Фактологичность

Фактологичность – это умение распознать интуитивное допущение, что график пойдет по прямой, и вспомнить, что в реальной жизни прямые линии встречаются редко.

Чтобы контролировать инстинкт прямой линии, не забывайте, что кривые бывают разными.

Не представляйте прямые линии. Многие тенденции развиваются не по прямой, а их графики представляют собой S-образные кривые, горки, бугры или кривые экспоненциального роста. Ни один ребенок не продолжал расти с той же скоростью, с которой рос в первые шесть месяцев жизни, и ни один родитель ничего подобного не ожидает.

Глава четвертая

Инстинкт страха

Как спрятать 40 миллионов самолетов и как я в некотором смысле получил Нобелевскую премию

Весь пол в крови

Седьмого октября 1975 года, когда я накладывал гипс на руку пациента, дверь распахнулась и в палату ворвалась медсестра, которая сообщила, что упал самолет и что сейчас на вертолете в больницу доставят раненых. Я пятый день работал ординатором в отделении скорой помощи больницы в небольшом городе Худиксвалль на побережье Швеции. Пока все старшие врачи сидели в столовой, а мы с сестрой впопыхах листали папку с инструкциями о действиях в чрезвычайных ситуациях, я услышал гул приземляющегося вертолета. Нам предстояло справиться со всем вдвоем.

Несколько секунд спустя санитары вкатили каталку, на которой лежал мужчина в темно-зеленом комбинезоне и камуфляжном спасательном жилете. У него дергались руки и ноги. Я решил, что у него случился эпилептический припадок. Надо было его раздеть. Я без труда стащил с него спасательный жилет, но с комбинезоном возникли проблемы. Он напоминал скафандр – повсюду были крупные молнии, и я никак не мог найти ту молнию, которая расстегивала весь комбинезон. Только я успел осознать, что, судя по форме, это военный летчик, как увидел, что весь пол вокруг нас в крови.

– У него кровотечение! – крикнул я.

Я понимал, что при такой потере крови он может умереть в любую секунду, но не мог определить, откуда сочится кровь, не стащив с него комбинезон. Схватив огромные ножницы для снятия гипса, я решил разрезать ими ткань и крикнул сестре:

– Четыре пакета крови, первая отрицательная. Живо!

Пациента я спросил:

– Где болит?

– Яже слиша… на адъежижа жа… – ответил он.

Я не разобрал ни слова, но мне показалось, что он говорит по-русски. Заглянув ему в глаза, я четко произнес по-русски:

– Все тихо, товарищ, шведская больница.

Мне не забыть, с каким ужасом он посмотрел на меня, услышав эти слова. Перепуганный до потери сознания, он пытался мне что-то сказать:

– Vavdvfor papratarjenji rysskamememje ej…

Глядя в его полные ужаса глаза, я вдруг понял: это русский летчик-истребитель, сбитый на шведской территории. А это значит, что на нас напал Советский Союз. Началась Третья мировая война! Меня парализовало от страха.

К счастью, в этот момент с обеда вернулась старшая сестра Биргитта. Выхватив у меня ножницы для гипса, она прошипела:

– И думать не смейте! Это противоперегрузочный костюм, он стоит 10 000 шведских крон, не меньше. Его нельзя резать! – А потом добавила: – И сойдите, пожалуйста, со спасательного жилета. Вы стоите на капсуле с краской, которой теперь залит весь пол.

Биргитта перевернула пациента, спокойно сняла с него противоперегрузочный костюм и обернула мужчину одеялами, сказав ему по-шведски:

– Вы двадцать три минуты провели в ледяной воде и потому дрожите, а мы не можем понять, что вы пытаетесь сказать.

Шведский летчик, который, очевидно, разбился в ходе планового полета, слабо улыбнулся мне.

Несколько лет назад я связался с тем летчиком и был рад узнать, что он не запомнил тех первых минут, которые провел в отделении скорой помощи в 1975 году. Но мне не забыть тот случай. Я навсегда запомнил свою ошибку. Все было иначе: русский был шведским, война – миром, эпилептический припадок – переохлаждением, а кровь – краской из капсулы, вшитой в спасательный жилет. И все же тогда мое объяснение казалось мне весьма убедительным.

У страха глаза велики. Я был начинающим врачом, столкнувшимся с первой чрезвычайной ситуацией в своей практике, а перспектива Третьей мировой войны всегда пугала меня не на шутку. В детстве мне часто снились кошмары о ней. Я просыпался и бежал в постель к родителям. Успокоиться мне удавалось, только когда отец в очередной раз излагал мне наш план действий на случай войны: мы должны были взять палатку, положить ее в прицеп к велосипеду и уехать жить в лес, где полно черники. Я был неопытен и впервые оказался в чрезвычайной ситуации, а потому у меня в голове быстро сложился худший сценарий. Я не видел того, что хотел увидеть. Я видел то, чего боялся. Критическое мышление всегда дается нелегко, но, когда мы испуганы, критически мыслить не получается совсем. Когда человеком руководит страх, он перестает замечать факты.

Фильтр внимания

Ни один человек не обладает умственными способностями, позволяющими поглотить всю информацию в мире. Вопрос в том, какую часть этой информации мы обрабатываем и по какому принципу она отбирается? И какую часть мы оставляем без внимания? Такое впечатление, что с наибольшей вероятностью мы обрабатываем истории, то есть информацию, которая кажется нам драматичной.

Представьте, что мир отделен от нашего мозга щитом, который фильтрует наше внимание. Этот фильтр защищает нас от лишних шумов: без него мы постоянно получали бы такое количество информации, что испытывали бы перегрузку и переставали бы нормально функционировать. Теперь представьте, что в этом фильтре есть десять отверстий, пробитых драматическими инстинктами – инстинктом разрыва, негатива, прямой линии и так далее. Большая часть информации не проходит через фильтр, но сквозь отверстия просачивается информация, которая апеллирует к нашим инстинктам. В итоге мы уделяем внимание информации, которая подпитывает наши драматические инстинкты, и игнорируем остальную.

Пресса не будет тратить время на истории, которые не пройдут сквозь наши фильтры внимания.

Вот два заголовка, которые вряд ли понравятся редактору газеты, просто потому, что они не смогут пробудить наши инстинкты: «Малярия постепенно отступает» и «Вчера метеорологи верно предсказали, что сегодня в Лондоне будет тепло». А вот ряд тем, которые без труда проходят сквозь наши фильтры: землетрясения, войны, беженцы, болезни, пожары, наводнения, нападения акул, теракты. Такие экстраординарные события представляют для нас гораздо больший интерес, чем обыденные вещи. В результате пресса постоянно подсовывает нам необычные истории, на основании которых и формируется картинка у нас в голове. Если не проявлять должную осторожность, мы рано или поздно начинаем верить, что необычное обычно, а мир действительно выглядит именно так.

Сейчас впервые в человеческой истории документируются почти все аспекты мирового развития. И все же из-за наших драматических инстинктов, на которые упирает пресса, чтобы привлечь наше внимание, наша картина мира остается драматичной. Пожалуй, наибольшее влияние на то, какую информацию выбирают новостные продюсеры, чтобы представить нам, потребителям, оказывает инстинкт страха.

Инстинкт страха

Когда людей спрашивают, чего они боятся больше всего, лидируют обычно четыре ответа: змей, пауков, высоты и замкнутых пространств. Далее следует длинный список типичных страхов: люди боятся публичных выступлений, иголок, самолетов, мышей, незнакомцев, собак, больших толп, крови, темноты, огня, утопления и так далее.

Эти страхи сидят глубоко в нашем сознании по очевидным с точки зрения эволюции причинам. Страх физического ущерба, пленения и отравления когда-то помогал нашим предкам выживать. Сегодня ощущение этих опасностей по-прежнему запускает наш инстинкт страха. Новости каждый день пестрят историями о них:

– физический ущерб: насилие, провоцируемое людьми, животными, острыми предметами или силами природы;

– пленение: ловушки, потеря контроля, потеря свободы;

– загрязнение: невидимыми веществами, которые могут нас отравить или заразить.

Эти страхи по-прежнему конструктивны для людей, живущих на первом и втором уровнях. Например, на первом и втором уровнях весьма полезно бояться змей. Каждый год от змеиных укусов погибает шестьдесят тысяч человек. Лучше лишний раз отпрыгнуть от палки, чем поплатиться жизнью. Чем бы вы ни занимались, ни в коем случае не дайте змее вас укусить. Больницы рядом нет, а если и есть, она вам не по карману.

МЕЧТА ПОВИТУХИ

В 1999 году я с парой шведских студентов посетил повитуху, живущую в отдаленной деревушке Танзании мне хотелось, чтобы мои студенты-медики с четвертого уровня встретились с реальным человеком, который живет и работает на первом уровне, вместо того чтобы просто читать о таких людях в книгах повитуха не имела формального образования, и студенты были поражены, когда она принялась рассказывать, как ходит из деревни в деревню, чтобы помогать бедным женщинам рожать детей прямо на земляном полу, в полной темноте, без медицинского оборудования или чистой воды.

Один из студентов спросил:

– У вас есть свои дети?

– Да, – гордо ответила она – два сына и две дочери.

– Ваши дочери тоже станут повитухами?

Старуха схватилась за живот и расхохоталась.

– Мои дочери? повитухами?! ну уж нет! ни за что! У них хорошая работа Они работают за компьютерами в Дар-эс-Саламе, как и хотели Дочери повитухи вырвались с первого уровня.

Другой студент спросил:

– Какой инструмент вы предпочли бы иметь, чтобы облегчить свой труд?

– мне не помешал бы фонарик, – ответила она – когда я прихожу в темноте в деревню, даже если светит луна, змей очень плохо видно.

На третьем и четвертом уровнях, где жизнь не столь трудна в физическом отношении и люди умеют защищаться от опасностей природы, эта биологическая память приносит больше проблем, чем пользы. На четвертом уровне те страхи, которые раньше защищали нас, идут нам во вред. Небольшая группа людей, 3 процента населения, четвертого уровня страдает от сильной фобии, которая мешает им жить. У большинства из нас нет фобий, но инстинкт страха мешает нам иначе: он искажает нашу картину мира.

Пресса не может не манипулировать инстинктом страха. Так проще всего завладеть нашим вниманием. Самые громкие истории часто играют на нескольких страхах. Например, истории о похищениях и авиакатастрофах запускают страх физического ущерба и страх пленения. Жертвы землетрясений, оказавшиеся под завалами, ранены и не могут выбраться, а потому получают больше внимания, чем обычные жертвы землетрясений. Драма становится гораздо сильнее при сочетании страхов.

Но вот парадокс: никогда еще нам так хорошо не рисовали образ опасного мира, хотя мир никогда еще не был таким спокойным и безопасным.

Те страхи, которые помогали выживать нашим предкам, сегодня помогают журналистам не лишиться работы. Вины журналистов здесь нет. Нам не стоит ожидать, что они изменят свои стандарты. Среди продюсеров главенствует не «логика прессы», а «логика внимания» потребителей.

Если взглянуть на факты, которые скрываются за заголовками, мы увидим, как инстинкт страха систематически искажает наши представления о мире.

Стихийные бедствия: в такие моменты…

Непал – одна из последних азиатских стран, живущих на первом уровне, и в 2015 году там случилось землетрясение. Когда стихийное бедствие случается в стране на первом уровне, количество погибших всегда больше, поскольку здания построены плохо, инфраструктура развита слабо, а медицинские учреждения недостаточно оснащены. Погибло 9 тысяч человек.

Вопрос 7

Как за последние 100 лет изменилось количество смертей в год, вызванных стихийными бедствиями?

А. Увеличилось более чем в два раза

Б. Осталось почти неизменным

В. Уменьшилось более чем в два раза

В это число входят все жертвы наводнений, землетрясений, штормов, засух, лесных пожаров и экстремальных температур, а также смерти во время массового перемещения населения и пандемий, случающихся после подобных событий. Верный ответ выбрало лишь 10 процентов человек, и даже в странах, показавших наилучший результат: в Финляндии и Норвегии, – верных ответов было всего 16 процентов. (Как всегда, полная разбивка по странам приводится в приложении.) Шимпанзе, которые не смотрят новости, снова набрали 33 процента! Количество смертей, вызванных стихийными бедствиями, уменьшилось более чем в два раза. Сегодня оно составляет всего 25 процентов от того, каким оно было 100 лет назад. За тот же период население Земли увеличилось на 5 миллиардов человек, так что снижение количества смертей на душу населения впечатляет еще сильнее. Оно упало до 6 процентов от того количества, каким оно было 100 лет назад.

Стихийные бедствия сегодня убивают гораздо меньше людей не потому, что изменилась природа. Дело в том, что большинство уже не живет на первом уровне. Катастрофы случаются в странах на любом уровне, но причиняемый ими ущерб существенно различается. Чем богаче страна, тем лучше она готова к стихийным бедствиям. На диаграмме слева показывается среднее за последние 25 лет количество смертей в результате стихийных бедствий на миллион человек на каждом уровне доходов.

Благодаря распространению образования, появлению новых доступных решений и международному сотрудничеству значительное сокращение количества смертей в результате стихийных бедствий наблюдается даже на первом уровне, как показано на следующей диаграмме. (Мы рассматриваем средние показатели за 25 лет, поскольку стихийные бедствия происходят неравномерно. И все же всего одно происшествие, аномальная жара в Европе в 2003 году, привело к четырехкратному увеличению количества смертей на четвертом уровне.)

В 1942 году Бангладеш находилась на первом уровне, а подавляющее большинство ее граждан составляли неграмотные крестьяне. За два года страна пережила несколько ужасных наводнений, засух и ураганов. Ни одна международная организация не оказала ей помощь, и в итоге погибло 2 миллиона человек. Сегодня Бангладеш находится на втором уровне. Почти все бангладешские дети в наши дни оканчивают школу, где их учат бежать в эвакуационный центр, если они увидят три красно-черных флага. Государство установило в огромной дельте реки, находящейся на территории Бангладеш, цифровую систему наблюдения, подключенную к сайту мониторинга наводнений, доступ к которому открыт для каждого. Всего пятнадцать лет назад такой продвинутой системы не было ни в одной стране мира. Когда в 2015 году на страну надвинулся очередной ураган, план сработал: Всемирная продовольственная программа предоставила 113 тонн высококалорийного печенья для 30 000 эвакуированных семей.

В тот же год яркие фотографии рассказали миру об ужасном землетрясении в Непале. В страну были быстро отправлены спасательные команды и вертолеты. К несчастью, тысячи людей уже погибли, но гуманитарная помощь, которая поступила в эту труднодоступную страну, находящуюся на первом уровне, помогла предотвратить дальнейшее увеличение численности жертв.

Всемирным координатором помощи жертвам стихийных бедствий стал ресурс ООН ReliefWeb – раньше о таком можно было только мечтать. Он существует на деньги налогоплательщиков с четвертого уровня. Нам стоит им гордиться. Мы, люди, наконец научились защищаться от сил природы. Существенное снижение количества смертей в результате стихийных бедствий – очередной из многих успехов человечества, которых никто не заметил.

К сожалению, люди с четвертого уровня, оплачивающие функционирование ReliefWeb, – это те же самые люди, которых мы спрашивали о смертности в результате стихийных бедствий. Девяносто один процент этих людей не знает об успехе, который они сами финансируют, поскольку журналисты продолжают описывать каждую катастрофу так, словно хуже нее никогда ничего не случалось. Давняя тенденция сокращения смертности, дающая основанную на фактах надежду, не кажется им интересной.

Вспомните ли вы этот график, когда в следующий раз увидите в новостях ужасные кадры с людьми, погребенными под завалами? Сможете ли не согласиться с журналистом, который повернется к камере и скажет: «Мир только что стал чуть более опасным»? Сумеете ли взглянуть на местных спасателей в ярких касках и подумать: «Большинство их родителей не умели читать, а эти ребята следуют международным стандартам оказания первой помощи. Мир становится лучше»?

Когда журналистка с печальным лицом говорит: «В такие моменты…» – улыбнетесь ли вы и подумаете ли, что на самом деле она имеет в виду то время, когда впервые в истории жертвы стихийных бедствий незамедлительно получают внимание всего мира, а из разных стран на помощь к ним слетаются лучшие спасательные вертолеты? Ощутите ли вы основанную на фактах надежду, что в будущем человечество сумеет предотвратить еще большее количество ужасных смертей?

Сомневаюсь. Если мы с вами похожи, надежды вам не видать. Когда по телевизору показывают, как из-под обломков достают тела погибших детей, мой разум блокируется страхом и печалью. В такой момент с моими чувствами не сможет совладать ни один график в мире, меня не могут успокоить никакие факты. Утверждать в такой момент, что мир становится лучше, – значит обесценивать невероятные страдания жертв и их близких. Это совершенно нетактично. В таких ситуациях нам лучше сразу спешить на помощь, а не думать об общей картине.

Общая картина подождет, пока не отступит опасность. После этого нам следует попробовать восстановить фактологическую картину мира. Нам следует остыть и сопоставить цифры, чтобы убедиться, что мы эффективно используем ресурсы и сумеем предотвратить несчастье в будущем. Нельзя позволять страху руководить нами. Теперь нас больше всего пугают те риски, которые приносят минимум вреда, и добиться этого удалось благодаря успешному сотрудничеству на международном уровне.

В 2015 году весь мир дней десять смотрел на фотографии из Непала, где во время землетрясения погибли 9000 человек. За те же десять дней 9000 детей по всему миру умерли от диареи, вызванной питьем грязной воды. Операторы не снимали, как эти дети умирали на руках плачущих родителей. На помощь им не летели спасательные вертолеты. Впрочем, вертолеты все равно бессильны в борьбе с этой убийцей детей (одной из самых кровожадных в мире). Чтобы ребенок не пил воду с примесью еще теплых испражнений соседа, достаточно проложить несколько пластиковых труб, поставить насос, привезти мыло и провести простейшую канализацию. Вертолеты стоят гораздо дороже.

40 миллионов невидимых самолетов

За 2016 год по всему миру успешно приземлилось 40 миллионов пассажирских самолетов. И всего десять самолетов разбилось – это 0,000025 процента от общего числа. Само собой, именно о них и написали журналисты. Исправно летающие самолеты не фигурируют в новостях. Только представьте:

«Рейс BA0016 вылетел из Сиднея и без проблем приземлился в сингапурском аэропорту Чанги. Вот такие новости».

В истории авиации 2016 год стал вторым по безопасности. Но это тоже не фигурирует в новостях.

На следующем графике показано количество смертей в авиакатастрофах на 10 миллиардов пассажиро-миль в гражданской авиации за последние 70 лет. Полеты стали в 2100 раз безопаснее.

В 1930-е годы летать на самолетах было очень опасно, пассажиров пугали многочисленные катастрофы. Авиационные власти по всему миру понимали, какой потенциал у гражданской авиации, но в то же время видели, что полеты должны стать гораздо безопаснее, прежде чем большинство людей согласится подняться в воздух. В 1944 году они встретились в Чикаго, чтобы выработать единые правила, и подписали конвенцию, в которую включили очень важную 13-ю статью: единую форму расследования авиационных происшествий, результатами которых они согласились делиться друг с другом, чтобы все могли учиться на чужих ошибках.

С тех пор стали расследоваться все катастрофы и инциденты с участием пассажирских самолетов. По всему миру начали систематически выявлять факторы риска и улучшать процедуры безопасности. Ого! Я бы сказал, что Чикагская конвенция стала одним из самых впечатляющих примеров слаженной работы человечества. Поразительно, как хорошо люди объединяют усилия, когда их преследуют одни и те же страхи.

Инстинкт страха настолько силен, что может заставить людей по всему миру сотрудничать друг с другом во имя общего блага. Он настолько силен, что также может вытеснять из поля зрения 40 миллионов самолетов, каждый год без происшествий долетающих до места назначения. А еще он может убирать с телеэкранов 330 000 детей, погибающих от диареи. Вот так просто.

Войны и конфликты

Я родился в 1948 году, через три года после окончания Второй мировой войны, в которой погибло 65 миллионов человек. Никто не был уверен, что за ней не последует новая мировая война. И все же она пока не произошла. Вместо нее пришел мир – самый долгий мир между сверхдержавами в мировой истории.

Сегодня конфликты редки, а количество жертв в них рекордно низкое. Моя жизнь прошла в самые мирные десятилетия истории человечества. При этом я смотрел новости, где без конца показывали страшные вещи, и не мог в это поверить.

Я не пытаюсь закрыть глаза на ужасы, которые происходят и сегодня. Я не хочу недооценивать важность прекращения текущих конфликтов. Помните: ситуация может быть плоха, но при этом становиться лучше. Становиться лучше, но оставаться плохой. Когда-то в мире царило варварство, но теперь это не так. Однако людям в Сирии от этого не легче. Там варварство царит и сегодня.

Сирийский конфликт, скорее всего, станет самым смертоносным в мире со времен эфиопо-эритрейской войны 1998–2000 годов. Пока мы не знаем общего числа жертв и не можем сказать, разрастется ли конфликт. Если количество жертв не превысит десятков тысяч, этот конфликт окажется менее кровавым, чем самые жестокие войны 1990-х годов. Если количество жертв достигнет 200 000, он будет менее кровавым, чем войны 1980-х годов. Этим не успокоить людей, которые вынуждены жить среди этого ужаса, но тот факт, что число погибших на поле боя неуклонно сокращается от десятилетия к десятилетию, должен нести некоторое утешение всем нам.

Общая тенденция к сокращению насилия – лучшая тенденция из всех возможных. Именно мирная жизнь в последние годы способствовала всем улучшениям, которые мы уже увидели. Если мы хотим достичь других благородных целей – например, наладить сотрудничество, чтобы обеспечить планете надежное будущее, – нам следует беречь этот хрупкий дар. Без мира во всем мире дальнейший прогресс невозможен.

Загрязнение

Мое детство пришлось на 1950-е годы, когда мир боялся третьей, ядерной, мировой войны. Этот страх преследовал человечество еще три десятка лет. Все мы представляли жертв бомбардировки Хиросимы, а в новостях нам показывали, как сверхдержавы играют ядерными мускулами, словно напичканные стероидами бодибилдеры, проводя одно испытание за другим. В 1985 году Нобелевский комитет назвал ядерное разоружение важнейшим делом мира. Премию присудили мне. Точнее, не только мне, а всей организации ВМПЯВ – «Врачи мира за предотвращение ядерной войны», в состав которой я входил.

В 1986 году в мире было 64 000 ядерных боеголовок, а сегодня их осталось 15 000. Инстинкт страха явно помогает очищать мир от ужасных вещей. Но в других случаях он выходит из-под контроля, искажает нашу оценку рисков и сильно вредит людям.

Одиннадцатого марта 2011 года на дне Тихого океана неподалеку от побережья Японии на глубине 13 километров произошел сейсмический сдвиг. В результате него японский остров Хонсю сдвинулся на 2,5 метра восточнее и образовалась волна, которая за час достигла берега и убила примерно 18 000 человек. Волна оказалась выше стены, построенной для защиты атомной электростанции в Фукусиме. Провинцию затопило водой, а новости по всему миру наполнил страх радиоактивного загрязнения.

Люди бежали из провинции, но все равно погибло еще 1600 человек. Их убила не утечка радиации. До сих пор не сообщается ни об одном случае, когда человек погиб бы от того, от чего спасался. Эти 1600 человек погибли, потому что попытались бежать. В основном это были пожилые люди, которые умерли от психической и физической перегрузки при эвакуации или от стресса из-за жизни в убежищах. Их убила не радиация, а страх радиации. (После самой страшной аварии на атомной электростанции – Чернобыльской аварии 1986 года, – когда люди ожидали огромного всплеска смертности, сотрудники ВОЗ не нашли подтверждений этому даже среди людей, живущих в непосредственной близости от зоны заражения.)

В 1940-х годах был открыт новый чудодейственный химикат, убивавший большинство насекомых-вредителей. Фермеры не могли нарадоваться. Не могли нарадоваться и борцы с малярией. ДДТ распыляли на полях, на болотах и в домах, не задумываясь о последствиях. Создатель ДДТ получил Нобелевскую премию.

В 1950-х годах в США зародилось движение за охрану окружающей среды, сторонники которого выразили опасения по поводу высокого содержания ДДТ, по пищевой цепочке попадавшего в организм птиц и рыб. В книге «Безмолвная весна», которая стала мировым бестселлером, популяризатор науки Рейчел Карсон написала, что птицы в ее местности стали нести яйца с более тонкой скорлупой. Само собой, мысль о том, что людям разрешалось распылять невидимые вещества, чтобы убивать вредителей, а власти закрывали глаза на то, как это влияет на других животных и на людей, пугала.

Появился страх недостаточности регулирования этой сферы и безответственности компаний, в результате чего родилось мировое движение за охрану окружающей среды. Благодаря этому движению – и другим скандалам вокруг загрязнений, включая разливы нефти, потерю плантационными работниками трудоспособности из-за пестицидов и сбои в работе ядерных реакторов, – использование химикатов сегодня неплохо регулируется во многих странах (хотя до показателей регулирования авиационной отрасли этой сфере еще далеко). После того как ДДТ был запрещен в нескольких странах, гуманитарным организациям пришлось от него отказаться.

Но. Но. Возник и побочный эффект – теперь люди до ужаса боятся химического загрязнения. Этот страх граничит с паранойей. Его называют хемофобией.

Это означает, что фактологическое понимание таких тем, как детские прививки, атомная энергетика и ДДТ, сегодня по-прежнему затруднено. Память о недостаточности регулирования способствует возникновению недоверия и страха, которые блокируют способность слышать фактологические аргументы. И все же я попытаюсь их привести.

Ужасный пример провала критического мышления демонстрируют образованные, любящие родители, которые избегают прививок, способных защитить их детей от смертельных болезней. Я люблю критическое мышление и обожаю скепсис, но только если при этом не отметаются факты. Если вы настроены скептически по отношению к прививке от кори, сделайте две вещи. Сначала убедитесь, что вы знаете, как именно дети умирают от кори. Большинство детей, заболевающих корью, выздоравливает, но лекарства по-прежнему не найдено, поэтому даже при лучшем лечении один-два ребенка из тысячи от этой болезни умирают. А далее спросите себя: «Какие факты убедили бы меня изменить свою точку зрения?» Если ваш ответ: «Никакие факты не изменят мое отношение к вакцинации», то вы помещаете себя за границы рационального, фактологического мира, то есть границы того самого критического мышления, которое вас сюда привело. В таком случае, чтобы быть последовательным в своем скепсисе по отношению к науке, при следующей операции попросите своего хирурга не мыть руки.

Более тысячи пожилых людей погибли, спасаясь от утечки радиации, которая никого не убила. ДДТ опасен, но я не нашел никаких данных, которые свидетельствовали бы, что он непосредственно кого-то убил. В 1940-х никто не проверял, какой вред он несет, но сейчас все это уже изучено. В 2002 году Центр по контролю и профилактике заболеваний США опубликовал 497-страничный отчет, озаглавленный «Токсикологический профиль ДДТ, ДДЭ и ДДД». В 2006 году Всемирная организация здравоохранения закончила проверку научных изысканий и вслед за ЦКЗ назвала ДДТ «умеренно опасным» для человека, заметив, что во многих ситуациях он приносит больше пользы, чем вреда.

Использовать ДДТ следует с огромной осторожностью, но здесь есть свои за и против. Например, в лагерях беженцев, где роятся москиты, ДДТ часто представляет собой самый быстрый и дешевый способ спасения жизней. Однако американцы, европейцы и ведомые страхом лоббисты отказываются читать подробнейшие отчеты ЦКЗ и ВОЗ и ориентироваться на короткие рекомендации. Они не готовы даже обсуждать применение ДДТ, а это значит, что некоторые гуманитарные организации, существующие за счет общественной поддержки, отказываются от некоторых решений, хотя факты свидетельствуют, что они могли бы спасать жизни.

Ужесточение законодательства происходит не из-за растущего уровня смертности, а из-за страха, и в ряде случаев – Фукусима, ДДТ – страх невидимого вещества вышел из-под контроля и принес больше вреда, чем само это вещество.

Во многих регионах мира окружающая среда постепенно погибает. Однако о крупных землетрясениях в новостях рассказывают гораздо чаще, чем о диарее, а о страшных химических загрязнениях – чаще, чем о более опасных, но менее сенсационных разрушениях вроде загрязнения океанов и острой проблеме чрезмерного вылова рыбы.

Кроме того, из-за хемофобии каждые полгода появляются новости о «новых научных открытиях» и содержании в продуктах крайне низкого количества синтетических химикатов, которые могут убить человека, но только если он каждый день будет съедать по целому сухогрузу, а то и по два на протяжении трех лет. В результате высокообразованные люди с озабоченным видом начинают обсуждать эту тему за бокалом красного вина. Отсутствие летальных исходов никого не интересует. Страх объясняется исключительно «химической» природой невидимого вещества.

Теперь обсудим главный сегодняшний страх Запада.

Терроризм

Если есть на свете группа людей, которые в полной мере осознали силу инстинкта страха, то это не журналисты. Это террористы. Страх – их главная цель. Они с успехом пробуждают его, упирая на инстинктивные опасения людей, которые боятся получить увечье, оказаться в ловушке или быть отравленными.

В отличие от большинства мировых тенденций, обсуждавшихся в главе 2, посвященной инстинкту негатива, терроризм не демонстрирует положительной динамики. Ситуация с ним становится только хуже. Значит ли это, что его нужно бояться? Для начала стоит отметить, что в 2016 году терроризм стал причиной 0,05 процента смертей во всем мире, так что бояться его, вероятно, не стоит. Более того, нужно учитывать, где именно вы живете.

В ПОГОНЕ ЗА ДАННЫМИ О ТЕРРОРИЗМЕ

Все данные, приводимые в настоящем разделе книги, обрываются на 2016 годе, потому что это последний год, сведения о котором внесены в «Глобальную базу данных по терроризму». Ученые анализируют многочисленные источники, чтобы отсеять слухи и ложную информацию по каждой из вносимых в базу данных записей, и из-за этого возникают задержки. С научной точки зрения они поступают правильно, и все же эта практика кажется мне странной. Разве в тревожных обстоятельствах – как в случае с Эболой и выбросами углекислого газа, о которых мы поговорим позже, – не важнее как можно скорее получать последние данные, чем правильные данные? Как иначе нам понять, распространяется ли террористическая угроза?

В Википедии есть статьи, в которых приводятся длинные списки недавних террористических атак, произошедших в разных уголках света. Добровольцы обновляют их с поразительной быстротой – им достаточно лишь нескольких минут после появления новостей о случившемся. Я люблю Википедию. Если бы мы могли доверять ее сведениям, нам не пришлось бы так долго ждать, чтобы понять тенденции. Мы решили проверить надежность составляемых добровольцами списков, сравнив данные англоязычной версии Википедии с данными «Глобальной базы данных по терроризму» за 2015 год. Если бы совпадало около 100 процентов записей, мы могли бы доверять Википедии в отношении данных за 2016 и 2017 годы и использовать ее в качестве вполне надежного источника для отслеживания последних тенденций в сфере терроризма.

Оказалось, что Википедия непреднамеренно искажает информацию. И информация искажается систематическим образом с ориентацией на западную картину мира. Нашему разочарованию не было предела. Семьдесят восемь процентов сведений не совпадало. Именно такое количество смертей в результате террористических атак не было отражено в Википедии. Хотя в списках были зафиксированы почти все случаи гибели людей в западном мире, из «остальных стран» фиксировалось лишь 25 процентов смертей.

Как бы я ни любил Википедию, серьезным ученым все же необходимо обновлять надежные базы данных. Однако им нужно больше ресурсов, чтобы обновление происходило быстрее.

Группа исследователей из американского Университета Мэриленда собрала данные обо всех террористических атаках, упоминавшихся в надежных средствах массовой информации с 1970 года, и создала открытую «Глобальную базу данных по терроризму». В ней зафиксированы сведения о 170 000 террористических атак. Эта база данных показывает, что с 2007 по 2016 год террористы убили 159 000 человек по всему миру, и это в три раза больше, чем за предыдущие десять лет. Как и в случае с Эболой, когда количество возрастает в два или три раза, нам стоит озаботиться ситуацией и внимательно изучить, что происходит.

Мировая террористическая угроза возрастает, но на четвертом уровне она, наоборот, снижается. С 2007 по 2016 год в странах четвертого уровня в результате террористических атак погибло 1439 человек. За предыдущие десять лет погибло 4358 человек. Здесь учитывается и самый крупный теракт в истории, случившийся 9 сентября 2001 года и унесший жизни 2996 человек. Даже если исключить их, количество смертей на четвертом уровне за два последних десятилетия не изменилось. В то же время на первом, втором и третьем уровнях наблюдается серьезный рост числа смертей в результате терактов. В основном этот рост объясняется ситуацией в пяти странах: Ираке (который ответственен почти за половину роста), Афганистане, Нигерии, Пакистане и Сирии.

Количество погибших в результате терактов в самых богатых странах, то есть странах четвертого уровня, составило 0,9 процента от общего числа погибших в терактах с 2007 по 2016 год. В XXI веке эта цифра неуклонно уменьшается. С 2001 года ни один террорист не сумел никого убить, угнав пассажирский самолет. На самом деле сложно найти причину смерти, которая в странах четвертого уровня убивает меньше людей, чем терроризм. За последние 20 лет на территории США в результате терактов погибли 3172 человека – в среднем 159 человек в год. За тот же период алкоголь стал причиной смерти 1,4 миллиона жителей США – в среднем 69 000 человек в год. Такое сравнение не совсем корректно, потому что в большинстве подобных случаев умирает именно тот, кто злоупотребляет алкоголем. Правильнее будет учесть лишь смерти людей, которые не злоупотребляли алкоголем сами, а погибли в результате дорожно-транспортных происшествий с участием пьяных водителей или были убиты пьяными людьми. По скромным подсчетам, это примерно 7500 смертей в год. В США риск погибнуть в результате действий пьяного человека почти в 50 раз выше, чем риск погибнуть от рук террориста.

Но сенсационные теракты в странах четвертого уровня освещаются гораздо подробнее, чем гибель людей из-за последствий употребления алкоголя. Кроме того, очевидные меры предосторожности, предпринимаемые в аэропортах и снижающие риск угрозы до минимума, порой наталкивают на мысль о возрастании опасности.

Согласно данным Института Гэллапа, спустя неделю после теракта 11 сентября 2001 года 51 процент американцев опасался, что кто-то из их близких станет жертвой терроризма. Четырнадцать лет спустя эта цифра не изменилась и по-прежнему составляет 51 процент. Люди сегодня боятся терроризма не меньше, чем через неделю после падения башен-близнецов.

Страх и опасность: когда бояться стоит

Страх может быть полезен, но только если он обоснован. Инстинкт страха не позволяет человеку правильно понимать мир. Он заставляет нас уделять внимание маловероятным опасностям, которых мы особенно боимся, и отмахиваться от того, что на самом деле представляет наибольший риск.

В этой главе рассказывалось об ужасных вещах: стихийных бедствиях (0,1 процента всех смертей), авиакатастрофах (0,001 процента), убийствах (0,7 процента), утечках радиации (0 процентов) и терроризме (0,05 процента). Ни одна из них не убивает больше 1 процента умирающих людей в год, тем не менее они получают огромное внимание прессы. Само собой, нам следует стремиться к снижению смертности от этих причин, и все же перечисленные проценты помогают увидеть, насколько инстинкт страха искажает наше восприятие. Чтобы понять, чего на самом деле следует бояться и как защитить близких от опасности, нужно научиться сдерживать инстинкт страха и смотреть на реальное количество смертей.

Дело в том, что «пугающее» и «опасное» не одно и то же. Пугающее сопряжено с предполагаемыми рисками. Опасное – с реальными. Если уделять слишком много внимания пугающему, а не опасному, то есть уделять слишком много внимания страху, – энергия стремительно растрачивается зря. Именно поэтому перепуганный молодой врач думает о ядерной войне, когда полагается лечить гипотермию, а население Земли ужасается землетрясениям, авиакатастрофам и невидимым веществам, пока миллионы людей умирают от диареи и морское дно становится подводной пустыней. Я предпочту бояться мегаопасностей сегодняшнего дня, а не опасностей нашего эволюционного прошлого.