20

Марина Печаева не находила себе места. Последние новости ударили как обухом по голове. Угнетало и то, что невестка изменила их сыну с Хавиным, и то, что они продали свою долю бизнеса именно Павлу. Причем по ее инициативе. Ко всему Марина вдруг стала ловить себя на мысли, что причина ее негодования была не только в боли за сына и в продаже бизнеса Хавину. Но еще душу бередила досада, что Павел не обратил на нее должного внимания. Не заметил страстного порыва, ущемил ее женское самолюбие. Возмущение разгоралось и подталкивало женщину к мести.

Марина ломала голову, какие палки в колеса можно вставить Хавину. Вернуть бы все на круги своя и снова продать хоть Аспенскому, хоть самому черту, только не Павлу.

Она окунула Аспенского мордой в грязь, но оказалась в этой грязи вместе с ним. Мысль о Константине стала навязчивой, несколько дней не давала покоя. Марина ворочалась по ночам, просыпалась, тупо смотрела в одну точку, поднималась и ходила по комнатам. Будила мужа:

– Обо всем я одна должна думать? Хватит дрыхнуть! – сердилась на него.

– А я чего? Я ничего, – спросонья бубнил в ответ Андрей.

Марина не была убеждена в том, что Константин способен найти выход из положения, но вдруг что-то посоветует. В конце концов, ей надоело вариться в собственном соку.

В это утро она проснулась с тяжелой головой. Подошла к зеркалу. Да, она несколько полновата, но не безобразна. Все было при ней. Округлые формы тела пропорциональны и аккуратно очерчены. Марина определенно нравилась себе. Не кривя душой, могла сказать, что она красивая. Хавин не мог не заметить этого. Или не захотел заметить? Но он не мог не знать, что Юлия – жена их сына. Конечно, знал, думала Марина. Подлец, подлец. Кто бы мог подумать.

Вспомнила, как пыталась понравиться Хавину, и неприятно передернулась, отвратительный холодок пробежал между лопатками. Смотрела на себя в зеркало и думала, пожалеет Павел, что ей приходилось унижаться.

– Подлец, – произнесла вслух и накинула на плечи халат.

Собиралась долго и тщательно. Скрупулезно подбирала помаду, платье и туфли. Решила, что в голубых тонах будет неотразима. Хотела подчеркнуть свою красоту. Хотя понимала, что с Аспенским не стоило разыгрывать спектакль. Они оба хорошо знали друг друга.

Собравшись, позвонила ему:

– Константин, надо переговорить.

– Поздно надумала разговаривать, – с металлическим оттенком в голосе ухмыльнулся тот в трубку.

– Где встретимся?

– Почему ты думаешь, что я собираюсь с тобой встречаться?

– Потому что и тебя и меня загнали в угол, и порознь мы оба не можем найти выхода! – с вызовом произнесла Марина.

– Меня никто не может загнать в угол! – жестко отрезал Аспенский, злясь на то, что Марина была права.

– Называй место! – настойчиво потребовала женщина.

Ее напористость покоробила Аспенского, он никогда не позволял, чтобы им командовали женщины, но Константин хорошо знал Марину, а потому стерпел:

– Ладно, черт с тобой, приезжай в офис!

– Черт всегда с тобой! – вернула она ему. – А я женщина, женщинам ближе ведьмы.

– Разница невелика. Ведьма – это черт в юбке! – отозвался Аспенский.

– В офис не поеду, – сказала Марина твердо. – Давай на нейтральной территории.

– Тогда – на выезде из города.

Марина вызвала такси и вышла из дому.

Через двадцать минут за городом она из такси пересела в машину Константина. Аспенский сам был за рулем. Не приветствуя Марину, сразу спросил:

– Говори, что хотела?

– Сначала я хочу узнать твое мнение о разрыве между нашими детьми.

У Аспенского на губах появилась короткая насмешка:

– Ты собралась устраивать мне экзамен?

– Не уходи от ответа и не надувай щеки. Не строй из себя великого человека. – Марина ущемляла самолюбие Аспенского, не сомневаясь, что глубоко в душе он именно так о себе думал.

Константин поморщился:

– Никакого мнения. Это их дело. Они уже выросли из пинеток. Пусть живут, как хотят.

Женщина удивилась, уж если Константин так отвечает, стало быть, что-то расстроилось в его семействе. Поинтересовалась:

– Вероника думает так же?

– Я не спрашивал у нее! – таким ответом Константин просто закрывал тему.

Марина сделала паузу и перевела разговор:

– Дело в том, Константин, что мой Лопух совершил большую глупость.

Аспенский понял, что она имела в виду, поморщился и брезгливо скривил губы:

– Он у тебя весь состоит из глупостей.

Она нахмурилась и продолжила:

– Не желая того, сейчас он всех посадил в калошу.

Аспенский, ухмыльнувшись, глянул Марине в глаза:

– Только мне не рассказывай этих басен. Я знаю, что твой Лопух не примет ни одного решения без тебя. И если вы очутились в калоше, то на этот раз лопухом оказалась ты сама.

Марина сжала скулы, признаваться в собственном просчете и оправдываться перед Аспенским не собиралась. Поворачивала дело так, будто пыталась исправить чужую ошибку. Ибо тогда могла вести диалог на равных:

– Ошибаешься, Константин. – Выдержала его властный взгляд. – На этот раз – увы. Так случилось.

– Предположим, я тебе поверю. – На его лице мелькнула короткая насмешка. – И что дальше? В какую калошу ты села? С чего вдруг начала гомозиться?

Марина, словно не заметила иронии, проговорила:

– Есть причина, Константин, есть. Я хочу все исправить.

Плотная фигура Аспенского прочно вдавилась в сиденье, неподвижно застыла в одной позе. Марина тоже замерла, ожидая его слов. Константин разлепил сжатые губы:

– Исправляй. Только вижу, без меня обойтись не можешь.

Марина кивнула:

– Да. – Она знала, что он всегда шел напролом. Возможно, и здесь его тактика могла помочь.

Аспенский поморщился:

– Странно, – сказал с недоверием. – Странно слышать это от тебя. Ты ведь меня терпеть не можешь. На дух не переносишь.

– Не преувеличивай, – качнула головой женщина. – Не в тебе дело! Просто всех вас, мужиков, выносить невозможно. Ты не лучше остальных.

Аспенский захрипел:

– Тогда какого черта ты приперлась ко мне? Сначала наверняка радовалась, что ущемили меня? Забыла, что сломать меня непросто.

– Оставь, – с досадой отозвалась Марина, – не придирайся. Мы теперь в одной лодке. Надо вместе выплывать.

Аспенский отвернулся, глянул в боковое зеркало, включил поворотник и тронул машину с места. Деревья вдоль дороги замелькали. Скоро он свернул с главной дороги, и Марина догадалась, что Аспенский направлялся к своему загородному дому. Всю дорогу не разговаривал. Его привела в замешательство ее просьба. Константин не понимал причины.

Марина тоже молчала. Сейчас, чтобы добиться своей цели, она готова была на все. Аспенский был неприятен ей, но теперь он ей необходим, и это было главным.

Въехав во двор, Аспенский закрыл ворота. Высадил Марину, достал из кармана ключи от дома, протянул ей:

– Открой и иди в душ.

– А без постели обойтись нельзя? – спросила женщина, хотя еще в дороге поняла, зачем Константин повез ее сюда.

– Нельзя! – властно отсек он. – Ты на меня только в постели положительно действуешь. И не ломайся, не первый раз.

Ей не понравилась его грубость:

– Я не хочу, – сказала она.

– А куда ты денешься? – усмехнулся Константин, – Ведь я тебе нужен.

Марина недовольно поежилась, зажала себя, резко выхватила у него ключи и пошла к дому. Константин посмотрел ей в спину, ее округлые формы возбуждали его. В доме прошла в ванную комнату, разделась, стала под душ. Константин вошел следом, раздеваясь на ходу. Она с неприязненной дрожью окинула его плотную фигуру с покатыми плечами и мощными бедрами:

– А подождать не мог, когда я помоюсь?

– Зачем ждать, если можно этого не делать? – Прижал к себе Марину и отключил воду.

Она не сопротивлялась, и Константину нравилось это. Он пыхтел и хрюкал. Женщина не испытывала удовольствия с ним. Все было противно. Но терпеливо выносила это, помня, что он нужен ей. Наконец Аспенский шумно выдохнул, заурчал удовлетворенно и отстранился от женщины. Она снова включила воду, смывая с себя его следы. С удовольствием подставила тело, руки, ноги, лицо под прохладные струи. Ей хотелось вымыть себя изнутри.

Константин смотрел на ее тело, и в нем нарастала новая волна желания. Однако любопытство взяло верх, и он проговорил:

– Так почему же ты заегозила? Что не так сделала? Продешевила, что ли? Но после драки кулаками не машут. О чем думала до сделки? Как бы посильнее насолить мне? Хотела переиграть меня. Дура. За что так не любишь? Решила, что без меня сможешь обойтись. Но, как видишь, не плюй в колодец, из которого пьешь.

Марина терпеливо слушала тираду Аспенского. Наконец он умолк, обхватил ее, крепко поцеловал в губы, потянул за руку из душевой кабины:

– Хватит, пошли в спальню!

Она вырвала руку:

– Ты поможешь мне, Константин?

– Это в моих интересах, – прорычал он и грубо сжал руками ее тело.

Марина, услыхав нужный ответ, подчинилась его напору.

Кровать скрипела и стонала. Казалось, вот-вот затрещит и развалится. Аспенский взмок от стараний. А женщина лежала и думала, скорее бы все закончилось. И вот он, шумно пыхтя, отвалился. Отдышался. Сказал:

– Значит, причина в деньгах.

– Нет, – ответила она. – Я и с малыми деньгами жить умею. – Лежа на спине, она глядела в потолок.

– Пришлю к тебе адвоката, – предложил Константин, ладонью поглаживая бедро и низ живота Марины, – хорошо бы найти зацепку для признания договора ничтожным.

– Это я без твоего совета сделаю. Только все пустое, договор без сучка и без задоринки. Ты со своей стороны поломай серьезно голову, придумай что-нибудь покруче. Например, выбей стул из-под Анатолия! – попросила Марина.

– А возвращать деньги не жалко? – поинтересовался Аспенский. – Получаешь чужие, а возвращать приходится свои.

– Деньги существуют, чтобы переходить из рук в руки, – ответила женщина, испытывая неудовольствие от поглаживания ее тела Аспенским.

– Женщины – тоже, – заявил Константин и убрал свою ладонь с ее живота. – Все продаются. И ты – также.

Марина проглотила упрек. Аспенский был прав: она лежала с ним в постели, это был торг.

– Конечно, – отозвалась женщина, – только стою недешево.

Кровать под ними была широкая и со своей историей, как и весь этот дом. Ибо историю имеют не только люди, но и вещи, с которыми люди соприкасаются. Марина вдруг подумала, интересно было бы узнать историю кровати. Наверно, много порассказала бы она. Раскрыла бы имена разных женщин. И ее имя не ново для кровати. Она уже бывала тут. С прошлого раза помнила, что матрац старчески хрипел и недовольно давил ей в бока выпирающими пружинами.

А все-таки хорошо, что вещи не умеют разговаривать. Пусть и эта кровать помалкивает. Пускай не сплетничает и не сравнивает ее с другими бабами.

Марина повернула голову набок, пробежала глазами по стенам, отвлекая себя от раздражающих ее мыслей.

– Цена – понятие растяжимое, – ухмыльнулся Аспенский. – Одному – недешево, другому – пустяк. А по сути, ты ничем не отличаешься от моей жены и от Истровской.

У Марины внутри все перевернулось. Ну уж нет. Нашел, с кем сравнивать. Возмутилась:

– Ты не подумал, что сказал, Константин. Глупость. Мы совершенно разные. Твоя жена – это твой бизнес. А Истровская – это сгусток увлечений мужчинами. Я же отдаю предпочтение людям с умом.

Аспенский скривился, грубо оборвал:

– Не ври! Я вас всех насквозь вижу. Про всякий ум забываете, когда прыгаете в постель к мужику. – Он больно ущипнул ее жесткими, как будто железными пальцами, заставив вскрикнуть. – Печаев у тебя такой умный, дальше некуда. Меня теперь просишь разгрести ваши умные дела!

Марина смолчала, хотя в другом положении схватилась бы с Аспенским не на жизнь, а на смерть. И он знал это. И знал, что сейчас она проглотит любую его выходку. Поэтому с удовольствием издевался над нею. И с удовольствием наслаждался ее телом, снова и снова подминая его под себя.

Просьба Марины о помощи навскидку показалась ему невыполнимой. Паровоз ушел. Впрочем, чем черт не шутит, а вдруг, если покопаться глубже. Потому не стал отказывать, тем более появился повод затащить Марину в постель. И он не упустил случай, воспользовался им.

День пролетел. За окнами опустился вечер. Аспенский вконец измотал женщину, изрядно ей осточертев. А его неожиданные щипки повторялись так часто, что она уже видела синяки на теле.

В конце вечера Константин угомонился, долго лежал молча, а потом спросил:

– Что ты можешь предложить мне в случае, если удастся отыграть назад?

Марина поднялась с постели и подошла к окну. Постояла. Обернулась:

– Чего бы ты сам хотел?

Аспенский сел, опустил ноги на пол:

– Всю долю твоего мужа взамен ежемесячного процента вам для безбедного существования.

Условия были неприемлемыми, и Марина покачала головой:

– Тогда зачем нам возвращать все в прежнее русло? Сегодня мы имеем реальные деньги, а процент может быть, а может не быть. Подумай лучше, Константин. Вспомни, что сейчас ты потерял самостоятельность. Ты пока еще есть, но нет гарантий, что останешься и дальше, – помолчала, чувствуя, что бьет Аспенскому по самому больному месту. – У Хавина большие деньги. В любое время он просто выбросит тебя из этого бизнеса и все. И пойдешь подметать улицу. Однако есть другой вариант. Ты выкупаешь долю, но с рассрочкой платежа на несколько лет. Не давись от жадности. Включай мозги.

Константина раздражали ее слова, и будь на ее месте Вероника, он давно бы заткнул ей рот. Но Марина не Вероника. Она словно читала его мысли. Это не женщина, это сатана с добродушным лицом, думал он и злился на нее.

– Ладно, – сухо рыкнул наконец. – Я подумаю.