не смогу.

Вот что значит человек женат на античной хроноаборигенке, а не на капризной и избалованной этим грёбаным феминизмом современнице. Бесхозным таким образом у нас оставался ещё всего десяток пеших, и я взглянул на жену, которая, занимаясь нашим хозяйством, знала расклад получше меня и теперь подсчитывала все наши возможности на навощённой дощечке.

– Сможем, – ответила мне супружница на не заданный ей вслух вопрос, закрыв таким образом проблему.

– Милитаристы вы рабовладельческие! – охарактеризовала нас Юлька, даже не подозревая, насколько она права на сей раз.

В отличие от неё, предпочитавшей пускать деньги на тряпки с побрякушками, а не «на ветер», мы с Велией в натуре могли при необходимости безбоязненно вооружить и поставить в строй большинство наших рабов. Ливийцев на нашей «даче» практически не осталось, если не считать нескольких женатых и вполне своей жизнью довольных, потому как основная масса свободных нумидийцев едва ли жила лучше. А уж на остальных рабов – македонян с фракийцами и сицилийцев – тем более положиться можно было вполне.

– А теперь, господа, нам с вами предстоит наметить основы военной науки для младшего командного состава ливийских наёмников Карфагена, – поставил я на повестку дня следующий вопрос.

Суть тут была вот в чём. Ещё со времён Александра Македонского его мощная всесокрушающая фаланга стала образцом для подражания практически во всём античном мире. Не только наследники-диадохи, унаследовавшие её от своего царя, но и греческие полисы, повидавшие её в деле, а некоторые – и схлопотав от неё звиздюлей в чистом поле, реформировали свои собственные армии, заменив свою классическую греческую фалангу фалангой эллинистической, то бишь македонского типа. Даже Спарта уже на неё перешла, и один только Ахейский союз пока ещё остаётся в напряжённых раздумьях. Несмотря на финикийскую основу своей культуры, не остался в стороне от давно назревшей военной реформы и Карфаген, сперва обзаведшийся фалангой македонского типа из понимающих в ней толк греческих наёмников, а затем реорганизовавший подобным же образом и свою собственную африканскую пехоту. И только один Рим, единственный из всех более-менее цивилизованных обладателей тяжеловооружённой пехоты, пошёл своим путём, расчленив бывшую классическую фалангу своих легионеров на тридцать манипулов.

Если кто-то воображает себе, что та македонская фаланга – нечто громоздкое и неповоротливое, то совершенно напрасно. Может быть, она и была такой в самом начале, но ведь с тех пор прошло доброе столетие. Да и в самом начале – едва ли.

Ведь в чём смысл копий разной длины, более длинных у задних шеренг? Чтобы одновременно несколькими копьями можно было в одного и того же противника ткнуть, а для этого их наконечники должны выступать впереди строя примерно одинаково. С этого всё и начиналось, но копья разной длины у разных шеренг – это же и неудобство. Да, удар сильнее, но как прикажете убитых передних задними заменять? Для этого одинаковые по длине копья нужны. И вот тогда родился компромисс – впереди три шеренги гипаспистов, аналогичных греческим гоплитам, поддержанные тремя шеренгами укрывшихся за ними сариссофоров с их длиннющими сариссами. Длина копий в каждой тройке шеренг одна и та же, но их ведь можно держать разным хватом, что и даёт возможность одновременного удара уже шестью копьями в одного противника! Это заведомо избыточно, за глаза хватит и трёх, и как раз это позволяет увеличить интервалы между колоннами, сделав весь строй более разомкнутым, просторным, а саму фалангу македонского типа – гораздо эластичнее греческой. Где надо, она уплотнится, не нарушая строя, где надо – растянется, не сильно снижая мощь своей щетины копий.

Более того, растянувшись в длину примерно вдвое, фаланга македонского типа сохраняет ещё достаточную густоту копий, зато высвобождает проходы между соседними колоннами, по которым сквозь её строй могут просачиваться вперёд легковооружённые пехотинцы. Ведь полная глубина стандартной македонской фаланги – это шестнадцать шеренг, и последние десять, расположенные за тремя шеренгами сариссофоров, могут быть и запасными сариссофорами, и такими же гоплитами-гипаспистами, как и первые три шеренги, но могут быть и пельтастами – метателями дротиков. Лучше, когда есть и те, и другие, и третьи. Запасные гипасписты могут выстроиться на флангах, прикрыв их от удара противника, а пельтасты – обстрелять его. Просочившись сквозь интервалы между колоннами гипаспистов и сариссофоров, шустрые пельтасты могут забрасывать занятого рукопашной схваткой противника дротиками, усиливая тем самым и без того мощный и сокрушительный натиск своих тяжеловооружённых соратников. Ну и чем, спрашивается, такой боевой порядок хуже римских манипулов?

Громоздкостью размеров? Полно, не смешите мои тапочки! Фаланга делится на хилиархии и спейры, вполне способные действовать и самостоятельно, лишь бы фланги их было кому прикрыть, а спейра – это примерно пятьсот человек. Такую же численность приобретёт уже и римская когорта после военной реформы Гая Мария, полученная путём объединения вместе трёх манипулов. Ведь что такое этот римский манипул? Жалкие сто двадцать человек в случае гастатов и принципов и вообще шестьдесят для триариев. Да спейра просто сомнёт его во встречном лобовом столкновении! Сам факт последующего сведения манипулов в когорты Марием – тому наглядное свидетельство. Да и не просто же так сам Сципион Африканский зачастую предпочитал применять импровизированные «недокогорты», полученные соединением в один общий строй двух соседних манипулов. Слишком уж слаб против организованного и воюющего правильным строем противника отдельный манипул, созданный для действий на сильно пересечённой местности в горах и предгорьях против беспорядочных толп храбрых, но неорганизованных галлов. Против них – да, достаточно и такого миниатюрного подобия фаланги, как этот манипул.

Да, но ведь именно римские манипулы своей классической тактикой победили ту хвалёную македонскую фалангу? Разве это не означает превосходства манипулярной тактики? А это уже смотря как те знаменитые Киноскефалы оценивать и анализировать. Собака ведь порылась в нюансах. Если рассматривать исключительно второй этап этого сражения, когда выстроенные в боевой порядок римские манипулы врезались в никем не прикрытые левый фланг и тыл правого крыла фаланги Филиппа – то да, получается так. Без труда смяв легковооружённые задние шеренги тыла фаланги, легионеры смешали весь её строй и сохранили свой собственный, то есть вели бой маленькими фалангами против беспорядочной толпы. Но это случилось уже в финале их обходного манёвра, а до того их товарищи, выстроенные в такие же точно манипулы, были смяты фронтальным ударом фаланги и беспомощно отступали, а местами уже и банально бежали от неё. Да и сам этот обходной манёвр, переломивший ход сражения и решивший его исход – это ведь очень даже отдельная песня. Не манипулы таких же легионеров, а боевые слоны и быстроногие легковооружённые велиты атаковали и смяли так и не успевшее перестроиться в боевой порядок левое крыло македонской фаланги в тот момент, когда оно узкими походными колоннами преодолевало гряду холмов по тропам между их скалистыми вершинами. То бишь, опять же, не манипулы смяли и не фалангу, если тонкости все эти учесть. Не было там фаланги на тот момент, а было только несколько колонн на марше между холмами.

Это было грубой ошибкой Филиппа Македонского, который должен был сперва занять эту гряду пельтастами – хотя бы из тех же задних шеренг или из вспомогательных отрядов – и уж под их прикрытием переводить через неё тяжёлую линейную пехоту. Если он этого не сделал и потерял в результате своё левое крыло, которое как раз должно было прикрыть левый фланг победоносного правого, то кто ему доктор? И кто доктор его сыну Персею, который вздумает воевать с Римом фалангой из слабообученных новобранцев? При чём тут тогда недостатки фаланги и при чём тут достоинства манипулярной тактики римских легионов? Просто последние правители Македонии не знали всех свойств своего превосходного военного инструмента и не умели пользоваться им надлежащим образом, а применяли его тупо и шаблонно, за что и поплатились.

Потом точно такие же военные историки, поленившись изучить весь расклад, произвольно вырвали из общего контекста этот завершающий этап и на основании этого куцего анализа сделали далеко идущие выводы. Ну и кто им доктор, спрашивается? Тем не менее именно эти некорректные выводы, получив кажущееся, но убедительное для не знающих всех обстоятельств подтверждение непреложным фактом римской победы в том сражении стали впоследствии догматичной истиной и вошли во все учебники. Вот этому примеру мы и последуем, разрабатывая основы военной науки для младшего командного состава карфагенской ливийской пехоты, часть которого скоро перейдёт к Масиниссе и займётся обучением уже его линейной пехоты. Пусть учат её «классической и передовой» римской манипулярной тактике, «благодаря которой» римляне блестяще одолели аж саму македонскую фалангу! Ведь именно таковы непреложные факты, гы-гы! Тем более что и трофейные римские щиты с доспехами, которыми Ганнибал экипировал было свою пехоту взамен её изношенного собственного снаряжения, создают аналогичную иллюзию замены худшего лучшим. Ведь после всех этих римских побед, римское – это значит лучшее.

Пожалуй, можно даже сыграть на этом стереотипе и неплохо подзаработать на поставках Масиниссе военного снаряжения римского образца. И даже смошенничаем при этом не сильно – «испанские» мечи карфагенского производства будут гнуться и тупиться ничуть не больше, чем такие же точно, произведённые римскими оружейниками. А с чего им быть хуже, если произведены они будут по римской технологии, о чём и будет честно заявлено покупателю?

Велтур, видевший как-никак погнутый во время «гладиаторского» боя на моей свадьбе «испанский» меч римского производства, от наших рассуждений хохотал до слёз. А на следующий день почти так же хохотал и его отец. Не по поводу мечей, хотя и их он, конечно же, взял на заметку, а по поводу учебной программы для будущих центурионов будущей нумидийской линейной пехоты. Ещё через день по этому поводу хохотали уже Бостар и его ливийские спейрархи, сотники и лохагосы. А ещё через несколько дней вся хилиархия Бостара приступила к занятиям, направленным на обучение хвалёной римской манипулярной тактике.

Делалось это грамотно. Противостоящую «легионерам» македонскую фалангу изображали одни только сариссофоры, которые из-за громоздкости своих длинных сарисс могли орудовать ими только обеими руками и не имели из-за этого никакой возможности нормально прикрыться щитом. Тут даже и не сильно грешилось против истины, поскольку со времён Филиппа Второго прошло более века, и за это время многое изменилось. Тех же гипаспистов ещё при нём выделили из состава фаланги в особый вид войск, облегчив его снаряжение, а вместо них добавили сариссофоров, первые шеренги которых действовали трёхметровой половинкой сариссы, держа вторую щитовой рукой. Как мне объяснил один из моих македонских рабов, как раз бывший сариссофор, так же делают и до сих пор, хотя командование с этим борется, запрещая разбирать сариссу в бою и требуя от всех шеренг действовать полноразмерной шестиметровой. Где-то оно уже добилось своего, где-то ещё нет, а реально в каждой спейре на усмотрение спейрарха – как прикажет, так и будет. Ну а раз положено у македонских мэтров не разбирать – так, значит, и Бостар требует от своих сариссофоров. Естественно, «велиты» легко и весело забрасывают их тупыми учебными дротиками, а «убитые» ими честно кладут сариссу на плац и покидают строй, после чего разделённые на манипулы «гастаты», поднырнув под наконечники учебных сарисс, легко добираются до и без того поредевшего противника и добивают деревянными учебными «гладиусами». Всё как и должно быть по насаждаемому «канону».

Состав неизменно побеждавших «легионеров» всё время менялся, так что и вся хилиархия успела ими побывать, но все, кто так или иначе симпатизировал нумидийцам, стали у Бостара «вечными легионерами», приобретая среди них и наибольший «боевой опыт», а вот «македонянами» были исключительно лояльные к Карфагену сариссофоры – в те дни, когда не их очередь была побывать для разнообразия «римлянами». В результате у горячей ливийской молодёжи складывалось стойкое впечатление, что вся их хилиархия действительно готовится перейти на эту римскую манипулярную тактику – естественно, самую лучшую и передовую. С этим впечатлением и ушли на «дембель» те ливийцы, что просились к Масиниссе, и не приходилось сомневаться, какой тактике они будут у него обучать нумидийских рекрутов. А Бостар не спешил свёртывать «римские» тренировки, он только добавил им недостающего реализма, дав наконец «македонянам» положенных им в действительности «гипаспистов» и «пельтастов». Но численность «сражающихся» неизменно подбирал так, чтобы «легионеры» продолжали в основном побеждать. А его примеру постепенно начали следовать и командиры двух других ливийских хилиархий, оставшихся у Карфагена после радикального сокращения всей оставшейся от Ганнибала профессиональной армии…

Полторы тысячи испанских наёмников через некоторое время «неожиданно» оказались обременительными даже для Арунтия. Поэтому, одновременно с сокращением государственной армии Карфагена, он несколько сократил и собственную частную, выдав щедрое «выходное пособие» и отправив домой в Испанию около трёхсот «стариков». При этом мой тесть старательно рассортировал дембелей по племенам. Первыми отплыли в Гадес турдетаны Бетики – человек пятьдесят. Их старший получил от нашего нанимателя рекомендательное письмо к Волнию, и хотя нам его никто не зачитывал, я практически уверен в его содержимом. Скорее всего, все они останутся на службе у клана Тарквиниев, пройдут дополнительное обучение и дадут «сержантов-инструкторов» для будущей армии будущей турдетанской автономии. Вторыми отправились туда же и столько же примерно лузитан, и их предназначение у меня как-то тоже особых сомнений не вызывало. Кто-то ведь должен хорошо обучить военному делу лузитанских разбойников, а заодно и научить их правильному поведению в предстоящих им набегах на Бетику. Ну зачем, в самом деле, убивать и разорять живущих там турдетан, когда там есть уже и италийские колонисты? Да и будущей войне между турдетанским войском и лузитанскими разбойниками вовсе не обязательно быть очень уж кровопролитной. А для этого очень желательно, чтобы с обеих сторон имелись в наличии и были в большом авторитете бывшие сослуживцы, не один год топтавшие вместе дороги и бившие одного и того же врага – ну, мы не будем называть, какого именно. Третьими отплыли кельтиберы – две сотни человек. «Стариков» столько не набралось, но наш наниматель решил не мелочиться – если уж организовывать сюрприз консульской армии Катона, так от души. Нехорошо ведь получится, если вдруг доблестные римские солдаты бравого римского консула, попав в Испанию, будут страдать там от скуки. Катон ведь должен взять в Испании больше городов, чем пробудет там дней – если, конечно, Юлька не преувеличивает. Но она уверяет, что у Тита Ливия именно так и было сказано. Наберётся ли во всей Испании столько городов, я не уверен, а это значит, что многие из имеющихся Катон должен будет брать не по одному разу. И кто-то должен позаботиться о том, чтобы консулу пришлось этим заняться – ага, всерьёз и надолго. Ну а потом, помозговав ещё и прикинув хрен к носу, мой тесть отправил в Гадес и четвёртую партию «дембелей» из ещё сотни кельтиберов и сотни илергетов – Катону явно будет кого теперь умиротворять и в Ближней Испании, что должно бы в принципе ощутимо снизить римский прессинг на Дальнюю…

Из Нумидии тем временем прибыл затребованный Арунтием обратно его табун испанских лошадей из двухсот с лишним голов – относительно крупных по сравнению с нумидийскими, крепких, а главное – пасшихся рядом с атласскими лесами, а то и прямо на лесных полянах. Трава там гуще и сочнее, гы-гы! А то, что в этих лесах водятся слоны, и табун теперь привычен к их виду и запаху – ну, так уж получилось – ага, «совершенно случайно». Слоны – они ж такие, бродят повсюду, где им вздумается, и никто им не указ. Пожалуй, надо будет со временем организовать так, чтобы какое-нибудь небольшое стадо особо непоседливых слонов как-нибудь «абсолютно случайно» забрело на карфагенскую территорию, да так на ней и осталось. Ловить и дрессировать их, конечно, никто не будет, Рим ведь строго-настрого запретил, а мы – люди дисциплинированные, так что и пускай себе по лесам разгуливают, а мы только лошадей своих будем поблизости пасти. Этого-то ведь Рим не запрещал, верно? Наниматель долго смеялся, когда я озвучил ему эту идею.

Тесть сдержал своё слово и выделил мне на нашу компанию полсотни лошадей из того «нумидийского» табуна. Мы как раз увеличивали конницу, сажая на коней часть своих испанских пехотинцев – тех, кто оказался наиболее в ладах с верховой ездой. Для всех наших кавалеристов делались уже савроматские «рогатые» сёдла по образцу наших собственных, позволяющих и скакать быстрее без риска, и из лука на скаку стрелять, и дротик метать точнее, и пикой колоть ловчее, а уж мечом рубить вообще классически – подняв коня на дыбы и привстав в стременах, у кого они на седле имеются. Большинство наших иберов, впрочем, посчитали эти наши нововведения нужными лишь для неумех и презрительно от них отмахнулись, но некоторые всё же оценили их преимущества. Пара десятков лучников таки опробовали езду в «рогатом» седле и убедились в значительном облегчении стрельбы с него. Роговых луков критского типа успели сделать только пять, у остальных пятнадцати были лузитанские, но у нумидийцев ведь не было и этого. А я сам с удовольствием объезжал вороного Негра – крупного и норовистого, заставившего с ним повозиться, зато сильного, выносливого и весьма агрессивного в схватке. В выделенной мне части табуна он оказался безусловным доминантом, и управлять им самим мне было не так-то легко, зато все остальные лошади беспрекословно следовали за ним, и уже сам их стадный инстинкт значительно облегчал управление всем кавалерийским отрядом в целом. А вести с нумидийской границы приходили всё тревожнее…

Роспуск большей части армии Ганнибала тайной для нумидийцев не остался, не говоря уже о бегстве его самого, и эти разбойники осмелели. Сам Масинисса пока вроде не собирался нападать на Карфаген, да и подвластным родам приказа соответствующего не отдавал, но в том, что некоторые из них проявят собственную инициативу, сомневаться не приходилось. Ведь по сравнению с владениями Карфагена основная масса нумидийцев живёт гораздо примитивнее и беднее. Это только в своей столице Цирте и её ближайших окрестностях царь поддерживал относительно высокий уровень перенятой у финикийцев культуры, да ещё на отторгнутых недавно у Карфагена окультуренных ещё финикийцами землях, которые его дикари не успели пока разорить, а вся остальная страна практически ничем не отличалась от остальной населённой ливийцами Сахары. Античной Сахары, ни разу не современной, и жить в ней можно относительно неплохо, но всё же уровень жизни подавляющего большинства нумидийцев с карфагенским несопоставим. Земледелие там у них, например, самое примитивное, какое только можно себе представить. Прямо неолит какой-то, в натуре.

Там, где саванна, они вскапывают землю мотыгами, и не всегда железными, а где лес – натуральное подсечно-огневое. Скотоводство – кочевое, точнее – полукочевое. И тут уж надо отдать нумидийцам должное – скотоводы они, как и родственные им племена, весьма умелые. Перенятые у их предков неграми банту породы сахарских коров и коз и в нашем современном мире с тех пор практически не изменились. Изменились только сами негры, размножившись и сожрав пол-Африки, что впрок им самим явно не пошло, но это уже ихние негритянские дела, к Северной Африке не относящиеся.

Но именно тем, что она представляет собой сейчас, Нумидия стала благодаря коневодству. Нумидийская лошадь – небольшая, но быстрая и выносливая. Не так сильна, как испанская, но в этом вины нумидийцев нет – просто сам местный североафриканский тарпан, с которым и скрещивалась будущая берберская порода, отличается от испанского. Травы африканской саванны особенно калорийны и легкоусваиваемы, так что и местным африканским лошадям не нужно иметь большой головы с мощными челюстями на мощной шее. Не нужно им быть и такими коренастыми, как их европейские собратья. Здесь тепло круглый год и пока хватает водопоев, не иссякших ещё полностью от сведения лесов и не засыпанных ещё песками.

Эти превосходные для данной местности лошади и неприхотливость людей, не избалованных благами цивилизации, предопределили и выдающиеся качества знаменитой нумидийской конницы. Лёгкая, подвижная, стремительная, способная покрывать за день громадные расстояния – типичная конница кочевников. Встречной кавалерийской рубки с хорошей линейной кавалерией противника она, конечно, не выдержит, но такого боя она избегает, забрасывая противника дротиками и не сближаясь для рукопашной. Будь у этих нумидийцев ещё и хорошие луки – с ними была бы вообще беда, но, к счастью, бодливой корове бог, говорят, рогов не даёт. Причина – та же самая, по которой хороших луков нет и у негров. Чтобы изобрести и массово внедрить хороший лук, нужна традиция всеобщего использования хоть какого-нибудь. Но «какой-нибудь» обитателю африканской саванны категорически противопоказан. Стрелять из слабого деревянного лука по африканскому буйволу, не говоря уже о носороге, – один из вернейших способов самоубийства. Только дротик – не такой дальнобойный и точный, как стрела, зато куда более убойный благодаря своему весу. Пока в саванне хватало дикой мегафауны, лук для охоты не требовался, а с её истреблением размножилась домашняя живность, превратив охоту на мелких антилоп из фактора выживания в чисто развлекательное занятие. Именно по этой причине все негры банту – скверные лучники, но прекрасные метатели дротиков, и по ней же точно такими же особенностями обладают и нумидийцы. И хвала богам за это!

Самое примитивное земледелие и отсутствие навыков садоводства приводит к тому, что кроме пшеничного хлеба и ячменной каши у них больше ничего и нет. Ну, есть ещё, конечно, молоко, сыр и мясо, но хочется-то ведь ещё и оливок, и сладких фруктов, и вина. Да и ремесло ведь у них тоже под стать земледелию. Металлургия, например – такая же, как и у тех негров, и с таким же точно качеством железа. А им же хочется и хорошего оружия, без которого нет и не может быть уважаемого человека. И красивых украшений хочется, и тканей тонкой выделки, и много чего ещё. Но всё это – покупное, на всё нужны деньги, а продать нумидийцам кроме скота больше особо и нечего. А раз его много – он дёшев, и хорошей цены за него не получить. Ну и как тут заработать на хорошую жизнь? Только удачно сходив в набег. Поэтому к богатым карфагенским землям, где есть чем поживиться, жадный взгляд лихих нумидийских наездников был прикован всегда. И как крымские ханы в куда более позднюю эпоху даже при всём желании не могли удержать своих степняков от набегов за ясырём, так и нумидийские цари не могли удержать своих. А как ты его удержишь, этого среднестатистического башибузука? У него ведь зоркие и завидючие глаза, которыми он прекрасно видит, что у знатных и богатых соплеменников есть всё. А разве он не такой же нумидиец? Разве он не такой же гордый и отважный сын Сахары? Разве он не достоин такой же жизни? До недавних пор этих алчных разбойников сдерживал страх перед Ганнибалом и его армией, но где теперь тот Ганнибал и та армия? А нумидийцы – вот они, никуда не делись, и сама их завистливая алчность тоже никуда не делась, и больше её не сдерживают никто и ничто…

К счастью, сам Масинисса не спешит. У него-то ведь есть уже и какая-никакая, а всё-таки настоящая армия из хорошо вооружённой пехоты, тяжелой конницы и боевых слонов. С ней мы иметь дело пока катастрофически не готовы. Хвала богам, Юлька у нас припомнила, что по известным источникам первый серьёзный набег самого Масиниссы должен состояться лишь парой-тройкой лет позже, а не в ближайший год, и разведка это вроде бы подтверждает. Диокл с Такелом, задействовав всех предоставленных мной им в помощь ливийцев, в спешном порядке ваяют ещё пятёрку деревянных пушек и столько же полиболов – снова два стреломёта и три «пулемёта». Первую пятёрку я уже переправил на «дачу» вместе с хорошим боезапасом. Но похоже, что только на них теперь и приходится рассчитывать – новую партию доделать, скорее всего, не успеем. Раз уж эта нумидийская шантрапа зашевелилась, то ведь не просто же так, а по поводу. Ничего, вроде бы должны отбиться. Даже после отправки в Испанию всех «дембелей», испанских наёмников у тестя остаётся ещё около восьмисот. И каких наёмников! Ветеранов Ганнибала! И это не вместо имевшихся ранее, а «сверху». Первый нумидийский набег наверняка будет пробным, они ведь ещё от безнаказанности не забурели, полностью в себе пока ещё не уверены и захотят подстраховаться, так что пойдут только конные, которым в случае чего и стрекача задать нетрудно. И если мы сумеем хорошенько проучить этих – следующие уже почешут репу и призадумаются на тему «что такое хорошо и что такое больно».

Самое же омерзительное – что не ко времени всё это. Я, конечно, и не ждал, что нумидийцы пришлют ко мне персонального полномочного посла с вопросом, нельзя ли ихним хулиганам меня немножко потревожить и когда мне это будет удобнее. Но – один хрен, уж годик-то они могли бы, сволочи, и подождать. Велия потомство моё вынашивает, Диокл с Укруфом тяжёлую машиностроительную промышленность мне налаживают, Рам с Мунни – лёгкую текстильную, управляющий виллы стонет от напряга, выращивая мне помимо обычного сельскохозяйственного урожая ещё и аналогичный «урожай» коконов шелкопряда – как раз закуклилось следующее поколение, и теперь его «не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь», и по сравнению с предыдущим его – хренова туча. Тут надо расширять шелководческую ферму, тут надо обеспечивать её дополнительными трудовыми ресурсами, тут надо и с интенсификацией хозяйства что-то придумать, чтобы урожайность повысить для прокорма дополнительных рабов и войска. А тестю подавай военно-политические анализы с прогнозами, у него ведь дела глобальные, не чета моим, и без точного расчёта не обойтись. Это интрига с «усилением» Масиниссы на перспективу разрабатывается, а её претворение в жизнь может и подождать, а вот испанский вариант турдетанской автономии ждать не может, там надо ковать железо, не отходя от кассы, и его надо скорее планировать во всех деталях и двигать. Словом, вопросов нужно решить – выше крыши. А тут ещё и эти гордые сыны Сахары лезут, млять! Ну, уроды! Живыми мне попадаться не рекомендую!

– Стой, млять, орясина! Куда ты крутишь?! Гребать тебя в звиздопровод через звиздопроушину! Не видишь, что ли, угрёбок?! – рычит Володя на Бената.

– Милят, немножко увлёкся, – ответил кельтибер, весело скалясь. Вообще-то испанцы – народ горячий и обидчивый, а буквальный смысл нашей матерщины нашим камрадам давно известен, но вместе с нашими выражениями они перенимают от нас и нашу реакцию на них.

– Ага, немножко! Ты же весь магазин уже высадил на хрен, куда ж дальше-то крутишь? Перезарядить же нужно! Млять, сила есть – ума не надо! – это Володя точно подметил. Пулемётчица Анка из Бената – примерно как и из меня. Но бабу-то за полибол и не поставишь – тут, чтоб ворот крутить, в натуре нужна прежде всего сила. А Бенат – он же здоровый лось, и ему строчить из «пулемёта» страшно нравится – аж глазки закатывает от восторга, едва язык не высовывает.

– Млять, ну ты зенки-то свои разуй! – поучает его Володя. – Смотри хотя бы уж, куда стреляешь!

– Так мишень же большая, – заметил Бенат. – В неё промахнуться – это же очень постараться надо!

– Ты в точку учись попадать, дурья башка! В чистом поле будешь в скачущих всадников стрелять, да ещё и с несущейся галопом колесницы!

Колесница означенная рядом стоит – специальная, как раз под пулевой полибол и приспособленная. Просто рано пока что с неё тренироваться – обучение «пулемётных» расчётов пока ещё в начальной стадии. Но как освоят стрельбу с твёрдой земли – усадим их и на «тачанки». Вот на этой я уже ради хохмы приделал к задней подножке дощечку, на которой вывел краской печатными русскими буквами «Хрен догонишь!». Заготовлена уже для неё и передняя табличка «Хрен уйдёшь!», которая будет крепиться к дышлу. Типа махновцы, гы-гы! Иберам нашим сей юмор, конечно, ни хрена не доступен, но зато нам самим – вполне по приколу.

Такие боевые колесницы ассирийского типа в карфагенской армии в своё время применялись достаточно широко, но затем их вытеснили боевые слоны, потому как были удобнее. Теперь же, когда по условиям мирного договора с Римом Карфагену запрещено иметь своих боевых слонов, колесницы снова входят в употребление. Лёгкие метательные машины на них ставить пока что никто ещё в античном мире не додумался – а зря. В двух шагах ведь буквально от прообраза той лихой махновской тачанки остановились, дурачьё архаичное. Будь такие у Дария нумер три – неизвестно ещё, чем окончился бы азиатский поход некоего македонского гражданина Александра свет Филиппыча…

А несколько поодаль от той будущей «тачанки» тренируются все пятеро моих конных сариссофоров, наверняка проклиная сквозь зубы и свою судьбу, и меня с моими дурацкими затеями. Это же картина маслом! Четыре копейщика – пятый запасной, и они всё время меняются – подымают на своих длиннющих пиках наполненную доверху, даже с горкой, большую корзину с песком. Их старший рычит на них всякий раз, когда они по неосторожности или неслаженности просыпают через край корзины хоть горстку песка, а их прочие товарищи ехидно интересуются, где свежеиспечённые сариссофоры намерены отыскать такого дурного нумидийца, который даст им окружить себя с четырёх сторон и поднять на пики. Смысл же сего мероприятия известен только их старшему, мне самому и Бостару, который и идею подсказал, и с инвентарём в виде пяти запасных сарисс со склада своей хилиархии помог. А началось всё это, опять же, со слонов. Точнее – с их отсутствия. Боевой слон – это ведь не только своего рода живой танк, это ещё и хорошая передвижная смотровая вышка – ага, «мне сверху видно всё, ты так и знай». Широкий обзор – он ведь лишним не бывает. А тут не три с небольшим метра, тут все шесть. Я сперва вообще хотел специальную сборно-разборную переносную вышку замутить, уже чуть было Диокла не озадачил, но тут мы с Бостаром разговорились, а он, оказывается, тоже мозговал, чем бы таким хитрым запрещённых Римом слонов заменить. Ну и осенило наконец молодого и перспективного военачальника, что шестиметровая длина сариссы становится и высотой, если её стоймя поставить.

А дальше уже мы с ним вдвоём эту мыслю докумекали и до ума довели. Ведь главная фишка македонской сариссы в том, что её длинное кизиловое древко – разборное, соединённое металлической втулкой, и на марше сариссофор несёт на плече вместо одной шестиметровой жерди две трёхметровые. А посему, разобравшись в ситуёвине, мы с ним решили, что разборные стойки у нас уже готовые есть – наконечник ведь с сариссы снять недолго, а всё остальное сделать несложно, и много места оно не займёт. Та специальная площадка, которую сариссофоры будут поднимать на своих сариссах в чистом поле, пока надёжно приныкана, как и верёвочная лестница к ней, по которой на неё будет взбираться наблюдатель. А уж о моей подзорной трубе знают вообще только наши да Диокл. Ох и дорого же обошлась, зараза! Шутка ли – сотню шекелей за раба-стекольщика отдал! И это ещё – ага, «дёшево», а просили за него в начале торга вообще сто двадцать, так что свои двадцать кровных шекелей я таки выторговал. Но и сотня – это ж охренеть, млять! Да мне Софониба, шикарная наложница, в пятьдесят обошлась! Ну, это в Кордубе было, конечно, там и цены другие, но сам факт! Конечно, квалифицированный раб-ремесленник – товар штучный, а наложницы выше ценятся те, которые музыке и танцам обучены, чего о моей бастулонке не скажешь, ну так и ремесленники ведь тоже всякие бывают. Если вон тот, за которого с меня содрали сотню шекелей, – из хороших, то каковы ж хреновые? Из доброй сотни стеклянных отливок этого супер-пупер-стекольщика у моего инженера получилось только пять прозрачных линз без трещин и пузырьков, и я подозреваю, что и эти-то у него получились совершенно случайно. Типа если долго мучиться – что-нибудь получится. Но на трубу ведь надо четыре линзы – одну большую и три малых, так что труба у нас пока только одна. Да и та – одно название. Нет, через улицу-то обзор хороший, но вот дальше – не будем о грустном. Античное стекло – оно ведь античное и есть. Будем надеяться, что когда-нибудь мы получим приемлемое, а пока я тупо купил с десяток кристаллов горного хрусталя, из которых Диокл, запоров половину, сделал мне наконец нормальные линзы, которыми я и заменил это мутное убожество в трубе. До цейсовской оптики ей и теперь по качеству, конечно, как раком до Луны, но ни у кого в античном мире нет и этого. Нет даже представления о том, что такая штука может существовать – даже Диокл вплоть до самой сборки трубы был уверен, что сделал для меня просто зажигательные стёкла – ага, для выжигания орнамента по дереву. Ну что ж, тем большим сюрпризом окажется наша повышенная «глазастость» для потенциального противника…