25

В тот момент, когда Зибиров уводил Истровскую в номер, Кристина вырвалась из рук седовласого мужчины и стала поправлять волосы и одежду.

Марина почти незаметно улыбнулась, подумав, что девушке не повезло, она, наверно, совсем не знала Истровскую, напору которой сложно противостоять. Немногим это удавалось, и немногие побеждали в противоборстве с нею. Хотя и такое случалось. Печаева развернулась с намерением вернуться в номер, как вдруг за спиной услыхала голос Кристины:

– А я вас знаю.

Марина не приняла на свой счет эти слова, потому твердо шагнула в сторону своего номера. В коридор из других номеров все еще выглядывали постояльцы и с любопытством рассматривали Кристину, как бы желая продолжения зрелища. Седовласый мужчина ворчал, что девушка оттоптала ему все ноги.

Та отмахнулась от него и громче произнесла в спину уходящей Марине:

– Ваше имя Марина.

Печаева задержалась у двери, обернулась, еще раз внимательно посмотрела на Кристину. Нет, она не знала эту девушку.

– Я была знакома с вашим сыном, – сказала девушка, предупреждая вопросы Марины.

Печаева вздохнула, сделала паузу и пригласила Кристину к себе в номер. Упоминание о сыне словно бы обязывало ее проявить такую вежливость.

Постояльцы гостиницы, которые еще не скрылись за дверями своих номеров, перевели любопытные взгляды на Марину.

Странно устроен человек, им постоянно движет любопытство, ему всегда хочется заглянуть в чужую жизнь, подсмотреть в щелку, в замочную скважину, подслушать чужой разговор. Поэтому он изобрел такие действа, как театр и кино. Там не надо прятаться и подсматривать, там он открыто смотрит на тайны чужого бытия, обсуждает, сопереживает, осуждает либо хвалит, не боясь, что его застукают и оттаскают за волосы либо прищемят ему нос. Все пристойно.

Ведь главное в жизни многих людей создать иллюзию пристойности. А учитывая, что у многих людей сама жизнь это иллюзия бытия, потому они не могут жить без оглядки на соседей, на знакомых, на друзей. Внутренний страх того, что скажут, о чем подумают, что узнают люди об их образе существования, приводит их в состояние трепета, и они цепляются за внешние приличия, как за спасительную соломинку.

Конечно ни Марина, ни Кристина не относились к такому роду людей, они жили так, как у них получалось, а не так, как хотели представить свою жизнь соседям и знакомым. Но нынешнее положение, в котором оказалась Кристина после смерти Нарина, заставляло ее теперь жить с оглядкой и быть более осторожной.

Она провела глазами по лицам любопытных, они сконфуженно стали убираться за двери, и прошла вслед за Мариной в ее номер.

– Не жалейте, вы молодая и красивая, найдете еще себе партию, – сказала Марина, имея в виду проигранную схватку и как бы обнадеживая и подбадривая девушку. – Она опытная соперница, – заметила об Истровской. – Может быть, молодой человек достоин того, чтобы из-за него происходили споры между женщинами, – сказала о Зибирове, – но, мне кажется, вы с вашей внешностью вполне способны сами заставлять мужчин устраивать споры из-за вас.

– Не всегда и не всем везет в жизни так, как хотелось бы, – ответила Кристина, и Марина уловила в интонациях ее голоса какое-то тоскливое раздражение, а может быть, даже озлобленность на несостоятельность собственной жизни.

– Да, бывает и так, – задумчиво согласилась женщина. Она неспешно прошла по ковровой дорожке номера к окну. – Пожалуй, не всегда и не все зависит от самого человека, а впрочем, как знать. Жизнь так устроена, что жалеть ни о чем не стоит. Зачем жалеть о прошлом, когда оно уже прошло? Изменить его не изменишь, – Марина говорила слова, которыми намеревалась успокоить Кристину, но этими же словами она успокаивала себя, может быть, она и хотела бы изменить свое прошлое, безжалостно выбросить из него горькие страницы, но это было невозможно сделать, и жить следовало настоящим.

Кристина тоже подошла к окну с другой стороны. Выглянула на улицу и отступила за штору. Настоящее пугало ее, она желала убежать от него, но предстать перед Мариной испуганной и неудачливой не собиралась, женские амбиции не позволяли. Через силу выдавила улыбку:

– Я равнодушна к этому молодому человеку, – сказала совершенно искренне. – Спор был не из-за него. Да это и не был спор, просто нашла коса на камень. – Кристина сжала губы, рукой откинула черные волосы на плечи, помолчала, проговорила: – Вы правы, споры должны происходить из-за женщин. И я не была обделена этим. – Глаза Кристины засветились. – Совсем недавно я любила одного человека и сейчас помню его, надеюсь, он тоже помнит обо мне. Все это началось неожиданно и продолжалось недолго, зато сверкало, как молния, пока не грянул гром. Все в одночасье разрушилось.

– И теперь вы забились в эту гостиницу, чтобы спрятаться от самой себя? – догадалась Марина. – Но от себя не спрячешься, поверьте мне, я это хорошо знаю.

– Если бы от себя, – грустно вздохнула Кристина и почувствовала, как больно заныло ее сердце, и ужас воспоминания о смерти Нарина пробежал по коже холодной дрожью. – От себя мне было бы гораздо легче убежать, несмотря ни на что.

– Истровская к вашей истории имеет какое-то отношение? – поинтересовалась Марина и внимательно вгляделась в лицо Кристины.

Девушка вскинула брови, не сразу осмыслив вопрос, с тревогой из-за шторы снова выглянула в окно, затем шевельнула острым носиком:

– Нет, конечно. Как же хочется все забыть. Но не получается.

– Вас обманул любимый человек? – спросила Марина, думая, что причина именно в этом, и заметив, как девушка тревожно то и дело выглядывала в окно.

Кристина отрицательно невесело покрутила головой. Она проникалась доверием к Марине, ее добродушное лицо располагало, девушке показалось, что она могла бы рассказать той обо всем, что с нею произошло. Ведь надо же перед кем-то излить душу, столько накопилось в ней всякого. Замкнувшись в себе, боясь всяческих шорохов вокруг себя, она с каждым днем все больше ощущала желание выговориться, облегчить себя, чтобы почувствовать жажду жизни.

Расположение к Марине было естественным и ненавязчивым. А досада на себя за то, что сунулась в номер Зибирова, начинала медленно пропадать. Ведь она хотела помочь ему избавиться от Истровской, видела, как появление Аллы шокировало и расстроило его. Глупая, не надо было этого делать. Столько раз толмачила себе, чтобы никогда не делала добра, о котором тебя не просят. Ну, да ладно, что уж теперь. Присутствие Марины, ее сдержанность и участливость добавляли покоя.

В то же время страх продолжал присутствовать, и осторожность настораживала, давила на желание раскрыться перед Печаевой. Как бы потом не пришлось раскаяться. Ведь Марину она совсем не знала. В конце концов, чем эта женщина может помочь ее беде? Вдруг все станет хуже? Появится полиция. И так разоткровенничалась, наговорила лишнего. Надо остановиться, быть умнее.

Марина уловила страх в ее глазах, сказала:

– И все же, несмотря ни на что, вы должна чувствовать себя счастливой, раз любимый человек не был причиной неудач.

Легко сказать быть счастливой, подавила вздох Кристина. Как можно чувствовать себя счастливой после убийства человека? Хорошо быть благополучной и рассуждать. А вот как быть счастливой, когда в горле ком стоит? Впрочем, может, благополучие Марины напускное? Вряд ли можно стать счастливой, похоронив единственного сына. Всегда представляется, что в чужом болоте чужие лягушки громче квакают. Не стоит по внешнему виду судить о человеке.

Марина поймала ее изучающий взгляд на себе, спросила:

– Я сильно изменилась с тех пор, когда вы меня увидели первый раз? Что заставило вас сегодня окликнуть меня? – тоже посмотрела в окно.

В небе плавали легкие облака. Внизу у гостиницы остановился туристический автобус. Из него высыпали люди и змейкой потянулись к дверям.

Девушка в ответ пожала плечами.

– Вы изменились, – сказала, не уточняя, ибо сравнивать было нетактично, потому что первый раз она увидала Марину на похоронах сына. Тогда женщина была убита горем и выглядела значительно хуже, чем теперь, хоть и была моложе.

– Вам сейчас плохо, – заметила Марина. – Одиноко. Вам хочется выговориться, но вы не решаетесь. Вы мечитесь. Мне знакомо такое состояние. – Подошла ближе к девушке. – Я не знаю, как бы я себя вела на вашем месте, но, вероятно, точно так же.

– Я хорошо знала вашего сына, – вдруг тихо произнесла Кристина.

Марина замерла. Глубоко засевшую боль из прошлого обдала холодом. В душе внезапно произошел надрыв, глаза женщины затуманились и наполнились влагой. Она отвернулась, часто заморгала, смахивая слезу.

Кристине сделалось стыдно за то, что ее слова вызвали эти слезы. Сердце защемило жалостью к Марине:

– Мне действительно плохо, – сказала после того, как женщина вновь повернула к ней лицо. – У меня все идет не так, как должно идти. – На минуту умолкла, ни решаясь продолжать, но вновь заговорила, когда на ее руку легла рука Марины, от которой шло тепло. – Не так давно я встретила в Москве человека. Рядом с ним мне было очень хорошо. За всю свою жизнь я не переживала подобных чувств. Наверно, это была любовь. Я испытывала волнение, когда ждала его, и трепет, когда он прикасался ко мне. Но в одну из встреч мы зашли в ресторан, там на меня положил глаз его знакомый, который на следующее утро ворвался в мой гостиничный номер с тем, чтобы изнасиловать меня. Я защищалась. Это было ужасно. Я ударила его графином по голове и… – Кристина подавилась словами, не могла произносить, дыхание перехлестнуло, она застонала.

Пальцы Марины сжали руку девушки.

– И теперь мне плохо, – наконец снова нерадостно заговорила Кристина. – Мне очень плохо. Я не знаю, кто мне может помочь. – Девушка никогда в своей жизни никому не жаловалась, она всегда считала, что проявление слабости унижает ее, но сейчас такого чувства в ней не было, напротив, как будто освобождалась от тяжелого груза.

– А что же ваш любимый человек? – негромко справилась Марина.

– Я убежала, – горестно прошептала Кристина. – Я больше не видела его.

– Но с ним наверняка вам было бы легче, – участливо заметила Марина, понимая всю душевную тяжесть, которую носила в себе девушка.

– Не знаю! – обеспокоенно воскликнула та. – А если бы Павел не поверил мне? Как бы я после всего могла смотреть ему в глаза?

– Павел? – переспросила Печаева, и что-то дрогнуло у нее в душе, женское чутье встревожило, впрочем, мало ли в Москве мужчин с таким именем.

– Да, его зовут Павлом, – кивнула девушка, волнуясь. – Он богат и хорош собой. Моя проблема стала бы ему обузой, вряд ли он захотел бы и дальше иметь со мной связь. Я была бы пятном на его репутации. Никому я такая не нужна!

– Это только ваши фантазии, – задумчиво с грустью произнесла Марина. – Никто не знает, что с ним будет завтра. – У нее мучительно заныло сердце, ведь она тоже не знала, что с нею будет завтра, а мысль о том, что они думали и говорили об одном и том же человеке, начинала разрывать ее душу невыносимой тоской.

– Да вы не думайте, я не пропаду. Просто, когда все очень плохо, тогда начинает казаться, что уже приближается конец света. Но ведь до конца света еще очень далеко, правда? – спросила Кристина.

Может быть, все может быть, подумала Марина, но когда начинает стонать душа, тогда понимаешь, что у каждого свой конец света и каждый по-своему воспринимает его. На некоторое время они обе затихли. Между ними установилось хрупкое согласие. Главное было сказано, а то, что недоговорено, возможно, и не нужно было договаривать, чтобы не разрушить иллюзию схожих душ.

Потом Кристина распрощалась и ушла в свой номер, а Марина оторвалась от окна и, сбросив босоножки, долго ходила по мягкой дорожке от окна к двери и обратно, чувствуя, как ворс гладил ее ступни. Ее мысли о Павле Кристины и Павле Хавине переплетались, запутывались и приносили неуверенность. Женщина пыталась заставить себя думать, что это обыкновенное совпадение имен, но заставить было непросто. Все это приводило в замешательство.

Прошли дни. Как обычно, не ускоряя и не замедляя своего движения. Но Марине чудилось, что они ползли со скоростью гусеницы. После побоев Аспенского она умышленно растягивала проверку, надеясь, что с каждым проходящим днем синяки на теле будут уменьшаться. Время лечит. Между тем она хорошо знала, что невозможно достичь желаемого за неделю, если для этого требовался месяц.

Вдобавок Павел Хавин начинал поторапливать. Дальше придумывать какие-то отговорки Марине становилось все сложнее, ибо даже сотрудницы не понимали, что еще удерживало их здесь, когда все трижды перепроверено. И тогда Марина попросила Павла, чтобы тот прислал за ними автомашину.