Фактологичность

Фактологичность – это умение понять, что многие вещи (включая людей, страны, религии и культуры) кажутся неизменными исключительно потому, что изменения происходят медленно, и вспомнить, что даже небольшие, постепенные изменения в итоге накапливаются и приводят к серьезным переменам.

Чтобы контролировать инстинкт судьбы, не забывайте, что медленные изменения – тоже изменения.

Следите за постепенными улучшениями. Небольшие годовые изменения могут привести к огромным десятилетним переменам.

Обновляйте свои знания. Некоторые знания быстро устаревают. Технологии, страны, общества, культуры и религии постоянно меняются.

Говорите с дедушками. Если хотите понять, как меняются ценности, вспомните ценности своих бабушек и дедушек и сравните их со своими.

Собирайте примеры культурных изменений. Не верьте, что сегодняшняя культура не отличается от вчерашней и останется неизменной завтра.

Глава восьмая

Инстинкт единственного ракурса

Почему государства нельзя путать с гвоздями и как ботинки и кирпичи порой могут рассказать больше чисел

Кому верить?

Формировать картину мира на основе чтения прессы – это все равно что пытаться представить меня, глядя на фотографию моей ноги. Да, моя нога – часть меня, но при этом довольно страшная. У меня есть части получше. Руки у меня ничем не примечательные, но вполне сносные. Лицо тоже ничего. Дело не в том, что фотография моей ноги намеренно вводит вас в заблуждение относительно меня. Проблема только в том, что она не показывает меня целиком.

Откуда же нам брать информацию, если не из прессы? Кому доверять? Может, экспертам? Людям, которые посвятили жизнь изучению определенной сферы? Здесь тоже следует проявлять осторожность.

Инстинкт единственного ракурса

Нам нравятся простые идеи. Нам приятно сознавать, что мы действительно что-то знаем и понимаем. Но здесь легко пойти по наклонной – увидеть приятную глазу простую идею и подумать, что она прекрасно объясняет многое или что в ней кроется решение многих проблем. Мир становится простым. Все проблемы возникают по одной причине – мы должны ее осуждать. Все проблемы имеют одно решение – мы должны его поддерживать. Все просто. Только вот какая загвоздка… Мы совсем не понимаем мир. Я называю эту тягу к единственным причинам и единственным решениям инстинктом единственного ракурса.

Например, простая и прекрасная идея о свободном рынке может привести нас к упрощенному выводу о том, что все проблемы возникают по одной причине – из-за вмешательства государства, а потому нам следует ему противостоять, в то время как решением всех проблем станет освобождение сил рынка посредством снижения налогов и снятия ограничений, что нам следует поддерживать.

Подобным же образом простая и прекрасная идея о равенстве может привести к упрощенному выводу о том, что все проблемы возникают из-за неравенства, которому нам следует противостоять, в то время как решением всех проблем станет перераспределение ресурсов, а потому нам следует его поддерживать.

Такое мышление экономит кучу времени. Можно формировать свое мнение и находить ответы на текущие вопросы, не изучая проблему достаточно глубоко, а мозг направлять на решение других задач. Однако такой способ не подходит, если вам хочется по-настоящему постичь мир. Постоянно выступая за или против по какому-либо вопросу, вы не замечаете информации, которая не вписывается в ваши представления. Так реальность не понять.

Вместо этого любимые идеи всегда надо проверять, ища их слабые места. Не переоценивайте собственный опыт. С любопытством относитесь к новым данным, которые не вписываются в ваши представления, а также к информации из других сфер. Не ограничивайтесь разговорами с единомышленниками и сбором примеров, подкрепляющих вашу точку зрения, а встречайтесь с людьми, которые противоречат вам, вступают в споры и высказывают иные идеи, потому что именно так лучше всего постигается мир. Я заблуждался много раз. Порой я замечаю ошибки при столкновении с реальностью, а порой мне помогают в этом разговоры и попытки понять людей, считающих иначе.

Возможно, у вас не хватит времени, чтобы сформировать мнение по стольким вопросам, но и что с того? Разве не лучше иметь верное мнение по немногим вопросам, чем неверное по многим?

Я обнаружил две основные причины, по которым люди часто смотрят на мир с одного ракурса. Первая – и очевидная – это господствующая политическая идеология, о которой речь пойдет позже. Вторая причина – профессиональная.

Профессионалы: эксперты и активисты

Я люблю профильных экспертов. Я полагаюсь на них в своем постижении мира, и так стоит делать всем нам. Например, если я знаю, что все эксперты по вопросам населения согласны, что его численность перестанет расти, когда достигнет отметки в 10–12 миллиардов человек, я доверяю их данным. Если я знаю, что историки, палеодемографы и археологи пришли к выводу, что до 1800 года женщины рожали в среднем по пять детей, из которых выживало только двое, я доверяю этим данным. Если я знаю, что экономисты не пришли к единому мнению о причинах экономического роста, это тоже весьма полезная информация, поскольку она говорит о том, что мне следует быть осторожным: возможно, в этой сфере пока недостаточно полезных данных, а возможно, простого объяснения просто не существует.

Я люблю экспертов, но их возможности не безграничны. Прежде всего, вполне очевидно, что они специализируются в конкретных областях. Экспертам (а мы все эксперты в той или иной сфере) бывает непросто это признавать. Нам нравится чувствовать себя осведомленными и полезными. Нам нравится сознавать, что особые навыки делают нас лучше.

Однако…

Специалисты по точным наукам (например, гиперумные люди, которые собираются на ежегодной конференции «Поразительная встреча», куда стекаются любители научного мышления) отвечают на наши вопросы не лучше остальных.

Высокообразованные люди (например, читатели журнала Nature, одного из лучших научных журналов мира) отвечают на наши вопросы не лучше, а порой и хуже остальных.

Признанные эксперты в определенных областях тоже отвечают на наши вопросы не лучше остальных.

Мне выпала честь присутствовать на 64-й встрече нобелевских лауреатов в Линдау и выступать там перед большой группой талантливых молодых ученых и нобелевских лауреатов по физиологии и медицине. Все они представляли интеллектуальную элиту в своих областях, и все же на вопрос о вакцинации детей они ответили хуже, чем случайные люди: правильный вариант выбрали только 8 процентов собравшихся. (После этого я перестал считать само собой разумеющимся, что ведущие эксперты должны хоть немного разбираться в связанных областях за пределами сферы своей специализации.)

Быть умным – хорошо владеть математикой, получить хорошее образование или даже стать лауреатом Нобелевской премии – не значит обладать фактическими знаниями о мире. Эксперты хорошо разбираются лишь в своих областях.

А порой «эксперты» не разбираются и в них. Зачастую активисты называют себя экспертами. Я выступал на многих конференциях активистов, потому что считаю, что образованные активисты помогают делать мир лучше. Недавно я побывал на конференции, посвященной правам женщин. Я – за равноправие. Двести девяносто две отважные молодые феминистки со всего мира съехались в Стокгольм, чтобы скоординировать свои усилия по борьбе за расширение доступа женщин к образованию. Однако лишь 8 процентов собравшихся знали, что к 30 годам женщины в среднем тратят на образование всего на год меньше, чем мужчины.

Я вовсе не хочу сказать, что с образованием девочек все в порядке. На первом уровне, особенно в небольшом количестве стран, многие девочки по-прежнему не посещают начальную школу. Там также существуют серьезные проблемы с доступом девочек и женщин к среднему и высшему образованию. Однако на втором, третьем и четвертом уровнях, где живет шесть миллиардов человек, количество девочек, посещающих школу, не меньше, а то и больше количества мальчиков. Это поразительно! Борцы за расширение доступа женщин к образованию должны знать этот факт. Они должны этому радоваться!

Я мог бы привести другие примеры. Проблема не в борцах за права женщин. Почти каждый встреченный мною активист намеренно или ненамеренно преувеличивает проблему, решением которой занимается.

Вопрос 11

В 1996 году тигры, гигантские панды и черные носороги вошли в список вымирающих видов. Сколько из этих трех видов сегодня находится под угрозой исчезновения?

А. Два

Б. Один

В. Ни одного

Люди истощают природные ресурсы по всей планете. Уничтожается естественная среда обитания, охота привела к исчезновению многих видов. Однако активисты, которые посвящают себя охране беззащитных животных и их среды обитания, часто совершают ту же самую ошибку, которую я только что описал: отчаянно пытаясь заставить людей задуматься, они забывают о прогрессе.

Серьезная проблема требует серьезной базы данных. Я настоятельно рекомендую вам ознакомиться с Красной книгой, где перечислены все находящиеся под угрозой исчезновения виды, статус которых постоянно обновляется силами высококвалифицированных исследователей со всего мира, наблюдающих за популяциями животных в дикой природе и совместно осуществляющих мониторинг тенденций в этой сфере. И знаете что? Если сегодня свериться с Красной книгой или данными Всемирного фонда дикой природы (WWF), окажется, что, несмотря на снижение численности некоторых местных популяций и подвидов, общая численность популяций тигров, гигантских панд и черных носорогов в дикой природе за последние годы выросла. Мы не зря платили за наклейки с пандами, расклеенные на дверях по всему Стокгольму. И все же только 6 процентов шведов знает, что их поддержка оказала положительный эффект.

Прогресс наблюдается в сферах прав человека, защиты животных, образования женщин, информированности об изменении климата, ликвидации последствий катастроф и многих других областях, к которым активисты привлекают внимание, утверждая, что все становится только хуже. Само собой, отчасти мы обязаны этим прогрессом активистам. Однако вполне вероятно, что они добились бы большего, если бы не смотрели на мир так однобоко – если бы они сами понимали, чего уже удалось достичь, и готовы были объяснить это тем, кого хотят привлечь к участию. Свидетельства прогресса могут придать движениям необходимый импульс, чего не добиться постоянным повторением сути проблемы. ЮНИСЕФ, Save the Children, Amnesty International и другие правозащитные и экологические организации снова и снова упускают возможность привлечь новых сторонников.

Молотки и гвозди

Вероятно, вам знакомо выражение «когда держишь в руке молоток, все кругом кажется гвоздями».

Имея ценный опыт, каждый хочет его применять. Порой эксперт ищет способы применить свои знания и навыки даже в ущерб пользе дела. Так, математики слишком много внимания уделяют цифрам. Климатические активисты требуют везде использовать солнечную энергию. Врачи пропагандируют лечение, хотя лучше профилактика.

Большой объем знаний порой не позволяет экспертам увидеть, что на самом деле важно. Все эти решения хороши для одной проблемы, но ни одно из них не решит все проблемы разом. Лучше смотреть на мир разными способами.

Цифры не универсальное решение

Я не люблю цифры. Мне очень, очень нравятся данные, но я их не люблю. Моя симпатия не безгранична. Я люблю данные только тогда, когда они помогают мне понять реальность, которая скрывается за цифрами, то есть разглядеть человеческие жизни. В своих исследованиях я обращался к данным для проверки гипотез, но сами гипотезы часто рождались из разговоров с людьми и наблюдения за ними. Хотя без цифр мы не сумеем понять мир, нам следует с осторожностью относиться к выводам, сделанным исключительно на их основе.

В 2002 году Стокгольм посетил премьер-министр Мозамбика Пашкоал Мокумби, который занимал свой пост с 1994 по 2004 год. Он рассказал мне, что в его стране наблюдается серьезный экономический прогресс. Я спросил его, откуда он это знает, ведь качество экономической статистики в Мозамбике наверняка оставляло желать лучшего. Может, он ориентировался на размер ВВП на душу населения?

– Я смотрю на эти цифры, – ответил он, – но они не слишком точны. Я взял привычку наблюдать за ежегодными первомайскими демонстрациями. В нашей стране они собирают много людей. Я смотрю на ноги пришедших и обращаю внимание на обувь. В этот день люди надевают все самое лучшее. При этом они не могут одолжить ботинки у друга, потому что друг тоже идет на демонстрацию. Я смотрю на их ноги и замечаю, идут они босиком, в плохих ботинках или в хороших, а затем сравниваю увиденное с тем, что видел годом ранее. Кроме того, путешествуя по стране, я обращаю внимание на стройки. Если новые фундаменты зарастают травой, это плохой признак. Но если кирпичей становится все больше, я понимаю, что у людей есть деньги, которые они могут вкладывать в строительство, а не тратить на еду.

Мудрый премьер-министр смотрит на цифры, но не только на них.

К тому же некоторые важнейшие аспекты человеческого развития вообще невозможно оценить в числовом выражении. С помощью цифр мы можем оценить количество жертв болезни. Можем оценить улучшение материальных условий жизни. Однако цель экономического развития – свобода личности и культура – числовому измерению не поддается. Многие люди категорически не понимают, как можно цифрами измерить человеческий прогресс. Я склонен согласиться с ними. Цифры никогда не расскажут все о жизни на Земле.

Медицина не универсальное решение

Медики нередко мыслят однобоко, особенно когда речь заходит о конкретном разделе медицины.

В 1950-х годах датский врач Хальфдан Малер предложил Всемирной организации здравоохранения способ искоренить туберкулез. В рамках его проекта в деревни Индии отправили небольшие автобусы с рентгеновскими аппаратами. Идея была проста: победить одну-единственную болезнь. Планировалось сделать рентген всему населению, найти больных туберкулезом и вылечить их. Но ничего не вышло, потому что людям не понравился такой подход. У всех них была куча проблем со здоровьем – и наконец к ним приехал автобус, полный врачей и медсестер. Однако они не лечили переломы, не давали лекарства от диареи и не помогали женщинам при родах. Они только делали всем рентгеновские снимки, ища заболевание, о котором никто из этих людей и не слыхивал.

Провал этой попытки искоренить одно-единственное заболевание привел к возникновению идеи о том, что вместо борьбы с отдельными болезнями лучше обеспечить и постепенно улучшать первичную медицинскую помощь всему населению.

В другой области медицинского мира начали падать прибыли компаний «Большой фармы». Большинство из них сосредоточено на разработке новых, революционных препаратов для повышения продолжительности жизни. Я пытаюсь убедить их, что следующее существенное повышение продолжительности жизни (и их прибылей) произойдет не за счет прорыва в фармакологии, а за счет прорыва в сфере планирования бизнеса. Сегодня компании «Большой фармы» не обслуживают огромные рынки стран второго и третьего уровней, где сотни миллионов людей, таких как пациент с диабетом из Кералы, нуждаются в уже известных лекарствах, но по более разумным ценам. Если бы фармацевтические компании лучше регулировали свои цены для разных рынков и разных потребителей, они озолотились бы, лишь продавая то, что уже изобрели.

Специалисты по материнской смертности, которые понимают проблему молотков и гвоздей, видят, что для спасения жизней беднейших матерей важнее всего не обучить как можно большее количество местных медсестер делать кесарево сечение и не обеспечить лучший уход при серьезных кровотечениях и инфекциях, а наладить транспортировку пациенток в местные больницы. Мало толку от больниц, если женщины не могут до них добраться – если нет машин скорой помощи или нет дорог, по которым эти машины могли бы ездить. Подобным образом специалисты в сфере образования знают, что часто обучению способствует не большее количество учебников и даже не большее количество учителей, а более широкое распространение электричества, потому что так ученики получают возможность делать уроки после захода солнца.

КУДА ГИНЕКОЛОГИ НЕ СУЮТ ПАЛЬЦЫ

Я беседовал с гинекологами, которые собирали в бедных общинах данные о заболеваниях, передающихся половым путем. Они были профессионалами своего дела, не боялись засунуть пальцы в любую полость человеческого тела и задавали людям всевозможные вопросы об их сексуальном опыте. Мне было интересно, чаще ли определенные ЗППП встречаются в группах с определенным уровнем доходов, поэтому я попросил гинекологов включить в свой опросник вопрос об уровне доходов.

– Что? – удивились они. – Нельзя спрашивать людей об уровне их дохода. Это очень личный вопрос.

Очевидно, им совершенно не хотелось совать свои пальцы в чужой кошелек.

Несколько лет спустя я встретился с сотрудниками Всемирного банка, которые проводили глобальные опросы о доходах, и попросил их включить в свой опросник вопрос о сексуальном опыте. Меня по-прежнему интересовало наличие взаимосвязи между половым поведением и уровнем доходов. Они отреагировали примерно так же, как гинекологи. Они без проблем расспрашивали людей об их доходах, о черном рынке и прочих подобных вещах. Но спросить о сексуальном опыте? Ни в коем случае.

Странно, когда люди так резко проводят черту и чувствуют себя воспитанными и культурными, не выходя за собственные рамки.

Идеологии

Великая идея может сплотить людей, как ничто иное, и позволяет нам строить общество нашей мечты. Идеология дала нам либеральную демократию и государственное медицинское страхование.

Однако идеологи, как и эксперты, могут зацикливаться на одной идее или одном решении, причиняя тем самым еще больший вред.

Абсурдные последствия фанатичного следования единственной идее, например идее о свободном рынке или о всеобщем равенстве, вместо того чтобы оценивать прогресс и делать верные вещи, очевидны каждому, кто достаточно хорошо знаком с реальностью жизни на Кубе и в США.

Куба: самые здоровые из бедных

В 1993 году я провел некоторое время на Кубе, изучая ужасную эпидемию, затронувшую 40 000 человек. Я несколько раз встречался с самим Фиделем Кастро, а также общался со многими квалифицированными, высокообразованными и преданными своему делу сотрудниками министерства здравоохранения, которые делали все возможное в своей негибкой и деспотической системе. Поскольку я жил и работал в коммунистической стране (Мозамбике), я отправился на Кубу с любопытством, но был лишен романтических иллюзий. Никаких иллюзий у меня не возникло и там.

Я мог бы рассказать бессчетное количество историй об абсурдных вещах, которые видел на Кубе. Я мог бы рассказать, как местные варили токсичный, флуоресцентный самогон в радиолампах, используя воду, сахар и грязные подгузники, чтобы вырастить необходимые для ферментации дрожжи; как в гостиницах не было еды, потому что никто не ожидал приезда постояльцев, и нам приходилось обедать в доме престарелых, где мы доедали остатки стандартных взрослых продуктовых пайков; как мой кубинский коллега понимал, что его детей отчислят из университета, если он отправит рождественскую открытку своему двоюродному брату в Майами; как мне пришлось объяснить свои методы лично Фиделю Кастро, чтобы получить одобрение. Но я сдержусь и просто расскажу вам, зачем я ездил на Кубу и что там узнал.

В конце 1991 года бедные крестьяне табачной провинции Пинар-дель-Рио начали терять цветовое зрение, а затем испытывать неврологические проблемы с потерей чувствительности рук и ног. Кубинские эпидемиологи занялись исследованием проблемы и обратились за помощью к иностранным коллегам. Поскольку Советский Союз только что распался, ждать помощи оттуда не имело смысла. В поисках немногочисленных специалистов, имеющих опыт изучения неврологических пандемий в среде бедных крестьян, они вышли на меня. Член кубинского политбюро Кончита Уэрго встретила меня в аэропорту. В первый же день я увиделся и с самим Фиделем, явившимся в сопровождении вооруженных охранников, которые меня обыскали. Фидель ходил кругами, и его черные кроссовки скрипели на бетонном полу.

Я потратил на изучение эпидемии три месяца и пришел к выводу, что несчастные крестьяне страдали не от массового отравления продуктами с черного рынка (как утверждали слухи) и не от микроба, вызывающего проблемы с обменом веществ, а от простой нехватки питательных веществ, вызванной глобальной макроэкономикой. Советские подводные лодки, которые прежде приходили на Кубу полные картошки, а уходили нагруженные сахаром и сигарами, в этот год не приплыли. Продукты выдавались по карточкам. Люди отдавали свои порции питательной пищи детям, беременным женщинам и старикам, в то время как отважные взрослые питались одним рисом и сахаром. Я представил свои выводы как можно осторожнее, поскольку было очевидно, что они говорят о провале государственного планирования, которое не сумело обеспечить свой народ. Плановая экономика не работала. Меня поблагодарили и отправили домой.

Год спустя меня снова пригласили в Гавану, чтобы выступить с презентацией «Кубинское здравоохранение в мировой перспективе». К этому времени кубинское правительство, заручившись поддержкой Венесуэлы, сумело найти способ обеспечить народ продовольствием.

Я показал чиновникам положение Кубы на пузырьковой диаграмме здоровья и благосостояния в мире. Хотя доходы на Кубе были в четыре раза ниже, детская выживаемость была на том же уровне, что и в США. Как только я закончил свое выступление, на сцену поднялся министр здравоохранения, который подвел итог сказанному.

– Мы, кубинцы, самые здоровые из бедных, – сказал он.

Раздался гром аплодисментов, после чего собрание подошло к концу.

Однако не все на основании моей презентации сделали этот вывод. Когда я подошел за кофе, моего плеча коснулся молодой человек. Он отвел меня в сторону и объяснил, что работает со статистикой в сфере здравоохранения. Затем он наклонил голову и смело шепнул мне на ухо:

– Ваши данные верны, но министр ошибается. – Он взглянул на меня, словно ожидая, что я разгадаю его загадку, но затем сам сообщил мне ответ: – Мы не самые здоровые из бедных, мы самые бедные из здоровых.

Он отнял руку, улыбнулся и быстро отошел от меня. Само собой, он был прав. Кубинский министр описал положение с однобокой государственной точки зрения, но посмотреть на вещи можно было и иным образом. Что хорошего в том, чтобы быть самыми здоровыми из бедных? Разве кубинцы не заслуживают быть такими же богатыми и свободными, как другие здоровые нации?

США: самые больные из богатых

Теперь пора взглянуть на США. Куба стала самой бедной из здоровых стран из-за приверженности единственной идее, а США по этой же причине стали самыми больными из богатых.

Идеологи предложат вам противопоставить США Кубе. Они будут настаивать, что вы должны выбрать, на чьей вы стороне. Они скажут, что если вы предпочитаете жить в США, а не на Кубе, то вы должны отказываться от всего, что делает кубинское правительство, и поддерживать все, от чего оно отказывается, а именно свободный рынок. Поймите меня правильно, я бы точно предпочел жить в США, а не на Кубе, но такая логика кажется мне ущербной. Она однобока и некорректна. Учитывая уровень амбиций США, сравнивать их следует не с коммунистической Кубой, существующей на третьем уровне, а с другими капиталистическими странами с четвертого уровня. Если американские политики хотят принимать решения на основе фактов, им стоит ориентироваться не на идеологию, а на цифры. А если бы мне пришлось выбирать, где жить, я бы делал выбор не на основе идеологии, а на основе того, что страна дает своим людям.

При подсчете на душу населения США тратят на здравоохранение более чем в два раза больше других капиталистических стран с четвертого уровня – около 9400 долларов против примерно 3600 долларов, – но ожидаемая продолжительность жизни в США на три года меньше. При подсчете на душу населения США тратят на здравоохранение больше любой другой страны мира, но ожидаемая продолжительность жизни в 39 странах выше.

Вместо того чтобы сравнивать себя с радикальными социалистическими режимами, граждане США должны задаться вопросом, почему они не могут добиться того же уровня здоровья, тратя на здравоохранение те же деньги, что и другие капиталистические страны со сходным объемом ресурсов. Ответ, между прочим, довольно очевиден: мешает отсутствие базового государственного медицинского страхования, доступ к которому имеют граждане большинства стран с четвертого уровня. Сегодня богатые, застрахованные американцы посещают врачей чаще, чем необходимо, что повышает расходы на здравоохранение, в то время как бедные пациенты не могут позволить себе даже простое, недорогое лечение и умирают раньше срока. Вместо того чтобы спасать жизни или лечить болезни, врачи тратят свое время на обеспечение бесполезного ухода. Какая напрасная трата драгоценного времени!

Необходимо уточнить, что есть небольшое число богатых стран, где ожидаемая продолжительность жизни ниже, чем в США. Это богатые страны Персидского залива: Оман, Саудовская Аравия, Бахрейн, Объединенные Арабские Эмираты и Кувейт. Однако у этих стран совершенно иная история. До 1960-х годов, когда они начали богатеть на добыче нефти, их граждане были бедны и неграмотны. Их системы здравоохранения построены на памяти двух последних поколений. В отличие от США, эти страны не боятся относиться критически к государственным программам, поэтому я не удивлюсь, если через пару лет все они обгонят США по ожидаемой продолжительности жизни. Возможно, в таком случае США, не желающие учиться на примере западноевропейских стран, все же станут рассматривать их в качестве образца для подражания.

Коммунистическая система Кубы показывает, как опасно пребывать в плену единственного ракурса, цепляясь за вроде бы логичную, но на самом деле в корне неверную идею о том, что центральному правительству под силу решить все проблемы народа. Я понимаю, почему, глядя на Кубу и видя ее проблемы, бедность и недостаток свободы, люди приходят к выводу, что правительства нельзя допускать к планированию жизни обществ.

Система здравоохранения США также страдает от зацикленности на одном ракурсе, цепляясь за вроде бы логичную, но на самом деле в корне неверную идею о том, что рынку под силу решить все проблемы нации. Я понимаю, почему, глядя на США и видя неравенство и неудовлетворительные результаты работы системы здравоохранения, люди приходят к выводу, что частные рынки и конкуренцию нельзя допускать к распределению общественных благ.

Нельзя раз и навсегда сделать выбор между государственным и частным сектором. Все зависит от обстоятельств. Главное – найти баланс между государственным регулированием и свободой.

Даже демократия не универсальное решение

Я готов отстаивать эту точку зрения, хотя и понимаю, что рискую. Я считаю либеральную демократию лучшей формой правления. Люди вроде меня, которые разделяют это мнение, часто утверждают, что демократия несет с собой и другие прекрасные вещи, такие как мир, общественный прогресс, улучшение здоровья и экономический рост. Порой демократию даже отождествляют с этими достижениями. Но дело в том, что факты не подтверждают эту точку зрения, как бы ни тяжело нам было это признавать.

Большинство стран, быстро прогрессирующих в экономической и социальной сферах, не демократии. Южная Корея перешла с первого на третий уровень быстрее, чем какая-либо другая страна (не обнаружив при этом нефти), в период военной диктатуры. Из десяти стран, демонстрирующих самый быстрый экономический рост в 2016 году, девять нельзя назвать демократическими.

Любой, кто называет демократию неотъемлемым фактором экономического роста и оздоровления наций, рискует не найти подтверждения этому в реальности. Лучше считать демократию самоцелью, а не средством достижения других стоящих перед нами целей.

Нельзя назвать один показатель – ВВП на душу населения, уровень детской смертности (как на Кубе), степень свободы личности (как в США), даже уровень демократии, – улучшение которого гарантировало бы улучшение по всем остальным параметрам. Нельзя использовать один индикатор для оценки прогресса страны. Реальность гораздо сложнее.

Мир нельзя понять без цифр, но одних цифр для его понимания мало. Государство не может обходиться без правительства, но правительство не может решить все проблемы. Нельзя сделать выбор между государственным и частным секторами. Ни один показатель хорошего общества не может подтолкнуть его развитие в остальных сферах. Выбирать между государственным и частным секторами не приходится. Важны оба, причем все зависит от обстоятельств.