Кормилица
Душа трепещет в ужасе; большая
Грозит беда. С невероятной силой
Растет и разжигает сам себя
Медеи гнев. Видала часто я
Ее, богам бросающую вызов,
Колеблющую небо, но теперь
Она готовит большее злодейство.
Когда она трепещущей стопой
Вступила в дом заклятий сокровенных,
Она прибегла к чарам всем, которых
Боялась раньше, и пустила в ход
Все тайные, безвестные заклятья
И, осенивши левою рукой
Алтарь печальный, вызвала все язвы,
Рожденные на пламенных песках
Пустынь Ливийских и под вечным снегом
Морозами окованного Тавра,
И всех чудовищ. Пением волшебным
Привлечена чешуйчатых чудовищ
Таившаяся в сумраке толпа.
Здесь страшный змей тяжелое, большое
Волочит тело; языком тройным
Вращает, ищет жертвы, но, услышав
Волшебные напевы, цепенеет,
Свивая тело в кольца и узлы.
«Нет, – говорит Медея, – это мало:
Орудия земли и преисподней
Негодны мне, достану яд небес.
Пора, пора обычное коварство
Мне превзойти. Пускай сюда сойдет
Змея небес, подобная потоку.
Сжимающая крепкими узлами
Зверей небесных двух (из них большой
Сияет над пелазгами, а меньший
Сидонянам); пусть лапы разожмет
Сам Змиедержец, яд изливши свой;
Пускай Пифон придет на зов волшебный,
Дерзавший нападать на двух богов,
И гидра Лерны, с головами всеми,
Сраженными Геракловой рукой.
И ты приди, бессонный страж Колхиды,
Под песнь мою уснувший в первый раз».
И, вызвав все змеиные породы,
Она берет отравленные зелья:
Все, что рождает каменистый Эрик,
Что на хребтах, покрытых вечным снегом,
Растит Кавказ из крови Прометея,
И яд, которым стрелы напояют
Богатые арабы, легкий Парф,
И Мед колчаноборный, и все соки,
Которые под небом ледяным
В Гирканских рощах свевы собирают;
Все, что зима весною гнездотворной
Произращает и когда зима
Стряхает с рощ красу, сковавши все
Оковами мороза ледяными,
Все травы, яд таящие в цветке
И в чьих корнях струится сок смертельный
Она в руках своих перебирает.
Вот эти зелья возрастил Афон,
Те – Панд огромный; эти нежный цвет
Под злым серпом сложили на Пангее;
Те возрастил глубоководный Тигр,
А те – Дунай; а эти – по равнинам
Сухим струящий теплую волну
Гидасп жемчугоносный; эти – Бетис,
Своей стране дающий имя, воды
Несущий в Гесперийские моря,
Слабеющий замедленным теченьем.
Вот эта травка срезана была
Перед рассветом, та – глубокой ночью,
А эту ногтем подсекла сама
Волшебница, шепча свои заклятья.
Срывает смертоносные растенья,
Змеиный выжимает гной, прибавив
Совы зловещей сердце и утробу
Совы ушатки. Чар художница
Кладет их врозь; одним присуща сила
Огня, другие – холодны, как лед.
Она слова над ядами бормочет,
Не менее ужасные. Но вот
Я слышу шум ее шагов… она
Запела: мир дрожит при первых звуках.
Медея
Заклинаю тени мертвых и подземных всех богов,
Темный дом глухого Дита и тебя, слепой хаос,
Смерти мрачные пещеры в преисподних
берегах,
Души! Казни позабывши, собирайтесь к нам на брак.
Иксион, пади на землю! Стань недвижно,
колесо!
Пусть и Тантал беззаботно пьет Пиренскую
струю.
Пусть Сизиф свой камень скользкий катит
вспять средь вечных скал.
Также вы, кого терзает тщетный труд
дырявых урн,
Соберитесь, Данаиды: здесь работа есть для вас.
Пусть достанутся все казни тестю мужа моего.
И на зов моих заклятий, ночи ясная звезда,
Подымись в зловещем виде, ликом
тройственным грозя.
Воззвав к тебе и кудри распустив,
Вошла я в рощу тайную босая
И вызвала струю из туч сухих.
Понизила моря, и океан
Вернулся вглубь, смирив свои приливы,
Увидел мир в одно и то же время
И солнце, и звезду; коснулись моря
Созвездия Медведиц. Изменила
Я ход времен: от пенья моего
В исходе лета зацвела земля.
И средь зимы Церера видит жатву,
К своим истокам Фазис возвратился,
И Гистр, текущий множеством ручьев,
Едва струит скудеющие воды.
Взгремели волны, море взволновалось
Без ветра, роща древняя стряхнула
Листы по приказанью моему.
На полпути остановился Феб,
Гиады падают с небес. Пора,
Приди к твоим священнодействам, Феба!
Рукой окровавленной венки плету,
Их обвивают девять змей.
А вот Тифея члены, потрясавшего
Юпитера могучий трон.
Здесь Несса, перевозчика коварного,
Кладу отравленную кровь.
Здесь пепел древний от Этейского костра,
Испивший Геркулесов яд.
Алфеи, грешной матери, святой сестры,
Здесь видишь мстительный огонь.
А эти перья Гарпия оставила,
Что Дзета убегала рук.
Прибавь к ним перья Стимфалиды, раненной
Лернейской гибельной стрелой.
Гудит алтарь: я вижу, что треножник мой
Богиня движет грозная.
Колесница Гекаты, я вижу, плывет…
Не такая, какую на небе ночном
Она гонит, сияя полным лицом,
Но как будто низринута с чистых небес
Фесаллийских колдуний заклятьем ночным,
Приближает она к омраченной земле
Свой ущербный, зловещий, краснеющий серп.
Так разлей же печальный и бледный твой луч,
Устрани ты народы! На помощь тебе,
О богиня сетей, пусть звенит и гремит
Коринфский кимвал – драгоценная медь.
Тебе приношу на кровавой траве
Торжественный дар;
Тебе зажигаю ночные огни,
Похитивши светоч из самых могил.
Тряся головой,
Со склоненною выей тебя я зову.
Для тебя повязала я кудри мои
Погребальным венцом; для тебя потрясу
Я печальную ветвь от стигийской волны.
Для тебя поражу мои руки ножом,
Обнажив, как менада, дрожащую грудь.
Пускай моя кровь потечет на алтарь!
Привыкайте, о руки, мечи обнажать,
Привыкайте струить дорогую мне кровь!
Каплет влага святая из раненых рук.
А что слишком я часто тревожу тебя
Мольбами и чарами, ты мне прости.
Причина того, что так часто тебя
Я зову, Персеида, все та же всегда:
Всегда Язон.
Окрась же одежду Креузы теперь,
Чтоб, как только ее наденет она,
Ползучее пламя прошло до костей.
В сияющем золоте заперт огонь,
Потаенный и жгучий; его мне вручил
Прометей, заплативший за кражу огня
Терзанием вечным утробы своей,
И искусству владеть тем огнем научил.
И Мульцибер тайные дал мне огни,
Сокрывши их тонкою серой от глаз.
И молнии жгучие я собрала
От низверженных с неба останков твоих,
Мой родной Фаэтон; и Химеры
Я имею огонь.
Есть огонь у меня и из груди быка,
Колхидского стража; смешала их все
Я с желчью Медузы, и тайное зло
Велела хранить.
Усиль мои яды, Геката, храни
В дарах моих скрытое семя огня.
Пусть обманут и зренье, и руки они,
Пусть жар проникает и в жилы, и в грудь;
Пусть члены расслабятся, кости чадят;
Пусть пламя в кудрях новобрачной жены
Превосходит сиянье венчальных свечей!
Заклятья услышаны; трижды вдали
Геката пролаяла грозная: вот
Она посылает святые огни. (К кормилице.)
Обряд волшебный кончен. Позови
Сюда детей; я через них пошлю
Подарки драгоценные невесте.
Идите, дети матери несчастной,
Умилостивьте даром и мольбами
Владычицу и мачеху свою.
Идите и скорее возвращайтесь,
Чтоб обняла я вас в последний раз.
Хор
Разъярена любовью,
Кровавая менада,
Куда летит? Какое
Готовит злодеянье?
Лицо пылает гневом,
И гордой головой
Она грозит престолу.
Ну кто бы мог поверить
В изгнание ее?
Пылают взором щеки,
Но бледность гонит краску;
И бледность и румянец
Сменяются мгновенно.
Туда, сюда несется.
Как, потерявши деток,
Тигрица в роще Ганга
Блуждает, разъярясь.
Ни гневом, ни любовью
Медея не владеет.
Теперь перемешались
Любовь и гнев. Что ж будет?
Когда поля пелазгов
Колхидянка покинет,
Освободив от страха
Семью царей и царство?
О, Феб, без промедления
Гони коней по небу.
Пусть ночь сойдет благая!
Вождь ночи, Геспер ясный,
Потопит страшный день.