35

Алла была права, Аспенского действительно брала за живое эта проверка. Он понимал ее суть. С приходом Адаевского его единовластие испарилось и, кажется, все шло к тому, чтобы поставить его под полный контроль. Возврата к прошлой жизни нет. Всегда его надежным тылом была Вероника, но она подвела. Предала с Хавиным. Тыл исчез. Все поменялось в семейной жизни и в бизнесе. Услуги Вероники стали не нужны. Однако сбить его с ног будет трудно. Константин по-прежнему оставался уверенным в себе. Был убежден, что никуда от него Вероника не денется. Он создал из нее послушную машину с известной репутацией и не верил, что Хавин остановит на ней свой выбор. Нет. Как все мужики, тот видит лишь красивую игрушку для постели. И не более.

От дочери тоже – ни слуху ни духу, Константин уже перестал думать о ней. Раз не бежит к отцу за помощью и не нуждается в муже, значит, не все так плохо у нее.

О Марине Печаевой тоже не думал. Расхлебать ее проблемы не удалось, впрочем, он и не старался, быстро понял безнадежность затеи.

Удивила и разозлила новость о том, что Истровская станет участником проекта. Женщины всегда для него были пустым местом. Он не сомневался, что от Аллы в крупном бизнесе будет один вред.

Аспенский был в кабинете. Наступил вечер, а проверке не видно конца. Двое представителей Хавина трудились без обеда. Возле них весь день крутились экономисты, бухгалтеры и юрист с документами для проверки.

Когда время перевалило за восемь часов вечера, Константин прошел в кабинет Адаевского. Но заговорил не о проверке, чтобы не показать беспокойство, а об Истровской:

– Где же эта дрянная бабенка, Алла? Пропала?

– Да нет. Звонила, – неопределенно ответил Анатолий, нескладно поднимаясь навстречу Аспенскому.

– Не одобряю ее участие.

– Но почему же?

– Не одобряю и все! – отрезал Константин.

Адаевский неопределенно пожал плечами. Прогнал кадык по горлу:

– Планы у Павла большие. Этот проект только часть его задумки. Скоро такое развернется – мало не покажется. И Алле придется крутиться, как волчку.

Аспенского такое объяснение не обрадовало. На душе заскребли кошки. Все складывалось как нельзя хуже для него. Он привык быть одиноким волком, а тут, похоже, одинокого волка загоняют под красные флажки. Выйти за пределы флажков, раскидать осатаневших псов и уйти, оставляя пятна крови позади себя, мог только матерый зверь. Стало быть, раз он уже почуял, что его погнали под флажки, он должен стать этим матерым волком.

На мгновение вспомнились Печаевы, как бы самому не оказаться в их положении. Требовалось предпринимать меры для собственной защиты. Он всегда чувствовал себя мощным и сильным, твердо стоящим на ногах, способным вершить судьбы других людей, но сейчас это чувство могло подвести. Настала пора осторожности.

Его мысли перебил Анатолий:

– Не мешало бы тебе помириться с Истровской. Работать вместе придется.

– Помириться? – переспросил Константин. Он знал, что на Аллу действовал, как красная тряпка на зверя. Но, возможно, сейчас это именно то, что ему нужно. Хорошо было бы расстроить договоренности Адаевского с Истровской. Это стало бы одной из мер собственной защиты. Выбросить на обочину Аллу и самому взять в руки организацию торговой сети, такой шаг укрепил бы его собственные позиции. Аспенский загнал в уголки губ короткую усмешку. – У нее семь пятниц на неделе. Особенно с нею хорошо мириться, когда она утром не с той ноги поднимется. Взбалмошная дура! Наплачется с нею Хавин, впрочем, и мы тоже. Она еще устроит не один фейерверк.

– Увидим, – отозвался Анатолий.

– То, что ты собираешься увидеть, я уже насмотрелся. Хотя твою идею о примирении с нею я отбрасывать не стану. Последнее время я только и делаю, что со всеми мирюсь. – Константин ухмыльнулся и вышел из кабинета. Теперь был повод сыграть с Истровской роль красной тряпки.

Войдя в свой кабинет, Аспенский позвонил Алле. Она не ответила. Пришлось перезвонить несколько раз, прежде чем прозвучал ее нервный выкрик:

– Ну чего тебе?

– Не ори, я не глухой! – рыкнул Константин. – Звоню по просьбе Адаевского. Он советует нам помириться. Хотя я не ругался с тобой. Может, ты со мной поругалась?

Алла сочла слова Аспенского за издевательство, а он едко продолжил:

– Теперь нам с тобой вместе работать. Каждый день видеться станем. Так приятно. Будешь у меня совета спрашивать. Буду давать. Люблю учить старых дур. Придется слушаться меня. А как же иначе? Это бизнес, а не игра в куколки. Теперь советую подписать контракт и мигом ко мне на стажировку. – Константин знал, как Алла в штыки принимает его советы. И надеялся, что сейчас произойдет то же самое. – Выпьем мировую, и вспомним молодость, кровать-то у меня широкая. Я помню, какие фортели ты умеешь в ней вытворять. Буду ждать.

Аллу взорвало. Вспышка ярости затмила все. Ее мысли с остервенением прошлись по Адаевскому. Какого черта тот сует нос не в свои дела, советует, кому с кем мириться! Чтобы она подчинилась Аспенскому – не бывать этому! Никогда! Но тогда как быть с контрактом? Ведь контракт – это отчасти потеря личной свободы, без которой она – не она. Истровская заскрипела зубами:

– Мечта идиота! Я скорее размозжу тебе череп!

– Не заговаривайся, дура! – властно отсек Аспенский. – А то разозлишь меня! Попридержи свой пыл, он тебе понадобится в постели со мной! Приезжай, договоримся.

В ответ раздался истеричный вопль, и Алла отключила телефон. Константин ухмыльнулся, играя желваками. Подумал, как все быстро меняется, совсем недавно он собирался затушить пожар вражды с Аллой, а теперь, наоборот, разжигал его. И это должно сослужить хорошую службу.

Проверка завершилась около двенадцати часов ночи. Аспенский надеялся, что Кирилл и Светлана ознакомят его со своими выводами, но те лишь коротко сообщили, что устали за день и что прямо сейчас, не заезжая к себе на дачу, поедут в Москву. Константина покоробило, что ему не стали докладывать о результатах ревизии, и он резко выразил свое недовольно. Адаевский попытался сгладить неловкую ситуацию, зная, что выводы будет делать сам Хавин, спросил:

– Надеюсь, все нормально?

Кирилл собрался что-то сказать, но Светлана опередила его неопределенным ответом:

– Надо проанализировать.

– Ну, ну, – кивнул Адаевский.

Проводив ревизоров, Адаевский и Аспенский поехали по домам. На полпути к дому Анатолия догнал возмущенный звонок Истровской:

– Какого черта ты не держишь слово? Мы же договорились о встрече. Я жду тебя в твоей столовой. Ты везешь контракт?

– Везу, везу, Алла, – отозвался Адаевский. – Я думал, ты не приедешь так поздно.

– Индюк думал, да в суп попал, – съязвила Истровская и отключила телефон.

Едва Анатолий с портфелем в руках появился на пороге, она взяла его в оборот. Выскочила в прихожую и возмущенно выплеснула:

– Ты случаем не в поповскую рясу обрядился?! Проповедовать начал примирение с врагами! Советуешь, чтобы я Аспенскому вторую щеку подставила? У тебя все нормально с головой, Анатолий? Вот ему! – зло выкинула вперед руку с фигой. – Видел? И тебе это же за твои идиотские советы! – выкрикнула. – Миролюбец нашелся!

Адаевский оторопел, вытаращил глаза:

– Успокойся, Алла. При чем тут поповская ряса? Я же тебе говорил, что работать придется вместе, поэтому прежние конфликты надо оставить в прошлом. Ты ведь умная женщина.

– Да уж далеко не дура! – огрызнулась Истровская. – Именно поэтому об Аспенском мне больше не напоминай! – Алла была возбуждена, ее глаза горели, тело вздрагивало. Анатолий видел, как она накалена, попытался разрядить обстановку, перевел разговор в иное русло:

– Пошли в кабинет. Там поговорим.

Людмила выглянула из кухни, хотела спросить, ставить ли на стол ужин, но качнула головой и промолчала.

Адаевский провел Истровскую в кабинет, достал из портфеля контракт и протянул Алле. Та бросила взгляд по стульям, ища место, куда присесть. Анатолий показал на свое рабочее кресло за столом:

– Сюда, Алла, здесь удобнее будет подписывать.

Истровская села, стала читать.

Анатолий оставил ее одну, прикрыл за собой дверь. Алла с трудом унимала раздражение, никак не могла вчитаться в текст договора. В голову лезли другие мысли. Глубоко вздохнула, прижалась к спинке кресла и повела глазами по вороху бумаг на столе. Неосознанно потянула к себе верхний чистый лист, перевернула, и глаза у нее расширились. Это было фото, отпечатанное на цветном принтере. Хавин с Юлией в больничной палате. Он в бинтах, но с улыбкой на лице. У Аллы от неожиданности перехватило дыхание. И тут же в ней закипела злость. Что, голубки, улыбаетесь и прижимаетесь друг к другу? Жаль, что не раздавила вас колесами. В запале чуть не разорвала снимок, но удержалась, свернула лист и сунула в сумочку. Настроение было окончательно испорчено. Алла отбросила от себя контракт.

Адаевский ничего не знал об этом снимке. Его днем распечатала Людмила и положила ему на стол. Анатолий был утомлен за день и теперь хотел только одного, получить от Аллы подписанный договор и лечь в постель. Выждав время, чтобы Истровская прочитала контракт, поговорил с женой в кухне и вернулся в кабинет. Сразу почувствовал изменение в настроении Аллы. Не удивился, зная ее импульсивность. Но насторожился, увидав отодвинутый контракт:

– Тебя что-то не устраивает? Он же выгоден для тебя. Скажи, что там не по тебе?

– Все не по мне! – вспыхнула Алла.

Адаевский нескладно подступил к столу:

– Я верно понимаю, что ты не собираешься в настоящий момент подписывать контракт? Прав был Аспенский: у тебя семь пятниц на неделе.

Истровская подпрыгнула в кресле:

– Опять Аспенский! – Глаза хищно сузились. – Давай авторучку!

Анатолий показал пальцем на письменный прибор. Она схватила ее, рывком придвинула контракт к себе и стремительно черканула подпись. Затем ладонью прижала листы к столешнице и глянула Адаевскому в глаза:

– Задушила бы его и тебя вместе с ним!

– А меня-то за что? – удивился Анатолий.

– За то, что ты – мужик. Все вы из одной колоды. Крапленые, как карты. – Она резко поднялась с места. – Все! Я пошла! – Шагнула к двери.

– Может, останешься до утра? Ночь же, – предложил Адаевский.

– У тебя жена под боком, мне от тебя ночью никакого проку, – усмехнулась Истровская.

Адаевский прогнал кадык по горлу:

– Ну, как знаешь, – и направился следом за Аллой. На душе у него было хорошо: договор был подписан.

Во дворе, перед домом, горели фонари. Истровская быстро пронеслась к воротам. На секунду задержалась у них, щелкнула щеколдой, не оглядываясь, хлопнула калиткой. За забором села в машину и через пару минут отъехала.

Адаевский закрыл калитку и вернулся в дом.

Надежды Аспенского на то, что его звонок Алле удержит ее от подписания контракта, не оправдались. Он был взбешен неудачей. Но не показал вида. Ощущение, что кольцо вокруг него сжимается, беспокоило. Пропадала уверенность в себе, прежде такого не было, как будто под ногами плыла земля. Все шло комом.

Он снова набрал номер телефона Истровской, и опять долго ждал, когда она возьмет трубку, цедя сквозь зубы:

– Не хочешь со мной говорить, дрянь, ничего, придется, никуда не денешься.

Наконец Алла раздраженно ответила:

– Я тебе говорила, чтобы ты больше не звонил мне!

– Не визжи, дура, как свинья, – оборвал он, зная, что эта фраза приведет Истровскую в ярость.

– Ты сам свинья! – взорвалась Алла.

Аспенский всегда умел ставить женщин на то место, которое сам отводил им. Но вот с Аллой получалось плохо. Она была неуправляема.

– Поздравляю тебя, – выдавил с хрипотцой, сдерживая злость. – Я знал, ты именно так сделаешь. Ну что, порадуемся вместе?

– Пошел к черту со своей радостью! – визгнула Алла.

– Стелешься перед Адаевским, – голос Константина был жестким. – Думаешь, поможет тебе захомутать Хавина. Дура, сунь голову под холодную воду! Работать придется со мной! – Аспенский хотел довести Аллу до истерики, до умопомрачения, распалить, чтобы она начала делать необдуманные шаги, чтобы вцепилась в горло Анатолию за то, что уговорил подписать контракт. И чтобы в результате Адаевский бежал от партнерства с Аллой, как от чумы.

Истровская чувствовала, что звонил Аспенский не только затем, чтобы вывести ее из себя, а потому не бросала трубку, и ждала, что он скажет еще. И услыхала:

– Вляпалась ты! Вижу, без моей помощи тебе не обойтись.

Алла представила желчное выражение на лице Константина и заскрипела зубами:

– От тебя принимать помощь все равно что запустить змеиное жало себе под кожу!

– Змеиный яд – это лекарство, если правильно дозировать! – резко отсек Аспенский. Ему приходилось ловчить за спиной Адаевского, и от этого его коробило. Было противно. Но еще противнее заниматься выкрутасами с Истровской. И он выдал напрямик: – Предлагаю сделку: я отдаю тебе Хавина, а ты отказываешься от контракта!

– Что-то я перестаю тебя понимать, – протянула Алла. – Ты что, против моего участия в проекте? А совсем недавно разводил другую бодягу. – Она недобро усмехнулась. – И что значит ты отдаешь? Ты – мелкая сошка в сравнении с ним. Собираешься прыгнуть выше головы? Не получится, Константин. Тебя уже Хавин взял за жабры и скоро сожрет. И я этому очень рада. – Она засмеялась. – Но сначала хотелось бы услышать, как ты собираешься исполнить обещание.

Аспенский нахмурил брови и высек, словно зубилом по металлу:

– Я уберу с твоей дороги Веронику.

Истровская часто задышала, решила, Аспенский крутит ей мозги, хочет обвести вокруг пальца. Ведь в этом клубке Веронику, похоже, подсидела Юлия. А о дочери Константин – ни слова. Хотя наверняка был в курсе, где она сейчас. Это возмутило Аллу. Она едва не сорвалась и не понесла Аспенского по кочкам. Но быстро сообразила, не стоит теперь раскрываться, что ей известно больше, чем он предполагает. Придет момент, когда она огорошит и воспользуется своим преимуществом.

Вообще-то у Истровской кое-что не связывалось в голове. Странная картина получалась. Валентин сообщил, что Хавин сделал предложение Юлии. Определенно Аспенский должен знать об этом, возможно, это часть его игры, чтобы стать тестем Павла. Стало быть, должен воз тащить в одном направлении с Хавиным. А получалось что-то не то. Павел предложил сотрудничество, а Константин намеревается его разрушить. Где же логика? Алла терялась. Червоточину искала в двоих сразу. Она заблуждалась и от этого все ставила с ног на голову. Желание уничтожить Константина и Павла только росло. Истровская вела свою игру:

– Почему ты думаешь, что я соглашусь и упущу хорошие деньги? – спросила, не желая уступать Аспенскому.

– Хорошие деньги пока лишь на бумаге, – усмехнулся Константин, – чтобы их живые пощупать, надо не один пуд соли съесть!

– И ты, конечно, уверен, что я не способна на это, – голос Аллы зазвенел.

Аспенский понял, что наступил на самолюбие Истровской, хотя он всегда думал, что у женщин, подобных ей, самолюбия просто быть не может. Есть животный инстинкт, и он преобладает над всеми чувствами:

– Это не кувыркание в постели, Алла, – отрубил Константин. – Здесь нужен другой талант.

– Пошел к черту, скотина! – зло выдала она. – Это мой ответ!

Аспенский замешкался, не ожидал отказа. Потянулась пауза, после которой он удивленно прохрипел:

– Ты отказываешься от Хавина? Сдаешь позиции? – Громко желчно ухмыльнулся. – Ты становишься старой клячей, Алла! – И он свирепо растянул губы, оскаливаясь. – Таких идиоток надо еще поискать. Таких дур – одна на весь город! Я кладу тебе в рот удачу, а ты выплевываешь! Ты – безмозглая! Пустое ведро! Не ценишь моих услуг!

Истровская часто яростно задышала в трубку. И разразилась короткой гневной дрожью в голосе:

– Плевала я на твои услуги! Я всего добиваюсь сама! – и отключила телефон.

Аспенского словно ушатом холодной воды окатило. Все получилось как никогда плохо.