Глава 22

Подворье реставраторов

Далось мне это очень нелегко, но я пропустил целую неделю, прежде чем снова поехать на кладбище Монмартра и проверить, дошло ли мое письмо до своего таинственного адресата.

Был вечер. Приближаясь к могиле Элен, я сразу увидел там красную розу, одиноко выглядывавшую из зарослей плюща. У меня екнуло сердце. Это могло означать только одно – за прошедшее время кто-то побывал на могиле!

Взволнованно я нагнулся к тайнику и открыл его. Мое последнее письмо исчезло, не было там и распечатанного Катрин конверта.

Тайник был пуст, совершенно пуст.

Закрыв его, я посмотрел на головку ангела. Ангел улыбался, заулыбался и я.

Некоторое время я постоял в задумчивости, все еще не веря, что за прошедшие полгода я написал-таки тридцать два письма. Оставалось написать еще одно, и тогда данное Элен обещание будет выполнено до конца. Как ни странно, но я впервые пожелал, чтобы Элен выиграла пари.

Я медленно побрел по кладбищу мимо старых деревьев, надгробий и статуй, нагревшихся под жарким солнцем и таких знакомых мне, что я мог бы найти их даже во тьме.

Со стороны ворот послышались голоса. Мужчина и женщина в рабочих комбинезонах волокли к одной могиле что-то тяжелое из камня и там осторожно поставили. Мужчина выругался, женщина засмеялась. А когда она обернулась, оказалось, что это Софи.

С души у меня свалилась тысяча камней, и я ускорил шаги. Она вернулась! Наконец-то вернулась!

Я почувствовал такое облегчение, что не стал долго думать.

– Софи! Эй, Софи! – крикнул я.

Увидев меня, она залилась краской.

– А-а, писатель! – сказала она и сделала несколько нерешительных шагов в мою сторону.

– Где ж ты пропадала все это время? – спросил я, а мужчина в серой рабочей робе обернулся к нам и пристально на меня посмотрел.

Это был уже старичок с маленькими усиками и живыми карими глазами. И рукопожатие у него оказалось такое же крепкое, как у дочери.

– Папа, это Жюльен Азуле, – сказала вместо ответа Софи, и старик пожал мне руку так, что у меня чуть не подкосились колени. – Он – писатель.

На старика это как будто не произвело никакого впечатления.

– А это мой отец, Гюстав Клодель.

– Гюстав? Это имя я, кажется, уже слышал.

– Мы как раз привезли из мастерской статую, теперь она опять как новенькая. Голову, руки – все пришлось реставрировать.

Софи говорила без остановки. Щеки у нее раскраснелись, она то и дело бросала на меня какие-то странные взгляды.

Старик подбоченился и прогнулся в пояснице:

– Тяжеленная штуковина попалась. Надо было позвать на помощь Филиппа, как я говорил. Тебе не нужно поднимать такие тяжести, ma petite!

Я растерянно смотрел то на Софи, то на ее отца.

Ей нехорошо? Почему?

– Однако… Что случилось? – спросил я. – Где ты пропадала столько недель?

– Да ну… Подвернула ногу и вывихнула лодыжку, – смущенно призналась Софи.

– Да с дерева она упала, дурочка! – покачал головой Гюстав Клодель. – И что ей за радость лазить всюду, как обезьянка! На ограду, на деревья. Я уж ей столько раз говорил. Когда-нибудь свернет себе шею.

Софи посмотрела на меня, и на лице у нее появилось выражение, в котором сквозила неловкость. Разве не то же самое и я ей говорил? В тот день, когда Софи мне крикнула, сидя на стене ограды, что у меня дурное настроение, в ту ужасную среду, когда я не зашел за ней, как обещал, потому что, совершенно убитый, сидел в это время с Катрин на поребрике могилы. И ведь рядом же кто-то тогда чихнул! Неужели Софи слышала все, что было сказано? Как я бранился, мои разъяренные крики и мои слова, что она для меня просто случайная знакомая и к тому же я больше никогда не влюблюсь.

Я глядел на нее, не сводя глаз, и молча просил прощения.

Софи не шелохнулась. Она стояла в этой своей шапочке и тоже молчала.

Гюстав почесал в затылке. Он словно бы чуял нехорошие токи между нами. Должно быть, я показался ему очень странным молодым человеком. Писатель, одним словом! К писателям старый мастер наверняка и без того относился подозрительно. Он коротко кивнул мне, чтобы положить конец этому делу.

– Очень приятно было познакомиться, молодой человек! – сказал он, повернулся ко мне спиной и сделал несколько шагов в направлении могилы. – Пошли Софи, надо установить эту штуку!

– Нет, подождите! – произнес я тихо.

Софи остановилась и посмотрела на меня насмешливо:

– Неподходящий момент, писатель!

– Мне все равно. Я… я бы очень хотел сказать тебе что-то, Софи, но все никак не решаюсь.

– О! Опять это? Твоя тайна? – Она высоко вскинула брови.

– Нет. На этот раз речь о другом. О том, что имеет отношение к тебе и ко мне. К нам с тобой! – сказал я взволнованным шепотом, выразительно поглядев на нее.

Я прижал руку к груди.

Она закусила губу и взглянула на меня удивленно и задумчиво.

– Я бы тоже хотела тебе кое-что сказать, Жюльен, но у меня еще меньше решимости, – сказала она.

– Ты идешь, Софи?

– Сейчас иду, Chouchou! – крикнула она в ответ и посмотрела на меня, как бы извиняясь. – Мне надо идти, а то папа рассердится. Ты можешь прийти сюда снова во второй половине дня, Жюльен? Часа в четыре.

Я кивнул, и сердце у меня заколотилось так, что трудно стало дышать.

Софи посмотрела на меня, и в черноте ее глаз отразился мой мир.

– Вот тогда мы все скажем друг другу, – шепнула она мне, прежде чем повернуться и поспешить к отцу.

К Chouchou!

В оставшиеся часы я пытался, как мог, убить время. Я носился по Монмартру, как будто за мной кто-то гонится. Пошатавшись по улочкам, я в конце концов уселся в небольшом парке у подножия Сакре-Кёр. Каждые несколько минут перед моими глазами проплывал поднимающийся в гору фуникулер, маленький серебряный вагончик, который неутомимо доставлял пассажиров от подножия горы к белой базилике. Через некоторое время вокруг сделалось слишком шумно. Устав от царившего здесь веселого оживления, я спустился с другой стороны холма и, свернув возле музея Монмартра в боковую улочку, нашел там тихое кафе. Я заказал что-то попить, заставил себя съесть сэндвич и закурил. Глядя на безоблачное летнее небо, я мечтал, чтобы поскорее наступил вечер, как человек, мучающийся зубной болью, мечтает, чтобы поскорее прошла ночь и наступило утро. С той только разницей, что меня мучила не пульсирующая зубная боль, а взволнованное биение моего сердца, которое никак не хотело успокаиваться.

Софи вернулась. Она здесь. Она свободна. А Chouchou, оказывается, ее отец! Узнав это, я на радостях чуть не бросился обнимать старика. Учитывая обстоятельства, разве я был чересчур самонадеянным, решив, что Софи не только из человеколюбия относится ко мне так дружелюбно. Что она действительно испытывает ко мне какие-то чувства – ко мне, такому эгоцентричному, вечно унылому, не замечающему ничего вокруг Орфею? К человеку, который как зачарованный глядит на запертую дверь. К человеку, который сейчас готов бросить ей под ноги свое сердце, даже если она сидит на высочайшей стене и у ее ног лежит весь Париж?

Да, мы сейчас все скажем друг другу, думал я, со счастливой улыбкой на лице размешивая ложечкой эспрессо. Я думал так, когда, весь сияя от радостной надежды, спускался по улице, ведущей к кладбищу Монмартра. Я думал так, когда с бьющимся сердцем входил в ворота, ожидая в любую минуту услышать, как меня окликнет Софи.

Но на кладбище стояла безмолвная тишина. Солнце на небе совершало положенный ему круг. А Софи нигде не было.

Нервно выдернув из пачки сигарету, я закурил на ходу, шагая по аллеям. Было четыре часа, и мы договорились на это время. И где она только застряла? Испытывая тревогу, я присел на скамейку неподалеку от входа и смотрел, не покажется ли она.

Время шло – половина пятого, пять, а Софи все нет и нет. Наконец я вскочил и решил пойти на могилу Элен, чтобы ждать там. Вдруг Софи там?

Я огляделся вокруг. Все было тихо, ничего не изменилось. Ангел таинственно улыбался, среди ветвей каштана вспорхнула птичка. Но красной розы уже не было среди зеленого плюща, кто-то переложил ее на мраморную плиту.

Кто-то?

Я опустился на колени и открыл тайник.

И сразу увидел маленький белый конверт.

Удивившись, я вынул его. Он был такой легонький, что казался не тяжелее воздуха. Но когда я торопливо его вскрыл, из него выскользнула визитная карточка.

Софи КлодельЛа кур дез ресторатёрзПариж, улица Оршам, 13

Я покачнулся, и буквы поплыли у меня перед глазами. Софи здесь нет. Но в тайнике оказалась ее визитная карточка. И тут я наконец понял все: смущенный вид Софи, ее замешательство. Понял, почему она, еще больше, чем я, боялась открыться.

Каменное сердечко, музей Родена, где я посмотрел скульптуры Камиль Клодель, но так ничего и не понял, билеты на «Орфея», кинотеатр в районе Монмартра, где она подстроила нашу «случайную» встречу, стена влюбленных, к которой она привела меня с помощью плана города, чтобы сказать мне: «Я тебя люблю», диск с песней «Secret Heart» – все это была Софи.

Это она читала мои письма.

И она на них отвечала.

Я был взволнован, когда торопливо покидал кладбище. Маленькая улочка за площадью Эмиля Гудо была мне знакома, и сейчас я с сильно бьющимся сердцем поднимался по ней.

Отыскивая глазами нужный дом, я шагал по улице Оршам. Пока не увидел эмалированную табличку с голубыми краями, на которой каллиграфическими буквами было написано название: «La Cour des Restaurateurs» – подворье реставраторов.

Я открыл ворота и очутился внутри. Справа располагалась мастерская резчиков по дереву, слева – ателье скульпторов. Дверь была открыта, и я вошел.

Пахло пылью и краской, мой взгляд скользнул по этому зачарованному саду каменных изваяний, часть которых была накрыта белыми полотнищами, оглядел большой стол, где были разложены руки, головы, ноги из белого мрамора, посмотрел на искусные рельефы, возвышавшиеся до потолка, на большой верстак у стены напротив большого окна, на которой стройными рядами, словно оловянные солдатики, висели в ряд пилы, резцы и молотки.

– Ау? Есть тут кто-нибудь? – спросил я в пространство.

Что-то загремело, и, скрипнув, отворилась дверь следующей комнаты. На пороге показался Гюстав Клодель в рабочем халате. Он приветливо посмотрел на меня.

– Она наверху, в своей комнате, – сказал он, махнув на дом в глубине двора. – Она вас уже ждет.