Глава шестая. Неминуемость Неизбежного

Первое, что они увидели, открыв глаза после долгого беспорядочного падения и барахтания в грязной жиже, это чистый солнечный свет. Он лился сквозь узкий оконный проем, облизывая лучами их лица.

Малкин поднял голову, привстал на локоть. Все лежали на полу на больших цветных циновках с обтрепанными краями, под головами – тугие травяные комья. Одежда сухая и чистая, будто не побывали недавно в бурном грязном потоке. Друзья ворочались, вопросительно озирались.

Окон было два, по одному в противоположных стенах. Дверь пошарпанная, с облезлой деревянной ручкой. Стены из камня – голые. В углу – грубо сколоченный стол, по сторонам – две топорные скамьи. На столе – глиняная кринка, до краев наполненная молоком, рядом – три деревянных ковша и хлеб. Потянуло запахом пищи, пробуждая аппетит.

Малкин подхватился на ноги и ступил к столу. Но как только приблизился, тут же на скамье с другой стороны неожиданно возникли трое деби. Один – в простой холщевой рубахе с распахнутым воротом и закатанными рукавами. Седые редкие, но длинные волосы по лбу перевязаны красной повязкой. Лицо в старых морщинах, квадратный лоб, широко расставленные глаза, широкие челюсти, впалые щеки. На втором – серая накидка. Он был моложе, черные волосы с проседью, смотрел из-под бровей, глаза холодные. Лицом напоминал первого. А третьим был Бат Боил в своей неизменной накидке с жабо: густые черные волосы и колющий взор.

Во всех трех лицах было нечто общее, что дало повод Мал-кину заподозрить, что первые двое – это старшие братья Бата Боила. Впрочем, если бы он встретил их отдельно друг от друга, то вряд ли бы подумал так же.

Не обращая внимания на Малкина с друзьями, Бат Боил неторопливо разлил молоко из кринки по ковшам и придвинул к своим спутникам. Затем также неспешно трое с удовольствием отпили по глотку, отломили хлеб, принялись жевать, запивая молоком.

Люди удивленно таращились на них. Раппопет и Лугатик сидели на циновке. Сашка, подхватившаяся следом за Ванькой, стояла во весь рост. Катюха и Карюха приподнялись на колени.

– Это еще что за явление? – вырвалось у Карюхи. – Нашу жрачку без спроса трескают. – Она хмыкнула, порывисто выпрямила спину. – Ты живой, Бат Боил? Как ты тут очутился? Мы только недавно, – она хотела сказать «видели тебя в пещерах», но вовремя спохватилась, осознав, что сама только что была в подземелье и вот разом оказалась тут. И объяснить не в состоянии, как это произошло. А потому глупо ожидать, что Бат Боил что-то объяснит. – Ну и ну, – уже больше не удивлялась, смотря, как деби продолжают невозмутимо жевать. Привстала на корточки. – Эй, ты чего молчишь, Бат Боил? Под глухонемого косишь? – Усмехнулась и вскочила с корточек. – Да он же, наверное, нас не видит, – проговорила друзьям и рукой провела по голове, чтобы удостовериться, что материя круга Эйхро на месте, но на голове ничего не было. – Должен видеть, материи нет.

Бат Боил не отвечал, его взгляд блуждал по лицам людей, широкие челюсти работали не переставая. Лугатик вытер о циновку вспотевшие ладони. Раппопет недовольно что-то проурчал себе под нос. Малкин хранил молчание, ждал, когда Бат Боил заговорит сам. Парень не понимал происходящего и посматривал на окно, хотел глянуть, что за ним, чтобы хоть как-то прояснить для себя обстановку.

Поведение терра начинало раздражать, Бат Боил словно испытывал терпение людей. Но Малкин гасил неудовольствие, всматриваясь в лица его спутников. Однако Раппопет явно не собирался долго выдерживать, хмурился, играл желваками, сопел. Потом перевалился на бок, подхватился на ноги, уперся взглядом в терра:

– Слышь, деби, долго будешь дуть молчанку? Или язык с хлебом проглотил? Не лупай глазами, к тебе обращаюсь!

Сашка поправила футболку, со спины приблизилась к Ваньке, тронула за плечо. Парень почувствовал тепло ее пальцев, сделал глубокий вдох, поймал глазами колкий взгляд терра и спросил:

– Кто это с тобой, Бат Боил? Твои братья, что ли? Целая семейка собралась. И все, наверное, терры? Можешь объяснить, почему ты тоже здесь?

– Могу, – без эмоций ответил одноцветный голос Бата. Боил повел головой снизу вверх, отставил пустой ковш и костяшками пальцев отодвинул кринку с остатками молока. – Потому что я шел по твоему следу. Ты ошибаешься, что это мои братья. Это мои будущие воплощения через восемьдесят и сто пятьдесят лет.

Двое повторили его движение головой и отставили свои ковши. Малкин вопросительно вскинул брови, не поверил:

– Один в трех версиях? Ну-ну, лепи горбатого, вешай лапшу на уши. Только не слишком привирай. Это уже перебор, Бат Боил. Не пытайся делать из меня идиота. Может, Абрахма тебе поверит, если фарандоидами приправишь. А на меня твои фарандоиды не подействуют. Надо быть магом, чтобы вызывать себя самого из будущего. И, вероятно, не простым магом. Сомневаюсь, что Сильнейшим магам Дебиземии это по силам. Тогда как же тебе удалось? Любопытно. В общем, давай-ка без вранья. По порядку. Сделаю вид, что я поверил тебе. Ты искал меня и крепко проголодался, поэтому сейчас сожрал наш хлеб с молоком, набил брюхо и доволен. Тебя не прокормишь, Бат Боил, один в три брюха набиваешь. – Перевел глаза на черные волосы с проседью. – Утверждаешь, что это ты через восемьдесят лет, – прищурился, всмотрелся в лицо, – а это ты через сто пятьдесят лет? – Глянул в другое лицо, обрамленное седыми длинными волосами, недоверчиво хмыкнул. – Знаешь, как бы я не делал вид, что верю тебе, а поверить не очень получается. Впрочем, черт с тобой. Пускай будет так. Значит, ты собираешься еще сто пятьдесят лет кантоваться в Дебиземии?

– Больше, – невозмутимо ответил седовласый и утробно заурчал.

– Надо же, – насмешливо покачал головой парень. – По всем канонам терры так долго не живут. А у тебя, я смотрю, век будет очень долгий, на зависть многим. Как же тебе удастся? Может, больше ловить не будут?

– Будут, – седовласый шевельнул всеми морщинами на лице. – Больше ста пятидесяти лет будут.

– И пока тебя будут ловить, невиновных станут пожирать крысы-каннибалы? – насупился Малкин, догадываясь, какой прозвучит ответ, но где-то в глубине души надеялся услышать другие слова.

Однако надежда не оправдалась.

– Конечно, – безразлично ответил терр с черными с проседью волосами. Его цепкий колющий взгляд въедался в Ваньку. Если бы этот взгляд мог источать огонь, он бы испепелил парня. Терр определенно знал о Малкине такое, о чем Ванька сейчас даже не догадывался. Явно знал, что должно произойти, и хотел остановить человека. Однако ему это было не по силам.

Малкин ощущал, как его мозг начинал вскипать и давить на череп, словно рвался наружу:

– И много таких, как Тукан, бросят каннибалам за сто пятьдесят лет? – Ванька сел напротив Бата и неспокойно двинул руками по крышке стола. Пальцы судорожно сжались, будто вцепились в горло терра.

– Много, – равнодушно ответил седовласый, наблюдая за ерзанием рук Малкина по столешнице. – Никто не считал. Кому нужно считать неудачников и слабаков? Везде и все решают монеты, предательство и жестокость. Это три составляющие величия и могущества сущего. Мир стоит на том. И никто не поколеблет оных истин, они вечны.

– Ничего вечного нет! Все рушится и превращается в прах! – резко, как острым тесаком, отрубил Ванька. – Но пока фарандоиды спасают тебя. Из-за них все вокруг врут, называют других твоим именем.

– Вовсе нет, – на одной ноте выдал Бат Боил. – Просто меня нельзя убивать. Если меня убить, тогда следует придумать нового Бата, а зачем, когда я уже есть. Без меня невозможно жить. Надо же кем-то пугать друг друга, чтобы оправдывать собственную кровожадность и предательство? Хороших деби нет. Каждый готов сожрать себе подобного. И Фарандус не лучше меня. Однако никто не станет пожирать самих себя. Никто. Лучше пусть убивают Бата Боила. Хотя бы мысленно. Это им, даже самым никчемным, придает уверенности в своих силах.

– Но Тукана убили не мысленно, а наяву, – возмутился Ванька, сведя рыжие брови к переносице.

– Такой пустяк, – брезгливо покривил губы Бат Боил и поправил пальцами жабо, – кому жалко какого-то Тукана? Можно убить много тысяч туканов, чтобы приблизиться к желаемому. Всегда есть те, кто режет и кого режут! А режут всегда тех, кто позволяет резать себя!

– Твои принципы – это принципы терра, Бат Боил, – парировал Малкин и тряхнул головой, будто отбросил прочь его слова. – Я не терр и твоих правил не приемлю. Хотя слышал, главное правило терра – убей того, кто не принимает твоих принципов. Ты хочешь убить меня? – спросил в лоб, посмотрел прямо в глаза и заметил, как в зрачках седовласого и черного с проседью вспыхнул зловещий огонь. – Не опасаешься недовольства преза Фарандуса за то, что убьешь посланца к нему?

Бат Боил скучно посмотрел поверх головы Малкина, мимо Сашки, стоявшей у того за спиной, и не ответил на вопрос. Лишь холодно предупредил:

– През Фарандус не обрадуется, когда узнает, что ты убил надзорных магов и чудр. Он бывает очень жесток. Еще неизвестно, что для тебя лучше: встретиться с ним или избежать встречи. Маги долго и кропотливо создавали чудр для Фарандуса. С их помощью през намеревался установить новый миропорядок, в нем всегда прав тот, у кого сила. А ты одним махом все разрушил.

– Я никого не убивал, – воскликнул Малкин, раздраженно смахивая с плеча назойливую муху.

Она отлетела к окну, села на стену, проползла зигзагом по неровным камням и отвалилась. Опираясь на крылья, прожужжала над столом и снова закружилась над Ванькиной головой. Бат Боил в три взгляда проследил за нею, зачем-то еще дальше отодвинул от себя глиняную кринку с остатками молока и проурчал:

– Но ты явился причиной.

Ванька отмахнулся от мухи. За окном услышал фырканье лошадей, подумал, что пора уже взглянуть на жизнь за стенами. Выразительно чиркнул взглядом по Раппопету, подталкивая к окну. Но Андрюха не понял, состроил гримасу недоумения и переступил ногами по полу. Малкин разочарованно вздохнул и ответил Бату Боилу:

– Про причину не знаю. Но вот то, что мы невольно спасли Фарандуса, это точно. Ведь маги собирались уничтожить его, чтобы установить власть Четверых. Это был бы их миропорядок, а не его.

– Допустим, но поверит ли в это Фарандус? – Бат Боил пожатием плеч выразил сомнение, а двое сбоку от него повторили его движения и дополнили их кивками голов.

– Поверит, если он умный, – понизил голос Малкин и опять отмахнулся от кружившей над ним мухи.

Три взгляда Бата Боила поймали ее в перекрестье и не выпускали до того момента, пока она не села на столешницу. Ухватила передними лапками крошку хлеба. После этого седовласый с удивительной для старика быстротой вскинулся и резво прихлопнул муху ладонью. Оторвал руку от столешницы, смахнул с ладони прилипшие крошки хлеба. Заскорузлыми пальцами подцепил приконченную муху, бросил себе под ноги на земляной пол. Поднял злые глаза на Ваньку, выговорил:

– Миром никогда не управляют умные, миром всегда управляют сильные. А умные служат сильным.

Малкина покоробило от недоброго взгляда, и он упрямо надавил:

– Если бы было так, тогда бы в мире главенствовали твои принципы!

– Именно так и происходит, – вступил в разговор средний, черноволосый с проседью. – Они главенствуют. Ты очень наивен, если не видишь этого, – в монотонном голосе слышалась обидная издевка.

Ваньку неприятно кольнула эта издевка. На его месте Рап-попет понес бы сейчас по кочкам, да и Лугатик запетушился бы. Но Малкин не сорвался, он знал, что раздражительность и злость не всегда хорошие помощницы. Он уже был резковат, но не ощутил, что это помогло ему, понимал, сдержанность могла обуздать ожесточение и нетерпимость. Потому выровнял голос и спокойно спросил:

– В таком случае зачем нужны терры, если мир уже живет по их принципам?

– Чтобы ни у кого не возникала мысль – поменять правила, – сказал седовласый и поправил на лбу красную повязку.

– Но я-то здесь при чем? – удивился Ванька. – Для чего тебе нужен мой верительный свиток?

– Ты опасен для меня! – проговорил черноволосый с проседью, въедаясь в Малкина неприятным взглядом. – Так же опасен, как оказался опасен для надзорных магов и чудр.

– Полная чушь! – привстал со скамьи Ванька, опираясь ладонями на столешницу. – Я никому не опасен. И при чем тут верительный свиток? – снова сел, озадаченно повел глазами по трем лицам.

Средний, с проседью в волосах, постукивая пальцами правой руки по тыльной стороне левой ладони, выговорил:

– Он дает тебе возможность попасть к презу Фарандусу.

– И что с того? – вновь удивился Ванька. – В чем здесь опасность для тебя? Я не вижу ее.

– Ее вижу я! – сухо отрубил Бат Боил. – Потому хочу сам получить эту возможность.

– Ты намерен убить преза Фарандуса? – с заминкой спросил Малкин. – Я слышал, терры много раз пытались подобраться к нему. Но никому не удалось.

Бат Боил как-то странно усмехнулся:

– С моей стороны это было бы глупо. Но и тебе не удастся.

Ванька вытянул шею и вытаращился, как будто ослышался:

– Я посланец к презу, а не терр!

Трое, сидящие напротив, многозначительно переглянулись, и Бат Боил угрожающе заурчал. Затем внезапно выхватил из-под накидки кинжал, с размаху глубоко вогнал острие в дерево столешницы. Не отнимая ладони от рукояти, грубым рявкающим тоном бесцеремонно потребовал:

– Верительный свиток! На стол верительный свиток! Или я сейчас же передам твоих спутниц Абрахме! – Взоры седовласого и черноволосого с проседью загорелись одинаковым багровым огнем.

– Передашь? – напружинился Малкин, почувствовав, что разговор переходит в более жесткую плоскость. Машинально схватился за карман брюк, оттягиваемый коротким кинжалом. – Ты думаешь, что мы позволим тебе сделать это?

Бат Боил проследил за движением руки Малкина. Сдавил рукоять кинжала.

Раппопет нащупал в кармане свой. Лугатик поднялся с циновки. Карюха и Катюха тоже вскочили на ноги. Ванька расправил худые плечи с выпирающими ключицами, слыша за спиной дыхание Сашки.

Черноволосый с проседью зло засмеялся, выдернул кинжал из складок накидки, всадил его в столешницу, рядом с первым кинжалом, обвел людей враждебным взглядом:

– У кого свиток?

На лице седовласого морщины углубились сильнее, когда он покривился и достал кинжал из-под холщевой рубахи. Воткнул перед собой, рядом с двумя. Морщинистая рука дрожала от напряжения.

Дело принимало серьезный оборот. Три кинжала, как три лица, зловеще сверкали холодным металлом. Опасность возрастала с каждой минутой. Несуществующий верительный свиток становился камнем преткновения. Однако объявлять сейчас, что такого свитка нет вообще, было подобно самоубийству. Все повисло на ниточке.

И тогда Ванька также извлек из кармана кинжал и положил перед собой. Раппопет и Лугатик достали следом. Лезвия блеснули. Катюха и Карюха прибились к Сашке. Бат Боил брезгливо посмотрел на девушек, левой рукой поправил жабо, выдернул из столешницы кинжал, поднялся со скамьи и шагнул к двери в боковой стене, пинком широко распахнул:

– Абрахма, твои шлюхи мне не нужны! Забирай! Пополни дом свиданий, порадуй публику свежатиной!

Малкина словно ужалили. Он вымахнул из-за стола, роняя скамью, быстро вокруг девушек сгруппировал парней. Ощетинились кинжалами.

Двое, оставшиеся за столом, отодвинулись к стене, с насмешкой забулькали голосами, уверенные в беспомощности людей.

За дверью послышался шум. Чуть не сбив с ног Бата Боила, ввалилась вооруженная толпа упакованных в кожу воинов, стражей Абрахмы. Они расступились, оставляя проход для хозяйки, важно шагнувшей в открытую дверь. Огромная грудь тяжело качнулась, едва не вываливаясь наружу из легкой черной накидки. Глубоко посаженные глаза хищно поползли по девушкам, маленький рот растянулся в жадной улыбке, Абрахма взглядом проткнула каждую, прожевала губами и громко провозгласила:

– Приятно с тобой дело иметь, Бат Боил! Ты всегда держишь слово! Но не надейся, что за этих шлюх я заплачу фарандоиды. Худоваты они. Мои клиенты предпочитают, когда мяса больше. – Она дернула головой и снисходительно посмотрела на сидевших за столом. – Но так и быть, уважу тебя, возьму этих шлюшек! – Дорогие заколки в копне волос жены фэра сверкнули брызгами драгоценных камней.

– Не хитри, Абрахма, – с ухмылкой сказал седовласый. – Я знаю вкусы твоих клиентов. К этим шлюхам установится очередь, а в твою мошну посыплются фарандоиды, как дохлые мыши во время потравы.

– Дохлые мыши – это хорошо, – Абрахма довольно выпятила полные губы, – очень хорошо, – посмотрела на воина в шлеме с черной нашивкой. – Забирай их, Фиран! Грузи в колесный шарабар.

– Стоп, стоп, стоп! – остановил Малкин. – Осторожней с выражениями, Абрахма, и не так рьяно! Не спеши. Умерь свой аппетит, а то подавишься дохлыми мышами! Здесь нет шлюх, и не рассчитывай, что твое дельце выгорит!

– Ты везунчик, Бат Боил. Сейчас тебя ищут меньше, чем этого недокормленного хиляка. Его ищут старательно по всем углам Пунского землячества за то, что он со своей компанией отправил к мертвецам Дарона с Албакусом. Но ты, Бат, оказался удачливее остальных, сумел первым найти и запереть в своей клетке. Я и не заметила его сразу, такой тщедушный недоносок, а гонору, как у хорошего деби. – Она усмешливо повернулась к терру. Было очевидно, что от своих слуг она лучше других знала, от чего на самом деле наступила смерть Дарона и Албакуса. Но в Пунском землячестве после фэра Быхома она сама определяла, кого в чем обвинять и как с кем поступать. Ее личный интерес всегда был выше законов Дебиземии. А уж когда посланцы к презу Фарандусу становятся убийцами, руки развязаны полностью. Абрахма брезгливо окинула взглядом Ваньку. – Не терплю, когда мне перечат! – Черный пушок волос под курносым носом зашевелился от резкого дыхания. – Писк, как мышей недорезанных! Крысы-каннибалы давно готовы устроить хороший пир на этом тощем брюхе! – пальцем показала на живот Малкина и перевела глаза на Бата Боила, хмуро ожидавшего, когда закончится ее тирада. Грубо напоследок выплеснула. – Это не посланцы, это мерзкие ворюги, хуже терров! Посмотри, у них кинжалы краденые! Им дорога сейчас не к презу Фарандусу, а в крысиный бункер!

– Не тяни со шлюхами, Абрахма, забирай, пока они перед тобой! – не слушая дальше злопыхательства жены фэра Быхома, поторопил Бат Боил и вернулся за стол. – Только обыщи получше, вдруг еще что-нибудь стащили.

– Знаю, что ты ищешь, – желчно хмыкнула Абрахма, мотнув грудью, – но не думаю, что шлюхам доверили нести верительный свиток. – Громко причмокнула губами и властно кивнула воину с черной нашивкой на кожаном шлеме.

Тот взмахом руки отдал команду остальным. Стражи медленно с двух сторон стали обтекать сплотившихся людей.

– К окну! – негромко скомандовал Малкин.

Друзья попятились к оконному проему. Лезвия их кинжалов мелькали перед лицами воинов. Карюха, первой оказавшись у окна, высунулась наружу. Увидала небольшой двор, окруженный деревянным забором. Распахнутые дощатые ворота на кованых металлических петлях, перепоясавших воротища. За воротами деревушка. Скучились приземистые домики из камня и дерева. Внутри забора пофыркивают оседланные лошади воинов, привязанные к длинной жердине. Под окном – открытая повозка с кожаной и металлической отделкой, с резным деревом на спинке сиденья, обрамленной вставками из полудрагоценных камней: колесный шарабар. У запряженной лошади лениво топчется воин. Карюха обернулась к друзьям, выпалила:

– Лошади, повозка и один вояка.

Громовой голос Абрахмы обрушился на головы стражей:

– Чего мнетесь, как вареные крысы? Взять шлюх!

Крик подстегнул, как кнут. Стражи навалились на людей. Палаши замелькали над головами. Кинжалы против палашей никак не подходили. Людей прижимали к стене, кровавые отметины появились на руках у Раппопета, у Лугатика, затем у Малкина. И тогда Ванька снова скомандовал:

– Через окно! Девчат вперед!

Карюха и Катюха выпрыгнули в повозку.

Лошадь, глотая пучок травы, вздрогнула от толчков шара-бара, переступила ногами и вытянула морду.

Сашка шагнула к окну, но, оглянувшись, увидала занесенный над головой Малкина палаш воина. Мгновенно присела и сбоку снизу ударила стража кинжалом. Угодила в пах. Воин замер, как будто удивился, что пропустил удар, и стал медленно оседать на пол. Из раны хлынула густая струя крови.

Разнесся свирепый вой остальных стражей.

И в этот миг отовсюду потоком хлынули крысы. Перли в двери, прыгали сверху сквозь дыры в крыше, лезли из нор в земле. Их было много, очень много.

Схватка между деби и людьми мгновенно прекратилась. Все перемешались. Люди, деби, крысы.

Абрахма, отбрасывая и топча грызунов, метнулась к двери. Бат Боил в трех лицах за столом не двигался, терпеливо ждал.

Абрахма выбежала во двор, не разбирая дороги, метнулась к колесному шарабару. Лошадь, удерживаемая воином под уздцы, ржала, сучила ногами, готовая сорваться вскачь: крысы кучились, цеплялись за длинную гриву, за ноги, лезли под брюхо. Абрахма грузно бухнулась в шарабар, подмяв собой девушек, он сильно наклонился, она неистово закричала:

– Гони быстро!

Страж прыгнул на облучок и хлестнул. Лошадь с места понесла.

Карюха, сопротивляясь, вцепилась в воина, но тот кулаком огрел ее по голове, обездвижил.

Катюха, притиснутая Абрахмой к полу шарабара, едва могла дышать.

Треск и грохот шарабара понесся в лес, петляя по ухабистой дороге, мимо прижатых к земле домиков селения.

А парни с Сашкой в это время выбрались сквозь толчею во двор. Крысы сновали всюду, но людей не трогали.

Привязанные к жердине лошади шарахались от грызунов, дрожали боками, ржали, раздувая ноздри, подбрасывали крупы, рвали привязи.

– К ним! – крикнул Малкин, бегло осматриваясь. Он часто дышал, раскраснелся.

Солнце слепило глаза, ветер трепал вспотевшие волосы.

Сашка не увидела ни шарабара, ни девчат, ни Абрахмы и удивилась:

– Их нет! – пояснила: – Под окном был шарабар с девчатами!

Раппопет пожал плечами, перепрыгнул через крысу и споткнулся о торчащий из травы пень. Упал на колено, ударился, ощутил боль в коленной чашечке, выругался. Вскочил и, прихрамывая, припустил за Малкиным. Лугатик затравленно крутнул головой и, не разбирая дороги, рванул к лошадям. Девушка кинулась следом, перепрыгнула через муравьиную кучу, синюю футболку задрало ветром, оголяя красивые бедра:

– Я из окна видела! – сообщила Ваньке возле лошадей. – Наверняка Абрахма схватила их! Хищница! – Сашка вцепилась в повод одной из лошадей, но та непослушно затанцевала, девушка попробовала приноровиться к стремени. Не получалось.

Ванька подхватил девушку под мышки и рывком забросил в седло:

– Догоним! – сказал коротко. – Держись! – Затем быстро обрезал поводья у лишних кобыл, те сорвались с места и, спасаясь от крыс, вынеслись в раскрытые ворота.

Малкин запрыгнул в седло второй лошади, та топталась, всхрапывая. Сашка переложила кинжал в левую ладонь и крепко в правом кулаке сдавила повод. Раппопет сунул кинжал в карман, старался вскарабкаться на третью лошадь. Не выходило, та не давалась. Андрюха злился:

– Стой, скотина дебиземская, не крутись, как вошь на гребешке. Пришибу! – плевался, оправдывался: – Никогда не скакал на них.

– По дороге научишься, – бросил Ванька. – Не тяни резину! – Дождался, пока Раппопет не взгромоздился.

Лугатик влетел в седло без труда. Сунул ноги в стремена.

Потертые, обитые кожей седла были жестки, но удобны.

Малкин хлестнул кобылу и отпустил повод. Она взбрыкнула и понеслась.

Двор, ворота, крысы, деревушка остались позади. Из-под копыт лошадей летели густые клубы грязной пыли. Всадники неумело держались в седлах.

У Раппопета ноги не доставали до стремян. Он морщился, кряхтел и беспомощно, как мячик, подпрыгивал в седле, отбивал зад и чувствовал, что долго так не протянет. Лугатик одной рукой держал повод и гриву, другой вцепился в переднюю луку седла. Пробовал привстать на стременах, но получалось плохо, седло нещадно долбило по заду. Ванька приспособился быстрее остальных, хотя и ему доставалось от седла. Сашкина лошадь неслась вскачь, опережая всех. Девушка болталась на ней, зажимала ногами бока, стараясь не упасть, натягивала повод, сбавляя скачку. Футболка спереди прилипла к телу и пузырилась сзади.

За деревушкой стеной стал лес. Дорога раздвоилась рогатиной. На развилке лошади сами выбрали направление. По спинам и головам людей захлестали ветки.

Сашка подумала, что Катюху с Карюхой могли увезти по другой тропе, но дикая скачка мгновенно вышибла эту мысль. Малкин то же отметил в голове, но когда корявый сук пробороздил по спине, оставив кровавую метину на позвоночнике, думы тут же улетучились.

Лошади хрипели, закусив удила и роняя слюну, не слушались поводьев, рвались вперед. Сумасшедшая скачка продолжалась некоторое время. Деревья мелькали. Наконец лошади стали уставать и переходить на спокойный бег.

Тропа была узкой и с крутыми уклонами. Шарабару по ней не проехать. Сашка теперь была уверена, что Катюху и Карюху увезли по другой тропе. Натянула поводья. Лошадь сперва сопротивлялась, изогнув шею, храпела, но затем медленно перешла на шаг. Остальные тоже прекратили бег. Ванька поравнялся с девушкой. Она одернула футболку, уверенно сообщила:

– Не туда едем, не туда. Шарабара на этой тропе нет. Он бы уже застрял где-нибудь или опрокинулся на крутизне.

– Что предлагаешь? – вклинился Лугатик. – Не возвращаться же назад.

– В лапы стражам Абрахмы? – поежился Раппопет, останавливая лошадь. – Хороший был бы подарочек для них. – От скачки Андрюха ощущал боль во всем теле, мышцы ног и рук дрожали, а отбитая задница горела огнем. В гробу он видел такое обучение езде на лошади. Правда, была и светлая сторона в его верховой езде: он все-таки удержался, не вылетел из седла, не сломал себе шею по дороге.

Малкин слез на землю, помог спуститься Сашке. Раппопет и Лугатик сползли.

Лес в этом месте был не очень густым. Длинные стволы незнакомых деревьев коряво торчали ветками в разные стороны. Сквозь вершины пробивалось солнце, играя лучами на листьях и траве. Вокруг было тихо, странно тихо, без голосов птиц и шороха листвы, эта тишина казалась тревожной, мерещилось, будто из-за стволов кто-то за людьми наблюдал. Ощущение магии леса не отпускало. И только лошади спокойно стояли под деревьями и пощипывали траву.

– Черт знает, куда запоролись, и черт знает, где теперь девчата, – пробормотал Володька, делая первые неловкие шаги. Попытался держать фасон, но хватило его ненадолго. Бросил повод, отошел от лошади и плюхнулся под дерево спиной к стволу. – Все. Я – пас, – болезненно поморщился. – Больше колом не загонишь меня в седло.

– Не зарекайся, – оборвал Раппопет, унимая дрожь в мышцах и не показывая, что сам больше не хотел такой скачки.

Он копался возле стремени, пробуя уменьшить длину под свой рост. Оттопырил зад, так ему было легче двигаться. Неуклюже перешел на другую сторону лошади и покопался со вторым стременем. Потом уселся в траве неподалеку от Володьки и озабоченно насупился. Андрюха совершенно не знал, что нужно делать дальше, в голове – пустота, мозг как будто на время взял тайм-аут. Говорить не хотелось, просто сказать было нечего. На душе досадно и скверно.

Сашка тоже испытывала неудобства, но глупо было сейчас из-за этого раскисать. Глянула на парней так, словно усомнилась в их мужском начале. Раппопет с Лугатиком тут же подтянулись.

Ванька прошел вперед по тропе. Следопыт он был никакой, только в книжках читал об этом. Но, присматриваясь к тропе, следов от колес не находил. Да, Катюху с Карюхой следовало искать не на этом пути. Нужно было принимать решение. Друзья ждали. Он задумался.

Магия бросала их из одного места в другое, не давая времени прийти в себя. Друзьям приходилось действовать по обстановке, а обстоятельства сваливались на голову, как снег средь солнечного дня. Вот и сейчас новая головоломка: идти ли вперед, не зная куда, либо вернуться к развилке. Впереди надежда только на случай. А случай – вещь капризная: может пофартить, а может все перевернуть с ног на голову. Но и возвращаться всегда неприятно. Тем более, когда знаешь, что сзади Бат Боил, воины Абрахмы и деревушка с деби.

Малкин стоял в раздумьях. Стрелял глазами по деревьям, точно от леса ожидал подсказки. И тут впереди, в просветах между стволами, заметил движение. Присмотрелся. Навстречу медленно шла лошадь. За спиной услышал шорох Сашкиных шагов, их он различал с закрытыми глазами.

– Конный, – сказала она без раздумий.

Малкин кивнул. Он уже разглядел, что всадник лежал на шее лошади.

Та вышла на тропу, заметила людей, фыркнула и остановилась. Наездник, не отрываясь от ее шеи, шевельнулся, заставляя идти дальше.

Ванька шагнул вперед. Раппопет и Лугатик вскочили с земли. Сашка насторожилась: странный лес, таинственный всадник. Малкин машинально нащупал в кармане кинжал. Андрюха и Володька шныряли глазами вглубь леса. Ванька медленно шел по жесткой земле. По верхушкам стволов пронесся непонятный шум, но листья на деревьях даже не дрогнули. Кобылы, на которых прискакали приятели, были спокойны.

Лошадь с наездником приближалась. Малкин все лучше видел склоненное тело деби, накрытое с головой пыльной накидкой неопределенного цвета. Потрепанные штаны выглядывали из-под накидки и были того же тона. В стременах – потертые кожаные боты.

Когда лошадь, задирая кверху морду, приблизилась к парню, Ванька остановился, протянул руку, чтобы взять ее под уздцы. Уже собрался ладонью ухватить уздечку и вдруг неожиданно схватил воздух. Механически повторил движение, и снова пальцы ни на что не наткнулись. Потянулся к шее лошади, но рука провалилась в пустоту. Малкин был ошарашен. Глаза определенно видели перед собой лошадь и всадника, уши ясно улавливали фырканье коня и стон седока, но руки и тело парня ничего не ощутили. Лошадь с конником проходила сквозь Ваньку, либо, наоборот, он проникал сквозь них. Малкин попытался ухватиться еще за что-нибудь, но все исчезло, и он увидел, что всадник уже у него за спиной: круп лошади, склоненная спина деби и торчащая из-под лопатки стрела. Малкин остолбенел.

Сашка опасливо посторонилась и проводила конного глазами, сжимая рукоять кинжала. Раппопет попробовал подхватить провисающие поводья, но сконфуженно отступил. А Лугатик то ли от страха, то ли с надеждой громко гаркнул лошади:

– Тпру! Стоять, чертово отродье! – Вопль был таким, что лесное эхо непременно должно было далеко разнестись ауканьем. Однако крик умер, а лес не отозвался звуками. Будто эхо крепко спало в чащобе. Между тем лошадь внезапно подчинилась. Лугатик икнул. Лошадь фыркала, мотала головой, ждала. Тогда Володька, не подбирая слов, проорал седоку: – Эй, приятель, ты как? Наяву или под магией? Что за сущность такая? Приведение, что ли? Кто будешь? Откуда колдыбаешь?

Всадник пошевелился, с трудом оторвался от шеи лошади, подтянул повисшую руку, стащил с головы накидку. Лугатик увидал лицо, окровавленное с одной стороны, мокрые от крови волосы и невольно отшатнулся. Голой пяткой зацепился за выбоину в траве и чуть не упал навзничь.

– Где тебя угораздило? Серьезно зацепило! – воскликнул растерянно, выпрямляя тело и нащупывая ногой ровную почву. – Извини, приятель, не знаю, как помочь тебе. Ты, видно, призрак. А с призраками общаться умеют только маги. Среди нас магов нет. Не думаю, что слышишь меня и можешь ответить. Но если слышишь и понимаешь, скажи, что с тобой случилось? – Впрочем, Володька не надеялся, что образуется какой-то диалог.

Однако неожиданно прозвучал ответ, заставивший Лугатика вздрогнуть:

– Они идут по следу, – раздался слабый, но внятный голос.

Володька изумленно переглянулся с Андрюхой и снова выпалил:

– Как к тебе обращаться? Ты – «кто» или – «что»?

– Фонфи, – последовал негромкий отклик, после него наездник застонал и снова припал к шее лошади.

Лугатик судорожно сглотнул слюну, чувствуя сильное волнение:

– Мне очень жаль, Фонфи, очень жаль, что тебя подстрелили. Кто это сотворил? – спросил и глазами позвал Малкина.

Ванька хотел заглянуть в глаза всаднику, но те были закрыты, и он спросил:

– Чем мы можем помочь тебе, Фонфи? – вопрос показался ему бессмысленным, и он продолжил: – Правда, не уверен, что для призрака мы способны что-то сделать.

Фонфи двумя руками оперся на шею лошади, приподнял голову, повернул окровавленное лицо к Малкину, с хрипотцой выговорил:

– Я не призрак.

– Нате вам! – не выдержал Раппопет. – Тогда получается, это мы фантомы. Однако я также не считаю себя привидением, Фонфи.

– Призраки – это образы прошлого, души умерших, – снова разнесся слабый голос Фонфи. – А мы – воплощения приходящего.

– Кто это «мы»? – не понял Малкин, вытягивая длинную худую шею. – Ты и твоя лошадь?

– Воппри, – негромко ответил конный, прерывая речь короткими стонами: – Я – воппри. Вокруг вас лес воппри. Вы в нашем лесу.

Друзья завертели головами. Значит, не зря им изначально лес показался странным. А теперь еще больше. Необычные деревья, не сочная, бледная, жесткая, неприветливая трава. Заброшенная тропа. Бестелесные воппри. Черт их знает, что это такое. Взгляды парней остановились на Малкине. А тот смотрел на всадника и сдержанно спрашивал:

– Что значит воплощения приходящего, Фонфи? Провидцы, что ли?

– Нет, не провиды, – после небольшой паузы отозвался конник, сделал длинный глубокий вдох и медленно на выдохе выпустил из себя. – Провиды предвидят, мы же проживаем жизнь дебиземцев на несколько дней раньше, чем сами дебиземцы. Все, кто хотят знать, что с ними произойдет через несколько дней, могут посмотреть на это здесь в нашем лесу. Увидеть приходящее можно, иногда необходимо, но изменить ничего нельзя. – Фонфи замолчал, крепко вцепился пальцами в гриву лошади, та ударила копытом по земле, скупо заржала и снова успокоилась.

Кобылы, щипавшие траву, звякнули уздечками, прянули ушами, прислушались, после отозвались сдержанным ржанием и снова тихо уткнулись мордами в бледную жесткую мураву.

Сашка подалась вперед:

– Узнать, что с тобой станется, наверное, никто не отказался бы, только мы в этом лесу оказались по чистой случайности.

Всадник попытался выпрямиться в седле, но боль прервала его усилия, он застонал и упал на шею лошади.

Сашка удивилась, ведь воппри не должен чувствовать боли, ибо он – нечто бестелесное. Очевидно, он передает боль того деби, чьим воплощением является: Фонфи.

Наездник еще раз натужился и почти выпрямился, трудно перевел дыхание:

– Воппри неизвестно понятие «случайность». Случайности нет. Мы проживаем приходящую жизнь дебиземцев во всех ее проявлениях.

– А ваша настоящая жизнь у вас есть? – спросила Сашка.

Солнечный луч пробился сверху сквозь кроны деревьев и оживил странное безмолвие листвы.

Всадник опустил голову, запустил руки в гриву лошади:

– Приходящая жизнь дебиземцев и есть наша настоящая жизнь.

Тогда девушка озвучила новый вопрос:

– Стало быть, дебиземца по имени Фонфи через несколько дней должны где-то подстрелить? Так?

– Да, – утвердительно качнулся конник и начал медленно валиться набок, но сжал ногами бока лошади и снова выпрямился: – С Фонфи произойдет несчастье.

– Ну и дела, – сконфуженный голос Лугатика чуть осип. Все, что он услышал сейчас, ему было по барабану. Кроме одного: возможности посмотреть приходящее. Заглянуть чуть вперед и увидеть, как и когда они найдут Карюху с Катюхой. Однако хмыкнул недоверчиво: – Получается, что мы тоже можем узреть себя в наших воплощениях?

Лошадь под всадником стояла как вкопанная. Не мотала головой, не пыталась щипать траву, даже не фыркала, просто замерла и прядала ушами.

– Нет, – ответил всадник Володьке. – Мы не можем воплотить вашу приходящую жизнь, потому что вы не дебиземцы.

Парень опешил, пальцами машинально чесанул по голому животу и отчетливо ощутил голыми подошвами ног проволочную жесткость травы. Озадачился, что бестелесное воплощение Фонфи вполоборота раскусило их.

– Жаль, – пробормотал разочарованно, – а я бы не прочь узнать, где мы скоро окажемся. Катюха и Карюха в том числе.

Упоминание о девушках всколыхнуло остальных, и каждый подумал, чем черт не шутит, а вдруг можно использовать обстоятельства, чтобы узнать, с кем и где будут подруги через пару-тройку дней, чтобы оказаться в том же месте и попытаться освободить их. Появлялся шанс, и его следовало использовать. Ванька поинтересовался:

– Ты сказал, воппри, они идут по следу. Кто и по какому следу?

– Терры, – отозвался всадник: – Они уже здесь. Они ищут вас. Их много, они хорошо вооружены. Они взяли в заложники всех женщин и детей в деревне. Расправились с теми, кто дал вам ночлег. Это были мой отец Интус и братья Мокус и Грэпи. От других требуют показать, где вы прячетесь, иначе убьют всех. Терры всегда держат слово и никогда никого не щадят. Мне удалось бежать после схватки с двумя террами. Я убил одного, но кинжал второго оставил кровавый след на моем лице, а потом догнала его стрела.

– Но мы ни в какой деревне не были, – проговорил Мал-кин. – И нигде не устраивались на ночлег. Впрочем, прости, забыл, ты же говоришь о будущем. Как называется деревня и далеко она отсюда?

– Ошока, – назвал конник, с трудом удерживая вскинутую голову. – Недалеко. Дорога ведет в нее. Наблюдайте из-за деревьев. Вас не должны видеть, иначе связь между настоящим и приходящим разорвется и все опрокинется.

Что означало «опрокинется», он не пояснил, как будто без объяснения было все понятно.

– Нас всего шестеро, двое сейчас отсутствуют, – уточнил Малкин. – Ответь, в Ошоке все шестеро были?

– Нет, – прозвучало коротко.

Люди переглянулись. Надежда тихо умерла. Узнать у воп-при о Катюхе и Карюхе не удалось. Девушки пропали. Абрахма умело замела следы.

Всадник застонал и вновь приник к шее лошади. Разнеслось короткое ржание, удила чиркнули по зубам, копыта стукнули по земле. Лошадь неторопливо свернула в лес и понесла конного между деревьями. Скоро он скрылся из глаз.

– Странно, очень странно, – задумчиво протянул Раппопет, – какой-то мираж, не верю я всему этому. Не иначе, маги снова морочат нам головы. А Бат Боил показал свои зубы. Хочет в любом случае выпустить из нас кровь. Где эта чертова черная крыса Крабира с мышью Данидой? Обещали беспрепятственно провести к Фарандусу, а сами смотались сразу же, как только запахло жареным. Что за дрянной мир! Все вокруг врут, предают и убивают друг друга. За нами гоняются, как за тараканами, так и норовят раздавить. В пещерах хотели скормить чудрам, в этом лесу какой-то воппри нарисовался, пугая террами. Между тем до Фарандуса по-прежнему, как до кочана капусты в безвоздушном пространстве. По правде, мне на Фарандуса глубоко начхать, переться к нему нет никакого желания, не видеть бы вообще его. Тем более что неизвестно, чем может закончиться встреча, если она состоится. Знать бы, как выбраться из Дебиземии, ломанулся бы без оглядки, не вспоминая о Фарандусе.

Лугатик полностью согласился с Андрюхой, он и сам бы рванул, чтобы пятки сверкали. Удручало только, что Раппопет ничего не предлагал. Посему нетерпеливо переставил голые подошвы на менее жесткую траву и вопросительно зыркнул на Малкина:

– Ну что, ломанем в деревню Ошоку?

Ванька не ответил. Раздумывал, взвешивая «за» и «против». И когда Володька нетерпеливо закряхтел, уверенно проговорил:

– В деревню идти не нужно. Зачем? Все, что там должно происходить, мы уже знаем, нового ничего не увидим. Только время потеряем. Поступим иначе: не дадим террам повода для убийства жителей Ошоки. Воппри сказал, что ничего изменить нельзя, а мы изменим настоящее, а значит, и приходящее. Минуем деревню, тогда террам незачем станет там появляться, не за что убивать дебиземцев и требовать выдать нас. Все пойдет иначе.

– И куда же мы направимся? – насупился Раппопет.

– Назад. К развилке! – выдал Малкин.

Ответ был ожидаемым, но Раппопету он не понравился: возвращаться не хотелось так же, как и устремляться в Ошоку. Андрюха съязвил:

– В горячие объятья Бата Боила.

– Не думаю, – усомнился Ванька. – Вряд ли путь к Фарандусу на этой развилке закончится.

Едва он оборвал фразу, как четыре лошади, щипавшие траву, встревоженно закрутились, обеспокоенно заржали. Сашкина лошадь поднялась на дыбы и сорвалась вскачь, увлекая за собой остальных в сторону развилки. Из-под копыт клочьями полетела земля.

– Кажется, они чего-то испугались, – выдохнула девушка.

– Здесь не только им не по себе, – вяло покривил губы Лугатик, чувствуя тревогу в душе.

Малкин проглотил досаду. Потеря лошадей именно сейчас была некстати. Ругал себя по-черному, что не подумал привязать их к стволам деревьев. Без того все шло через пень-колоду, а тут вообще полный облом. Друзья смотрели на него и, ему казалось, упрекали в случившемся. На самом деле каждый укорял себя. Но раскисать было не время, и Ванька сухо скомандовал:

– Топаем!

– Далековато пешим ходом, – буркнул недовольно Луга-тик.

Остальные промолчали.

Малкин сделал первый шаг. Трава под кроссовками противно зашуршала, цепляясь за подошвы, словно желая остановить. Показалось, что деревья вдоль дороги наклонились, выставляя навстречу людям кривые сучья, и Ванька сразу вспомнил о содранной коже на спине, ощутив болезненное жжение.

Сашка, прижимая к бедру кинжал, догнала Ваньку, пристроилась плечом к плечу. Раппопет двигался за ними. Сзади плелся Лугатик, внимательно глядя под ноги, выбирал, куда поставить голые ступни.

Дорога петляла, то расширяясь, то сужаясь. Изредка попадала под слабые лучи высокого солнца, чаще скрывалась в лесных рвах и канавах в густой тени и туманной сырости. Обступали деревья, создавая у путников ощущение неприятной беспомощности.

Сейчас люди медленно спускались в узкую котловину, поросшую по склонам густым лесом. Солнечные лучи запутались в верхушках крон, а внизу было хмуро, туманно и зябко. Вокруг – тихо. Давили приторные застоялые запахи. И ни одного путника навстречу. Но дорога не может жить долго, если она пустынна. Странно все. И дорога, и лес, и его вязкое молчание.

Ванька шел впереди, всматриваясь в тропу. И посреди котловины у него под лопаткой кольнуло: в тумане перед глазами что-то пронеслось. Подал знак, останавливая друзей. Достал кинжал и зажал в ладони.

Лугатик, Раппопет и Сашка вцепились взглядами в хмурые склоны и тоже стиснули пальцами рукояти.

Ванька двинулся дальше, мягко, навострив слух и взор. И вздрогнул, наткнувшись вдруг на останки растерзанной лошади. На ней недавно он скакал верхом. Горло вырвано, брюхо располосовано, голова вывернута, седло валяется рядом. Вокруг кровь. И внутренности. По телу парня пробежала судорога. Мозг накалился. Стало не по себе.

Люди застыли, силясь уловить посторонние шумы, но в ответ – мертвая тишина. Обманчивая, пугающая. Неужели бестелесные воппри могли убивать телесных? Чтоб им пусто было! Скорее, скорее выбираться отсюда.

Лугатик съежился, зыркая по сторонам. Раппопет пружинился и супился. Сашка крепко сжала зубы. Ванька обошел труп и вновь пустился по тропе. Троица за его спиной сомкнулась.

Метров через сто пятьдесят обнаружился труп второй лошади. Также с вырванным горлом и разбросанными внутренностями. И кровь, кровь на траве. Тревога возросла. Казалось, кровавые убийцы выглядывали из-за всех деревьев и кустов. У людей нервы натянулись, как струны. Каждое движение отзывалось в голове.

Малкину стали наступать на пятки, Раппопет уже забегал вперед.

Володька затравленно облизнул сухие губы.

Миновали еще метров двести и – вот он – труп третьей лошади с такими же смертельными ранами. Сердца друзей заколотились в груди, словно готовы были выброситься наружу. Люди сорвались с шага на короткие перебежки, боясь останавливаться. Лишь метров через четыреста, запыхавшись, застопорились, увидав перед собой большое кровавое пятно с останками четвертой лошади. А вокруг – тишина. По телам пробежала дрожь. Кто следующий? Начал пробирать страх. Сплотились, ощетинились кинжалами и с новой силой устремились к выходу из котловины. Вверх по тропе. Напряжение росло, мускулы сводило, сухожилия едва не лопались. Чем выше по тропе, тем больше непонятное противодействие, словно упирались в стену, преодолевали с трудом. В висках возникали приступы ломоты, глаза вылезали из орбит. В голове начинало звенеть и завывать сиреной. В какой-то момент встречное сопротивление стало непреодолимым, и в тот же миг справа из загустевших кустарников вылетел непонятный черный сгусток и упал на людей, окутав тьмой. Ушные перепонки взорвал жуткий пронизывающий визг:

– Вернитесь! Приходящее неотвратимо!

Люди выбросили из себя общий отчаянный вопль, и они исступленно стали кромсать кинжалами черный сгусток. Последнее, что услыхали, это был безумный рев и рык, как будто кинжалы вспарывали чью-то утробу. Затем яркая вспышка ударила по глазам, ослепила, заставила зажмуриться и все исчезло.

Ваньке показалось, что он тут же распахнул веки, чувствуя, как кто-то его трясет. Понял, что лежит на земле, а над ним на коленях склонился поджарый дебиземец в черной длинной накидке, запахнутой на груди. Лохматые пегие волосы, рассеченная, криво сросшаяся нижняя губа. Нос острый, рот чуть набок, припухлые веки нависают над глазными яблоками. В голове у Малкина мелькнуло, что внешность не из приятных. Ощутил боль в спине: между ребрами вдавился сухой острый сук.

Парень приподнял голову: друзья тут же, беспорядочно лежат в траве, над ними гомозится еще один деби, моложе первого, передвигается от человека к человеку.

В вышине небо чистое, без облачка, солнце въедается в глаза режущими лучами, как соль в свежую рану. Метрах в десяти – стена деревьев. Тут и там торчат невысокие острые кусты.

– Очухался? – спросил без эмоций дебиземец рубленым суховатым голосом. – Кто ты?

– А ты? – в свою очередь откликнулся Малкин, пытаясь понять, что происходит, и ощущая, что собственный голос осип от недавнего крика.

– Воды хочешь? – опять спросил тем же голосом дебиземец, не отзываясь на Ванькин вопрос.

– Хочу, – сказал Малкин, хотя не испытывал жажды, но тянул время, дабы разобраться в происходящем.

Дебиземец пошарил рукой у себя за спиной, нащупывая пальцами, ухватил и поднес Ваньке странный сосуд с водой, явно изготовленный из какого-то твердого плода, с искусственным отверстием и деревянной пробкой.

Малкин сел, отбросил из-под себя сук, взял сосуд, покрутил в руках, рассматривая, вынул пробку и медленно попил воду, отмечая про себя ее странный привкус.

Дебиземец в это время не спеша повернулся к молодому напарнику, некоторое время молча глазел на его действия над людьми и потом справился:

– Ну что, оклемались?

– Расчухиваются, – ответил тот тонким, певучим, как у удовлетворенной женщины, голоском. Он был также сухопар, с такими же пегими волосами, только гибче в спине и свежее кожей. На узком глазастом лице едва начинали пробиваться первые пегие усы. Черная, но короткая накидка так же, как у старшего, наглухо запахнута на груди.

– Где мы? – спросил Малкин, возвращая сосуд с водой старшему дебиземцу.

Тот принял и протянул напарнику, глазами давая понять, чтобы напоил остальных, затем откинул полы накидки, привстал с колен на корточки и ответил:

– Там, где мы наткнулись на вас.

– Мы шли по лесной дороге, – сказал парень, внимательно оглядываясь вокруг и обнаруживая, что никакой дороги ни под ними, ни рядом нет. Была опушка леса, поросшая травой, редкими жестко торчащими кустами и тощей порослью. Уходила с небольшим уклоном к неширокой реке метрах в ста пятидесяти от них, откуда тянуло едва уловимым запахом дымка.

– В лесу разные дороги, – как будто вырубил каждое слово и каждый слог дебиземец. – Откуда вы шли и куда?

– Не знаю, – с досадой пожал плечами Ванька. – Лошади понесли, и мы случайно оказались в лесу воппри. Но здесь я не вижу этой дороги. – Малкин уставился на собеседника. – Мы чуть не погибли в лесу.

Дебиземец с кривой губой выслушал, несколько раз медленно кивнул, потер грубоватые мозолистые ладони о шероховатую ткань штанов на коленях, приподнял тяжелые веки:

– Чуть не погибших в лесу воппри не бывает, – он посмотрел недоверчиво, рассеченная губа дернулась в усмешке. – Лес безопасен для всех, кто не нарушает его правил, и убивает тех, кто нарушает их. – Поднялся с корточек на ноги. – Лес воппри у тебя за спиной. – И снова прорубил: – В нем чуть не погибнуть нельзя. Если вы нарушили правила, вас не должно быть в живых!

– Какие правила? Мы не слышали ни о каких правилах! – удивился Ванька и посмотрел на друзей, они уже пришли в себя, сидели в разных местах на траве и поочередно пили воду из сосуда, передавая его друг другу, прислушивались к разговору. Ванька вздохнул, поднялся на ноги. – Просто возвращались назад!

Дебиземец, не моргая, смотрел в лицо Малкину, тяжелые нависшие над глазными яблоками вежды дрожали от усилия мышц удержать их в одном положении, зрачки все больше увеличивались, наполняя глаза густой непроницаемой чернотой:

– Вы узнали, что с вами произойдет в приходящем?

– Но, – Малкин запнулся, сделал паузу, подумав, что, может быть, следует пояснить, что они всего лишь услышали от воппри о тех, кто будет рядом с ними в приходящем, но сами ничего не видели, потому что не захотели смотреть, однако быстро передумал пускаться в объяснения.

Веки дебиземца вдруг ослабли, проползли по глазным яблокам вниз, как крупные капли слез, и часто заморгали:

– Вы захотели изменить приходящее и потому вернулись, – в этих словах были и вопрос и утверждение одновременно.

– Но, – Малкин неприятно поперхнулся, оттого что деби догадался, как все происходило, чувство неудовлетворенности собой передернуло, укололо, потянуло за душу, и он снова осекся.

Неправильно сросшаяся губа дебиземца чуть оттопырилась, еще больше перекосившись:

– Ведь вас предупреждали, что приходящее менять нельзя, – собеседник настойчиво и нудно рубил и рубил слова на слоги. – Вы не должны были возвращаться!

Сбоку завозился Лугатик, не вытерпел, вскочил, не дал договорить дебиземцу:

– От нас ускакали лошади! Мы не могли продолжать путь, нам пришлось вернуться! – пояснил и сразу угас, почувствовал, что прозвучало не убедительно, как оправдание.

Раппопет и Сашка тоже поднялись с земли, рядом с корточек выпрямился молчавший молодой деби. В воздухе звонко прозвучал Сашкин голос: спокойный, не оправдывающийся. Она просто констатировала факт:

– Лошади были убиты. Мы нашли их с вырванными глотками и выеденными потрохами. Потом на нас напало что-то черное, как сгусток ночи. Нам пришлось защищаться кинжалами.

Молодой деби заметно заволновался и несколько раз глянул в сторону леса. А старший дебиземец вытолкнул сухие рубленые фразы:

– Вы должны были умереть. Это был Страж Неминуемой Неизбежности в лесу воппри.

– Чей Страж? – не поняла Сашка.

И снова четко рубленые слоги легли в слова дебиземца, как подогнанные камни при строительстве пирамиды:

– Страж убивает всякого, кто решит изменить свое приходящее, потому что приходящее неизменно, незыблемо, непоколебимо и неминуемо!

– Но мы живы, – хмуро усмехнулся Раппопет. – Значит, он пощадил нас.

Дебиземец пропустил усмешку мимо ушей, проговорил настолько серьезно, что ни у кого не появилось никаких сомнений в его словах:

– Страж беспощаден, он не дает менять приходящее. Вы остались живы, потому что смогли нанести ему смертельную рану. Теперь Неминуемая Неизбежность незащищена, и все вокруг пойдет не так, как должно быть. Это очень плохо, когда приходящее начнет меняться по усмотрению каждого, кто захочет. Настанет пора безумия, хаоса и непредсказуемости.

Люди промолчали, переглянулись, причин не доверять дебиземцу не было, как, впрочем, и доверять особенно – тоже. Но у Володьки произошел нервный срыв:

– Да кто ты такой, черт тебя возьми? – прокричал он громко.

– Я – Интус, а это мой сын Мокус, – представился дебиземец и чуть поклонился.

– У тебя есть еще сыновья? – вырвалось у Малкина.

– Еще двое, – сказал Интус. – Они охотятся неподалеку, – кивком головы показал в сторону леса.

– И живете вы в деревне Ошоке? – спросил Ванька.

– В Ошоке, – подтвердил Интус. – Она здесь близко. Чуешь запах костров?

Люди неотрывно уставились на него, и наступило тягостное молчание. Что это? Неужели и правда приходящее неотвратимо и неизбежно?