Глава 3

Спира

В холле Управления Мореходством было шумно, многолюдно, пахло табаком и кожей… По новому закону собственники крупных кораблей должны были переоформить документы. Но Гисари свернул в узкий коридор, прошел мимо десятка кабинетов, чтобы подняться по мраморной лестнице на третий этаж. Там молодого инженера ждали гатуры – его наставник Наридано и адмирал Фегинзар.

Завидев симпатичного полярника, секретарша покраснела, растерянно развела руками и сообщила:

– Господин Гисари, адмирал просил перенести встречу на полдень.

Что же, два с половиной часа в запасе – просто уйма времени. Бартеро вежливо поблагодарил девушку и направился к выходу. Не просиживать же, в самом деле, в душной приемной.

У ступеней, покрытых красно-коричневой дорожкой, Бартеро столкнулся с начальником Управления. Возвышаясь на позолоченном платто, давний враг куратора неприязненно поежился и потребовал отчета:

– К кому и по какому вопросу?

Игнорировать требование третьего по значимости гатура Земли было невозможно, и Бартеро, аккуратно подбирая слова, ответил:

– Мне назначил встречу сам Фегинзар по поводу полярной экспедиции.

– И чего тебя во льды тянет, можешь, наконец, мне дать внятный ответ? – не отставал гатур, нависая над молодым инженером. Бартеро попятился, пока не уперся спиной в перила.

– Вы же видели съемку со спутника, – проклиная, что пришел раньше назначенного срока, отвечал куратор экспедиции. – Еще до перемещения Земли на Висе и Спире была обнаружена жизнь, на остальных материках – нет. А потом на замерзающей Данироль нашли свежие руины городов высокоразвитой цивилизации.

Лет пять назад Бартеро наткнулся на распечатки старой орбитальной фотосъемки – еще до уничтожения кометы, – где тревожным бордовым цветом были помечены заселенные людьми районы. Данироль на картах выглядела безжизненным куском суши.

Завороженный этой загадкой, юный ученик приставал к учителям с расспросами, но те отвечали непонятно, запутанно. А наставник Наридано и вовсе заявил: «Раз интересно, съездил бы да посмотрел сам».

И выпускник гатурьей школы потихоньку начал готовиться к поездке: изучал литературу, беседовал со специалистами, подготавливал почву… И наконец, пришел в Управление Мореходством с предложением исследовать древние культуры, погибшие при перемещении Земли.

Начальник Управления Мореходством – Марминар – раздраженно отмахнулся, сочтя сию идею в высшей степени неразумной. С тех пор, как гатуры изменили земной климат, на Данироль вечные льды. А вот на морском дне, когда через полторы сотни лет население Земли утроится и займет всю сушу, можно будет организовать поселения, разработкой которых следует заниматься уже сейчас.

– Человек вы умный. Идите в мою команду, – предложил тогда гатур. – Со дня на день нам выделят средства. Едва поступит финансирование, будете руководить одним из перспективных подводных проектов.

Разочарованный Бартеро отказался. Но внезапно на его запрос обратил внимание сам адмирал Фегинзар. Он поддержал инициативу молодого инженера, параллельно свернул проект подводных поселений. Так новоиспеченной куратор экспедиции на Южный полюс приобрел заклятого врага.

– Что с того? – презрительно бросил чужак, склоняя голову к правому плечу и буравя молодого человека змеиным взглядом. – Прошлое есть прошлое. Мы не виновны в их гибели, сам знаешь. Зато ты, – красный острый коготь уткнулся в грудь инженера. – Ты будешь повинен в том, что через двести-триста лет на перенаселенной планете негде будет жить!

– Мне нечего вам ответить, – смело глядя в лицо начальнику, произнес Бартеро.

– Нечего, – передразнил гатур. – У тебя один из высших допусков к использованию гатурьей техники, в том числе оружия, ты прекрасно разбираешься в таких вещах. Не надо быть провидцем, чтобы понять – Фегинзар ищет оправдания перед Союзом Мстящих, а заодно не прочь поживиться чужими технологиями. Смотри, Гисари, я за тобой внимательно слежу. И знаю о ваших делишках на полюсе гораздо больше, чем сам адмирал, – прошипел Марминар, запахнул полы белого с голубой окантовкой плаща и полетел прочь.

Бартеро проводил его взглядом и перевел дух. Ничего он не знает, этот дылда на летающей досточке. Он не был там, не ступал по желтой брусчатке размороженного города.

Странно, что гатуры не рвались на Данироль ни двести пятьдесят лет назад, когда спасали Землю от грозящей ей кометы, ни теперь. Тогда, как гласят учебники, чужаки применили гравитационное оружие, отводя смертоносное небесное тело на безопасное расстояние, но нарушили вращение самой планеты. Та крутанулась вокруг своей оси, сбилась с курса. Гатуры выправили орбиту, погасили волны цунами, уняли разбушевавшиеся смерчи и бури, помогли обустроить жизнь выжившим в катаклизме. А единственную технически развитую цивилизацию не рассмотрели, будто той не было вовсе.

А теперь спохватились. Или тогда нарочно не заметили, кто теперь разберется? После шести с половиной месяцев, проведенных на ледяной земле, инженер мог поверить во что угодно.

Мистика началась, едва добрались до первых домов. Чего только стоили сны о гибнущих в волнах опустевших городах, об огромных птицах, падающих на мерзлую землю от холода и бескормицы! А найденная в проплавленном в леднике каменная женская голова высотой с четырехэтажный дом? Голова, в которой погиб их археолог Исар.

Бартеро вспомнилось утро его гибели, когда улеглась бушевавшая два дня метель и рабочие, вооружившись тепловыми пушками, спустились в проплавленный ледяной котлован очищать желтую брусчатку от наметенных сугробов, освобождать из плена ледника новые строения замороженного города.

Тем спокойным утром в маленьком сборном домике командование экспедиции неторопливо завтракало. С тихим гудением работали обе электрические печки. Потрескивая металлическим корпусом, голосом бронхитного больного сипел и кряхтел генератор, жалуясь, что срок его службы истекает, а самонадеянные люди, забравшиеся в самый холод, не желают давать трудяге отдых. Шторы в желто-серую полоску, призванные разграничить помещение на комнаты, сейчас были раздвинуты и колыхались в потоках теплого воздуха. Яркая лампа над дверью давала достаточно света, так что единственное маленькое окошко над кроватью Висерна осталось заставленным.

Бартеро разливал травяной чай по стаканам, наслаждаясь его летним ароматом. Из герметичных упаковок уже был извлечен хлеб, нарезан сыр…

– До чего же выносливые существа – люди, – словно озвучил с утра ночные видения Эдвараль – завхоз экспедиции, усаживаясь на табурет и приглаживая черную бороду, доходящую ему почти до пояса.

Завхоз, как всегда, выбрал себе самые большие куски сыра, запихнул между ними хлеб, сверху водрузил плитку шоколада и пустился в рассуждения, умудряясь при этом жевать.

– Почти всю Данироль покрывает ледник, а они сумели выжить на узкой полоске земли у моря, ловить какую-то уцелевшую дичь, летом выцарапывать ягоды и корешки, – продолжал он. – Оленей, песцов и прочую живность им завезли с самой Герии, когда у местных все околело.

– Как они вообще выкарабкались? – охнул впечатлительный Висерн – экспедиционный врач.

– Даже гатуры удивились, – Эдвараль потянулся за чаем. – Уже семь лет здесь работает благотворительная миссия. Детишек учат грамоте, лечат тех, кто разуверился в шаманах.

– А что у них раньше обитало? – поинтересовался Висерн. – Я совсем не знаю истории этого края.

– Один нечистый знает. Ты что, в школу не ходил? До пятнадцатых широт пекло было. Выйдешь на солнышко – ойкнуть не успеешь – обуглишься. Экватор вообще считался краем земли. О Данироль знали только по рассказам горстки безумцев, умудрившихся на крытой сверху лодке пройти пояс смерти, – просветил его Эдвараль. – С прилетом чужаков все перевернулось. Непригодные для жизни Виса и большая часть Никсы стали раем, Данироль покрылась льдами, отчего из океана поднялись острова.

– Когда чужаки Землю передвинули и люди, вдохновленные высадкой гатуров на Спире, отважились на дальнее путешествие, там уже царил ледник, – добавил Бартеро.

– Простите, я не знал, – смутился Висерн, по точеному красивому лицу пробежала тучка задумчивости. – Нам в медицинской школе преподавали только историю ближайшей сотни лет.

Он вскрыл пакет с мясными консервами и, дабы не пачкать посуду, принялся подгребать ложкой прямо из фольги.

– Что-то сегодня наш археолог рано ушел, – не прекращая жевать, заметил он.

– Он даму каменную разморозить пытается. Любопытно ему, что в ее черепушке, – Эдвараль отодвинул чашку и потянулся. – Выходим, а то метель начнется. Опять ничего не успеем.

Одевшись, они покинули уютное укрытие, чтобы встретиться с обжигающим ветром. Благо на такую погоду у них имелись маски.

Рабочие расширяли котлован, расчищали дома, покрытые двадцати-тридцатиметровым слоем льда. Вниз вместо веревочной лестницы уже вели проплавленные во льду ступени. Проступали освобожденные от многолетнего плена фасады четырех зданий. Еще три снаружи были очищены целиком.

Каменная голова серебряно поблескивала покрывающими ее металлическими пластинами, издали казалась живой, красивой той холодной красотой, что скорее отпугивает мужчин, чем привлекает. С еле заметной горбинкой нос, большие глаза, высокие скулы, волосы, мягкими волнами доходящие до брусчатки. Сразу видно, с конкретного человека лепили, то есть строили.

Внутрь головы пробивался Исар Мивен, официальный археолог экспедиции. Взобравшись по лестнице-серьге, он вошел через дверь в ухе и углубился в заледенелые коридоры.

Еще несколько рабочих размораживали внутренности другого здания: круглого, пятиэтажного, сужающегося кверху, с декоративной башенкой на крыше.

Бартеро направлялся к ним посмотреть, как идут дела. Вопль Исара, долетевший из «каменной дамы», остановил его.

Эдвараль с Висерном переглянулись и бросились к голове, но Бартеро неожиданно для себя крикнул:

– Стойте!

И вовремя. Металлические пластины, скрывающие глаза-окна каменной незнакомки, со скрежетом поднялись, и струи ярко-зеленого огня ударили в пасмурное небо. Нечто белесое, дымчатое, размытой кляксой вырвалось наружу вслед за ними и, жалобно тренькнув, точно случайно задетые струны скрипки, растаяло, осыпав собравшихся ледяной крупой. По зданию прошла судорога, и снег со льдом, еще остававшиеся на каменных волосах, бровях и крыльях носа, с шипением испарились.

Перепуганные рабочие уставились на руководителей, но Бартеро, чувствуя, что ничего сверхъестественного больше не предвидится, первым побежал к каменной голове. Нечего ему, куратору, прятаться за спины товарищей. Как бы чего мерзостного не приключилось с этим домом-памятником. Помедлив пару секунд в нерешительности, Эдвараль, Висерн и двое рабочих последовали за шефом.

Внутри, в проплавленном коридоре под ногами печально хлюпала вода. Желтый свет фонарей извивался и петлял в лабиринте, тщетно ища выход. Ага, вот и то, что искал археолог – овальный металлический люк в шершавой темной стене – сейчас приоткрытый. Снизу оставалась широкая лазейка, но Бартеро все равно подергал за боковой рычаг. Шипя, люк послушно пополз вверх.

– Нехилая техника у них была! – уважительно присвистнул Эдвараль.

Они ступили в просторный темный зал, полностью свободный ото льда. Рабочие, не сговариваясь, включили дополнительные фонари. Желтоватые лучи вспыхнули, дробясь на радужные искры в выпуклом узоре, змеящемся по стенам. Из центра высокого сводчатого потолка шестью лучами расходились стеклянные трубы, вероятно, некогда служившие погибшим хозяевам источником света, а сейчас мертвые, мутные, пыльные. Впрочем, откуда здесь пыль, в замурованном на столетия здании?

– Больше похоже на мастерскую или на музей, чем на храм, – заинтригованный врач склонился над разложенными на длинном столе украшениями и непонятными предметами. – Ребята, вдруг это приборы? – удивленно произнес он, опасаясь прикасаться к чему-либо.

– Какие тебе приборы! Исар! Иса-а-ар! – Голос Бартеро сухой шелухой рассыпался по пустовавшим два с половиной века помещениям.

– Нет его тут. Я осмотрюсь, что да как, – Висерн осторожно направился к дальней двери, поманив за собой рабочего.

Бартеро, заприметив винтовую лесенку в углу, поспешил туда. За ним, шумно дыша, затопотал Эдвараль, для порядка поторапливая второго рабочего.

– Куда ты фонарем светишь! Хорош глазеть, человек пропал, а ты точно на экскурсии! – ворчал неугомонный завхоз.

Жутко тут. Голоса звучали приглушенно, аукались простуженным эхом. От стен тянуло холодом похлеще, чем на равнине во время метели…

– Исар! – в который раз закричал инженер.

Тишина. Нет, кажется, слышен стон – слабый, точно последний вздох.

– Холодно! Как же мне холодно! – прошелестело вдали.

На втором этаже, у самой промерзшей, заледеневшей стены, под сосульками, щедро свисавшими с потолка, распластался археолог, широко раскинув руки, неестественно подогнув под себя ногу.

Бросившиеся к нему товарищи с ужасом увидели – лицо бедняги обморожено, кожа растрескалась, а руки, особенно пальцы, превратились в лед и уже не разжимаются, вцепившись в рукоять переносной тепловой пушки.

– Исар, что произошло? Потерпи, мы тебя вынесем! – забормотал перепуганный Бартеро, стаскивая с рук перчатки и пытаясь расстегнуть ворот Исаровой куртки.

– Нет! – едва шевеля кровоточащими губами, просипел несчастный. – Бойтесь. Я выпустил ЕГО, а он спалил меня холодом. Он узнал, что путь открыт и вырвался. Бойтесь безлицего…

Он захрипел и потерял сознание.

– Скорее в тепло, – Бартеро подхватил Исара под мышки.

Они еще надеялись его спасти. И только в домике, освободив тело от теплой одежды, поняли, – их товарищ превратился в звенящий кусок льда.

– Точно тушка цыпленка, неделю пролежавшая в морозилке! – не постеснялся в выражениях завхоз. – Одно не смекну, как он промерз насквозь за какие-то пятнадцать минут, пока мы его искали? Что за дрянь его так заморозила? – недоумевал Эдвараль.

– Скорее, кто, – пробормотал Бартеро. – Кто-то, обитавший в ледяном здании. Последние слова Исара были про безлицего.

– Брось, ты, часом, не переохладился? – Висерн уставился на него с нескрываемым удивлением. – Никто не протянет столько лет подо льдом без еды и воздуха.

– Я готов поверить во что угодно. Даже в то, что данирольцы могли делать железных помощников – роботов, как и гатуры. Ты пневматический люк в тот музей вспомни, – Бартеро задумался. – У местных с побережья есть легенды про безлицых грешников…

– Их ты у своей невесты малолетней наслушался? Иди-иди, она тебе еще не такого расскажет. Она умеет. Глазищи зеленые вылупит – точно стрекоза…

– Не трогай девочку, – тихо шикнул на него куратор. Он упрямо боролся с глупыми суевериями в команде, но сегодня сам им поддался. – А еще перед тем, как голова выстрелила, я словно почувствовал, будто кто-то меня взял за шкирку и удержал на месте. А потом… – он замолчал, вспоминая белую тень. Нет, про нее говорить не стоит, друзья не поймут.

Вот он и молчал. Как промолчал в отчетах, как врал в лицо гатурам. Те слишком серьезно относились к его экспедиции, а чего конкретно ждали – сами не могли сформулировать.

Бартеро очнулся от воспоминаний и с удивлением обнаружил себя на смотровой площадке башни Согласия. Его взгляду открывался почти весь Равидар, столица Спиры, медленно спускающаяся к Герийскому океану.

Высотные дома с коническими крышами, круглая белая башня центральной библиотеки, четырехъярусная пирамида Управления Мореходством, праздничные арки, ограничивающие автомобилям въезд на двенадцатигранные площади и золотой купол храма, единственного выстоявшего за двести пятьдесят лет колонизации… На самом высоком холме в дождевой дымке угадывались островерхое здание планетария и высокие причальные мачты, над одной из которой зависла темная туша дирижабля…

Год за годом в городе оставалось все меньше домов, построенных по людским проектам. Непривычная архитектура гатуров вытесняла простенькие, но уютные домики, придавая улицам иногда праздничный, иногда кичливый, но всегда чуждый вид. Гатуры меняли город, как и самих людей, соприкасавшихся с ними так или иначе. Да и останутся ли простые люди через век-другой при таких усилиях инопланетян?

Бартеро не любил Равидар. Впрочем, по-настоящему свободным он себя чувствовал на Южном полюсе. Гатуры почему-то побаивались ледяной земли и предоставляли ее освоение людям. Естественно, контролируя их.

«Зачем? – снова и снова задавался он вопросом. – Зачем мы им? Охота им была прилетать на чужую планету, столько лет возиться с воинственным, тогда еще таким невежественным народом? И отчего их интересует самый южный континент? Неужели Марминар прав, и моя основная задача – поиск утерянных людьми технологий?»

Вон как историки оживились после его прошлого путешествия, горы научных трудов написали, в экспедицию напрашивались, о славе грезили. Впрочем, как и политики. В адрес гатуров все чаще звучали обвинения, они-де погубили величайшую культуру человечества.

Но чужаки быстро утихомирили недовольных, все стихло. А в Равидаре стало одним музеем больше.

Инженер бросил взгляд на именные часы – подарок самого адмирала. Полчаса до полудня. Самое время возвращаться в Управление Мореходством за бумагами на очередное плавание «Смелого». Пора добавить экспонатов в музей.

Он спустился с башни и зашагал по улице.

– Покупаем, не проходим мимо! Утренний «Пульс Спиры»! «Еженедельник Равидара»! «Рассветный вестник»! – во все горло кричали мальчишки, размахивая пахнущими типографской краской газетами.

– Адмирал высказался против снижения налогов!

– Утренняя пресса! Орландо Жисас обвиняет земного наместника в коррупции!

– Убит Костоправ Свен – самый кровавый из мафиози побережья! Начнется ли война между бандами?

– На острове Мирд бастуют шахтеры! Свежие новости!

Газетчикам вторили торговки булочками – аппетитными, румяными. Зазывали попробовать, купить еще горячую выпечку. Бартеро вяло отмахивался от их приставаний, торопясь к зданию Управления.

Улицы полнились людьми, по проезжей части сновали авто и вездесущие велосипедисты, на приземистом здании впереди двое рабочих закрепляли вывеску парфюмерной лавки, левее гудели экскаваторы, медленно ворочали башни долговязые строительные краны, возводя очередную высотку по гатурьему проекту…

Несмотря на мелкую морось, почти никто не потрудился раскрыть зонтик, в Равидаре подобная погода – норма, привыкли. Бартеро пригладил растрепанные ветром волосы, собрал их в короткий хвостик и надел капюшон. Смешно, но куратор полярной экспедиции жестоко мерз в относительно теплой столице Спиры.

– Господин, почищу ботинки всего за четвертушку! – Путь молодого человека преградил вихрастый паренек в клетчатой рубашке, натянутой поверх свитера.

Бартеро окинул задумчивым взглядом свои лакированные туфли и прошел мимо.

Через три дня начинается вторая экспедиция на ледяную землю Данироль. Предвкушая путешествие, ее куратор Бартеро Гисари толком не отдыхал уже неделю, перепроверял бумаги, планы, раздумывал – какое еще снаряжение понадобится для разморозки древнего города. Не забыл ли что важное?

Когда он обессиленно отключался под утро, порой прямо за заваленным бумагами столом, во снах оказывался среди льдов. Там, где солнце кажется ярко-розовым стеклянным шаром в светло-голубом небе, подернутом полупрозрачной вуалью облачной дымки. Где в воздухе постоянно пляшет взвесь ледяных кристалликов, сверкая и искажая восприятие, поэтому дальше-ближе порой меняются местами, обманывая доверчивых людей.

Суета в Управлении улеглась, службы ушли на обеденный перерыв, и капитаны тоже разбрелись по близлежащим забегаловкам. Поднявшись в приемную, Бартеро не обнаружил секретаря – наверняка тоже на обед отпросилась. Дверь в кабинет оказалась приоткрыта, из-за нее доносились голоса адмирала, наставника и кого-то еще, кого Бартеро не знал. Решив подождать, пока этот третий закончит и выйдет, инженер присел на стул.

Тихо тикали тяжелые настенные часы с крылатыми конями, на столе секретарши мигал фонариком на шапочке грустный клоун…

Вначале Бартеро не прислушивался к разговору, покачиваясь на волнах своих мыслей, ленивых и размеренных. Сердцем он уже далеко – среди сияющих на солнце айсбергов, морских котиков и чаек – стоял на капитанском мостике «Смелого», вдыхая колючий ветер заколдованной земли Данироль… Но постепенно яркие образы истаяли, и содержание беседы гатуров захватило его.

– Нужно приступить к третьей серии генетических опытов. Образцы второй серии уже доказали свою жизнеспособность, – произнес незнакомец. – Несмотря на то что они были воспитаны в земных семьях, будучи подмененными при рождении, их интеллектуальный потенциал значительно выше, чем у людей, хоть и уступает нашему.

– Помилуйте, мы и так взяли самое лучшее от людей и гатуров. Вы хотите, чтобы эти новые существа превзошли нас? – возражал адмирал.

– Не превзойдут. Некоторые уже дали потомство. Оно ничем не отличается от потомства обычных людей. Ни умственным развитием, ни реакциями, – заверил его наставник.

– И все же я бы вас предостерег, – упорствовал адмирал. – Люди – чересчур агрессивные существа. Мешать их гены с нашими – чрезвычайно опасно. Хотя я вынужден признаться, что ваш воспитанник, этот Гисари, получился весьма одаренной личностью.

Дальше Бартеро уже не слышал. Он просидел несколько минут без движения на стуле, безразличный к окружающему миру, точно растрескавшаяся от времени статуя. Но нашел в себе силы стряхнуть оцепенение, вышел на улицу, ловя ртом сырой воздух, пытаясь хоть как-то успокоиться, опасаясь вызвать подозрения у наставника.

Он плохо помнил, как в третий раз поднялся в Управление, как подписывал бумаги, шутил с возвратившейся с обеда секретаршей. Потом, словно голодный волк, кружил по городу, распираемый новым знанием. Ему нужно было выговориться, а подходящих собеседников не попадалось.

Будто стеклышки в детском калейдоскопе так и сяк складывались воспоминания. Он оценивал каждый поступок, и все больше убеждался в правильности своих выводов – он дитя гатуров. НЕЛЮДЬ.

Он умел слишком много для обычного человека. В древности такие способности приписывали волшебникам. Его чересчур заботливо опекали в гатурьей школе, ревностно следили за достижениями, ограничивали общение с семьей.

Семья… Красавица-мать, медсестра в городской больнице, отец – крупный издатель. Это благодаря ему Бартеро не был стеснен в средствах, мог капризничать, тянуть с экспедицией, выжидая наилучших условий. Строгое воспитание в детстве, обернувшееся удивительным, похожим на игру обучением в школе пришельцев со звезд, заботой наставника Наридано, так и не заменившего ему отца. Сейчас обе части его жизни казались хрупкими хрустальными сосудами, готовыми разбиться при любой неосторожности. Как справиться с новым знанием? Как убедить себя, что он ослышался, ошибся, и жить в счастливом неведении дальше?

К вечеру измотанный, шатающийся от усталости, он вспомнил про старого знакомого – Габриеля Мидару, не близкого друга, но человека достаточно влиятельного, способного разобраться в столь деликатном вопросе, как опыты инопланетян над людьми.

У этого человека была собственная газета. И собственная политическая партия. Правда, про его роль в ней знали немногие. Официальным лидером «Добрых перемен» являлся Орландо Жисас. Но без одобрения Габриеля политик не имел права молвить и слова. Сам же Мидару, дабы не подставлять себя под возможные удары недоброжелателей, во всех документах числился только редактором речей. Тем не менее финансовые потоки неукоснительно проходили через его людей.

* * *

Бартеро позвонил в дверь приятеля, когда улицы поглотила вязкая тьма ненастного вечера, а тягучий дождь перешел в ливень.

– Давай же, открывай, – прошептал Бартеро кожаной обивке двери. – Я знаю, ты там, ты один. Помоги.

Щелкнул замок, и на пороге появился хозяин – невысокий мужчина с продолговатым лицом, широкими скулами, чуть приплюснутым носом и желтоватой кожей, выдававшей герийское происхождение.

Носил он короткую стрижку и не закрашивал седину, несмотря на моду последних лет. В свои тридцать пять Габриель выглядел на все пятьдесят, но нисколько этого не стеснялся. Он легко выделялся в толпе, поскольку он слегка прихрамывал на левую ногу, носил очки в толстой оправе и с толстыми стеклами без диоптрий, клетчатый галстук и вязаную жилетку.

– Вот уж не ждал, – с едва уловимым акцентом произнес Габриель, изучая позднего гостя. – Заходи, бродяга. Попрощаться?

– Пожаловаться, – невесело ответил ему Бартеро. – Должен я хоть иногда портить жизнь добропорядочным гражданам!

– Снимай плащ и ступай в кабинет, недоразумение ты мое. На пороге такие разговоры не ведут, – скомандовал хозяин.

Как бывший журналист, Габриель предчувствовал сенсацию. Ведь именно его газета опубликовала первое интервью с «отважным покорителем Южного полюса». Теперь этот покоритель едва живой приплелся в его квартиру, ищет поддержки и сочувствия. И скорее всего, дело не в любовных переживаниях (некогда Бартеро обзаводиться подружками, по миру мотается, дела важные делает), а в чем-то гораздо более серьезном, а значит, выгодном.

Гость послушно вошел, долго возился с пуговицами дорогого серого плаща, нетвердой походкой добрался до кабинета и уселся прямо за стол хозяина. Тому подобное безобразие не пришлось по душе, но он смолчал. А потом и вовсе позабыл, ибо гость рассказал тако-о-ое, от чего волосы на голове Габриеля зашевелились. Если сказанное действительно правда, тогда… Нет, обдумывать варианты рано, пока нет доказательств.

– Так ты не разыгрываешь меня, Бартеро? – осторожно спросил он. Но гость был чересчур поглощен своей бедой.

– Ты не представляешь, что значит узнать – Я НЕ ЧЕЛОВЕК! – сокрушался он. – Что те люди, которых я считал своими родителями, всего лишь воспитали меня: подменыша, кукушонка!

– Откуда… – начал было Габриель, но друг его перебил:

– Подожди, не торопи, дай я скажу! Оно у меня здесь горит, это знание! – Бартеро постучал себя по груди. – Я всю жизнь жил, удивляясь своим способностям, гордясь ими. А теперь как мне смотреть в глаза людям? Как мне на себя смотреть в зеркало? Я не человек! Я не был похож на своих родителей. Отец у меня смугл и черноволос. У матери темно-русые волосы. Откуда я такой белый? Я не альбинос. Отец всю жизнь подозревал мать в измене, ко мне был холоден. Когда меня в двенадцать лет забрали к себе гатуры, мне казалось, он вздохнул с облегчением. Когда мне исполнилось семнадцать, мне сказали, что родители умерли. Но сейчас я осознаю, их просто убили!

– А если ты ошибаешься? – вклинился в полный отчаянья монолог Габриель. – Ты слышал только обрывок разговора. Как ты можешь делать подобные выводы?

– Потому что я больше тринадцати лет прожил среди гатуров! Они еще не на такое способны, эти «спасители человечества»!

Гость уронил голову на руки, и хозяину показалось, что он плачет.

– Тогда поспи. Флорина уехала на съемки. В ее кабинете теперь есть диван.

– Разве я смогу спать? – не поднимая головы, спросил Бартеро. – Пока не узнаю правды, какой теперь сон!

– И что изменится, если узнаешь? Тебе станет легче или наоборот – хуже? Стоит ли эта правда того, чтобы так из-за нее переживать?

– Не знаю, – прошептал гость. – Я стал слишком слаб, Габри! Я ни на что не гожусь.

– Чушь. Ты просто устал. Мерзнешь на Данироль, дома не бываешь. Одумайся и успокойся. Если не придешь в себя, провалишь контроль лояльности перед очередной экспедицией. И у тебя будут еще большие неприятности.

– Знаю, – гость встал. – Пожалуй, ты прав. И я действительно должен сейчас успокоиться. Попробую заснуть. Целых два года тянул с новой экспедицией, вот и получил «подарочек» от учителей!

– Иди-иди, – поторопил его Габриель.

На пороге гость остановился. Неяркий свет лампы упал на его бледное красивое лицо.

– Спасибо, Габри. Прости, что я так…

– Брось, Бартеро, – махнул рукой Мидару. – Чудесных снов тебе.

Когда дверь за гостем затворилась, Габриель вновь разложил бумаги и принялся писать речь. Новое знание должно было улечься в его голове, «остыть». Тогда и идеи пойдут, как его применить. А пока надо работать.

В тонкой фарфоровой чашке дымился свежесваренный кофе, на блюде скучал недоеденный бутерброд, а на занавешенной шторе рисовала розоватым светом овал настольная лампа. Главный редактор влиятельной газеты, не скрывавший своего презрения к печатным машинкам, размашистым почерком портил лист за листом, перечитывал получившееся послание, недовольно хмурил густые брови и, беспощадно комкая листы, отправлял их один за другим в стоявшую возле двери корзину.

Особой меткостью Мидару не отличался, и возле почти пустой корзины накопилась внушительная куча бумажного мусора.

* * *

Утром, когда в распахнутое окно врывалась какофония из чириканья воробьев под крышей, гудков автомобилей, крика торговок и мальчишек – разносчиков газет, а по квартире разлился соблазнительный аромат кофе, Габриель бесцеремонно растолкал разоспавшегося гостя и потребовал повторить вчерашний рассказ.

– У тебя нет доказательств, – редактор задумчиво почесал плохо выбритый подбородок, когда Бартеро договорил. – А если они существуют, то спрятаны в какой-нибудь лаборатории, которая может находиться где угодно, – он щелкнул пальцами. – Есть еще архив Первопланетного Дома, резиденции Сириуса на Земле!

– Только навигаторы имеют туда доступ, – вздохнул Бартеро.

– Слушай, сколько я тебя знаю, ты постоянно принижаешь свои достижения. Ты далеко не простой инженер. Тем более сейчас ты куратор экспедиции. Кстати, куда ты сейчас направляешься?

– Опять на юг. В вечные льды, – он усмехнулся. – Вечные, благодаря гатурам.

– Но заметь, какую пользу они приносят, эти гребнеголовые. За двести пятьдесят лет их присутствия не было ни единой крупной военной стычки, – добавил Габриель.

– Зато всякая гадость повылезла наружу.

– Она была всегда, – справедливо заметил Мидару.

Глаза Бартеро сверкнули.

– Я знаю, как разоблачить гатуров!

– Как?

– Через таких же наглых и беспринципных существ, как и они. Подлец способен обмануть подлеца. Ты упоминал, будто знаешь самого Итеро Кинса.

– Усача?

Габриель усмехнулся. Вовремя этот парень напомнил про гангстера. Ой как вовремя.

– Не лично, – поспешил добавить владелец «Пульса Спиры». – Партия имела с ним дело. По его заказу мы протащили закон о смягчении санкций за сверхлимитную торговлю алкоголем. Только я бы не сказал, что он подлец. По сравнению с остальными, он просто благородный рыцарь.

– Почти благородный… Так пусть он нам поможет, – обрадовался Бартеро.

– Как?

– Снимет копии с архивных документов. У него наверняка есть связи с резиденцией.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Габриель, внутренне возликовав. – Возможно. Но это не дело одного дня. Тут подумать надо как следует. А идея хороша, – оценил он. – Я пошлю людей разузнать обстановку. Назначу встречу… – он взлохматил волосы на затылке. – Кстати, ты когда уезжаешь и насколько?

– В конце недели. Где-то на четыре месяца. А там как пойдет.

– К твоему возвращению все документы будут у меня. Возможно, я уже дам делу ход.

– Я знал, что ты поможешь!

Оставшись один, Мидару взялся было за телефонную трубку, но передумал. Из дома звонить безумие.

Но идея хороша. Ой, как хороша! К тому же у Габриеля были свои мотивы разобраться с чужаками и их верными подпевалами.

* * *

Через три дня, как раз когда Танри поступала в Академию, Бартеро без сожалений смотрел на удаляющийся Равидар с борта «Смелого». С гор сползли тяжелые тучи, навалились на город косматыми животами, щедро поливали дождем его широкие проспекты.

Ненастью до «Смелого» уже не дотянуться. Над ледоколом в облачные разрывы проглядывало солнце. Разве что ветер поднялся, норовя распахнуть плащи моряков, кинуть в лицо соленые брызги. Хотя разве мог он испугать тех, кто прошел южные широты, многие месяцы провел на ледяной земле Данироль и теперь снова стремится постигнуть чудеса далекого континента?

В голову лезли разные мысли – все меньше о гатурах, больше – о ледяной земле, развалинах, местных жителях – обитателях побережья – охотниках и рыбаках, о девочке-дикарке Тинри. Малявка привязалась к нему за те дни, пока он готовился к путешествию вглубь континента, выжидал нужной погоды. Ходила хвостиком, расспрашивала о «зеленой земле», куда мечтала попасть, рассказывала поверья и предания своих диких сородичей, давала дельные советы, как вести себя в метель и морозы. Советы, которые, между прочим, дважды спасли Бартеро жизнь.

За девочку он корил себя до сих пор. Он был для ее соплеменников чужаком, как гатуры для людей. Своим вниманием к крохе он приговорил ее к гибели. И эта вина грызла его душу с жадностью голодной крысы, пробравшейся на заполненный зерном элеватор. Из-за него, чужака с «зеленой земли», малышку принесли в жертву ледяным демонам. А он опоздал всего на день, задержавшись в размороженном городе.

Нет, она жива. Его тщательно развиваемое гатурами чутье подсказывало – жива! Только не мог определить, в какие края ведет это чувство. Что за сила утащила ее у него из-под носа?

Зачем он ждал столько времени? Почти два года! Прозябал на Спире, ворошил отчеты прошлой экспедиции, доказывал адмиралу и его помощникам необходимость новых исследований. Как бы выразился прямолинейный Эдвараль – чесал спину пяткой. Почему он не искал Тинри, как собирался вначале? Некогда было. Проклятье! Всегда некогда!

– Я найду тебя, маленькая. Я переверну весь мир, но я найду тебя! Хотя бы для того, чтобы спокойно спать, чтобы не нести груз твоей загубленной жизни на своих плечах! Вот вернусь из экспедиции и отыщу.

* * *

Бартеро уплыл, не представляя, какие силы растревожил на Спире. Нанятый Габриелем Мидару для поиска гатурьего архива знаменитый Итеро Кинс взялся за дело всерьез. Никакие запреты и преграды, будь они даже возведены могущественными инопланетянами, не могли остановить этого человека, ведь Итеро, будто сорняк, прорастал в любых условиях, на любой почве. Его настоящего имени не знали самые близкие люди, кроме Лайва, пожилого советника. Он-то и отвечал за переписку мафиози с матушкой.

В день, когда после трехмесячного расследования Итеро должны были принести заказанные Габриелем бумаги из Первопланетного Дома, Лайв, прозванный охраной Усача Торопыгой за медлительную тяжелую поступь и шумную одышку, остановил новенькое авто модной марки, но уже с подбитой задней фарой, у высоких металлических ворот особняка Кинса. Миновав обширный розовый сад, зимой почти не цветущий, он вошел в двухэтажный богатый дом.

Итеро дожидался советника у камина, развалившись на белоснежном кожаном диване. Он обреченно взял письма, просмотрел даты на почтовых штемпелях, выбрал первое по давности и приступил к чтению. Через полчаса, порядком утомленный от бесконечных сетований матушки на его невнимание, неважное здоровье, своего повзрослевшего воспитанника и приемную дочь, он встал и налил себе целый стакан вина. Выпив его залпом, он повернулся к Торопыге:

– Знаешь, Лайв, почему я сбежал из дома?

– Ты мне это уже рассказывал, – флегматично заметил советник.

– Да, помню. Неудивительно, что от драгоценной мамочки удрала и моя новоиспеченная сестрица.

– Как она, кстати? – чувствуя, что шефа посетило сентиментальное настроение, спросил Торопыга. – Там же учится?

– Делает успехи. Еще и навигатором станет. Представляешь, сестра Усача Итеро работает на гатуров! Ужас! Надо за ней присматривать, может, пригодится.

– Отправить кого-нибудь на Вису? – осведомился Лайв.

– Не сейчас. Ты иди, погуляй. А мне ответ писать придется. Кто знает, когда еще момент представится. Не напишу – моя удивительная матушка волне может собраться навестить своего несчастного сыночка, – выпроводил советника Кинс.

Сев за стол, он принялся придумывать письмо, сопровождая каждый абзац ядовитым мысленным комментарием.

Милая мамочка!

Прости, что долго не отвечал. Я слишком был загружен работой эти четыре месяца, приходил домой за полночь и валился с ног. Ты же знаешь, для таких неудачников, как я, с работой на Спире не все гладко. Платят немного, за любой проступок могут выгнать. Я по-прежнему выполняю обязанности счетовода в магазине, а также подрабатываю по мелочам, когда грузчиком, когда маляром. Берусь за любую работу, в надежде скопить на свое жилье.

«Да, милая мамуля, – застаревшая обида еще давала о себе знать. – Получай, что хотела. Считала меня хроническим неудачником, наслаждайся теперь!»

С жильем у меня по-прежнему плохо. Недавно в моей тесной комнатке в социальном приюте протек потолок. Пришлось потратить на ремонт целых тридцать монет, а это моя зарплата за неделю.

А то, чего доброго, действительно выполнит свою угрозу и приедет погостить. Про все четыре особняка, несколько квартир в различных городах Спиры знать ей абсолютно необязательно. Тем более, про трех любовниц, постоянно проживающих с ним под одной крышей.

С визитом в Шанбаре тоже пока не получится. Сама знаешь, дирижабль до Висы летит пять-шесть дней, а мой отпуск всего четырнадцать. Может быть, если не возьму его в этом году, сумею выбраться к тебе на следующий.

Поцелуй за меня Танри. Я рад, что хоть эта приемная сиротка может оправдать твои надежды.

Твой Ито

Пробежав глазами написанное, чтобы проверить – не переборщил ли он, Усач ухмыльнулся. Что ж, вышло неплохо. Мамуля останется довольна.

Не то чтобы он не любил свою родительницу. Напиши Вирия, что с ней что-то не так, он бросил бы все и сразу примчался. Но раз у матери есть крыша над головой и терпеливые слушатели, пусть лучше она живет где-нибудь подальше. Например, на другом континенте, раз уж гатуры не пускают людей на дальние планеты.

Вначале он честно хвастался своими успехами. Приезжая домой, с затаенной надеждой ждал: вот сейчас она меня оценит, поймет, будет гордиться сыном! Но каждый раз Вирия находила повод к чему-нибудь придраться, и ее сын чувствовал себя законченным идиотом без всяких перспектив в жизни. Чем больше он взрослел, тем отчетливее проступали в Итеро отцовские черты, и все меньше принимала его мать.

– Да что ты за человек такой неправильный?! Посмотри на сына Амары, посмотри на близнецов Ферис! Все выросли людьми толковыми. У каждого свое дело, родителям помогают, при семье. Нашел бы и ты девчонку ладную, поселился рядом с матерью, делом бы занялся. Куда тебя нечистый все несет? Страны ему дальние подавай, как папаше твоему, чтоб ему пусто было! Здесь что, еда горчит или девицы страшнее? – заводила она каждый раз свою любимую песню, стремясь привязать выросшего сына к родной калитке. Не получалось.

Поняв, что родительницу не переубедить, Кинс оставил попытки помириться с ней, ограничившись одним – двумя письмами в год, где мстительно расписывал, как отвратительно ему живется. Тем самым он давал Вирии полное право сетовать всем и каждому, что сын не оправдал ее надежд. А потом начались дела с контрабандой… Не делиться же, в самом деле, с матерью такой информацией!

В последние годы Вирия стала сдержанней, спокойней, требовала внимания к себе, настойчиво звала в Шанбаре, но мальчик Ито Комидари уже давно превратился в Итеро Кинса, Усача Итеро, и пути назад не было.

Усач запечатал конверт, написал адрес и спустился обедать.

К семи часам вечера с отчетом о проделанной работе прибыл его поверенный Зий Релете. Сегодня он выглядел весьма озадаченным.

– Слишком странные вести я принес, шеф, – признался он. – Парни, проявлявшие пленки и печатавшие фотографии, потрясены.

– Что там? – Усачу не терпелось. Он не пытался скрыть любопытства. То, что гатуры балуются чем-то противоестественным, он и так знал от своих людей в Первопланетном Доме. Правда, тогда его шпионы занимали слишком незначительные должности. А стоило им получить повышение, открывавшее доступ даже к архиву, тут же нарисовался политикан Мидару и потребовал весьма интересную информацию.

– Посмотрите сами, – Зий поставил на круглый столик внушительных размеров чемодан, повернул ключ в замке и распахнул обитое красной материей нутро перед шефом.

– Неплохо поработали, – пробормотал Кинс, глядя на ворох фотографий, разложенных по картонным папкам.

– Здесь более пятидесяти документов, – принялся объяснить Зий. – Двадцать из них по геолого-разведывательным работам и добыче ископаемых – годовые и месячные отчеты, планы разведки. Это не все, что там есть, но на остальное не нашлось ключей. Слишком сложны замки и высока защита.

– А остальные тридцать?

– Двадцать четыре – как раз сведения об опытах. Так называемый проект «Очищение», – в голосе Зия послышалось волнение. – Шеф, оказывается, часть гатурьих воспитанников – не люди. Нам удалось раздобыть несколько фамилий и биографий тех выродков. Кое-кого, кто не оправдал их доверия, они сами же убирали. Мы сфотографировали все бумаги по этому вопросу – все, что было на человеческом языке. Но это данные самое позднее десятилетней давности. Остальное рассовано по сейфам, либо написано их буквами. Кое-что в машинах памяти, которые наши люди не умеют включать. Мы не стали тратить время.

– Хорошо. Пока достаточно. Я посмотрю. А еще шесть папок, что в них? – Кинса разбирало любопытство.

– Мы решили, вас это тоже заинтересует. В двух – перечень обычных людей с необычными способностями, так называемых волшебников. Они на особом учете у гатуров. В четырех остальных – протоколы недавних совещаний по экспортной политике, кое-какая информация по крупным гатурьим шишкам, даже по адмиралу Фегинзару.

– Благодарю. Можешь быть свободен. Я прочту все и скажу, какую именно информацию копировать для политикана.

Зий ушел, а Итеро Кинсу предстояла бессонная ночь. Бумага за бумагой он изучал свидетельства величайшего обмана человечества пришельцами со звезд. И все больше убеждался – с этим нужно что-то делать!

Ага, вот самое неопровержимое доказательство вины гребнеголовых! Прочитав его в первый раз, Кинс почувствовал, как вспотели ладони.

Нарису, начальнику безопасности населения

Земли от руководителя экспериментальной

группы 426 по проекту «Очищение»

от 01.08.238

Предварительная записка

Подготовительные стадии эксперимента: 22.01.217.

Закладка образцов: 17.05.221.

Выведенные лабораторным путем создания были внедрены в людские семьи, чьи дети появились на свет мертворожденными с 03.02.222 до 21.02.222.

В ходе периодических наблюдений установлено, что объекты:

– по внешним и внутренним параметрам отличий от обычных людей не имеют;

– по всем показателям здоровы;

– обладают большим порогом болевой чувствительности, чем обычные люди;

– имеют интеллект значительно выше большинства людских образцов;

– инициативны, но чаще мечтательны, склонны к чрезмерному анализу своих поступков и поведения других людей;

– быстро мобилизуют людские ресурсы для выполнения поставленных ими задач;

– в 14 случаях у объектов выявлены слабые способности к телепатии и целительству.

Итого по первой серии было создано 72 образца, из них жизнеспособными оказались 51; из них:

– годны к дальнейшему обучению – 22 (список прилагается);

– не подлежат сотрудничеству и приравниваются к прочему гражданскому населению – 29.

Кинс протер глаза и вздохнул – этим беднягам сейчас должен быть тридцать один год.

Отыскав папку с личными делами подопытных, он обнаружил, что из двадцати двух обученных выжило семеро. Остальные не дотянули до двадцатилетия. Знакомых фамилий он не нашел и среди тех семерых. Если они еще живы, то на публике не появляются. Во всяком случае, на Спире.

В документах упоминалось, что намечалась вторая серия опытов в 226 году. Результат появился бы на свет в 227 году. Сейчас им было бы лет по двадцать пять. Для кого старается Мидару? Не для своей же смазливой жены. Она моложе. Самому политикану сейчас тридцать пять. Не подходит. Надо выяснить. Кинс сделал пометку в блокноте.

С папкой, озаглавленной «Волшебники», он просидел довольно долго, изучая список на полторы тысячи фамилий. Мелькали и знакомые, засветившиеся в политике или искусстве. Фигурировал там один ученый. (Не то чтобы Итеро интересовался наукой. Ни в коем случае! Просто недавно тот химик обращался к Усачу с просьбой подделать завещание дядюшки в его пользу.)

«Взглядом останавливает кровь. В состоянии ярости в радиусе десяти шагов вызывает бесконтактные раскачивания и передвижения мебели и других предметов», – значилось в графе «Возможности». В соседней графе «Перспективы» стояла запись: «Сотрудничеству не подлежит».

Так для чего это Габриелю Мидару? Про геологическую разведку его партия давно трубит в Парламенте, требуя изменения законов. Но заявление об опытах над людьми чревато. Гатуры не простят, допытаются, кто снабдил информацией. И самому Мидару не улизнуть от их гнева.

Кинс задумался. Ему захотелось, чтобы эти шокирующие сведения дошли до общества. Люди не скот, чтобы заниматься улучшением их породы. Нет, этот политикан – умный человек. До чего-нибудь он додумается. Решено, надо назначить с ним встречу.

Они увиделись на следующий день в специально закрытой по такому случаю кофейне.

Из огромного окна просматривалась почти вся широкая набережная с сероватым зданием городской управы на другом берегу. По реке сновали прогулочные катера. Возле моста замерла ремонтная машина, перекрывая большую часть дороги.

«Это чтобы за нами меньше наблюдали», – догадался Мидару.

Усач помешивал ложечкой остывающий кофе, не удосужившись его попробовать.

– Как ты хочешь поступить с информацией, за которую платишь? – был первый вопрос Кинса. – Она слишком опасна.

Мидару, полистав фотокопии, сосредоточенно молчал. В его голове один за другим просчитывались варианты.

– Информация будет обнародована, но так, что ни на одного из нас не падет тень подозрения, – уверенно заявил он и принялся излагать свой план.

– Это будет стоить еще сто тысяч, – выслушав предложение Габриеля, вымолвил Итеро.

Его устраивал такой исход дела. Тем более, если политикан прав, со временем можно сорвать неплохой куш.

– Кстати, если не секрет, – Усач подался вперед. – От кого ты знаешь про опыты?

* * *

Началось все не с сенсационных статей в некоторых печатных изданиях Спиры, и не со странных посылок, так взбудораживших журналистскую братию. Началось все гораздо раньше. На излете зимы в Первопланетном Доме в помещениях архива был найден мертвым Эшев Роуз – секретарь наместника Земли. Его убила сработавшая система защиты одного из сейфов.

Незамедлительно прибывшая на включившуюся сигнализацию охрана обнаружила рядом с телом фотоаппарат с почти целиком отснятой пленкой, подделанные ключи от доброй половины сейфов и пропуск в ту часть помещений, в которых погибшему делать было абсолютно нечего.

Когда информация дошла до наместника и адмирала Фегинзара, разразился тихий скандал. Почему тихий? Потому что дальше нескольких высокопоставленных гатуров и приближенных к ним людей он не распространился.

Но Фегинзар инициировал тотальную проверку персонала, тем более что при обыске в доме погибшего Роуза были обнаружены негативы и напечатанные фотокопии личных дел кое-кого из гатуров и их учеников. Выяснилось также, что ключи, с которых были сделаны копии, принадлежали утонувшему месяц назад сотруднику архива.

– Давайте теперь вообще ничего запирать не будем! Откроем все замки, устроим из архива вокзал, позовем туда бродяг! – бушевал адмирал. Красный гребень на его голове подрагивал, будто у бойцового петуха перед поединком, острый нос от возмущения двигался из стороны в сторону.

Кому понадобилось рыться в архивах – Фегинзар недоумевал. Чтобы уничтожить кого-то конкретного – слишком велик риск. Кто отважится на такое? Неужели Роуз был шпионом Союза Мстящих, террористической организации, с которой гатуры боролись с первых дней прилета на Землю? Но выяснить, какая еще информация была похищена, не представлялось возможным. Пока…

Пока редакции всех крупных газет и журналов Спиры, а также более-менее известные журналисты не начали получать посылки с весьма интересной информацией. Кто-то отнесся к ней как к неуместному розыгрышу. Кто-то воспринял серьезно, но испугался и тут же сдал необычные документы сыскарям. А кое-кто погнался за сенсацией и осмелился посвятить ей статью. Волнующие рядовых граждан заголовки «Человекогатуры», «Человеческие дети звездных отцов», «Искусственные люди» замелькали в бульварной прессе.

В тот день, когда посылку доставили в «Пульс Спиры», Габриель Мидару был занят другими делами и в редакцию попал уже после трех. Привычная суета в коридорах перед выходом нового номера газеты действовала на него успокаивающе. Вот только редактор новостной колонки и двое ведущих журналистов о чем-то очень подозрительно перешептывались возле курилки. Посмотрев на их озадаченные лица, Габриель поманил всех троих в свой кабинет.

– Что случилось, а я не в курсе? – После общения с главой собственной партии Орландо Жисасом он еще не окончательно пришел в себя, и тон его не отличался дружелюбием.

– Мы собирались еще вчера вам сказать, но вы внезапно уехали, – за всех ответил редактор. – Вы наверняка слышали, что уже несколько дней всем засветившимся журналистам и редакторам приходят странные посылки с фотокопиями якобы из архивов гатуров.

Ни единая мышца на лице Габриеля не выдала его волнения. Кинс! Он таки выполнил свою часть договора, отработал вложенные деньги, обнародовав результаты шпионажа. И как аккуратно, не подкопаешься.

– Что именно пришло, дайте мне взглянуть, – только и сказал он.

Мидару хватило нескольких минут, чтобы убедиться – в коробке нет ничего такого, что не получил бы он.

– Я отнесу это сыскарям, – заявил он тут же. – Кто-нибудь еще подобные послания получал?

Журналисты подтвердили. Каждому на домашний адрес пришла такая же посылка. «В типографии они, что ли, размножали?» – подумал Габриель.

– Нам не нужны неприятности с гатурами. Мы ведь добропорядочное, престижное издание и желаем таковым оставаться. К тому же разве есть смысл перепечатывать то, о чем уже раструбила бульварная пресса? – заявил он своим подчиненным. Те, естественно, с ним согласились.