Людские глаза не могут различить

28 декабря, утро

Роз

Розалинд Уолкер сидела в новой кофейне, а напротив нее за столиком был Харви. Для тех, кто с ними не знаком, это выглядело почти как свидание.

Как только эта мысль пришла Роз в голову, она нечаянно вылила содержимое маленького цветастого чайничка прямо себе в эклеры.

– Эй, Роз, что с тобой? – удивился Харви.

Он как на пружине подскочил с ситцевого кресла и склонился перед ней, промокая чай бумажными салфетками.

Роз мучительно поморщилась.

– Прости, прости…

– Ничего. Не обожглась?

– Нет.

Харви улыбнулся ей, как умел только он – нежно и рассеянно.

– Тогда все в порядке.

В чьих-нибудь других устах это, возможно, прозвучало бы как ложь, но надо знать Харви. Он всегда говорит серьезно.

Прибравшись на столе, Харви немного подумал и поменял тарелки местами: себе взял залитую чаем, а перед Роз поставил непострадавшие эклеры.

– Ну ты чего, Харви, – запротестовала она. – Не надо.

Харви покачал головой:

– Ребята-подростки способны съесть все что угодно, слышала? К тому же я люблю эклеры с кофейным вкусом. Наверняка следующим писком моды будут эклеры с ароматом чая. Теперь они мои. Даже не пытайся отобрать.

Роз сдавленно хихикнула:

– Спасибо.

Роз всегда придавала большое значение словам и их смыслу. Слово «хороший» было слишком расплывчатым. Иногда слово охватывает так много, что вообще перестает что-нибудь означать. Прихожане в церкви, куда ходила Роз, были, по большей части, людьми хорошими. А Харви был вдумчивым. Он не размышлял над тем, что такое добродетель или грех. Он просто думал о других и ставил их на первое место.

Харви неуверенно молчал.

– Как у тебя с глазами?

Роз пожала плечами. Ей было неловко списывать свою неуклюжесть на плохое зрение.

– Не очень.

Это была правда, но не вся. В последнее время у нее с глазами действительно становилось все хуже и хуже. Она поглядела на своего собеседника. Они сидели за столом у большой витрины в кофейне «Дочь епископа». За спиной у Харви, за стеклом, поблескивала свежим снегом главная улица, но Роз уже не различала ни кривые изгибы пожарных гидрантов, ни тонкое переплетение веток на деревьях. Она и лицо Харви-то еле видела, однако знала его так хорошо, что мысленно дорисовывала недостающие детали: острый нос, кривоватую, беспомощную линию губ, темные глаза, всегда немного впалые оттого, что он допоздна рисовал и слишком мало спал. Сейчас, она знала, в его теплом взгляде светится искренняя забота о ней.

Знала, но хотела увидеть сама. Однако магия отобрала у нее зрение, лишила возможности видеть тех, кто ей дорог.

– Прости, – еле слышно сказал Харви.

– Ты не виноват.

Виноваты были ведьмы, но Роз этого не произнесла. Доела эклер – нежный крем и густой шоколад оставили во рту горьковатый привкус. Возможно, эклеры уже не первой свежести. Светловолосая хозяйка магазина, миссис Ферх-Гег, напекла так много, что витрины были заполнены доверху. Наверное, до вечера они не раскупаются и портятся.

Она рассказала Харви, какую книгу сейчас читает. Он всегда об этом спрашивает.

– Мало кто знает, что «Ребенка Розмари» и «Степфордских жен» написал один и тот же человек.

Харви, кажется, нахмурился – но не от недовольства, а потому что сосредоточился.

– Если не ошибаюсь, одна книга – о ребенке от Сатаны, а вторая – о роботах?

– Формально – да, – ответила Роз. – Но на самом деле обе они – о патриархате.

– Да? Ума не приложу, как ребенок от Сатаны связан с патриархатом.

– Хочешь, объясню?

– Я тебе уже заранее верю, – кивнул Харви. – Но все равно расскажи. Постараюсь понять.

Роз помолчала, захлебываясь от горячей симпатии к нему. Потом, почувствовав себя предательницей, воскликнула:

– Сабрина!

– Где? – подскочил Харви.

– Нет, нет, – ответила Роз. – Ее здесь нет. Она сейчас наверняка в своей, гм, другой школе. Диковинное, должно быть, местечко, да?

– Наверное, да, – задумчиво согласился Харви. – И учатся там очень странные типы.

Роз нервно рассмеялась.

– Я вчера виделась с Сабриной. Чуть не попала под машину, но она меня спасла. Волшебством.

Она выставила это слово, как щит. Пусть Сабрина ведьма и пусть ведьмы навлекли на Роз жестокие страдания, но Сабрина никогда не сделает Роз ничего плохого. Сабрина – ее лучшая подруга, а значит, ее парень, пусть даже бывший, находится вне пределов досягаемости.

– С ней ничего не случилось? – встревожился Харви. – И с тобой тоже?

В его голосе слышался искренний ужас. Ей стало стыдно за то, что напугала лучшего друга, но ведь в первую очередь в этом страхе виновата магия.

Роз постаралась успокоить его:

– Со всеми все хорошо. Единственный ущерб – разбилось очень много стекла. Так что, думаю, нас ждет семь лет невезения. Но в этом городке мы даже не заметим. – Она прикусила губу. – Что ты чувствуешь… из-за Сабрины?

– Мне очень плохо, – еле слышно, словно превозмогая боль, ответил Харви.

Должно быть, он заметил, как изменилось ее лицо, потому что подался вперед и коснулся ее руки.

– Роз, ты чего? Все нормально. Мы же не все такие продвинутые романтики, как ты.

– Я? – рассмеялась она. – Ты о чем?

– Как это о чем? – поддразнил Харви. – В каждом летнем лагере – хоть учебном, хоть христианском – у тебя появляется парень. После возвращения он долго пишет тебе печальные открытки. Ты у нас настоящая сердцеедка.

– Да ну что ты, – пролепетала Роз.

У нее и вправду в лагерях несколько раз были парни. С одним из них прошлым летом она даже переспала; отец сошел бы с ума, если б узнал. Но, вернувшись домой, она быстро потеряла интерес к свиданиям.

Ей не хотелось встречаться ни с кем из гриндейлских ребят, пока не найдется парень, который понравится ей больше, чем Харви. А такие здесь не появлялись.

Она даже не задавалась вопросом, нравится ей Харви или нет. Не позволяла себе. Он всегда принадлежал ее лучшей подруге. И хотя «хороший» – слово очень расплывчатое, Роз всегда старалась быть хорошей девочкой и хорошей подругой.

Они, все четверо, выросли вместе и дружили очень давно, даже в том возрасте, когда девчонки не желают водиться с мальчишками, а мальчишки слышать ничего не хотят о девчонках. Потом однажды Кэти Мерфи спросила их компанию, кто кому нравится. Роз робко покосилась на Харви и увидела, что он уже смотрит на Сабрину.

Он всегда смотрел на Сабрину. Неизменно. Роз и не пыталась ничего изменить. Отчасти поэтому Харви ей и нравился – из-за этой неколебимой, самозабвенной любви.

Но теперь Харви и Сабрина расстались, и, хотя у него сердце было разбито, Роз не могла выкинуть из головы новые навязчивые мысли. Например: «Эй, Сабрина! Что скажешь, подружка, если я пообещаю не злиться на то, что слепну из-за магического проклятия? Хочешь, никогда не помяну магию ни единым плохим словом? А ты за это отдай мне своего парня».

– Харви, – вдруг сказала Роз. – Прости, что вспомнила Сабрину. Не надо было.

– Та авария, – медленно проговорил Харви. – Мне страшно за тебя. Хорошо, что она была там и спасла тебя. Я хочу только одного: чтобы с тобой, с Сабриной и Сьюзи ничего не случилось.

В ту ночь, когда в город явились призраки, у Роз умерла бабушка. Роз попросила Харви не приходить на похороны, ведь после смерти Томми прошло совсем мало времени. Но Харви, конечно, пришел, в том же костюме, в каком дважды хоронил брата, и преданно стоял рядом с ней. Сьюзи, Сабрина и Харви по очереди держали Роз за руку.

Роз все глаза выплакала по бабушке, но это, разумеется, не идет ни в какое сравнение с тем горем, какое чувствуешь, когда уходят молодые, когда уходит брат.

Она хотела было успокоить его, но Харви вдруг сказал:

– Понимаю, почему ты заговорила о Сабрине. Потому что тебе тоже это кажется неправильным. Верно? То, что ты здесь со мной.

Чайная ложка выпала из онемевших пальцев Роз. Она не видела, куда та улетела, и знать не желала.

А Харви поднял ложечку. Осторожно положил рядом с ее блюдцем. Помутневшими глазами Роз заметила, как блеснуло серебро. Потом он протянул руку к Роз.

Ей пришло в голову еще одно характерное описание для него: мягкосердечный. Харви был им в лучшем смысле этого слова. Она никогда не видела, чтобы он хоть пальцем кого-нибудь тронул. Бабушка говорила, что в этом жестоком мире опасно быть таким мягким.

Вот и теперь он легко коснулся ее, обвил пальцами ладонь.

– Ты вся как натянутая струна. За все это время на меня почти не взглянула. Я тебе расскажу, что происходит. Нам всем неловко оттого, что мы с Сабриной расстались. В случае разрыва друзья обычно остаются с кем-то одним, верно? Вы с Сабриной лучшие подруги, и поэтому тебе кажется, что ты не можешь одновременно дружить с нами обоими.

– Нет, Харви! – воскликнула она. – Дело не в этом!

– Тогда в чем же? – спросил Харви. – И не говори, что ничего не случилось. Я знаю тебя лучше, чем ты сама.

Больше всего ей хотелось протянуть руку к его лицу, провести пальцами по его чертам, расплывавшимся перед глазами, чтобы навеки запомнить, как он выглядит. Она внушала себе, что внезапная сила этой влюбленности объясняется тем, что она боится магии, тем, что проклятие отнимает у нее глаза. Никакая это на самом деле не любовь. Просто она тянется к тому, кто не причинит ей боли.

Роз ничего не ответила.

Голос Харви был по-прежнему тихим и нежным.

– Вот что я думаю. Я… я все понимаю. И не буду тебя больше тревожить. И ни в чем тебя не виню. Береги себя, Роз. Пожалуйста.

Харви встал, наклонился и осторожно поцеловал ее в щеку. Роз онемела.

Когда к ней вернулся дар речи, он уже вышел. Вслед ему тихонько звякнул колокольчик. Роз почти ничего не видела, но все же разглядела, как Харви поежился на холодном ветру.

Роз встала, но уходить, не заплатив, было бы социально безответственно. Она подбежала к миссис Ферх-Гег, попыталась вручить деньги, но хозяйка не взяла.

– За тебя уже заплатил твой парень, – весело сообщила она. – Такой красавчик!

– Он ей не парень, – послышался насмешливый голос. – Он встречается с этой девицей Спеллман!

Роз обернулась посмотреть, кто это сказал, но глаза, как это случалось все чаще, подвели. Разглядела лишь тень от высоченной прически миссис Ферх-Гег – та протянулась по рядам чашек и пирожных, длинная и зловещая.

Со всех сторон слышалось невнятное мрачное бормотание. Роз выскочила из кофейни на холодный свежий воздух, а в ушах звучала брошенная кем-то фраза:

– Говорят, все Спеллманы – ведьмы.