В тот вечер мы сидели в комнатах Журдена: отец, брат, Картье и я. Все вымотались и молча пили вино, слишком расстроенные, чтобы набивать желудок едой.

Сложно объяснить, что я почувствовала, услышав обвинения, особенно Мак-Квина и Моргана. Таких подробностей я не знала. Нет слов, чтобы точно описать мою боль. И я представляю, каково было записывать эти обвинения, а потом слушать, как их зачитывают перед сотнями свидетелей.

И еще труднее было назвать чувство, которое я испытывала, глядя, как народ приговаривает Килу к смерти. Я знала, что придется смотреть на ее казнь, и у меня перехватывало дыхание, когда я это представляла.

– Итак, правлению Ланнонов пришел кровавый конец, – сказал Журден, когда молчание стало гнетущим, а вино кончилось.

– Итак, они пали, – отозвался Люк, отсалютовав пустому бокалу.

Мы сидели на одном диване, и его колени прижимались к моим. Я встретилась взглядом с Картье. Мы разделяли одни и те же мысли, одни и те же чувства.

Не все из них пали. У нас все еще есть Эван, которого мы будем защищать, которого вырастим вопреки воспитанию отца и деда.

– И все же почему мне кажется, что мы проиграли? – прошептал Люк. – Почему я не ощущаю победы? Я хочу, чтобы они умерли. Хочу причинить им как можно больше боли. Снести голову – это слишком быстрая смерть. Я хочу, чтобы они страдали. Но это значит, что я не лучше их?

– Ты ничем не похож на них, сынок, – пробормотал Журден.

Картье уставился в пол, уперев локти в колени. Но, когда он заговорил, его голос был ровным:

– Ланноны похитили мою сестру, мою мать. Я никогда не слышал голоса сестры, не знал материнской любви, не знал, каково это – лежать на руках матери. Мне всегда их не хватало, словно пропала часть меня. И тем не менее… моя мать сама была из Ланнонов. Ее звали Лили Хейден, дочь тана Ланнона.

Он посмотрел на Журдена, затем на Люка и наконец на меня. Его признание удивляло.

– Не думаю, что в настоящий момент правосудие следует ясной, прямой линии. Мы настрадались от наших потерь, как и весь местный народ. Во имя всех богов… Кила Ланнон, двенадцатилетняя девочка, которая натерпелась от отца, будет обезглавлена рядом с ним, потому что люди ее не услышали, они не смотрели на нее, они не смогли отделить ее от него.

Люк всхлипнул, но он был спокоен, слушая признание моего наставника, как и Журден, который смотрел на Картье с блеском в глазах.

– Считаю ли я, что Деклан заслуживает обезглавливания? – спросил Картье, протягивая руки. – Нет. Я бы предпочел, чтобы ему ломали все кости, одну за другой, медленно, пока он не испустит дух, как он поступил с моей сестрой. И мне не стыдно в этом признаться. Но, возможно, превыше всех моих чувств и желаний для меня уверенность, что правосудие сегодня свершилось, что народ высказался и решил судьбу семьи, которая наконец призвана к ответу, что мы все вернулись на родину и что в ближайшие дни Изольда будет коронована. Единственное, что мы должны делать в этот момент, – продолжать двигаться вперед. Мы станем свидетелями казни Ланнона, коронуем Изольду и потом решим, что делать с людьми, которые остались без лорда или леди.

Мы опять замолчали. Слова Картье проникли в наши души. Он был наполовину Ланнон, но это не изменило моего отношения к нему, поскольку я сама наполовину Аллена. Мы оба произошли от крови предателей. И если заглянуть в наши сердца поглубже… мы все найдем там темноту.

Вскоре после полуночи я отправилась спать, поцеловав в щеки Журдена с Люком и по пути к выходу ласково потрепав Картье за плечо. Тело требовало, чтобы я легла и постаралась уснуть, но еще больше я хотела убежать от реальности хотя бы на час благословенного сна.

Я уже дремала, когда услышала в коридоре шум.

Я села, моргая в темноте. Дверь спальни открылась, и на пороге возник Люк. Я соскочила с кровати.

– Быстрее, сестра. Королева созвала совещание в комнатах отца, – сказал он, торопливо зажигая свечу.

Я отыскала меч и выскочила за братом в коридор с обнаженной сталью в руке. Ночная рубашка сползала с плеча. Я наконец смогла заговорить:

– Что такое? Что случилось?

В покоях отца уже ждали Журден и Картье. Мы с Люком присоединились к ним. Я старалась выровнять дыхание.

Не успела я задать очередной вопрос, как в комнату вошла Изольда, в том же платье, что и на суде, со свечой в руке, в сопровождении двух стражников. Ее лицо было суровым, а взгляд – безнадежно мрачным.

– Простите, что разбудила, – обратилась она к нам.

Мы стояли в холодной тени, освещенные неровным светом.

– Изольда, что случилось? – спросил Журден.

Изольда опустила взгляд на свечу, словно не в силах смотреть на нас.

– Деклан и Кила Ланнон сбежали из темницы.

– Что? – воскликнул Люк, потому что остальные утратили дар речи.

Изольда с горечью посмотрела на нас.

– Думаю, они сбежали час назад. Еще не выяснили, куда.

– Как это произошло? – спросил Журден.

Изольда ничего не сказала, но глянула на Картье, а он смотрел на меня. Наши мысли сошлись, как луна, пришедшая на солнце при затмении и бросившая между нами длинную тень.

Эван.

Картье бросился по коридору к своей двери. Я побежала за ним. В гостиной я увидела на диване одеяла и подушку, где спал сам мужчина. Когда я вошла за ним в спальню, где должен был прятаться Эван, мои руки похолодели как лед.

Он находился там, спал в кровати. Точнее, я так думала, пока Картье не сдернул одеяло. Но вместо Эвана там лежала подушка.

Я подошла к открытому окну: именно таким путем Эван пробрался в замок. Рук я не чувствовала, но услышала, как мой меч с лязгом ударился о пол. Я перешагнула клинок и уставилась в ночь, в усыпанное звездами небо, среди которых было и мое созвездие.

– Нет, нет.

Голос Картье, в котором звучит мучительное неверие.

Мое сердце билось в унисон с его неверием. Должно быть какое-то объяснение. Не исключено, что это ошибка.

Но сначала на меня обрушилась правда.

Я огляделась. И, когда Картье опустился передо мной на колени, вцепившись в скомканные одеяла… я поняла, что случилось.

Я тоже упала на колени рядом с мечом, потому что у меня внезапно подкосились ноги.

Что мы натворили?

– Бриенна, Бриенна…

Картье мог шептать только мое имя, снова и снова, пока до нашего сознания доходила ошеломительная правда.

Я встретилась с ним взглядом. Он похолодел, а я пылала.

Эван Ланнон обыграл нас.