Для меня всегда бывает даже не приятной неожиданностью, а каким-то особенным, редким подарком встреча с человеком, который лично знал или даже просто видел святителя Луку. Эти простые, бесхитростные рассказы, с их живыми деталями, черточками не заменишь ведь ничем — никакими монументальными трудами, очерками и статьями.

Вот и сегодня подошла… хотел написать «старушка», но как-то не вяжется к этой, пусть даже и сильно пожилой женщине такое наименование. Она невысокого роста, сутуловатая, но какая-то необыкновенно энергичная, живая, экспансивная даже.

— Я, — говорит, — батюшка, крымчачка. Это такой народ, очень малочисленный теперь, можно сказать совсем исчезающий… Так вот, представьте себе, мои предки с самой глубокой древности живут в Крыму. С раннего средневековья даже… ну так получилось — живут себе, живут, и вот — дожились… до меня, грешной. И я всегда знала, что мы — потомки го́тов, только под влиянием хазар принявшие в VIII веке иудаизм. А мой род позже смешался еще и с итальянцами. Вот откуда у меня такое странное для крымчаков имя — Анджело, ну и фамилия ему под стать — Ламбрози.

Детство у меня было тяжелое, беспросветное, папа пил страшно, маму бил, а она, бедная, лямку тянула из последних сил. Нищета, голод… что и говорить — хлебнули мы сполна… Не мы одни, конечно, время такое было… Вообще моя семья чудом в живых осталась. Просто мы перед самой войной поехали в Ленинград, да там и застряли, а всех наших родственников, кто в Крыму остался, всех до единого, — немцы расстреляли.

И вот, когда вернулись, соседка наша — хохлушка, баба Ганна слепая, — высокая такая, прямая, — попросила, чтобы я время от времени водила ее в церковь. Ну мне-то что: привела — увела и все. Дело не хитрое.

А я не то, что некрещеная была, а вообще, можно сказать, никакого отношения к вере не имела… причем ни к какой. Но поскольку нас — крымчаков — за веру иудейскую считали евреями, то и отношение у меня ко всем было настороженное, если не сказать враждебное. Вообще я дикарка была, даже озлобленная, пожалуй, на всех: за жизнь убогую, за нищету, за беспросветность…

Как-то раз привела я бабу Ганну… а в центре храма после службы поставили такое специальное кресло, сидя в котором проповедовал, а потом давал прихожанам крест для целования святитель Лука.

Проповедь закончилась, я Ганну подвела, она к кресту приложилась, и вот владыка мне тоже крест дает, а я так, знаете, по-детски насупилась и не хочу целовать.

— Ты почему крест не целуешь? — спрашивает святитель.

А я еще больше заартачилась и молчу, только слышу — бабки шипят, ядовито так: «Да она, наверное, еврейка»…

Но святитель точно не слышит, спрашивает спокойно так, мирно:

— Как тебя зовут?

Я отвечаю:

— Анджело.

Владыка говорит:

— Ну-ка, наклонись ко мне ближе и громче скажи, по слогам.

— Ан-дже-ло.

— Окончание?

— Ло… Андже-ло.

И тут святитель как-то так торжественно, радостно даже, как будто что-то необыкновенное узнал, говорит:

— Так целуй же крест!!!

Ну я и поцеловала.

А потом смотрю на владыку… А он такой необыкновенный, красивый, ну знаете, величественный, с бородой седой… а тут еще и облачение архиерейское, митра, панагия… А я что в жизни видела — нищая грязная хата, пьяный батяня, рванье, обноски, сопли, мамка несчастная…

И вот я святителю говорю:

— А ты кто такой?

Он отвечает:

— Я священник.

Понимаете… не владыка, не «архи» там какой-нибудь, а просто — священник.

Потом помолчал, берет меня за руку и говорит:

— А ты еще придешь в церковь… Потом.

Представляете? Так прямо и сказал, а ведь я ничего ему не рассказывала: ни то, что некрещеная, ни то, что родители у меня иудеи, ни то, что сама ни во что не верю — ничего, но он все понял.

А потом я уже с Ганной отхожу и вот, у самого выхода чувствую, владыка нам в след смотрит, так… ну как будто что-то сказать хочет. Я обернулась, и точно — встретила его взгляд — глубокий такой, мудрый, но мы уже далеко были и он ничего не сказал. Только мысль вдруг так отчетливо пронеслась в голове, не детская совсем… ну про нас с бабой Ганной слепой, мол, — это кто кого еще водит?

Вот так… время прошло, много я в жизни начудесила, ну и жизнь меня поломала, смирила… со временем я окрестилась, приняла православие… Теперь, вот, в храм хожу, исповедуюсь, причащаюсь, а ведь для крымчаков это большая редкость, можно даже сказать, исключение.